Возможно я ошибаюсь, но в описании третьей части вроде бы упоминалась жена и любовница. Так вот - не Д*Арку ли наметили в жены?

Возможно. Посмотрела аннотации в двух местах, не нашла такого...

Вообще, наспойлерила я, конечно, с этой Д'Аркой. Автор ее пока только обозначил, а я дала понять, что она еще не раз появится.

Нейтан Халлин с криками ворвался в спальню Люка. Ошарашенная Мара спросонья попробовала закопаться под одеяла. Люк даже не шевельнулся. Хотя он, вероятно, уже знал о надвигающемся вторжении.

- Просыпайтесь! Скорее! Вставайте! - Халлин, не останавливаясь, пронесся по комнате, собирая одежду Мары.

Рассудив, что он явно в курсе того, что она здесь, Мара прекратила тщетные попытки исчезнуть и начала наблюдать за развернувшейся в лучах раннего утра ирреальной сценой. Смотря, как невысокий, худой доктор мечется вокруг словно динамо-машина. Спящий на животе Люк наконец перевернулся. Послышался хриплый и подчеркнуто недовольный голос с сильно прорвавшимся акцентом Внешнего Кольца:

- Будет лучше, если это действительно важно...

- Канцлер Амедда идет сюда, - Халлин оглянулся вокруг, проверяя, что ничего не пропустил.

Этого было достаточно, чтобы взбодрить Люка; хотя он по-прежнему оставался спокоен. Сев в сбившихся вокруг одеялах, он свесил ноги с кровати и провел рукой по непослушным волосам.

- И что, я буду принимать его в своей спальне?

Халлин замер с кучей одежды Мары в руках:

- Ну, я рад, что кого-то из нас это забавляет.

- Подожди, почему Амедда идет сюда? - спросила Мара о первом помощнике Императора.

- И где он сейчас? - добавил Люк все еще хриплым от сна голосом.

- Пока еще в нескольких минутах от апартаментов, исходя из... - Халлин сделал паузу, старательно не смотря на Мару, - последнего оповещения.

Люк еле слышно вздохнул, и Мара поняла, что они думают одинаково: Халлин успел сказать и сделать намного больше, чем нужно. Мало того, что его действия говорили Маре, что он знал о ней и Люке этой ночью – и ему доверяли настолько, что он посчитал позволительным ворваться сюда и попытаться покрыть их, так он вдобавок к этому фактически признался, что Люк имеет информатора в офисах Кабинета.

- Отлично, Нейтан, - голос Люка стал более бодрым – и очень нетерпеливым. Он явно желал выставить Халлина из комнаты, пока тот не допустил очередную оплошность. - Мара останется здесь. Скажи Везу принести ее униформу. И она спокойно уйдет позже. А одежду заберет потом отдельно.

Мара продолжала хмуриться, ее не оставляла тревога по поводу такого совпадения:
- Амедда часто приходит сюда?

Люк полуповернул к ней лицо:
- Нет. Только по строго официальным поводам, как представитель Императора.

Мара подняла проницательный взгляд на Халлина:
- "Ваш друг" назвал причину прихода канцлера?

Прежде чем доктор смог ответить, вмешался Люк – он явно не хотел, чтобы натянутые нервы Халлина продолжали испытываться пристальным вниманием Мары:
- Если бы Палпатин знал, что ты здесь, он уже явился бы сюда сам, а если бы он только подозревал, то действовал бы тоньше, а не посылал с проверкой своего официального представителя. Навряд ли кто-то из нас напугается настолько, что все ему расскажет.

Не успокоившись, Мара покачала головой:
- И все-таки…

Люк повернулся к ней, и какую-то секунду она видела в его глазах желание сказать: «Это то, что ты хотела», но он сдержал себя и вернулся к Нейтану, голос прозвучал спокойно и размеренно:

- Пойди и скажи Риису проводить Амедду в Белую гостиную.

- Нет, подожди, пусть проведет его в Утренний зал, - исправила Мара, хорошо зная, что путь туда проходит вне зоны видимости частных комнат Люка.

Люк недоуменно взглянул на нее, и Мара напряженно попыталась придумать разумную причину своих слов. И так как это не удалось, ей пришлось признать правду:
- В складской комнате твоего Музыкального зала есть тайный проход, в задней стене. Если я доберусь до него, то смогу спуститься на три уровня.

- В помещения штата? - Люк старался говорить непринужденно, но она знала, что эта информация должна очень заинтересовать его.

Мара согласно кивнула, прекрасно понимая, что он обязательно воспользуется этим открытием в будущем, но это могло быть полезно и для них двоих.
- В коридор, прилегающий к кухням. Если ты сможешь незаметно провести меня через главный холл.

Люк тут же повернулся к Халлину, возвращая мысли в реальность:
- Кто сейчас на дежурстве?

- Клем и Вассиго. Вассиго на обходе, а Клем в главном куполе, - припомнил Халлин.

Куполом называли главный перекресток широко растянувшегося жилья Люка - и центральный пункт наблюдения, любимый охранниками за ясный и открытый вид по всем четырем направлениям широкого холла, расходящимся к самым дальним углам апартаментов. И это означало, что Мара не сможет выйти, какой бы путь она ни выбрала.

- Я могу пройти через твой кабинет, - предложила Мара, говоря о том пути, который обычно использовали, чтобы не идти по длинному и величественному главному коридору и не переходить огромный центральный атриум. - А потом... потом через Парадную Столовую и...

Но Люк уже несогласно качал головой:
- Тебе все равно придется пройти через Гранд Холл и Галерею и пересечь главный коридор, чтобы добраться до Музыкального зала. К тому же пересекать его надо будет близко к главному входу, а значит близко к Амедде. Слишком много непредсказуемых вариантов. – Быстро соображая и взвешивая риски, он обратился к Халлину: - Клему поступит конфиденциальный сигнал. Когда Мара будет готова, ты пойдешь в крыло штата и вызовешь Клема в комнату охраны напротив. Удостоверься, чтобы твою частоту не проследили.

Клем был одним из множества универсальных телохранителей, приставляемых ко всем высокопоставленным людям во Дворце; они никогда не работали за его стенами. Впрочем, они вообще обычно закреплялись только за одним человеком или за одной семьей.
В апартаментах Люка, как и в любых других квартирах высокопоставленных людей, всегда присутствовало беспорядочное число народа: телохранители, личные помощники, секретари, слуги. Мара помнила, как он негодовал на это, когда появился здесь: Люк рассматривая их присутствие лишь как способ открытой слежки за ним. И, по крайней мере, частично это было верно; не только в его жизни, но и в жизнях всех, занимающих высокое положение во Дворце. Теперь Люк больше не тяготился этим. За последние несколько лет он окружил себя людьми, которым доверял - и теми, кому нет; очень ясно и четко различая их для себя.
На мгновение Мара задумалась, в какую категорию попадала она...

Халлин понятливо кивал на слова Люка, но глаза его оставались широко раскрытыми. А из-за худощавого телосложения и оливкового оттенка кожи, их размер казался еще больше. Даже если бы она и Люк не паниковали, Халлин легко справился бы за них троих.

- И Нейтан, - добавил Люк, заставляя доктора нервозно остановиться в дверях, - попытайся держаться подальше, когда придет Амедда.

Халлин бросил испепеляющий взгляд и выскочил за дверь. В голову Мары пришла мысль, что за все это время он так ни разу и не взглянул на нее - вообще не говорил с ней. Только с Люком.

Люк наконец вздохнул, потирая переносицу:
- Видишь, почему мы не можем встречаться во Дворце: еще раз, и у Нейтана случится сердечный приступ.

Мара не сводила глаз с закрытой двери:
- Он утащил всю мою одежду...

Люк вскочил и рванул к двери, остановился рядом, и также стремительно помчался назад, чтобы схватить с тумбочки халат.

Мара вредно и озорно улыбнулась, поворачивая голову набок:
- Видишь, благодаря тебе этот переполох кажется гораздо приятнее. Наверное… из-за того что ты голый...

Он наградил ее сдержанным сердитым взглядом и отправился обратно, натягивая по пути халат.

Как оказалось, визит канцлера был связан с официальной передачей приказа Императора о полете «Патриота». В отличие от ранее намеченного плана, корабль должен был отправиться в путь уже этим утром, в системы Внешнего Кольца – и с гостем на борту.

При первом рейсе нового флагмана на борту собирался присутствовать Палпатин. "Несравненный" и "Бесстрашный" брались в сопровождение.

Это резко вернуло Мару к реальности, заставляя понять, насколько глупыми они были прошедшей ночью; вдобавок к тому, что они сами были безрассудны и беспечны, позволив себе такой риск, еще и Халлин знал обо всем. И, если наученная Люком Мара умела скрывать свои мысли, находясь в присутствии Императора, то Халлин, вынужденный провести несколько следующих недель в непосредственной близости от Палпатина, чертовски понятно, на это был не способен.

Если Палпатин захотел бы предупредить, разубедить или просто напугать их, то лучше он бы сделать не смог.

Император расположился в большом, тяжелом кресле с изогнутой высокой спинкой, специально установленном для этого рейса на командной палубе «Патриота», и не обращал никакого видимого внимания на проходящего мимо нервного, перевозбужденного доктора, когда тот остановился для почтительного поклона, прежде чем продолжить свой путь едва не переходящим на бег шагом.

И, в общем, он был прав, что нервничал - у него были на это основания; доктор явно знал о Джейд и Скайуокере - его окатывала волна паники всякий раз, когда эти двое находились вместе под пристальным вниманием Палпатина. И, тем не менее, Халлин выбрал молчание – выбрал не говорить ни слова об их встречах Императору.

Император назначил Халлина на роль личного доктора Скайуокера после очень тщательного рассмотрения. Когда мальчишка только попал в руки Палпатина, тот искал кого-то, кому джедай смог бы достаточно доверять, близкого ему по возрасту и мышлению – того, с кем он, возможно, даже построил бы дружеские отношения. Тогда у Палпатина не было ясного представления, как мыслит его новый джедай, что точно тому нужно. Если бы Джейд оказалась непригодной для удержания Скайуокера, тогда, возможно, Халлин подошел бы на эту роль лучше. Кто угодно, лишь бы с его помощью контролировать мальчишку – любой, кого можно было бы легко забрать у него, кого можно было бы легко допросить, если нужны будут факты.

Конечно же, его джедай теперь прекрасно понимал все это - знал, что продолжительность жизни доктора была весьма условным понятием, что длительная дружба со Скайуокером не только защищала, но и приговаривала его. Несмотря на растущую мощь и расцветающие способности, Скайуокер позволял себе слишком много слабостей - и хорошо осознавал это.

Сейчас он стоял в передней части мостика, как можно дальше от Палпатина, в окружении трех старших офицеров и адмирала Джосса – спокойно что-то обсуждая – отлично зная о взгляде Мастера. Чуть поодаль, на тактичном расстоянии, держалась Мара.

Им всем было неудобно и беспокойно от того, что они не знали цели пути "Патриота"; корабль сделал прыжок, руководствуясь одними координатами – ни названия планет или системы, ни навигационных расчетов. Дело было не в том, конечно, что Император о чем-либо переживал - его флот сделал бы так, как он приказывал – а в том, что его джедай не знал о той вещи, что ждала их в пункте назначения. И Палпатин хотел держать его в неведении до конца – чтобы получить по прибытию подлинную реакцию. Он хотел эффекта неожиданности – чтобы не дать Скайуокеру времени скрыть свое настоящее мнение позади щитов; мальчишка становился слишком искусным в этом.

И до сих пор носил кольцо, Палпатин не мог не заметить этого. Хотя последние несколько дней помогли ему взглянуть на это обстоятельство чуть в другом ракурсе - как на незначительное инакомыслие. Крохотная ироническая улыбка тронула уголок губ: он всегда был осторожен, внимательно следя за связью Скайуокера с отцом, а проблема оказалась в матери - в девчонке, вскружившей голову Энакину и попытавшейся отвернуть его от Палпатина.

Однако она проиграла тогда, проиграет и сейчас. Ей не удастся вбить клин между ним и мальчишкой. По сути Палпатин должен поблагодарить ее: она, в конце концов, предоставила ему не только человека, помогшего создать Империю, но и обеспечила строительным материалом для последующего процветания на много поколений. Палпатин имел большие планы относительно сына Падме - те же, что когда-то были связаны с его отцом; и ничто столь тривиальное и незначительное, как своевольное желание мальчишки, не пустит их под откос. Великий план Палпатина осуществлялся, несмотря ни на что, и мальчишка по-прежнему следовал ему; этот полет служил прекрасным тому доказательством.

Едко желтые глаза повернулись к Маре, окидывая ее холодным взглядом. Некоторые задуманные им хитросплетения и планы требовали ее присутствия... некоторые - нет. Пока что он терпел их тайные дерзкие встречи, потому что это согласовывалось с его целями: ближайшими и долговременными. Но такая нескромность не должна выставляться напоказ внутри Дворца, где Палпатин вел более крупную игру.

В непосредственной перспективе Джейд должна обеспечить ему еще один способ контроля за Скайуокером, пусть и завуалированный. Полезное преимущество, учитывая обстоятельства. Она никогда не сбежит и никогда не предаст его. А мальчишка позволил себе привязаться к ней, хотя Палпатин много раз предостерегал его от подобных ошибок. Как иронично. Вопреки всем предупреждениям, игнорируя наглядную демонстрацию, к чему это может привести, Скайуокер допустил Джейд до себя – и сделал ее своей слабостью. Поэтому теперь, когда Палпатин наконец использует ее, мальчишке некого будет винить кроме себя. И, конечно же, Палпатин особо подчеркнет этот урок.

Вскоре ему будут нужны новые рычаги. Старые методы для сдерживания и контроля начинали терять свою эффективность, – но Палпатин всегда обладал гибкостью и готовностью к адаптации.

Неимоверно жалко было сознавать, что он больше не сможет использовать камеру в казематах Дворца в качестве действенной меры для установления власти над своим падшим джедаем, но мальчишка гораздо больше был теперь ситхом, и Палпатин очень сомневался, что эта комната сможет удерживать его и дальше. Бледные губы дернулись, и лицо тронула тень улыбки - при воспоминании, что происходило на том специфическом поле битвы, когда скидывались все маски цивилизованности - о да, очень жалко, он всегда наслаждался их... обменом любезностями.

Император откинулся назад, внимательно наблюдая за своим джедаем, который с дюрастиловой решимостью выдерживал его довлеющий взгляд, отказываясь запугиваться и отворачиваться. Это упрямое своенравие по-прежнему приносило Палпатину удовольствие. Да, мальчишку теперь сложно будет удержать взаперти - сложно подчинить силой... но, с другой стороны, возможно, он больше и не нуждался в этом. Резкие и категоричные действия Скайуокера при запуске "Патриота" удивили Палпатина.
Именно поэтому он находился сейчас здесь, его волк был готов к следующему шагу.

Наконец-то он шел у ноги своего хозяина... и даже если иногда рычал, что ж, это только увеличивало наслаждение от обладания волком.

Палпатин сощурил желто-крапчатые рептильи глаза, вспоминая о том, когда его дикий джедай был в той камере последний раз – и вновь жалея, что именно последний. Как бы добровольно его волк сейчас не припадал к ноге, он не станет больше терпеть подобное заточение, это было понятно с кристальной ясностью.

Мастер ситх отчетливо помнил, как стоял в мрачной опс-комнате, расположенной напротив тюремной камеры, глубоко под землей, на самом нижнем уровне монолита Дворца. Он наблюдал за изображением медленно приходящего в себя Скайуокера и очень хорошо понимал, какое серьезное испытание воли и твердости характера со стороны каждого ждет их впереди. Несмотря на то, что за последние годы камера была весьма значительно укреплена - с учетом возрастающих сил мальчишки - она уже находилась на пределе технологических возможностей, тогда как Скайуокер как никогда прежде осознавал свою мощь, возможности и способности разума. Поэтому время после его пробуждения от наркотического сна было решающим.

Причина, по которой он был брошен туда, заключалась в слишком частом неповиновении своему Мастеру; где-то наступил момент, когда Скайуокер зашел слишком далеко. Но очнувшись, естественно, он был бы далек от обдумывания своего поведения; единственное, что находилось в подобных ситуациях в его голове - это оскорбленное негодование запертого в клетку существа.

И всегда его ждало самое суровое наказание; много раз за все те дни, что Скайуокер оставался запертым для обдумывания глупости своих выходок - и их неизбежных последствий. Плата взыскивалась без устали и без милосердия… Как он часто говорил мальчику: чем жестче преподавался урок, тем реже его нужно было повторять.
Палпатин помнил, как не сводил взгляда с борющегося против действия наркотика Скайуокера; препарат оставался в организме, пока не вводился антидот, блокирующий его самовоспроизведение. Одно из средств для сдерживания его нового ситха.

Очнувшемуся Скайуокеру не потребовалось много времени, чтобы понять, где находится. Осознав это, он медленно и нетвердо встал, огляделся и остановил глаза на двери. Однако даже не попытался двинуться к ней; только выкрикнул в ее сторону и повернулся лицом к одному из узлов системы наблюдения. Если бы это была линза, мальчишка, безусловно, разбил бы ее - но узел был одним из многих чувствительных датчиков, разбросанных внутри толстых стен камеры и передающих сигналы в опс-комнату, которые, объединяясь, создавали единое голографическое изображение. Поэтому нацелиться на что-то конкретное, дабы выместить свое негодование, он не мог.

И довольно быстро признал это. Он отвернулся, от головокружения его качало, и крикнул снова. Никто не приходил, не отвечал ему. Тогда он присел на корточки, склонил голову и закрыл глаза…

Как только мальчишка призвал к себе Силу, Палпатин ощутил массовое движение энергии, всеобъемлющий наплыв неукротимой мощи, питаемой страхом, отчаянием и гневом. Бесцветные губы ситха разошлись в натянутой, выжидающей улыбке.

Тянулись секунды, мальчишка продолжал тянуть к себе мощь, прижав подбородок к груди, полностью погрузившись в то, что делает, пока она не закружилась вокруг него подобно урагану, в поиске своего предназначения...

Тогда его руки опустились к полу, сжались в кулаки, сосредотачивая этот вихрь, эту немыслимую силу, и затем он отбросил ее от себя, ударив по сторонам. Невероятная, стихийная и безупречно точно направленная энергия…

Воздействие удара отозвалось в опс-комнате тяжелым глухим звуком, активировалось несколько аварийных сигнализаций, на экране статуса быстро сменялись цифры оценочных показателей. Палпатин вздрогнул от мощнейшего колебания Силы. И не сводил глаз с холо-изображения.

Пол под ногами мальчишки походил на выдолбленное блюдце идеальной формы, две ближайшие слегка выгнутые стены подпирали вжатый зеркально полу и покрытый трещинами потолок. Вместе все это формировало невидимую сферу, в центре которой сидел осматривающийся Скайуокер…

- Снижение общей целостности конструкции на шестнадцать процентов, Ваше Превосходительство. - Возбужденный опс-офицер нервно наблюдал прокручивающиеся вверх показатели, его рука нерешительно зависла над рядом отмеченных ключей, ожидая приказа Императора - но тот только улыбнулся.

- Нет, оставь его, - произнес довольный Палпатин, хотя он сомневался, что у мальчишки еще остались силы повторить тот же прием, особенно в том состоянии, в котором он находился.

Камера Скайуокера, не считая некоторых усовершенствований, практически в точности повторяла камеру на борту "Экзекутора", ту самую, где лорд Вейдер держал своего несговорчивого сына в самом начале, после того, как поймал у Беспина.
Это была сложная конструкция одного помещения внутри другого, с толстыми монолитными и укрепленными тросами стенами, между которых находился вакуум. Разработанная выдержать внезапное давление взаимосвязанная, перекрывающая конструкция стен увеличивала прочность за счет сопротивления их друг другу. То есть, если бы чувствительный к Силе пытался разрушить стены камеры, выталкивая наружу, комбинация сжатого вакуума и взаимосвязанной структуры увеличивала силу внутренней стены, а если бы он ломал их, притягивая внутрь, то взаимосвязанная внешняя структура и увеличивающееся вакуумное давление только бы усилило общую целостность. Фактически, чем больше он пытался бы разрушить стены, тем более прочными они становились. Если каким-то неслыханным образом конструкция камеры все же была бы разрушена, стабилизация вакуума вырубила бы любого внутри комнаты до бессознательного состояния.

Хитроумное и практичное решение проблемы заключения джедаев, используемое с большим успехом после войн Клонов и никогда неподводящее.

Скайуокер опустил голову, и резкий натиск Силы на сей раз был остер подобно ножу, поднятому в тяжелом, всеохватывающем размахе – тугом, как тетива; невероятная мощь, сходящаяся в единственную точку, где удерживалась и управлялась, приобретая точную фокусировку...

Палпатин затаил дыхание...

Выброс энергии был похож на взрыв бомбы; плотности ударной волны хватило, чтобы затряслась и загремела бронированная дверь и чтобы болезненно задрожали барабанные перепонки охранников снаружи, заставляя их нервно поднять бластеры в сторону камеры, не сводя глаз с предупреждающих сигнальных вспышек над дверью.

- Целостность нарушена еще на двадцать девять процентов. Многократные трещины по внутренней стене, три структурных перелома внешнего модуля. Система снижает давление для компенсации. - Человек был явно сильно потрясен, выжидающе поворачиваясь к Императору.

Палпатин оставался неподвижным, со склоненной в сторону головой (с тех пор как сплотил себя против взрыва), смотря на голограмму камеры - с нетерпением ожидая, когда рассеется пыль с потолка и узловые элементы, дающие изображение, перестанут сбоить, восстановившись от удара.

На стенах теперь виднелись глубокие выбоины в форме кратеров, описывающие по-прежнему совершенную сферу вокруг Скайуокера, длинные трещины раскалывали их поверхность, а вырванные куски кожуха обнажили более тяжелую конструкцию.

Мальчишка поднял голову, чтобы осмотреть повреждения, и Палпатин, сощурившись, чуть наклонился вперед. В этот раз изменение давления при ударе было достаточно большим, чтобы затронуть самого Скайуокера. Хотя тот, наверняка, оградил себя. Но, видимо, этого не хватило: нос был окровавлен, невыразительная светлая одежда, в которую его всегда одевали при заключении, забрызгана ярко-алыми каплями.

Если он и знал об этом, то не обращал внимания, он уже снова опускал голову в концентрации, и уровень его воздействия - по-прежнему питаемого непреклонной решимостью и неизмеримой мощью - вновь начал нарастать, ощущаясь в Силе подобно легко режущему дюрастил лезвию.

- Если он увеличит силу удара в той же степени, ВашеПревосходительство, конструкция и внешних, и внутренних стен будет разрушена... - Опс-офицер напряженно повернулся, все еще держа руку поверх трех тумблеров, зная, что их нажатие одним мигом воздействует на взрывоопасного заключенного до потери сознания.

Палпатин раздумывал несколько напряженно тянувшихся секунд, разрываясь между пленительным желанием и целесообразностью. С одной стороны, он страстно хотел увидеть то, к чему способен доведенный до предела своих возможностей мальчишка, с другой – ему было нужно, чтобы в представлении джедая камера осталась неразрушимой…

- Подождите, - спокойно произнес он, - я поговорю сним.

Человек кивнул, прикусывая язык, чтобы не сказать Императору поторопиться.

Скайуокер вновь сидел сгорбленный, сильно наклонив голову вниз, и уже фокусировал направление, когда раздалось легкое шипение выравнивающегося давления, и дверь открылась, вновь поднимая облако пыли, хорошо видимой на фоне яркого света наружного коридора, куда скосил глаза повернувший голову пленник.

- Остановись, - голос вошедшего Палпатина звучал преднамеренно безразлично, словно он не принимал происходящее всерьез. Дверь за его спиной скользнула обратно, зашипели гермозамки. Без всякой предосторожности, он небрежно прошел дальше, не оборачиваясь и не смотря на мальчишку. - Ты вредишь только себе.

Разъяренный Скайуокер рывком встал на ноги, но из-за резкого движения и сильнодействующего наркотика у него закружилась голова, и он отшатнулся назад, вскрикнув от досады. Палпатин остановился и повернулся наконец к нему лицом; едкие желтые глаза внимательно смотрели из темных теней тяжелого мрачнокрасного капюшона, неодобрительно и требовательно, что делало их еще более жесткими. Но мальчишка не собирался уступать:

- Вы больше не можете держать меня здесь! Хватит!

Палпатин ничего не ответил, он просто стоял, прислонившись спиной к разбитой стене, и снисходительно наблюдая за происходящим, словно отец за истерикой капризного ребенка.

- Это камера больше не удержит меня! Не сможет! Вы знаете это! – сдержанное спокойствие Палпатина только подпитывало яд в голосе Скайуокера. Его вновь повело назад, и он отступил на шаг.

- Ты прав, - признал Палпатин. - Но мы оба знаем, что эта клетка больше, чем просто стены и решетка.

Мальчишка резко затих, ход мыслей сломался, хотя по дикому блеску глаз и напряженному телу Палпатин мог сказать, что еще не держал полного контроля над своим Волком.

- Твоя клетка намного сильнее, и ты выстраиваешь ее вокруг себя сам. - Император покачал головой, указывая жестом на гермодверь. - Дверь там, открой ее.

По-прежнему качающийся, но не потерявший решимости Скайуокер повернулся. Поднял руку...

- Но знай, что это будет стоить жизни всем тем, кто окружает тебя. Всем. Прямо сейчас. Приказ уже выпущен, мне лишь нужно запустить его кодовым словом.

Зная, что угроза была реальной, мальчишка чуть замедлился. И, несмотря на то, что он стоял спиной к Императору, тот понял это и ухмыльнулся, зная, что добился своего.

- Видишь? Цена уже слишком высока, – издевательский, насмешливый голос и презрительное выражение лица. - Ты жалкий и слабый. Тобой ничтожно легко управлять.

- У вас даже близко нет того контроля, в который вы верите. - Голос был полон огня, мальчишка повернулся к нему лицом, в глазах, как и в присутствии в Силе кипела едва сдерживаемая ярость, и Палпатин знал, что это было правдой.

Больше не было легких побед, как прежде; стало меньше цепей, которыми его Волк сковывал себя - но при осторожном, аккуратном подходе их было пока достаточно.

- Тогда выйди.

- И что потом, Мастер? Что вы будете держать у моего горла в дальнейшем, если они все умрут?

- У меня есть другие средства, - заверил Палпатин. - Я не ослаблю хватку на своем Волке так легко.

Мальчишка молчал, грудь по-прежнему вздымалась от напряжения, ощущение в Силе было дико изменчивым, непостоянным, но Палпатин непреклонно стоял на своем:

- Ты думаешь, что можешь вырваться отсюда - что можешь убежать. Ты думаешь, что можешь скрыться от меня? Не будь наивен. Галактика уже не так велика. Ты больше никогда не будешь вне моей досягаемости, потому что я знаю точно, что ты согласен заплатить за свою свободу… и я знаю, что цена, которую тебе придется обдумывать, окажется слишком высокой. В этом твоя слабость; тебя можно купить, как любого другого – только не деньгами или властью, а жизнями. Существ, которых ты даже не знаешь. Именно настолько ты слаб.

Палпатин подошел ближе:

- У меня же нет такой слабости. Я выслежу тебя шаг за шагом и на каждом оставлю за собой смерть и разрушение, потому что знаю, что ты среагируешь на это - ты не можешь иначе. Я истреблю всех, с кем ты будешь разговаривать, всех, с кем будешь иметь дело. Каждую планету, каждую систему - всё. В каком пункте список убитых станет слишком велик? Где твоя решимость иссякнет?

Мальчишка резко вскинул голову, осознавая торжество Императора и пылая яростью в ответ:
- А что если я буду мертв?

Император сузил холодные глаза, взгляд стал жестче. В словах джедая звучал подлинный ультиматум, неявная, но настоящая угроза. Подобное должно было искореняться незамедлительно:

- Твоя смерть не остановит мою руку, джедай, она только увеличит мою месть. Я сдеру кожу с каждого, кого ты вообще когда-либо знал. Я посвящу себя этому. Я добьюсь, чтобы их жалкие крики были настолько громкими и мучительными, что ты услышишь их из преисподней. И будешь знать, что только ты виноват в них, что это ты зажег мой гнев на каждого из тех существ, что это твои действия приговорили их, вместе с их семьями и планетами. Моя месть охватит целые системы… Пройдет очень, очень много времени, прежде чем моя ярость насытится, это мое слово.

Мальчишка замер под силой этой страстной и неумолимо искренней тирады, безоговорочной ответной угрозы. Челюсти сжались в бессильном бешенстве. У него мало что осталось от старой жизни - благодаря усилиям Палпатина, давно разорвавшим ее в клочья - но что осталось, было драгоценно для него. Даже если воспоминания и действительность вращались в разных галактиках. И Палпатин хорошо знал об этом.

- Ты слаб, - обвинил ситх снова, когда Скайуокер опустил взгляд, изо всех сил пытаясь удержать концентрацию, адреналин упал, и влияние наркотика стало намного ощутимей. – Сколько раз я говорил тебе: если ты позволишь слабости остаться - ее всегда будут использовать против тебя.
Скайуокер ничего не ответил, только поднял голову, вернув горящий негодованием взгляд к своему мучителю.

- Ну, давай, скажи это, - пригласил Палпатин с крохотной сардонической улыбкой на бескровных губах, хорошо понимая, что скажет мальчишка. Их взаимодействие в общении, независимо от обстановки и обстоятельств, было преднамеренно установлено с самого начала, как только Вейдер приволок его сюда, задолго до того, как джедай был первый раз брошен в камеру.

- Сострадание - не...

- Сострадание - самая жалкая презренная слабость. Она всегда была уязвимым местом джедаев, - наполненные отвращением слова Палпатина резали не хуже клинка. - Спроси у любого из них. Ах да, это невозможно.

Ощущение Скайуокера в Силе дрогнуло, незначительно, но этого было достаточно, чтобы Палпатин наконец вскипел и набросился на него, зная, что победил:
- Ты думаешь, что это сострадание дало тебе силу осадить отца, думаешь, это сострадание наделило тебя мощью одержать над ним верх? Ты думаешь, что те, ради кого ты унижаешь и смиряешь себя, пытаясь защитить их, ответили бы тебе тем же, окажись на твоем месте? Они использовали тебя, и винить ты можешь только себя, потому что ты позволил себя использовать - позволил собой манипулировать. Это отвратительный, вопиющий недостаток, которому нет здесь места. Когда ты излечишься от него, любая дверь откроется перед тобой. Но до тех пор - кто-то всегда будет управлять тобой, и ты не выйдешь из тюрьмы, которую создал сам, - голос Палпатина под конец успокоился, и последние слова были больше продиктованы разочарованием, чем гневом. Он подошел близко к мальчишке, желто-испещренные глаза взглянули в бледно голубые… - Разве ты хочешь, чтобы тобой управляли всю жизнь? Ты не хочешь превзойти своего отца?

Скайуокер поднял подбородок, но промолчал. Тогда Палпатин произнес заключительное предупреждение:

- У истинного ситха нет никакой слабости. Избавься от этого недостатка или я сделаю это за тебя... самым убедительным способом.

Он еще несколько секунд смотрел мальчишке в глаза, давая понять серьезность своей угрозы, затем повернулся и прошел к выходу; тяжелые двери с шипением открылись, и гвардейцы-охранники вытянулись рядами вдоль коридора, держа наготове оружие.

- Я вернусь завтра, и мы продолжим.

Он вышел из камеры, прежде чем мальчишка сообразил, что его оставляют внутри. Первая дверь уже закрылась, гермозамки второй завершали свой цикл.

Мощь, которая хлопнула по ней, спустя секунду, была весьма значительной, но отражала лишь малую долю того, к чему джедай был способен; не более чем вспышка расстройства от понимания, как немного вариантов ему оставалось.

Оказавшись наконец по другую сторону бронированных дверей командной палубы «Патриота», Нейтан Халлин облегченно вздохнул. Он торопился уйти как можно дальше от пристального взора Императора, сильно подозревая, что исчезнуть из мыслей Палпатина куда сложнее. И который раз Халлин задался вопросом, как Люк выдерживал быть постоянным объектом тщательного и строгого контроля Императора день за днем. Почему Люк вообще продолжал оставаться здесь?

С другой стороны, это было неудивительно. Палпатин был мастером манипуляций, использующим сложное соединение искаженной правды, завуалированных намеков и подталкиваний в нужном ему направлении – с тонкой непринужденностью и разрушительным эффектом. Некоторое представление о котором Халлин получил в одном из разговоров с Люком какое-то время назад.

Это произошло вслед за последним заключением Люка в камеру под Дворцом - около пяти месяцев ранее. В первый год нахождения Люка на Корусканте - когда у него не было никого, кому он особо доверял бы - никто не знал специфику того, куда он пропадал, часто на много дней или недель. Случались эти исчезновения всегда после какого-либо противоборства или вызова Императору со стороны Люка. Официальная версия - а Халлин быстро научился никогда не подвергать сомнению официальные версии Дворца - состояла в том, что Люк находится на засекреченном задании Императора и возвратится, когда оно будет закончено.

Тем не менее, Нейтан медленно понимал правду. Это было нетрудно. Секретные задания могут быть очень тяжелыми и даже опасными, но раны, с которыми возвращался Люк, выглядели так, будто получены давно и были слишком серьезными для того, чтобы не только выполнить задание, но и вообще суметь с него вернуться самостоятельно. И, хотя Люк никогда не позволял Нейтану осматривать его в течение многих следующих дней, даже издалека тот видел, что травмы носили слишком последовательный и своеобразный характер - чтобы быть... чем-то другим, кроме того, чем они являлись. Однако прошло несколько лет, прежде чем он посмел говорить об этом с кем-либо из близкого окружения Люка, спросить их, знали ли они тоже правду. Джейд знала – всегда; и Халлин предполагал, что она даже была как-то вовлечена во все это – пусть ни она, ни Люк никогда подобного не упоминали.

Наверняка Халлин знал только одно: когда Люк возвращался, он оставался тихим, замкнутым и необщительным в течение многих дней. Пока его одолевали истощение, раны и тяжелые мысли от очередного столкновения с Палпатином.

Но со временем эти бывшие некогда обычными испытания становились все реже и реже - Император находил новые способы для контроля и наказания. Последний случай с заключением Люка не отличался от остальных. Он появился спустя четыре дня после исчезновения. Избитый, потрепанный и шаркающий ногами Люк медленно и мучительно шел по широкому коридору от главного входа. Направляясь к своим личным комнатам, он неуклюже держался рукой за стену; однако всех, кто пытался подойти к нему и помочь, задыхаясь, резко отправлял прочь. Нейтан давно научился не подбегать, не помогать. Позволить Люку дойти самому, в каком бы состоянии он ни был; зная, что для него это был вопрос принципа – преодолеть остаток пути в одиночку.

С самого первого раза, когда Люка вернули в камеру для наказания, Палпатин установил прецедент: по освобождению находящегося без сознания Люка перенесли в апартаменты Императора, где он получил первое лечение от личных медиков Палпатина. Этот порядок стал стандартным. И Люку не разрешалось уйти, пока он не был способен сделать это самостоятельно – преодолев весьма внушительное расстояние от жилья Палпатина до своего. Иногда он пробовал слишком рано и неизбежно выбивался из сил. Изнуренного, неспособного больше стоять на ногах Люка возвращали обратно; и из-за перенесенного перенапряжения его восстановление затягивалось. Как подозревал Нейтан, это испытание было установлено исключительно ради развлечения Палпатина. Еще одно небольшое сражение их характеров.

Так что первую ночь после возвращения Люка к себе Нейтан провел в его комнатах, принуждая себя, как обычно, просто ждать, ничего больше не предпринимая. Ждать подходящего времени. И оценивать состояние Люка, насколько это возможно, с расстояния в несколько шагов. Желание и потребность подойти и смягчить боль, предложить утешение были невероятными, но он научился сдерживать себя, научился молчать. Люк вернулся далеко за полночь и прямо в одежде обессилено упал на кровать, и Нейтан оставил его так, как есть – не пытаясь ни раздеть, ни даже просто покрыть покрывалом. Вместо этого он устроился на кушетке у дальней стены очень немаленькой спальни. Только один раз Люк взглянул на Нейтана, провоцируя его высказаться, но доктор знал правила игры и отвел взгляд. Тогда Люк позволил себе закрыть глаза и уступить своему изнеможению, пока Нейтан оставался рядом, тихий и внимательный, всю ночь.

Халлин хорошо помнил, как сидел рядом еще несколько дней, терпеливо и предупредительно, стараясь поддержать своего подопечного хотя бы своим присутствием. Люк отвергал всякую заботу, как медицинскую, так и любую другую. Оставался молчаливым и замкнутым, явно прокручивая одни и те же мысли в голове. И все, что оставалось Нейтану – ждать, когда Люк захочет облечь их в слова, пусть даже не очень понятные. Для этого Люку потребовалось еще два дня.

Они сидели в тишине гостиной, наблюдая, как теплый оранжевый свет солнца медленно сменяется сумрачной медью. Нейтан тактично держался на расстоянии, гадая, придется ли ему переждать еще один долгий день в тишине - дожидаясь момента, когда Люк приведет в порядок свои мысли и решится высказать их вслух; как раз в этот момент Люк взглянул на него, и будто в продолжение уже начатой дискуссии спросил:

- Ты веришь, что возможно самопроизвольное создание жизни?

Нейтан моргнул, на мгновение озадаченный вопросом – по-видимому, тем самым, что изводил Люка в течение многих дней.

- Я предполагаю… - Нейтан задумался, сплачивая свои мысли, зная о смотрящих на него выжидающих глазах Люка. - Что с научной точки зрения я должен верить в это. В какой-то момент жизнь была создана от случайного взаимодействия определенных молекул, сумевших сохранить свою целостность. Возник одноклеточный организм. Каждая форма жизни - это еще одно выражение того произвольного взаимодействия, биологическое создание новой разновидности, движущая сила природы, стремящейся к эволюции. Вся галактика - это проявление самопроизвольного создания жизни.

- Но ты считаешь, что возможно так создать сложную жизнь - человеческую?

- Человеческую? Нет, в это я не верю. Если бы такое было возможно, подобные случаи были бы зарегистрированы.

- Но ты сам сказал, что природа стремится развиваться - чтобы раздвинуть границы своих возможностей. И даже человеческая жизнь начинается с деления одной единственной клетки.

- Но должен быть внешний катализатор, который стимулирует это деление. Такое не может произойти автономно.

- Есть разновидности, которые могут сами забеременеть.

- Но это не люди. Их физиология полностью отличается от человеческой; такая способность потребовала тысячи лет эволюции их видов. Человеческая же физиология требует внешнего влияния.

Люк попытался сесть поудобнее, чтобы уменьшить боль; на коже еще виднелись кровоподтеки и ушибы, ставшие из воспаленно красных фиолетово-багровыми.

- А что, если таким внешним воздействием стала бы Сила?

Нейтан склонил голову набок, согласный продолжать обсуждение – ибо эти мысли явно занимали голову Люка.
- Ты просишь меня прокомментировать то, что находится за пределами моей компетенции. Я полагаю, это ты скажешь мне, каким должен быть ответ?

Люк отвел взгляд, нахмурив в раздумье лоб - стараясь подобрать доводы для своего собственного заключения:
- Мы говорим о делении единственной клетки... Сила может действовать на молекулярном уровне внутри тела. Именно так мы излечиваем себя.

- То есть ты говоришь, что джедаи, возможно, могли создавать жизнь внутри самих себя?

- Мы можем использовать способность к исцелению и на других. Сила, на ее самом основополагающем уровне, есть ничто иное, как молекулярная сущность. Я не принимаю сознательного решения работать на молекулярном уровне и я точно не знаю, как это делается; но если я могу воздействовать на другое тело, управлять организмом изнутри на этом уровне, уничтожить вирусы инфекции или очистить кровеносную систему от наркотика, то при необходимых, несомненно, знаниях, я смог бы разделить отдельную клетку?

Чувствуя определенное неудобство, Нейтан слегка заерзал.
- Ты собираешься это сделать?

Люк поднял на него взгляд, в котором явно читалось потрясение от того, как Нейтан даже мог предположить подобное:
- Я? Нет, нет. Конечно, нет. Я просто… - он затих. И Нейтану осталось только беспокойно смотреть на него, пытаясь понять причину этой внезапной озадаченности.

Люк долго молчал, снова уйдя в себя, хотя понятно было, что его разум вовсю работал. Когда он наконец снова взглянул на Халлина, у него был другой вопрос:

- Если бы, теоретически, чувствительный к Силе был способен сделать это: управлять Силой так, чтобы она вызвала жизнь внутри другого человека…, эта жизнь имела бы какую-то реальную связь с ее создателем? Унаследовала бы какие-то его характерные особенности, черты, внешности или характера, неважно хорошие или плохие – ну, точно так же, как это было бы с физическим донором? Или эта жизнь стала бы исключительно созданием Силы - и если так, скопировала бы она отпечатки пальцев и склонности того, кто был использован для ее создания?

- Это слишком большие вопросы, - серьезно ответил Нейтан, но не отпускающий его взгляд Люка, вынудил обдумать это. - Теоретически, с медицинской точки зрения, такая жизнь унаследовала бы только гены человеческого родителя. При создании присутствовала бы только его ДНК, поэтому только его ДНК и была бы доступна для использования. Фактически ты говоришь о виде клонирования.

- Но могла бы сама Сила - мидихлорианы, вызвавшие расщепление клетки - стать вторым донором? Если так, созданный ребенок обладал бы беспрецедентным количеством мидихлориан и связью с Силой на более фундаментальном уровне, чем кто-либо до него…? И тогда та сторона Силы, что использовалась для его создания, стала бы стороной, к которой неизбежно настроена его жизнь?

Понимание того, о чем говорит Люк медленно дошло до сознания Нейтана – понимание, что это было более личное, чем казалось поначалу.

- Ты... говоришь о себе?

Люк чуть качнул головой в сторону:

- Нет... Нет, я говорю о своем отце - и Палпатине...

Нейтан потрясенно молчал, осознавая далеко идущее значение слов Люка.

Спустя какое-то время тот созрел для следующего логического вопроса. Ему явно не хотелось верить в эту возможность, но он чувствовал необходимость ее рассмотреть:

- Мог ли генетический след зачинщика передаться через Силу? Кто бы это ни был, мог бы он фактически стать биологическим донором?

- Я не думаю, генетическая конструкция каждого индивида невероятно сложна.

- Как и Сила. У нее есть способность воздействовать на сознание, влиять на восприятие и воспоминания, передавать мысли даже на большие расстояния. В самой основе человеческая ДНК это конструкция, имеющая математически точно воспроизводимые цепи. Могла ли та модель ДНК быть воспроизведена Силой - и если так, создало бы это биологическую связь?

Нейтан довольно долго не отвечал.

- Это… это лежит вне сферы моей компетенции, за пределами знаний. Все, что я бы тебе ни сказал, будет в лучшем случае догадкой. Без доказательной базы это все не более чем гипотезы и допущения, в любом случае.

Люк глубокомысленно кивнул и вновь затих на несколько секунд. Когда он снова посмотрел на Нейтана и заговорил, то был очень уверенным, словно выражал ответное согласие:
- Мне нужен образец крови Палпатина.

Нейтан на мгновение потерял дар речи.

- Что-нибудь еще? - справился он наконец нетипично высоким от шока голосом.

- Да. И Вейдера.

- Конечно! Пока мы тут разговариваем, почему бы тебе не начать и не сдать образец самому... - Нейтан запнулся, не зная, что добавить. - Я бы сказал что-нибудь еще более возмутительное, но думаю, ты уже побил все рекорды в этом вопросе.

- Я понимаю, что это будет трудно.

- Трудно?!

- Но это важно, Нэт, - в голосе Люка зазвучала сталь. - Для меня. Для всего, что я стремлюсь сделать.

- Почему? Что реально изменится, если это верно - помимо твоего самовосприятия?

Люк покачал головой:

- Я не буду следующим Палпатином.

Нейтан опустил глаза, почувствовав неловкость:

- Ты не Палпатин.

- Я становлюсь чуть больше похожим на него с каждым днем. Я вижу это. И навряд ли, Нэт, ты не замечаешь того же самого.

- Ты учишься, как действовать рядом с ним, как действовать внутри мира, в котором ты оказался, как использовать его в своих интересах, вот и все.

- Логически, делая вывод из твоего высказывания, можно утверждать: что для уничтожения Палпатина, я сам должен бы стать им, - спокойно возразил Люк. - Однажды… он однажды сказал мне - когда я спросил его, почему он не убил меня, как только увидел - он сказал: "Тьма признает то, что принадлежит ей."

Нейтан медлил, осторожно подбирая слова:
- Ты же знаешь, что это именно то, что всегда делает Палпатин. Что он будет использовать любые средства для...

- Нет. Это оправдание, бегство. Я не могу позволить себе быть несведущим в подобном вопросе. Когда… - Люк опустил глаза, нахмурился, - когда я был в камере несколько дней назад, Палпатин сказал мне, что единственной вещью, мешающей мне уйти, является моя слабость - моя совесть. Он сказал, что я могу открыть дверь, но заплачу за это жизнями. Жизнями всех вокруг меня.

- Это не слабость, Люк. Я думаю, ты понимаешь это.

Люк поднял голову и смотрел на Нейтана в тишине в течение долгих секунд:
- Я почти сделал это. Я серьезно думал о том, чтобы открыть дверь - просто пойти вперед и открыть ее, невзирая на последствия. Я не могу сказать тебе, насколько близко я к этому был.

Сейчас, когда его друг признавался в самом большом своем страхе, Нейтан видел, что именно эта тяжесть довлела над Люком в течение всех последних дней.

- Что, если это все кто я есть - все, кем я могу быть? Если Вейдер был создан Тьмой - как я могу быть чем-то еще? Палпатин пал на Темную сторону по своему выбору, но что насчет моего отца? В нем есть еще добро, я чувствую это - какая-то его часть до сих пор не затронута. Возможно, он по-прежнему думает, что просто ведет игру с Палпатином, так же как и я. Я должен знать, Нэт... Я должен знать, что когда играю в игру Палпатина, я могу все еще выйти из нее, отстраниться. Я должен знать, что не потерялся в этой игре.

- Ты не потерялся, - заверил Халлин. - И не сделаешь этого.

Люк отрицательно покачал головой:
- Так думал и мой отец? Что, если он сделал неправильную вещь по правильным причинам… Потому что он просто не способен был увидеть внутри себя разницу – и не смог отойти назад. И если он не смог сделать это из-за того, кто он... то, как могу я?

Прошло восемь дней с начала первого рейса «Патриота». «Несравненный» и «Бесстрашный» уже были оставлены позади, в мертвой зоне на краю системы Суллуст, перед тем как новый флагман ушел в последний гиперпространственный прыжок их довольно сложного пути. Основываясь на времени и неком неопределенном, смутном ощущении и умении ориентироваться в пространстве Люк предполагал, что они выйдут где-то в секторе Модделл или в Абладжеке; впрочем, с такой же легкостью это могли стать и сектор Спар, и сектор Вивенда.

На настоящий момент можно было сказать, что полет прошел на удивление гладко - с точки зрения нераскрытых тайн. Почти безупречно, учитывая ситуацию. Конечно, Люк и сам старался не искать неприятностей - фактически получалось, что чем больше он хранил секретов, тем меньше был готов раскачивать лодку. Но, как показывал опыт, его жизнь редко шла по тому пути, на который он надеялся, а если и шла, то, как правило, оказывалась лишь затишьем перед бурей.

Сейчас Люк шел рядом с Мастером по широкому мостику корабля. Палпатин в который раз анализировал события, отметившие запуск нового суперразрушителя, Люк углубился в собственные мысли - вспоминая как легко он поменял тогда решение, как легко повернулся против мятежников. Как легко обосновал необходимость их устранение тем, что оно отвечало их же интересам.

- Что здесь существенно, так это значительные изменения в их методах, - Палпатин чуть повернул голову к Люку в то время, как они неспешно добрались до начала мостика. Говорил он тихо, но в водворившейся тишине его слова все же звучали довольно четко. Впрочем, любой, кто мог их разобрать, слышал лишь обсуждение тактики между Императором и его Наследником, не больше. Более тонкая, лежащая позади этих слов игра была понятна только им. И Палпатин ожидал ответной реакции. - Они становятся более смелыми, идут на более серьезные риски... Какова причина, на твой взгляд?

- Честно? - произнес Люк. - Я думаю, что Мадин становится более значимой фигурой среди их лидеров, набирает вес. Раньше его сдерживала Мотма, теперь нет.

Он надеялся, что имя одного из офицеров Палпатина, давно перешедших на сторону Восстания, возымеет бо́льший эффект. Однако Палпатин промолчал. И лишь через несколько секунд небрежно спросил:
- Это мнение твоего шпиона?

Люк продолжил спокойно идти, смотря прямо, и так же спокойно, ровно ответил:
- Да. А что говорит ваш?

У него не было никаких доказательств, что его Мастеру удалось разместить очередного шпиона среди мятежников, но для безопасности Арго, Люку необходимо было выяснить это. Игра шла. Палпатин молча перевел взгляд к широкому обзорному иллюминатору, явно не желая вестись на эту уловку. Но отсутствие ответа являлось ответом само по себе.

Наряду с этим, Люк продолжал ощущать едва уловимое любопытство своего Мастера, когда тот попробовал подойти с другой стороны в стремлении разобраться со своими собственными негласными подозрениями.
- Возможно, дело в Лее Органе. В конце концов, это она возглавила Восстание.

Люк не колебался ни на миг, не сделал ни единого движения для ее защиты:
- Возможно. У нее более милитаристские взгляды на будущее, чем у Мотмы, и она, безусловно, чувствует необходимость упрочить свое положение.

В памяти, полыхнув огнем, кратко вспыхнули картинки лица Леи, в момент, когда он со всей мощью напал на ее группу, страх в глазах, когда удушливый дым рассеялся, и она уставилась на него в ужасе.

Где проходила черта? Пересек ли он ее во время той атаки? Пусть даже он знал, что мятежники, в любом случае, уже раскрыты. Или он просто купил Лее жизнь за счет тех, кто окружал ее - смотря при этом на бо́льшую картину. Приемлемые потери. Неправильная вещь по правильным причинам. Или все было наоборот?

Его страх больше не заключался в том, мог ли он вести эту игру - его страх стал гораздо глубже: поймет ли он, когда нужно остановиться.

Император говорил дальше, продолжая давить, пытаясь подловить Люка на какой-либо слабости, которую смог бы ощутить, и он постарался сосредоточиться - скрыть грызущие его сомнения от ментального поиска Мастера.
- По твоему мнению, она может быть зачинщиком подобных действий?

Люк пожал плечами. Он понимал, что Палпатин стремится прочитать его истинные мысли насчет Леи – особенно учитывая факт ее чудесно легкого спасения. Но Люк не собирался делиться ими.

- Прошло много времени с тех пор, как я разговаривал с ней последний раз. Время меняет людей.

- Однако ты хорошо знал ее.

Палпатин остановился перед обзорным транспаристилом, вглядываясь в водоворот световых линий, но по-настоящему не видя его. Люк сохранял на лице невозмутимое выражение, держа разум под плотными непроницаемыми щитами. Острые, ищущие чувства Мастера полностью были направлены в этот момент на него. Чем было в действительности это обсуждение? Лишь праздной беседой, колкостью, язвительным напоминанием о прежней наивности Люка - или Палпатин знал, что что-то не так, но не мог пока что выявить причины этого ощущения.

Что бы там ни было, разговор, конечно же, не был направлен на настоящее выяснение взгляда Люка на ситуацию; Палпатин всегда поступал так, как желал, независимо от мнений окружающих.

- Если основываться на опыте прошлого, то можно сказать, что она не избегала подобных действий, если их предлагали, - спокойно кивнул Люк, заставляя разум сконцентрироваться поверх отвлекающих его образов, запечатленных в памяти. - Все существа, что сейчас ей советуют, имеют или военный опыт или военное мировоззрение - так что неизбежно, что ее позиции должны стать более жесткими и агрессивными.

- Ты думаешь, я должен устранить ее?

- Я думаю, вы должны устранить все Восстание полностью. Но это, судя по всему, представляется слишком трудным, - аккуратно ушел от прямого ответа Люк. Что происходит? Он не мог разглядеть за дюнами пустыню? Что-то большее было скрыто за обычными, привычными проблемами Люка, позади того, что беспокоило его. Он волновался о Маре, о Нейтане, находящемся на грани нервного срыва, а Палпатин вновь и вновь возвращал мысли Люка к действиям мятежников. Это было отвлекающим маневром? Хитроумными манипуляциями? Или Люк не мог задать главный вопрос? И если да, то… какой?

Он нахмурился, разум раскалывался между тем, что говорил Мастер и поиском причины этого разговора. Конечно же, главный вопрос состоял не в значении слов Палпатина и не в том, куда он вел эту беседу, а в...

Почему Палпатин находился здесь вообще?

- Может, мне нужно назначить награду за ее голову? - не прекращал Император.

- Я буду очень удивлен, если вы уже этого не сделали.

Палпатин коротко хохотнул, прежде чем закинуть другую наживку:
- Что ж, может, мне нужно послать за ней тебя?

Люк не вздрогнул.

- Может, вам нужно сделать меня единственным ответственным за преследование Восстания в целом?

Палпатин снова рассмеялся, явно забавляясь прямодушной решимостью Люка.

- Ты давно хочешь этого.

Люк чуть повернулся навстречу, теперь полностью погрузившись в разговор, хоть и промолчал в ответ. Он знал, когда нужно нажать, а когда дать Императору время почувствовать, что решение зависит исключительно от его воли.

Это было правдой, конечно, что он хотел, чтобы ответственность за повстанцев перешла к нему. Пусть и не по тем причинам, в которые он позволял верить своему Мастеру. Хотя Люк должен был признать, что обучение Палпатина повлияло на его взгляды, как иметь с этим дело.
Как любил говорить его Мастер, знание было властью, и если Люк намеревался изменить сложившееся положение вещей между Империей и Восстанием за последние два десятилетия, тогда он нуждался в двухстороннем обмене информацией с Восстанием через агентов, насколько скрытно он бы не происходил. Это был единственный способ сдерживать их. Направлять. Но глубоко укоренившееся презрение отца к мятежникам означало, что он никогда не позволит сыну держать с ними связь, даже ради достижения личных целей Люка. Фактически, опасаясь раскола лояльности сына, Вейдер бесспорно сделал бы все, что было в его весьма значительной власти, чтобы остановить Люка. Так что, несмотря на их установившееся недавно сотрудничество, факт оставался фактом: пока ответственность за Восстание лежала на Вейдере, Люк всегда будет зависеть от воли и благорасположения отца.

Люк по-прежнему не открывал свои главные стремления отцу и не испытывал никакого желания делать это. Потому что, даже сейчас, он вынужден был признать, что ни на миг не доверял отцу по-настоящему. Люк не мог зависеть от него, не мог рассчитывать, что тот не поставит свои собственные интересы превыше целей Люка, как он делал не единожды в прошлом. И пока это обстоятельство не менялось, Люк по-прежнему нуждался в получении контроля над антимятежным спецподразделением, занимающимся Восстанием. Это был единственный способ обеспечить себе личный доступ к ним.

- Я… рассмотрю твою просьбу, - наконец произнес Палпатин после затянувшегося молчания, вновь направляя взгляд к сверкающему великолепию гиперпространства. - У тебя вскоре будут новые обязанности - новые обязательства - и я не хотел бы, чтобы твое внимание отвлекало что-то еще. Но в перспективе эти задачи можно будет совместить... Да, я обдумаю это.

- Спасибо, Мастер, - пробормотал Люк и опустил голову, чтобы скрыть свое удовлетворение.

Меньше дня спустя, когда они наконец прибыли к своей цели, он стоял на том же месте, рядом с Мастером, и наблюдал, как ведущаяся Палпатином игра приобретает новый и ошеломляюще резкий поворот.






- Ты не одобряешь, - протянул Палпатин, стоя перед обзорным иллюминатором и не спуская глаз с полупостроенной боевой станции, похожей на серебристую жемчужину, висящую в бархатной темноте. Становившуюся с каждой секундой крупнее – и все более узнаваемой.

Он стоял неподвижно, направив все свои чувства к находящемуся рядом Скайуокеру, в поиске любого достоверного признака истинной реакции мальчишки. Но ничего не находил; тот стал слишком опытным теперь – не допуская даже в такой ситуации никаких щелей в своей броне.

- Я не вижу пользы от этого, - мягко проговорил Скайуокер, сжимая за спиной руки, готовый к подозрениям и недоверчивому вниманию Мастера.
Мальчишка говорил так обыденно, словно его вообще не сильно затрагивало то, что он увидел; хотя Палпатин был уверен, что его мысли сейчас кружатся вихрем.

Они спокойно маневрировали, подходя ближе к невероятной по размерам, частично завершенной боевой станции, висящей над зеленой планетой, чье название Палпатин никогда не старался запомнить.

Перед выходом "Патриота" из гиперпространства, после того, как прозвучало соответствующее объявление офицера, Император медленно прошел в начало мостика, чтобы встать рядом со своим джедаем – чтобы быть рядом в этот момент. Повинуясь инстинкту, все остальные присутствующие там офицеры тут же поторопились ретироваться, оставив их одних.

И сейчас Палпатин повернулся к своему джедаю и наблюдал как у того напряглась челюсть, когда пункт их назначения стал очевидным.
Огромная тарелка суперлазера была практически закончена, хотя в сущности станция представляла собой еще только скелет. Но Люк не мог не узнать эти формы. Воспоминания о ее предшественнике обжигали – о станции, которую он лично разрушил у Явина 4 – что и привлекло к нему внимание Императора.

- Всегда нужно средство для поддержания стабильности, - ответил, в конце концов, Палпатин, провоцируя реакцию Люка.

- Возможно, - допустил его дикий джедай, - но я не думаю, что средство в этом.

- Это демонстрация моего могущества и власти. Сила обеспечивает стабильность; одна воля над всеми другими.

- Слишком большое притеснение способствует инакомыслию, - мальчишка постарался скрыть все эмоции и в голосе, и в Силе, ясно понимая, что Мастер ищет эти чувства и отклики и не испытывая никакого желания открывать себя.

- С инакомыслием можно будет разобраться.

- Если вы знаете, что оно существует, - возразил Люк. - И знаете где. Это эффективное средство устрашения лишь при условии, что вы знаете, куда направить его. Вы предполагаете, что у вас единственный враг, а они по этой причине берут и рассеиваются.

- Ты найдешь цель, - уверенно заявил Палпатин.

Мальчишка оглянулся, осознавая сказанное, и Палпатин встретил его острым взглядом ядовито-желтых глаз.

- Тебе вменяется в обязанность закончить этот проект и обеспечить его работу, друг мой. Здесь нужна сильная рука для руководства. После твоего появления на Корусканте я стал нерадив и невнимателен в управлении этим строительством, у меня много других более важных дел. Но в то время как Восстание ушло из основных систем, оно остается слишком ощутимым в мирах Внешнего Кольца. Оглядываясь назад, я думаю, что возможно ты был и прав, когда утверждал, что можешь сделать то, с чем не справляется твой отец.

- Внешнее Кольцо - сложная область для патрулирования, - слова прозвучали фактически защитой отца, и Палпатин резко взглянул на мальчишку, но тот по-прежнему не сводил глаз с незаконченной Звезды Смерти и его следующие слова умерили подозрительность Палпатина, демонстрируя, что мысли Скайуокера находятся на поставленной задаче. - Даже эта станция может быть только в одном месте сразу.

- Этого достаточно - если ее правильно использовать. Любое средство устрашения эффективно ровно настолько, насколько позволяет направляющая его рука; если бы я отдал его твоему отцу, он использовал бы его без всяких терзаний, и как ты сказал, это породило бы только инакомыслие.

- Если не осталось ничего, что можно потерять, то почему бы не рискнуть и не бороться? – произнес мальчишка, осознавая парадокс. - Это всеохватывающее, обезличенное оружие, которое не сможет отделить невинных от повстанцев. Кара будет сплошной, неразборчивой.

Скайуокер слегка обернулся к Мастеру, зная, что тот хотел услышать и о недостатках, и о преимуществах, которые видел Люк.
- Но вы считаете, что в этом также и сила, потому что мятежники станут непопулярными - нежеланными везде, где бы они не попытались скрыться. Расправа стала бы абсолютной, безоговорочной и всеобъемлющей. Целый мир мог бы заплатить за ошибки одного существа. Повстанцев, находящих убежище на противоположной стороне планеты, перестали бы игнорировать, никто не захотел бы подвергать себя и своих родных опасности их присутствием на планете. Не будет больше никаких поблажек, никаких умалчиваний, если результат таких действий отразится на домах укрывателей. Каждое отдельное существо в каждом мире будет заинтересовано в устранении таких опасностей с их планеты, будет докладывать о них. Так что достаточно только одного существования этой станции.

Мастер улыбнулся: мальчишка хорошо выучил свои уроки.
Когда-то Палпатин намеревался вложить свои усилия в обучение его отца - во многих отношениях это вызвало бы намного меньше проблем – с учетом того, каким молодым был мальчик, когда Палпатин впервые встретился с ним. Но Вейдер потерял свои права, сам поставив на них крест, когда не смог сразить Кеноби. Он потерял мощь, которую Палпатин так долго культивировал в нем и стал - как любой другой ученик ситха в глазах Палпатина – только предметом потребления. Инструментом, который используют и отбросят. Печально - им было бы легче управлять, чем его сыном. Но опять же, учитывая этот фактор, теперь он получал удовольствие... и удовлетворение от того, что довел мальчишку до данного момента.

- Ты понимаешь тонкую природу такого оружия. - Он отвернулся назад, рассматривая находящуюся вдали боевую станцию, преемника первой Звезды Смерти, продолжая потакающим тоном: - Ты сам всегда был моим тонким лезвием.



Взгляд Люка был буквально прикован к фантому перед ним, настоящее и прошлое столкнулись и заставили его напряженно и нерешительно молчать; постигая то, что происходило – понимая, что ему не обязательно нужно соглашаться.

Хотя он не был настолько наивен, чтобы высказать свои мысли вслух – чтобы позволять даже их следу просочиться сквозь плотные щиты.

Поэтому Палпатин продолжал дальше, считая, что они достигли согласия:
- Когда она будет закончена, она будет прикреплена к твоему Флоту вместе с предписанием использовать ее против Восстания. Ты неоднократно просил у меня об этом назначении, и я всегда отказывал тебе, полагая, что ты не готов. Но твои действия на борту "Патриота" были весьма показательны и достойны поощрения. Я уверен, что теперь ты дорос до этой ответственности; и что ты выполнишь все обязательства, которые потребует от тебя эта задача.

- Я не нуждаюсь в этой станции. Предоставьте мне доступ к системам Внешнего Кольца, и я разнесу Восстание, в любом случае. Мне нужен хотя бы год для этого. Дайте мне год и контроль над антимятежным спецподразделением Вейдера...

Палпатин непреклонно покачал головой… но в заключение предложил награду, зная точно, как привлечь своего Волка - дав ему то, что он желал больше всего остального:
- Нет. Но когда ты закончишь это оружие… я дам тебе свободу для его использования везде, где ты посчитаешь нужным, друг мой.

Какое-то время Люк только смотрел перед собой, безмолвный…, но зная своего Мастера уже очень давно, он обдумал детали предложения, рассмотрел скрытый смысл и значения...

Палпатин давал ему то, что он хотел – прося заплатить цену.

Всегда и у всего была цена.

Люк поднял взгляд на полупостроенное чудовище, висящее в космосе, эхо его прошлой жизни, скоблящее в душе и оставляющее там глубокие опасения. Он помог разрушить его предшественника - он серьезно согласен помочь создать потомство? Был ли он готов отступить от того во что верил настолько...

Он прервал ход мыслей, взглянув на маленькую луну позади скелетообразной станции и на звезды вдали, пытаясь сориентироваться...

- Где мы? - он тут же разбавил вопрос другим, скрывая его истинное значение. - Можно гарантировать, что здесь безопасно?

- Да, - скрипучий голос Палпатина был исполнен свойственной ему самоуверенности. - Все время, что ведется строительство, подтверждает это; мы довольно далеко от проторенных путей, так что уединение и конфиденциальность здесь гарантированы.

- Планета обитаема? Выглядит вполне пригодной для жизни.

Император опустил взгляд, сморщился, приложив все усилия, чтобы вспомнить название планеты и с пренебрежением ответил:
- Эндор затерян во Внешнем Кольце, близко к границе Неизведанных Регионов. На планете нет никаких технологий и никаких минеральных ресурсов, поэтому она не связана с цивилизованной галактикой - но она обладает единственной вещью, в которой я нуждаюсь: энергией.

Люк едва слышал, его разум был охвачен не предложением Палпатина относительно разрешения свободно передвигаться за пределами основных систем, если он закончит новую игрушку Императора… а пониманием, что принятие этой задачи может потребовать намного более раннего послабления его ограничений. Он сохранял прохладно любопытное выражение на лице, но его мысли мчались галопом; Эндор… Во Внешнем Кольце.

Император продолжал, не замечая рассеянного внимания Люка:
- Я не оставил бы настолько жизненно важный проект незащищенным - с тайной базы луны проецируется защитное силовое поле...

Люк кивал, думая о своем, о вспыхивающих одна за другой возможностях. Эндор. Если он примет эту задачу, тогда он будет регулярно летать на территорию Внешнего Кольца – используя методы сокрытия, так как существование станции было, безусловно, засекречено. А обход всех официальных и неофициальных радаров мог позволить ему уклоняться и от тщательного строгого надзора Императора. И так же важно, что это обеспечит Люку то, от чего Палпатин его всегда очень бдительно ограждал - регулярный личный доступ не только во флот Основных Систем, но и во флот Внешнего Кольца.

Мысли мчались, обрабатывая открывающиеся перспективы. Он смог бы постепенно переслать сюда доверенных людей от обоих флотов под предлогом комплектования стройки необходимыми специалистами, установить ту вертикаль командования, которая даст ему здесь неограниченный контроль. Количество поставок ресурсов и техники должно быть огромным - будет легко приспособить и изменить часть их маршрутов; расширить и усилить 701-ых намного быстрее, чем он ожидал. Удвоить и разделить их между "Несравненным" и "Патриотом" и опять же между "Патриотом" и этой станцией. Он уже оставил на борту "Несравненного" тайно рассеянный доверенный контингент вместе с надежным командиром; если и когда он решит двигаться, они обеспечат ему лояльность предыдущей команды Люка.

Что давало ему "Несравненный", "Патриот", "Экзекутор"... и теперь это. Плюс надежных командиров разрушителей и командный состав многих других кораблей, совмещенных с оперативниками глубокого покрытия как 701-ого, так и 501-ого полка его отца, которые гарантировали бы, что те доверенные офицеры в нужное время выполнят то, что от них ожидается…

Его Мастер продолжал что-то монотонно говорить, и Люк время от времени кивал, но разум все еще раскачивался от внезапного шанса...

Он помнил, как смотрел когда-то на первую Звезду Смерти, помнил свои осуждающие мысли и убеждения... Но они исчезли в мгновение, сокрушенные идущими ему в руки возможностями. Он, в конце концов, не собирался помогать Палпатину. Он собирался воспользоваться шансом, который так желал в тех далеких воспоминаниях – низвергнуть Императора. В своем жестоком, слепом и безудержном желании получить больше власти, Палпатин стал архитектором всех потерь Люка; это было просто правильно и соответствующе, что предельное утверждение этой власти должно стать ключевым поворотом к его погибели.

Люк не мог отказаться от этого - все, что он теперь видел было открывшимися возможностями .

Его Мастер был прав; сила обеспечивала стабильность, одна воля над всеми остальными... Только не воля Палпатина.

Вааау, последний кусок - невероятно шикарный! Неожидно всплыла вторая Звезда Смерти, да еще заданием для Люка... после флэшбека о ломке... Хотя для этого фика так логично.
Повстанцев как-то давно не было... Интересно, как они теперь про Звезду узнают Х)

Ну да, все ждали чего-то ужасного, а получили от Императора подарок, да еще такой своеобразный :)

- Кэрлион, Масса, - поприветствовал Хан на родном кореллианском директора разведки Тэж Массу, остановившись напротив нее в переполненной столовой "Дома Один".

Когда он вынужден был просить кого-либо об услуге, он любил подчеркивать нечто объединяющее их, некую общность, пусть даже не очень явную. И Хан допускал, что рождение на одной планете и разделение одного языка было самой расплывчатой связью из всех, но большего у него в запасе не было. Только это и дружба Массы с Леей, из-за которой он вообще был сейчас здесь, если уж на то пошло.

Выражение в глазах Тэж Массы, когда она настороженно взглянула на него, дало понять, что она явно думала то же самое. Слегка смущенный этим вычисляющим взглядом, он переключился обратно на общегал:
- Мм... здесь свободно?

- Присаживайся, - она вернулась к чтению датапада в руке.

- Что-то интересное? - попытался завязать разговор Хан.

Масса даже не посмотрела на него:
- Офицеру разведки интересно все.

- Да, я слышал об этом, - произнес Хан, гадая, когда уже можно будет вежливо перейти к сути. Он никогда еще не был так близок к политической жизни, как сейчас - если не считать стискивания Леи в объятиях - и все это было уже чересчур для него, чтобы чувствовать себя комфортно.
К счастью, Тэж облегчила его задачу - у нее была такая привычка, когда дело касалось немногих избранных:

- Я предполагаю, ты что-то хочешь, Соло?

- Почему это?

- Ну, ты только что вернулся с десятичасовой смены и даже не успел переодеть летный костюм, но уже хочешь провести время со мной. К тому же ты намотал несколько кругов по столовой, но так и не взял ничего поесть. А твой друг вуки сидит вон там, делая безнадежные попытки выглядеть скучающим. Ты всегда втягиваешь его в свои авантюры, а если нет, тогда сидишь с ним.

Хан поднял брови. Что ж, возможно "облегчила его задачу" было некоторым преувеличением.

- Вау, ты знаешь свое дело.

- Да, точно. - Она на секунду подняла взгляд, выжидающе поведя бровями. - А ты мешкаешь и тянешь время.

- Хорошо... понимаешь... здесь такое дело...

- Не попробуешь быть несколько точнее?

- Я уже начал, не торопи меня. - Хан изобразил свой лучший обиженно-оскорбленный взгляд, который нисколько не обеспокоил директора разведки.

- В самом деле, выкладывай. А то это становится мучительным.

- Я хочу в это дело на «Патриоте», - выпалил Хан.

Великолепно. Он заготовил целую речь, на которую потратил десять последних часов, сидя в тесной кабине А-крыла и уставившись на зад фрахтовика. У него были отработаны все подробности того, как его интересовала область деятельности разведки, и все такое… о желании сменить карьеру и поиске удобного случая...

- Что за дело на «Патриоте»? – Масса несколько секунд смотрела ему в глаза в полном замешательстве... Затем с сожалением вздохнула и отвернулась. - Ах, черт, не стоит даже пробовать это с тобой, да?

Разведка вела крайне тщательное наблюдение за «Патриотом» с момента его запуска, желая знать, куда Наследник направит свое новое супероружие. Поэтому когда разрушитель впервые исчез без следа в гиперпространстве, на борту "Дома Один" можно было лицезреть много нервных лиц. Но Наследник до сих пор был определенно спокоен, никак не проверяя инновационное оружие корабля - что во многих отношениях тревожило еще больше, чем если бы он пошел на охоту.

В результате, задействовав уйму ресурсов и израсходовав кучу средств, разведка получила несколько наборов фальшивых документов и идентификаторов личности и теперь разрабатывала небольшое окно в реестре служащих «Патриота», прежде чем запустить все в движение.

- Давай, Тэж, отправь меня туда, ты можешь это.

- Ты знаешь, сколько у меня тайных опытных оперативников, ждущих такого шанса?

- Да? А сколько из них имеют опыт службы имперским офицером?

- Тебя выгнали.

- Потому что мне не нравились там порядки, а не потому что я не знал их, - решительно защищался Хан.

- Тебя выгнали за неповиновение, Соло. - Масса указала на себя: - Я офицер разведки, помнишь?

Хан развел ладони в стороны:
- Эй, я собираюсь придерживаться своей версии. За то, что мне не нравились порядки, а не за то, что я не знал их.

Она вздохнула, кладя датапад на стол.

- Почему ты хочешь пойти туда, Соло? На самом деле?

Он пожал плечами:
- Я думаю, у меня есть способности...

- Я сказала: на самом деле. - Она остро взглянула ему в глаза. - Не лги мне.

Хан какое-то время молчал под ее пронизывающим взглядом.

- Ты знаешь почему.

- Да, я знаю. И именно поэтому не могу позволить это тебе. Ты подвергнешь опасности всю миссию. Знаешь, сколько ушло на то, чтобы достать эти документы?

- Вот, и не трать это впустую, отдай их мне. Тэж, я смогу получить результаты.

- Для Альянса. А не для твоей собственной компании.

- Да ладно, Тэж, отдай их мне. Я – хорошая ставка, ты же знаешь.


Тэж Масса откинулась на жесткую сетчатую спинку металлического двуногого стула и окинула Соло долгим размышляющим взглядом, прокручивая собственные варианты в голове.

Факт состоял в том, что он был прав: у него был опыт, он сохранял хладнокровие в сложных ситуациях и знал свое дело. Если она отвергнет его просьбу с ходу, это не принесет ей никакой пользы. Но она не была глупа и понимала истинную причину желания Соло, почему он хотел пойти именно на эту миссию – и, что по тем же причинам вся операция могла пойти кувырком во многих отношениях. Поэтому Тэж не торопилась, продолжая молча сидеть и раздумывать, прекрасно зная о сверлившем ее взгляде Хана. Если он думал, что это окажет на нее какое-то психологическое воздействие, он очень ошибался.

Тем не менее, в конце концов, она вздохнула, не особо желая отчуждать его; он входил в одну из задач ее миссии здесь, и это было единственной причиной, почему она взяла время для обдумывания. К тому же руководитель явно имел своего рода привязанность к нему, хотя никогда не признавался в этом вслух.

И это было причиной, почему она не могла сама принять решение; информация должна быть передана наверх.
«О, чтобы быть там лично», подумала Масса, «Видеть лицо шефа, когда он услышит это».

Что, несомненно, сильно позабавит его... Да, ей нужно несколько дней, чтобы выяснить, как точно она должна поступить; но она поставила бы последний кредит на то, что он скажет дать Соло добро. Она позволила рассеянной улыбке чуть приподнять уголки ее губ, обдумывая эту мысль, и Соло вопросительно вздернул бровь, что тут же заставило Тэж сесть прямо и начисто стерло улыбку с ее лица.

- Мне нужно время для размышления - я не могу бросаться такими решениями.

- Конечно.

Тэж сощурила глаза:
- Я не дала согласие, Соло. Я подумаю об этом. Это все, что я могу тебе сказать.

- Отлично, это все что я прошу. - Хан поднялся, чтобы уйти, повторно завязывая рукава своего мешковатого костюма вокруг талии. Он часто скидывал верх, оставаясь в нижней рубашке. - Может, если я достану что-нибудь полезное, Мадин наконец отцепится от меня.

Тэж сухо улыбнулась:
- Думаю, для этого тебе фактически нужно вернуться с Наследником.

- Держу пари, что он и тогда найдет предлог, чтобы накинуться на меня. Вероятно, схватит за задницу за нахождение рядом с врагом. Знакомство с ним - однозначное доказательство, что я имперский шпион.

Тэж пожала плечами, нисколько не тронутая его язвительными остротами.

- Доверие - странная вещь, Соло. Иногда, несмотря на факты, лежащие прямо перед тобой, тебе трудно разглядеть их. В конечном счете, ты или веришь, или нет. Но даже тогда, если кто-то продолжает толкать свои суждения в твою голову, довольно трудно не отказаться от своих убеждений.

Соло сложил руки на груди, очень уверенный:

- Нет, это не так. Доверие - самая легкая вещь в мире. Как ты говоришь: ты или веришь, или нет. Не имеет значения, кто что говорит, ты знаешь правду своим нутром и следуешь своему чутью.

- Ты именно так и поступаешь?

- Каждый раз. И не говори мне, что у тебя по-другому.

- О, точно так же, - признала Тэж, возвращая свое внимание к датападу. - Больше, чем ты думаешь.

С вежливым поклоном головы Нейтан поспешно вошел в рабочую рубку Люка на борту "Патриота", зная, что у него мало времени. Яркий искусственный свет верфей в скоплении Коорнахт создавал резкие тени внутри.

Меньше чем через день им надлежало вновь тронуться в путь к Внешнему Кольцу, их третий подобный рейс за последние два месяца. Люк уже проводил долгие часы, детально изучая документацию, касающуюся "проекта" у Эндора, который носил теперь кодовое название "Восстановление", почему - Нейтан не знал.

Что он действительно знал, так это сколько времени уже было вложено в обеспечение работы этого проекта восстановления, в обеспечение продвижения менее очевидных целей Люка, которые он разделял лишь с немногими. Они все видели перспективы и возможности, конечно – и теперь искали изъяны: подводные камни и капканы, тщательно скрытые ловушки. Только когда все будет расчищено, они смогут начать работу.

Поэтому сейчас было точно не подходящее время, чтобы добавлять Люку проблем, особенно такого щекотливого плана, - но Халлин был бы недобросовестен в своих обязательствах и как союзника и как друга, если бы не захотел сообщать об этом просто потому, что это трудно.

Он послал Люку короткое сообщение, достаточно невинное на первый взгляд, но в нем была одна из нескольких заранее определенных фраз, сигнализирующих о необходимости освободить комнату, назначив Маре, выполняющей обязанности телохранителя этим утром, задачу в другом месте.
Люк поднял взгляд от широкого рабочего стола, острый, напряженный, в глубине которого читался невысказанный вопрос.

И Нейтан перешел сразу к сути:
- Я подслушал несколько разговоров в медцентре, среди техников, пересказывающих слухи.

- Продолжай, - тяжелый тон Люка указал, что он уловил состояние Нейтана.

- Они говорили о Джейд - о Маре. Слухи о том, что она держит у себя несколько пузырьков глиттерстима... для своего развлечения, разумеется, - сухо произнес Нейтан, говоря о популярном наркотике. - Я... сложил дважды два. Не в ее характере пользоваться глиттерстимом... но есть один препарат, который она могла бы по-прежнему хранить, хотя я уверен, что она заверяет тебя в обратном.

Нейтан сунул руку в карман своего бледно-серого медицинского кителя и достал четыре маленьких, размером с полмизинца ампулы.

- Я взял на себя смелость и проник в ее каюту с утра, когда она ушла на дежурство.

Поставив локти на стол, Люк обхватил голову руками. Нейтан, вероятно, наделал кучу всяческих ошибок в своем тайном походе - шпионаж едва ли был его сильной стороной - и хуже того, Мара сейчас была неизвестно где на борту. Если любое из нарушений Нейтана было синхронизировано с ее комлинком, то она уже знала о вторжении к ней, и у них не было никакой возможности все исправить...

Нейтан подошел к столу и положил перед Люком четыре маленьких, знакомых ампулы, полностью прерывая ход его мыслей. Глаза неотрывно следили, как они чуть покатились вперед, слегка звеня и постукивая друг о друга.

В течение долгого времени он молчал, уставившись на крошечные пузырьки, наполовину заполненные мутной коричневой жидкостью... Наконец, он протянул руку и поднял один из них на уровень глаз.

Не было никаких сомнений, что внутри.

Тот самый наркотик, который с таким эффектом использовал против него Палпатин; уникальный, специально изготовленный препарат. Который, попадая в его организм, воспроизводился быстрее, чем Люк удалял его Силой. Именно этот ослабляющий и изнуряющий его наркотик позволял Палпатину вновь и вновь швырять Люка в камеру под Дворцом, когда решал дисциплинировать и обучать его, наказывать и обвинять. Этот препарат держал его там, в любом состоянии, которое выбирал Палпатин, от подавленного и апатичного до парализующего или совершенно бессознательного. Всякий раз, когда Люк выходил за границы дозволенного.

Наркотик, образец которого он так давно пытался получить.

Наркотик, про который Мара сказала, что его у нее больше нет.
Она смотрела ему в глаза и уверяла, что у нее больше ничего не осталось. Что означало, что она лгала ему... Что означало, что она могла лгать ему.

Вспышку гнева быстро сменила холодная логика. Ему не стоит удивляться. В конце концов, он сам научил ее, как делать это. И он знал, что обучая ее способности лгать Палпатину, он также учил ее лгать себе.

Люк на мгновение взглянул на Нейтана - тот нервно потупил взор, явно ощущая неудобство от того, что ему пришлось сообщить Люку - и затем вновь посмотрел на ампулы, хотя в действительности, все его мысли были заняты значением и выводами, связанными с Марой. Лишь только раз он едва заметно кивнул крепко стиснутой челюстью…

И затем вернулся к реальности, крутя в пальцах и рассматривая тонкую ампулу.

- Можно как-то извлечь образец, не ломая наконечник?

Нейтан отрицательно покачал головой.
- Нет, не разрушив ампулу это невозможно. Они специально сделаны так, что для забора содержимого пневмопоршнем, их нужно переломить у горлышка. Стандартная система для инъекций. Все медицинские ампулы разработаны полностью непроницаемыми для любых внешних факторов, защищенными от неумелого обращения и стороннего воздействия.

Люк изучал ампулу, чувствуя, как колотится его сердце, реагируя и на выпавший случай, и на обнаруженное предательство.

Он так давно ждал этого шанса. Этот наркотик был тенью, нависающей над ним с тех пор, как он прибыл сюда – единственной вещью, пугающей его, потому что с ее помощью любой мог остановить его полностью. Распределение наркотика строжайше контролировалось Императором, учитывался каждый отдельный пузырек; и Люк понятия не имел, кто, откуда, и в каком количестве их брал. Он вновь покрутил ампулу в пальцах, раздумывая... Как бы он ни хотел получить этот образец, не была ли стоимость получения его прямо сейчас слишком высока?

Он держал в руках свою уязвимость. Которая определенно не нравилась ему. Но не слишком ли он преувеличивал ее? Палпатин тщательно управлял раздачей препарата, зная, что Люк потратил очень много времени, пытаясь получить его образец, но факт состоял в том, что было очень мало людей, которые могли бы находиться достаточно близко, чтобы применить этот наркотик против него. Очень мало людей, которые могли бы скрыть свои намерения…. хотя, судя по всему, он должен добавить к этому списку еще одно имя.

Однако, Мару в сторону, о ней можно будет подумать потом. Чем в действительности было вызвано его беспокойство по поводу существования этого наркотика? Обоснованной реакцией на его реальную уязвимость или просто отвращением на то, что это использовал Палпатин? Разве этот наркотик хоть когда-нибудь останавливал его на самом деле от делания того, что он задумал - или он просто делал последствия тяжелее? Которые наступали в любом случае.

Люк постучал пальцем по тоненькой ампуле, переворачивая ее и наблюдая, как темная жидкость растекается по внутренней части стекла... Затем протянул руку к комлинку на столе, взглянув одновременно на Нейтана:

- Вез уже встал?

Нейтан не посчитал нужным отвечать, так как Люк уже нажимал кнопки, и голос Веза послышался через несколько секунд:
- Риис.

- Вез, ты нужен мне здесь. И узнай точно, где Джейд - сообщи мне.

Большего Люк не объяснял, он знал, что Везу это не нужно, что тот уже в пути. Он вновь обратился к Нейтану:

- Это все пузырьки, что ты нашел?

- Да. Они были в маленьком металлическом футляре. Я оставил футляр на месте.

- Опиши его.

- Это просто... просто маленькая металлическая коробка. В ней специальная вставка для фиксирования ампул...

- Были пустые полости?

- Да, две.

- Возможно, эту вставку можно как-то вынуть - и под ней находятся ампулы с антидотом?

Лицо Нейтана озарилось пониманием.

- Нет, не думаю – футляр слишком тонкий.

- У тебя есть что-нибудь на складе, что было бы в точности похоже на эти ампулы? Все равно что.

- Нет, такого цвета нет.

- А оборудование, чтобы запечатать эту жидкость таким же образом в ампулу?

- Нет, здесь нужна специальная установка. Содержимое загружается в полностью стерильной среде.

- Это не имеет значения. Все, что тебе нужно сделать - запечатать ампулу так, чтобы не было заметно, что содержимого стало меньше.

Нейтан заерзал от неловкости:

- Нет. Нет, я не могу.

Люк снова замолчал, рассматривая варианты.

- Для начала нам надо вернуть их в комнату Мары точно туда, где ты нашел их.

- Ты не возьмешь одну? Антидот...

- Это не антидот. И если мы возьмем одну для передачи химику Каррде, в надежде, что он создаст противоядие, Мара будет знать, что она потеряла ампулу и сообщит об этом Палпатину. Даже если она не сможет объяснить, куда подевался наркотик, я чертовски уверен, что она посвятит себя выяснению этого. В то же время Палптин поведет себя очень осторожно - наркотик долгое время был слишком удобен для него, чтобы рисковать тем, что я получил образец. А значит, он отдаст приказ слегка изменить его формулу. Незначительно. Но достаточно, чтобы то, что мы сделаем для его нейтрализации, не даст эффекта. Это при условии, что химик Каррде вообще окажется способен сломать химический код и создать антидот в короткие сроки. Что бы мы сейчас ни сделали, чтобы скрыть факт, что наркотик попал к нам в руки, если Мара не досчитается ампулы, Палпатин изменит наркотик. К тому же, если мы не сможем получить образец, не вернув ампулу неповрежденной, она поймет, что кто-то был у нее в каюте, а ты находишься сейчас на всех записях службы безопасности корабля, показывающих, как ты входишь к ней. Это значит, что мне нужно обеспечить удаление каждой подобной записи, прежде чем она посмотрит их или сделает копию, потому что, если она получит хоть одну запись неповрежденной, даже я не смогу защитить тебя от Палпатина. И, наконец, кроме всего этого, она поймет, что я знаю о ее способности лгать мне. Сейчас она уверена в обратном, и я хотел бы, чтобы это так и оставалось. Мне нужно сломать ее щиты; я должен знать, когда она лжет мне - это так же важно, как и наркотик.

- Но образец... - попытался спорить Нейтан, зная, как Люк ненавидит эту дрянь.

Но тот решительно покачал головой:

- Теперь мы знаем, что она хранит наркотик. Мы всегда сможем вернуться за ним, Нейтан. Когда будем лучше подготовлены и когда сможем замаскировать то, что забрали ампулу. Заменить ее дубликатом – возможно даже, заменить их все. Сейчас есть кое-что важнее моего дискомфорта от существования…

Люк был прерван стуком в дверь. Вошел Риис, глаза молниеносно окинули комнату и остановились на ампуле в руке Люка, немедленно понимая, что это.

- Джейд находится в навигационной, проверяет все регистрационные записи для гарантии, что система полностью стерта из памяти, командующий. Очевидно, вы послали ее туда.

- Ты говорил с нею?

- Нет, сэр. Но я знаком с замом главного техника там. Я связался с ним и спросил, что она делает.

Люк передал ампулу Риису:

- Необходимо минимизировать ущерб. Вернуть все в ее комнату, и удалить все следы, оставленные там Нейтаном. Включая записи безопасности.

Риис только кивнул, понимая, что сейчас не время для вопросов, и осознавая, в каком плотном графике им предстоит действовать.

Нейтан протянул руку, чтобы собрать остальные ампулы - с них в любом случае будут удалены отпечатки пальцев - и повернулся к Риису, уже направляющемуся к дверям.
- Одну секунду, только секунду, пожалуйста?

Оглянувшись на Люка, который чуть заметно кивнул, Вез повернулся и вышел.

- Что бы это ни было, это может подождать, Нейтан.

- Это важно.

Люк вздохнул и чуть откинулся назад, уже зная, что скажет Нэйт и, несмотря на правду этого, ощущая, как поднимается внутри защитная реакция.

Нейтан чуть помедлил, нерешительно, затем тихо заговорил:
- Мне хотелось бы знать... учитывая факт, что Mара по-прежнему хранит у себя эти ампулы и по-видимому готова использовать их, если это будет поручено Императором...

- Давай к сути, - кратко вмешался Люк.

- Быть может... - Нейтан шел к своей цели, неспособный отступить, - возможно, настало время, чтобы... переоценить твои отношения с коммандером Джейд.

Люк хранил молчание, стараясь не встречаться с доктором взглядом. По мере осознания действий Мары, в нем возрастали гнев и раздражение, а Нейтан своими словами подливал масла в огонь, задевая за самое живое. Не понимая этого, Халлин лишь усугублял положение, продолжая говорить спокойным, но очень твердым и подчеркнутым тоном:

- Она сказала тебе, что у нее больше ничего нет, и ты поверил ей. Не ища никаких дальнейших доказательств, ты верил ей. Быть может... эта своеобразная игра зашла довольно далеко. Я думаю, что ты признаешь…

Люк резко поднялся, хлопнув руками о стол. В словах Нейтана не было ничего нового, однако, непримиримые, рвущие изнутри эмоции от последнего предательства Мары были слишком остры - и Халлин надавил чертовски сильно в очень неправильный момент.

- Не читай лекции мне! Не стой позади безопасной безвестности своей маленькой жизни, читая мне лекции о разумных решениях, Нейтан. Когда ты находишься здесь - когда живешь этим существованием, всегда в наступлении, всегда под огнем, ты можешь... – голос Люка осекся перед лицом покорного принятия Нейтана. Вспышка погасла почти так же быстро, как возникла, на лице Люка отразилось сожаление.

- Прости меня, - с чувством произнес Нейтан, потупив глаза и понимая как всегда то лезвие ножа, по которому так долго шел его друг. - Но... ты рискуешь всем для чего-то, что по большому счету совершенно невозможно. И каждый день, который ты продолжаешь это, ты подвергаешь себя все большему риску. Ты же знаешь - ты сам говорил мне об этом. Она никогда не станет той, какой ты хочешь ее видеть, она никогда не будет достойна доверия. Пока Император жив, она отдаст свою преданность прежде всего ему... и пока это не изменилось, она представляет опасность. Для твоих планов, для твоих союзников.... и для тебя. - Нейтан открыл ладонь, ампулы звякнули. - Вот реальность, это – правда. Границы ее верности тебе. Я сожалею, но...

Нейтан затих. И тон его голоса, и ощущение в Силе были неподдельно сожалеющими. Слова, сказанные им кротко и мягко, смогли перерубить все несогласие и непринятие Люка; холодная реальность окатила его волной, не давая вздохнуть. Резкое понимание того, что он делал - что он просил у тех, кто окружал его. Он подставлял опасности все, не только собственную шею, но и тех, кто уже и так много рисковал… ради чего?

Поскольку он не знал больше, не знал, где была ложь. Его бурные отношения с Марой всегда были не более чем шатким затишьем, неудобным соглашением, границы которого были отмечены его знанием ее преданности. Теперь даже это было не так. Как он мог расценивать то, что узнал? В лучшем случае, как сознательное отрицание своей причастности, в худшем – как опасную ложь, манипуляции в их самой холодной форме.

Если она хранила эти ампулы... Если?... Если!

Она хранила эти ампулы, держала их у себя. Она лгала ему - чему еще он может там доверять? И настоящим обманом был тот, который он добровольно создал для себя сам, и если бы он подвергал этим опасности только себя, возможно, он все еще закрывал бы глаза...

- Ты должен покончить с этим, - тихо сформулировал Халлин, и Люк знал, что в отличие от отца, Нейтан говорит только из искреннего беспокойства. - Это становится слишком опасной игрой.

- Я знаю.

Нейтан молча кивнул, повернулся и вышел.




Оставшись один, Люк долго и совершенно неподвижно стоял на месте, пытаясь не думать... зная правду...

Она предаст его.
Ампулы были ничто по сравнению с этим - ерундой. Что бы она ни собиралась сделать, этого еще не случилось. Чем бы это ни было – оно представлялось неповоротливым темным и плотным узлом. Словно черная дыра в Силе, непроглядная, неодолимая, затягивающая все вокруг. Ничто не могло спастись от ее влияния - ничто. Ни он, ни она, никто. Линии последствий расходились наружу, далеко за пределы дыры, затрагивая и изменяя все...

Как, он пока не знал; кроме этого единственного момента - все было темнотой. Не было ничего.

Забвение... Что могло быть настолько плохо?

Потому что он чувствовал себя беспомощным, чтобы остановиться; несмотря на все, он все еще хотел доверять ей – хотел, чтобы она была рядом.

Снова слова его отца, сказанные так давно, зазвучали под тяжестью этой сокрушительной правды:
"Ты не можешь находиться рядом с кем-то – и не можешь позволять другим быть рядом с тобой. Неудача неизбежна, и последствия выйдут из-под твоего контроля."

- Я не ты, - прошептал Люк, все меньше уверенный в этом с каждым днем.

Когда Мара, легонько постучавшись, вошла в каюту Люка той ночью, он был еще одет, несмотря на позднее время. Последнюю пару часов он провел сидя за полированным круглым столом возле огромного обзорного иллюминатора с колодой чип-карт в руке.

- Еще не спишь? - спросила Мара, проскальзывая внутрь и закрывая дверь.

- Жду тебя, - ответил Люк без улыбки, беспокойно постукивая картами о стол.

Мара взглянула на них, затем обратно наЛюка, на лбу появилась маленькая хмурая морщинка, отразившая попытку понять его настроение:

- Ну, это очень кстати, потому что я здесь.

Она наклонилась к нему, нежно отодвигая его волосы и желая поцеловать, но он опустил лицо к картам, не столько уклоняясь от нее, как пытаясь справиться с угнетающим и только усугубившемся от ее прикосновения чувством, что это будет последний раз.

Мара чуть заколебалась, и, поцеловав его вместо губ легонько в лоб, плюхнулась в кресло напротив.

- Так что думаю, мы можем теперь пойти лечь спать.

Люк криво и натянуто улыбнулся:

- Я еще не устал. Сыграй в сабакк со мной.

- А я чересчур устала, чтобы играть в сабакк, особенно с тобой, - ответила Мара непринужденно. – Пойдем в кровать. Если ты не устал, мы придумаем что-нибудь другое.

Люк поднял на нее взгляд, в глазах промелькнули веселые искорки, даже сейчас… но он не поддался.

- Несколько партий. Мы уже давно не играем.

Мара опустила голову на стол, опираясь подбородком на сложенные ладони и усмехнулась:

- Ну как же, играем. Просто не в сабакк.

Но Люк уже раздавал карты.

- Что, боишься, я побью тебя? Вот, держи подсказку: одна из моих карт шестерка палок. Как можно победить с этим?

Ее голова все еще покоилась на столе, но когда Люк запустил маленький импульсный генератор, пододвигая его ближе к ним, Мара вздохнула и потянулась к своим картам.

- Тебе лучше не побеждать, Скайуокер, - проворчала она с азартом.

И он победил десять партий подряд. Хотя самого Люка это не удивляло, он использовал Силу.

Maра же сидела к этому моменту натянутая как струна, приведенная в бешенство его полосой побед, и Люк прекрасно осознавал это.

Пять партий ее мысли были ограждены, но пока они длились, она обеспечила базу для сопоставлений внутри Силы, поэтому он просто продолжил выигрывать, толкая ее ко все большему подозрению и усилению защиты.

Десять партий подряд он сохранял одну ставку, пока не понимал, что держит выигрышную комбинацию, или же начинал блефовать, взмывая ставку настолько, что Мара вынуждена была отступать, думая что потеряла хорошую «руку». И он не переставал наблюдать за ней, непрестанно читая ее каждый раз, когда генератор менял значение карт, каждую новую вытянутую карту, каждую ставку, которую она делала, каждое повышение и каждый пас. Он был полностью настроен на нее, чувствуя и воспринимая каждую мелочь, определяя и устанавливая шаблоны ее мыслей и намерений, постепенно улавливая любые колебания и изменения, отмечая малейшие различия. Упорно ища трещины в ее броне, ослабления в ее щитах. Сотни вариантов пробегали в ее голове, всегда хорошо скрытые, но легко сравнимые друг с другом. В результатах своих наблюдений Люк убеждался, когда переворачивались чип-карты.

Он обучил ее системе против Палпатина - как использовать Силу для ограждения своих тайн, как поставить экраны, чтобы скрыть мысли, а затем скрыть сами экраны. Это была его система... и если он создал ее, то мог и сломать. Но незаметно. Шаг за шагом, проверка за проверкой, он установил решетку с уровнями и значениями и передвигался по ней по мере каждого изменения, сравнивая с тем, что уже узнал. Отмечалось каждое мелкое несовершенство, каждое сомнение, любой блеф, каждое мгновенное ликование, все использовалось для модификации его техники, для кроя и моделирования его чтения.

Он взломал ее защиту за семь партий, дальнейшая игра стала просто формальностью.

Она полыхнула на него сердитым взглядом:

- Ты используешь Силу?

Люк слегка расслабился в кресле.

- Я никогда не обманываю тебя, Рыжая.

Мара сощурила зеленые глаза, его уклонение от прямого ответа было подозрительным.

- Ты все время делаешь это.

- Я блефую, - исправил Люк. - Есть разница.

- Я не про сабакк.

- Я тоже, - ответил он спокойно, пользуясь возможностью повернуть разговор в нужное ему русло и проверить свои знания. - Спроси меня что-нибудь.

Мара откинулась назад, все еще недовольная и расстроенная, чтобы так легко переключиться:

- Почему мы играем в сабакк в два часа ночи?

- Потому что я давно не играл в него, - сказал он. - С тобой.

И прежде чем она смогла заговорить снова:

- Мой ход. Ты переставила камеры в коридоре так, что тебе стало легче входить и выходить отсюда?

Ничего слишком спорного для начала. Только то, что ему было уже известно, но она об этом не знала.

Мара наконец встряхнулась, начав опасаться этой странной игры в «вопрос-ответ».

- Я не соглашалась на то, что это будет двухсторонним обменом.

- Затем будет твой вопрос, - Люк знал, что она не сможет отказаться от приманки.

Она колебалась - но лишь секунду...

- Да, я переставила их. Зачем тебе это?

- Затем что я хочу правду.

- Это не ответ, а уход от него!

- Затем что я хочу правду и думаю, что лучший способ получить ее - предложить ее же взамен.

Люк снова опередил ее, не дав говорить дальше:

- Моя очередь. Ты по-прежнему носишь оружие, когда приходишь сюда ночью?

- Я всегда ношу оружие, ты же знаешь.

- Да, знаю - так зачем ты скрываешь его? Что еще ты скрываешь, Мара?

- Это уже два вопроса.

Люк чуть пожал плечами, уступая. Не имело значения, что она отвечала вслух - ее мыслей было достаточно.

Она медлила, более осторожная теперь, начиная понимать, что у этого разговора была какая-то цель.

- Чего ты добиваешься?

- Я хочу знать, лжешь ли ты мне. - Он немного помолчал, давая ей время понять, что задает свой следующий вопрос: - Ты лжешь мне, Мара?

- А ты лжешь мне?

Крохотная улыбка коснулась его израненных губ:

- Ты уже спрашивала это.

- Ты не ответил.

- Почему ты лжешь мне, Мара?

Мара покачала головой, все больше напрягаясь - понимая, что их подтрунивание принимает опасный оборот:

- Почему ты лжешь мне?

Люк откинулся назад, дистанцируясь мысленно и физически - вынуждая себя принять игру за чистую монету; и он умел играть в эту игру очень хорошо.

- Потому что ты не оставляешь мне выбора. Если бы ты могла честно сказать, что не передашь все, что я говорю и делаю Палпатину, я не лгал бы тебе. Если бы ты дала слово, что все что ты видишь и слышишь, когда мы вместе, находится за пределами круга твоих обязанностей, я не должен был бы предусматривать каждую секунду с тобой. Но ты не сделаешь этого. Поэтому я лгу - чтобы защитить себя. В той единственной ситуации, в которой по идее не должен этого делать, единственному человеку, которому я лгать не хочу.

Он замолчал, и затем повторил свой вопрос:

- Почему ты лжешь мне?

Несколько долгих секунд в комнате стояла гробовая тишина, Мара была ошарашена взрывом режущей правды - целого минного поля, по которому они очень подчеркнуто даже не пытались раньше ходить. А теперь Люк сознательно и расчетливо поставил ее в самый центр, совершенно выбивая из равновесия.

Голос Люка стал более резким, вся его поза выражала очевидное требование:

- Почему ты лжешь мне, Мара?

Какое-то время он наблюдал за ее внутренней борьбой, как приходит к ней осознание того, куда ведет этот разговор.

- Иногда... я должна.

И как бы сильно Люк не хотел остаться сердитым, он не мог; не в этой ситуации, не со всей этой историей, которая связывала их. Он получил то, что хотел - он знал, как сломать ее защиту. Все остальное было направлено только на то, чтобы утолить его чувства разочарования и досады. Он мог бы, наверное, обосновать продолжение этого разговора, как средство для скрытия его настоящих намерений, или оправдать себя чем-то другим, правильностью своего выбора - но на самом деле это было просто промедление, чтобы было легче. Ему, если не ей.

Он вздохнул, отведя взгляд в сторону и вновь откидываясь в кресле. Осталось только одно, чему он должен положить конец, и он должен сделать это сейчас, быстро, пока еще достаточно зол.

- Это... такой подход не сработает, Мара. Было глупо верить в обратное. Нам нужно достойно отступить, пока это еще... по крайней мере, довольно честно. - Мара покачала головой, но Люк продолжал, сохраняя самообладание. – Это все станет слишком сложным, Мара. Я удивлен, что так не случилось до сих пор.

- Почему? Что может измениться?

- Что ты собираешься делать в следующий раз, когда Палпатин прикажет тебе вновь действовать против меня - чтобы обеспечить мою доставку в камеру? Потому что, в конце концов, это произойдет.

- Только если ты вынудишь его.

- Он сделает это, Мара. Он отдаст этот приказ, так или иначе. И я думаю, что ты выполнишь его. - Люк затих, давая ей время, чтобы обдумать его слова - чтобы опровергнуть их. Но она промолчала, и он покорно вздохнул. - ...И что в результате? С чем мы остаемся, с чем остаюсь я?

- Мы остаемся с тем, что есть сейчас, ничего не изменилось.

- Хочешь знать, что у нас есть сейчас? Я не доверяю тебе, Мара - я не могу доверять тебе. - Он еле сдержал себя, чтобы не выпалить: "Ты до сих пор носишь с собой наркотик, от которого я вырубаюсь, и меня запихивают в ту камеру... Ты!" - Так скажи мне, что я должен делать?

- Что... почему сейчас... что вызвало все это?

Люк недоверчиво поднял брови:

- Это не имеет значения! Это не изменит ничего из того, что я сказал тебе.

Люк поднялся с кресла и отошел, устанавливая расстояние между ними.

- Почему именно ты, Мара? Ты когда-нибудь задумывалась… Почему именно ты должна была находиться со мной каждый день, всегда рядом? С самого начала, когда я был совсем один? Ты - ассасин, агент глубокого внедрения, не телохранитель.

- Потому что я знаю, как иметь дело с джедаями, - ответила она, словно это было само собой разумеющимся.

Люк покачал головой, отказываясь от такого объяснения:

- Что насчет Вейдера?

- Палпатин не доверял Вейдеру, ты же знаешь.

- Он не доверяет и тебе.

- Конечно же, он доверяет мне, он всегда доверял мне.

- Тогда почему у тебя есть наблюдатель, Мара?

Она пропустила этот вопрос, не желая размышлять об этом слишком категорически.

- Вейдер действовал бы ради собственных целей, Палпатин понимал это.

- А что делаешь ты, находясь здесь - сейчас?

- Он не знает об этом. Ты сказал, что он не узнал про нас во Дворце, ты сказал, что ему ничего не известно.

- Я был неправ. Известно. Я думаю,он всегда знал об этом. Он спроектировал это, Мара.

Она встала и направилась к нему, но он шагнул назад, останавливая ее.

- Люк, он не знает.

- Он знает. Возможно, только возможно, мы смогли избежать неприятностей, когда были вдали от Корусканта, возможно даже в ту ночь во Дворце… Но когда он был на «Патриоте»?! Когда Нэт был там, периодически впадая в панику и теряя голову?

Мара отрицательно качала головой, выстраивая защиту из сотни тщательно созданных оправданий и отговорок. Люк поднял руку, пресекая ее слова:

- Он закрывает глаза, потому что это выгодно ему.

- Что он может получить от того, что мы вместе?

- Все. Все, что он хочет... что ему нужно.

- "Все" это не ответ, Скайуокер. – Мара не желала принимать таких объяснений, когда столь многое было под угрозой. - Это увиливание.

- Ты хочешь подробностей? Отлично. Ему нужен способ управлять мной, и он знает, что может сделать это через тебя - потому что, в конечном счете, ты всегда будешь оставаться преданной ему, Мара. Ты никогда не пойдешь против прямого приказа - против его приказа; поэтому он всегда держит рядом со мной кого-то, кого сможет повернуть против. Потому что как ни старайся оставаться бдительным, дружественные отношения ослабляют защиту.

Люк не стал опускаться до упоминания, что их близость позволяла ей узнать о нем то, к чему она никогда не получила бы доступ в ином случае. Но они оба знали, что он думал об этом, и не в последнюю очередь из-за того, что это было правдой - потому что как бы он ни пытался сохранять свою защиту, это получалось не всегда.
Однако Люк прошел мимо этой мысли, озвучивая другие причины.

- Он держит тебя, как прямой метод контроля, Мара. Он уже использовал тебя против меня.


- Что это значит, как он использовал меня против тебя?

- Угрожая, Мара, - ответил Люк спокойно. - Делай то-то... или они заплатят за последствия.

- Он называл мое имя?

- Ему не нужно было этого делать.

Мара покачала головой, не желая верить, что Палпатин использовал бы ее таким образом:

- Он не знает.

Однако Люк твердо стоял на своем:

- Он позволяет это - он закрывает глаза, потому что знает, что это ему только на руку.

- О чем ты?

Люк вздохнул, не желая причинять ей боль, но понимая, что должен сказать это:

- О ребенке, Мара. О чувствительном к Силе ребенке. Продолжении его драгоценной династии.


Мара воззрилась на него... просто уставилась на Люка, безмолвно открывая рот. Потрясение было сродни физическому удару, заставившему ее чувствовать себя больной. Долгое время она молчала, не в силах произнести ни слова, впитывая значение и понимание слов Люка. Ребенок… он забрал бы его у них. У нее. Спрятал бы и держал у себя, коверкал бы его разум и...

Она запнулась, делая шаг назад, отчаянно ощущая нехватку воздуха и пространства, провела руками по лицу. Мысли кружились в смятении. Он действительно сделал бы это? Он действительно все запланировал? Это было верно, что ее учитель хотел установить династию ситхов. Для этого не обязательны были два форсъюзера - но она хорошо знала его, знала, как работает его разум и понимала, что он захотел бы нечто исключительное, уникальное...

Мара резко остановилась и повернулась к Люку:

- Это была бы не его династия… А династия Вейдера.

Люк отвел взгляд, на лице отразились некая неловкость и беспокойство:

- Он хочет Династию Ситхов, Мара - свою драгоценную династию ситхов - и именно так он получит ее. Только это имеет значение для него - ради этого все здесь и затеяно. Ради этого он играет в свои игры внутри других игр, и все принимает то направление, которое он устанавливает. Здесь не бывает никаких совпадений, ты же знаешь это. Все ради его проекта. И когда он поймет, что ты не дашь ему то, что он хочет, он дождется очередного раза, когда я слегка зайду за границы дозволенного, и ты исчезнешь - в качестве наказания. Потому что он знает, что это причинит мне боль. - Люк покачал головой. - Я больше не буду делать это, я не могу. Я не могу давать ему такой контроль над собой - и я не буду.

- Он имеет контроль, только если ты позволяешь ему, - сказала Мара. - Ничего не изменилось с тех пор, как мы вместе.

- Да, не изменилось, - согласился Люк. - Я не доверяю тебе, Мара. Ты лжешь мне, поэтому я лгу тебе... и я не буду больше заниматься этим.
Mara вздернула подбородок, но гнев не приходил к ней; злиться было бессмысленно, и они оба понимали это.

- Я не лгу тебе ни о чем, что имеет значение.

- Это имеет значение для меня.

- Это просто Палпа...

- Я знаю точно, что это, Мара. Что я никак не могу понять, так это почему ты считаешь, что все в порядке. Как ты думаешь, я должен относиться к тому, что ты работаешь на моего врага? Как, черт возьми, ты можешь считать все это приемлемым положением вещей.

- Он не твой враг, Люк.

- Нет? Человек, который держит специальную камеру для меня, не является моим врагом? Человек, который оснащает окружающих меня наркотиком, разработанным исключительно для управления мной? Он разрывает меня там на части, Мара - в случае, если ты не заметила этого. Я ни разу не выходил из той камеры на своих ногах - потому что был не в состоянии. Как я могу думать о человеке, делающем это со мной, как не о своем враге?

Мара не сдавалась:

- Те дни закончились, ты же знаешь.

- Откуда?! Откуда я знаю это?

- Он сказал мне.

Люк почти рассмеялся:

- Ты не можешь верить ему, Мара! Ты не можешь верить ничему, что он говорит. – В разочаровании от ее слепой веры его голос стал выше.

- Я могу верить ему, - твердо отстаивала Мара. - Он не лжет мне.

- Тогда, почему... – Люк осекся, убирая волосы с лица. Он молчал довольно долгое время, потупив глаза и качая головой, и Мара подготовила себя для следующего раунда… Когда он наконец заговорил, в голосе звучало принудительное спокойствие: - Почему ты называешь его мастером?

- Что? - явная увертка, чтобы потянуть время. Но Люк не позволил ей этого, продолжая со спокойным сдержанным выражением лица, скрывающим все, что бы он ни думал на самом деле:

- Он заставил тебя называть его мастером, но он не преподает тебе ничего, кроме того, что приносит пользу лично ему.

Мара посмотрела в сторону, не желая отвечать, но Люк молчал, поэтому ей наконец пришлось заговорить.

- Он научил меня всему, чему мог, - заявила она очень уверенно. Палпатин объяснял ей много раз: у нее была некая связь с Силой, некое взаимодействие, дающее возможность слышать его голос и так же отвечать ему, но эта способность была пределом ее одаренности. Для большего у нее попросту не было тесной связи с Силой. Он сказал ей это. - Он не может преподавать мне то, чему я не могу научиться.

- Я научил тебя большему - разве это было так трудно для тебя? Он не преподает тебе совсем - и глубоко внутри, я думаю, ты понимаешь это. - Он ступил вперед. - Мара, дело не в том, что он не может обучить тебя большему... дело в том, что он не хочет. Прямо сейчас тобой легко управлять, и ты никогда не станешь угрозой для него - зачем ему рисковать, продолжая учить тебя?

- Ну, тогда, почему он обучал тебя?

- Потому что я... - Люк осекся, отведя взгляд.

- Что ты?

- Потому что я уже знал слишком много. Потому что он видит силу и хочет управлять ею. Поскольку он верит... неким утверждениям, в которых у него личная заинтересованность.

Мара покачала головой в смятении, зная, что Люк что-то скрывает от нее - что есть более глубокие причины, которыми он не хотел делиться.

Люк вздохнул, испытывая неудобство:

- Он убежден, что я другой... что мой отец другой. Что наша линия отличается от других.

- Отличается чем?

- Я не знаю.

- Ты знаешь.

Она внимательно смотрела на него, пытаясь извлечь ответы из сказанного им, и он опять отвел взгляд, качая головой и сжимая челюсть.

- По крайней мере, скажи мне хотя бы это, - надавила Мара. - Ты хочешь, чтобы я ушла... что ж, тогда, я думаю, я заслуживаю этого.

Люк молчал, сопротивляясь и не желая говорить большего, но она продолжала тихо ждать…

- Мне известны лишь отрывки, - ответил он наконец. - То, что было... пророчество. Сделанное давным-давно джедаями… Что-то... я не знаю. Наша линия связана с ним, сплетена. Так утверждает Палпатин.

- Что за пророчество?

- Посмотри на нас, наша линия... у нас дурная кровь, Мара. Испорченная. - Было что-то в его тоне: сердитое и смущенное, отчаянное и полностью убежденное. Она понимала, что он пытается оттолкнуть ее, но вместо этого он только притягивал ее к себе. Она подошла к нему и протянулась, чтобы убрать волосы с его глаз, но он отстранился, поднимая руку - отказываясь от такого проявления близости.

- Не надо, - тихо произнес он. - Мы не можем быть вместе, Мара. Я не могу доверять тебе, и ты определенно не можешь доверять мне. Мы играли в игру, вот и все. Это была просто игра, которая вышла из-под контроля...

Она вновь протянулась и ухватилась за него, вопреки тому, что он напрягся против ее объятия, положив руки ей на плечи и отодвигая.

- Люк, это все неважно – это все не имеет значения, разве ты не видишь? Мне нет дела до этого. Мне нет дела до пророчеств и ситхов, императоров и наследников - мне плевать. Мне есть дело до нас, до тебя. Я хочу быть с тобой... и я чертовски уверена, что и ты хочешь быть со мной. Поэтому ничто иное не имеет значения, разве не так?

Он молчал, руки продолжали лежать на ее плечах, однако он прекратил пытаться отодвинуть ее. Мара крепко обнимала его, прижимаясь к груди - чувствуя, как она поднимается и как бьется внутри его сердце. И ничто во всей галактике больше не имело значения.

- Скажи да и поцелуй меня, - прошептала она, тянясь к нему.

И он подался навстречу, обхватив пальцами плавный изгиб шеи Мары, и поцеловал ее.

Но он не сказал "да"...

Мара с прищуром взглянула на световой сигнал двери. Она только недавно пришла к себе, после ночи с Люком, чтобы переодеться и вернуться обратно, уже на службу.

Медленно повернув замок, она обнаружила за отъехавшей в сторону дверью спокойно стоящего Халлина.

- Коммандер Джейд.

Его нахождение здесь было уже весьма подозрительно, а то, что он явился спустя буквально несколько минут после нее говорило само за себя. Понятно, что он собирался ей что-то сказать, и заставлять его делать это в коридоре, было мелочно.

Поэтому Мара отошла, позволяя ему войти и собирая в кучу мысли, чтобы сосредоточиться. Несмотря на спокойные и добродушно-веселые манеры доктора, она давно пришла к выводу, что Халлин весьма сообразителен и прозорлив. И может доставлять проблемы даже в лучшие времена. Проведя ладонью по замку, она прошла мимо него в комнату, и доктор молча последовал за ней.

- Если ты хочешь что-то сказать мне, Халлин, то говори.

Он долго и внимательно смотрел на нее и наконец произнес не свойственным ему резким голосом:

- Наследник не знает, что я здесь.

- Ты просишь, чтобы я не говорила ему о твоем приходе?

- Я просто ставлю вас в известность, коммандер. Ваши дальнейшие действия являются только вашим выбором. - Он окинул ее сверху вниз быстрым взглядом. - Выбор это такая... любопытная вещь. Разоблачающая и откровенная.

Мара настороженно сощурила глаза. Халлин всегда высказывался прямо и никогда не скрывал своего недоверия к Маре, но это не было случайным язвительным замечанием при встрече в пустом коридоре - он специально искал ее, чтобы донести свое сообщение. Конечно же, она понимала, что вчерашние сомнения Люка должны были откуда-то взяться, и Халлин был вполне правдоподобным вариантом. Но вот так - прийти в ее каюту и говорить подобным образом - это было слишком даже для Халлина. Неожиданно.
И Маре оставалось лишь пойти на прямой разговор.

- Кажется, если я хочу что-то узнать, мне нужно просто спросить.

Халлин медленно кивнул:

- Интересный подход для человека, чья жизнь строится на обмане.

Брови Мары взмыли вверх. Она неуловимо подвинулась навстречу к нему, гадая, понимал ли худощавый доктор, что она могла свернуть ему шею быстрее, чем он даже начнет реагировать на ее движение... понимал ли, что только Люк останавливал ее от этого...

- Если ты собираешься продолжать говорить загадками, Халлин, тебе лучше уйти и не тратить впустую наше время.

- Уйти? И куда? - Халлин преднамеренно истолковал ее слова по-другому. - Это мой дом, коммандер. Мой долг и преданность находятся здесь.

- Хочешь сказать, что мои нет?

- А разве да?

Это был неожиданный вопрос, который содержал только это - вопрос.

- Мои интересы находятся здесь, Халлин, - язвительно уверила Мара.

- Интересы… интересы очень преходящи, коммандер. Они имеют свойство меняться и становиться слабее… а кто-то должен потом это расхлебывать.

Мара вздохнула, удрученная вновь вспыхнувшими взаимными претензиями.

- Ты так хорошо знаешь его. Неужели ты считаешь его настолько слепым?

- В некоторых вещах мы все слепы. И тогда нам нужен кто-то, на кого мы можем положиться для своей защиты.

- Я никогда не вредила ему.

- Да, вы уже говорили это. И все же вы по-прежнему с ним… и мы оба знаем почему.

- Может, скажешь мне?

- Я уверен, что нет никакой необходимости разъяснять, где в действительности находится ваша преданность.

В голове эхом зазвучали слова Люка, так похожие на то, что сейчас говорил Халлин.

- Я никогда не делала тайны из этого.

- Как и я, коммандер, - ответил доктор. - И уверяю вас, моя преданность столь же горяча, как и ваша.

- Рада слышать это.

Халлин покачал головой, внимательно смотря на нее, тон стал вежливым и искренне любопытным:

- Мне трудно представить, как можно быть так близко к нему столько времени и совершенно не понять его, вообще. Кажется, вы просто не способны на это. Не способны понять, как близко к краю он действует каждый день. Под каким давлением существует...

- Ты думаешь, что я не вижу разногласий и надломов в нем? Это не так.

- Тогда мне остается предположить, что вы испытываете их с какой-то целью - или игнорируете ради эгоистичного потакания своим слабостям.

Подбородок Мары гневно вздернулся:

- Ты понятия не имеешь, как близко к краю ходишь сейчас сам.

- А вы понятия не имеете, чего стоит Люку выживать здесь. Никакого представления, сколько сил он тратит на то, чтобы вырваться из цепкой хватки Палпатина, из-под его постоянного контроля и манипуляций. Люк сделал бы все - все, - чтобы освободиться от этого. - Серьезные и глубокие карие глаза Халлина стойко смотрели на Мару, с тяжелым мрачным выражением. - До такой степени, что если ему нужно будет для этого разорвать себя на части, он заплатит и эту цену.

- Он не сделает этого, - не согласилась Мара, лишаясь присутствия духа от зловещего предсказания.

- Ему и не нужно, - ответил Халлин беззлобно. - Вы делаете это за него.

Она несогласно качала головой, но доктор продолжал дальше:

- Вы делаете это каждый день, коммандер. Просто оставаясь рядом с ним - я уверен, что вы понимаете это.

- Я думаю, что он может позаботиться о себе, Халлин.

- Да, несомненно. Но это не уменьшает стремлений и посвящения тех, кто окружает его - и поверьте мне, я не одинок в своем обязательстве защитить Наследника.

- Что это значит?

Доктор держался очень спокойно теперь, твердо и хладнокровно.

- Вы думаете, что мы не наблюдаем за вами - думаете, что вам все сойдет с рук?

В ответ на невозмутимую убежденность его слов вспыхнуло первое тревожное подозрение:

- Кто "мы"?

- Мы не позволим вредить ему, - продолжил Халлин со спокойной, безусловной уверенностью. – Считаете, что вы здесь с разрешения Императора? Что ж - это правда. Но, верите вы или нет, еще и с нашего. И как только вы пересечете границу, коммандер, как только мы увидим, что он колеблется из-за ваших действий… - Доктор посмотрел ей прямо в глаза и пообещал с абсолютной окончательностью: - Мы устраним вас. Надолго. Я сообщу об этом Люку сам… и понесу ответственность за содеянное, уверенный в том, что поступил правильно.

Мара была и очарована и растрогана этим безоговорочным обязательством, этой защитной лояльностью. То, что ей угрожали, представлялось в эту минуту несущественным. Важно было то, что Люка окружала и охраняла такая глубокая преданность. То, что Люк вдохновлял на нее.

Тем не менее, уверенность в словах Халлина была красноречивее самих слов, как и то, что он вообще стоял перед нею и смел говорить это. Его завуалированное заявление о других верных Люку, его утверждение об их способности разобраться с любой угрозой, его вера, что он останется неприкосновенным, его положение близкого союзника Люка, ставящего Халлина на один уровень с Марой - Рукой Императора.

Снова слова, сказанные Люком прошлой ночью, зазвучали в ее голове:
”Это все станет очень сложным, Мара...”

Тогда они показались ей просто брошенным вскользь комментарием, теперь же, в свете позиции Халлина...

Мара понимала, что по мере того как Люк продвигается вперед и укрепляет свои позиции, растет и делает успехи, все претерпевает изменения. Сейчас его поддержка была еще скрытой и мало заметной, но она явно становилась крепче с каждым днем - и не без причины. Но впервые ей пришло в голову, а что будет, когда Люк, в конечном счете, придет к власти… Сам Палпатин медленно втягивал его в это, принуждая играть в игры власти, двора и политики и собирать себе свиту надежных доверенных лиц для защиты. И впервые ей пришло в голову, а было ли ее положение в этой развивающейся элите таким же прочным, как ее положение Руки Палпатина. Смогут ли те, о ком говорил и на кого полагался Халлин, подорвать ее позиции и незаметно исключить из этого круга - отодвинуть ее от Люка.

- Я не стану вредить ему, Нейтан. Я не стремлюсь к этому, – произнесла Мара от всего сердца, впервые ощущая, насколько это верно. Осознавая, как неважно все остальное в сравнении с этим.

Нейтан Халлин медлил, слыша перемены в голосе Джейд. Но его выражение оставалось каменным, потому что был один вопрос, перекрывающий то, что он вдруг в ней увидел: уступчивую мягкость и беспокойство в глазах.

А можно ли этому верить?

Заботилась ли Мара о Люке хоть немного? Боролась ли между своими привязанностями или играла роль перед Нейтаном? Хотя если бы она хотела обмануть его, ей проще бы было объявить полную лояльность Люку и отвергнуть Императора... Но она по-прежнему металась в ловушке.

- Ты просишь слишком много у него, - ответил наконец Нейтан, всматриваясь в ее глаза.

Как она не понимала, как не видела, почему то, что ее преданность принадлежала не Люку, имело такое большое значение? Что попытка найти путь между отношениями с ней и его собственными намерениями раздирала Люка. У него было мало слабых мест, и самую большую уязвимость Император не знал…, но он в этом и не нуждался. Достаточно было Мары.

- То, чего требуешь ты, сломало его отца, и он знает это. Я не позволю тому же разрушить его.

- Я тоже.

Нейтан медленно кивнул:

- Ловлю на слове.

Предостережение по-прежнему не уходило из его глаз, но в них было и кое-что еще: готовность отказаться от осуждения… на данный момент. Ради Люка. Поэтому он повернулся и прошел к двери, на сегодня этот разговор был закончен.

- Я только хочу прояснить...

Нейтан оглянулся, и Джейд склонила голову, в зеленых глазах вновь вспыхнул огонь, и она вернула ему слова, которые он сам когда-то давно сказал ей в медцентре:

- Я делаю это не из-за тебя.

К тому времени как Хан направлялся на борт флагмана Наследника, «Патриот» готовился к своему пятому рейсу, неведомо куда и зачем, на верфях в секторе Фарлакс. Он подозревал, что вместе с ним с поддельными документами туда летело еще двое, и несколько беспокоился, что те могли опознать его, вопреки правилу, что посланные не должны ничего знать друг о друге.

Тем не менее, судьба благоприятствовала им - каждый раз, когда новый суперзвездный разрушитель вновь появлялся в центральных системах, внутри флота происходило перемещение кадров, что и помогло с относительной легкостью попасть на "Патриот"; хотя думы по поводу причин таких изменений в экипажах приносили Альянсу много головной боли.

Как и то, где пропадал новый флагман каждые три недели из четырех, начиная со своего запуска. Ответ на этот вопрос был главной задачей шпионов, пробравшихся на его борт. Шаттл с новым пополнением приземлился в широко растянувшемся главном трюме «Патриота». По мнению Хана, такие трюмы были очень удобной вещью в звездных разрушителях. Огромные ангары огромного корабля, плотно укомплектованного техникой и людьми, что могло быть лучше, если ты не хотел привлекать внимания к своему появлению.

Хану потребовалась почти неделя, чтобы убедить Массу отдать один из поддельных идентификаторов ему и затем почти столько же, чтобы получить согласие Леи. Иногда нахождение твоей второй половины в позиции лидера Альянса серьезно затрудняло работу. Но, в конце концов, его сомнительная слава о бывшей службе в имперских рядах – пусть он и был позорно оттуда уволен – дала Хану преимущество. Как никак, он был знаком с рабочими процессами и порядками на борту ИЗР.

Или так он утверждал… На самом деле, все это было очень давно и он в те времена обращал крайне мало внимания на подобную ерунду.
Тем удивительней было то, с какой волнующей ясностью возвращалась к нему память о ней в течение девяти дней, проведенных им в ожидании на одной из баз Фарлакса. Что сделало и пребывание там, и последовавший перелет на «Патриот» довольно пустячным делом. Теперь ему лишь оставалось, как можно дольше продержаться на борту, чтобы иметь возможность тайно понаблюдать за Люком; посмотреть, как он действует здесь, как работает и общается с людьми. Это не входило в круг задач Хана, конечно… Его основной целью было заложение в систему последовательного ряда ошибок, необходимого для сбора информации - но он полагал, что любой мог сделать это. А вот «прочитать» малыша мог только Хан. Он был единственным, кто хорошо раньше знал его и мог бы основывать на этом свои суждения и кто был бы искренне непредвзят в них.

Со времени запуска "Патриота", да нет, черт, со времени, как малыш отпустил его, запихнув на "Сокол", Хан отчаянно пытался понять, что происходило в голове Люка. О чем он думал, когда помешал покушению на жизнь Палпатина, а затем повернулся на 180 градусов и спас Лею?
Хан сказал себе, что он сделает это для Альянса - что это важная и необходимая информация, понимают там это или нет - но какой-то маленький, тихий голос придирчиво продолжал спрашивать: было ли то, в чем он убеждал себя правдой? Или он просто хотел увидеть Люка - хотел взглянуть ему в глаза и... И что?

Он понятия не имел. Возможно, ему хотелось взглянуть Люку в глаза и все. Возможно, только в этом Хан и нуждался.

А, может, это было последнее, что ему было нужно. Следует признать, что их последняя встреча точно не отличалась приветливостью. Она подняла больше вопросов, чем дала ответов, и ни один из них не был приятным. Но на сей раз Хан был настроен более оптимистично. Ясно, что он больше не собирался позволять Люку застать его врасплох, не собирался ослаблять бдительность или терять самообладание или как-то еще загонять себя в угол. Нет, его планом было держаться в стороне от пути Люка, подальше от прямого контакта. Наблюдать из укрытия. Наблюдать, узнавать и ждать подходящего случая, чтобы объявиться.

Да, это имело смысл. Насколько трудно это будет осуществить?

Хан твердо кивнул, уверяя себя, что справится. Он спускался по трапу в огромный, гулкий служебный ангар, наполненный ревущим эхом невероятного шума. Повсюду виднелись войска и различные грузы снабжения, все во впечатляющем количестве. Он огляделся вокруг, чувствуя себя окостеневшим и чопорным в своей приталенной форме петти-офицера. Вытягивая шею, Хан попытался отодвинуть пальцем край высокого воротника, продолжая успокаивать себя, что все будет легко. Ему нужно лишь вступить в должность. Хан ухмыльнулся…



Они все стояли строем в ангаре неподалеку от офицерских кают. Хану жилье уже было назначено, комната восемь на восемь метров с прикрученными к полу столом и кроватью и, что радовало, приличным иллюминатором. Зашифрованные данные его допуска прошли проверку без каких-либо проблем. Таким образом, он прошел прямо мимо контрольного пункта службы безопасности, пронося с собой большой рюкзак с пятью передатчиками дальнего действия и отваживаясь подмигнуть тощему блондину, кивнувшему ему в качестве разрешения. Передатчики, которые ему надлежало установить, были пока спрятаны - настолько хорошо, насколько позволяла скудная обстановка каюты. Едва успев расположиться, Хан вернулся в ангар в соответствии с приказом, чтобы слушать хронически затянувшееся разъяснение различных деталей установленных на корабле порядков. О часах, в которые работали смены, о времени приема пищи и прочее, прочее, прочее. В основном все то, что Хан игнорировал раньше и за что с позором был выгнан из флота. За это и за спасение Чуи...

Подняв брови, Хан чуть пожал плечами: это была их потеря, а не его. Он вернул взгляд к наставлявшему их начальнику отделения, понимая, что давно не слышал ни слова из того, что тот говорил...

- Несколько правил, связанных с тем, что Наследник находится на борту. - Хан навострил уши: наконец его заинтересовало то, что гундосил офицер. – Маловероятно, что кто-то из вас встретит его при своих ежедневных обязанностях, но есть определенный протокол, установленный на случай, если это все-таки произойдет. И вы будете придерживаться его так, словно от этого зависит ваша жизнь, потому что, если я узнаю, что офицер, служащий под моим командованием, нарушил его, я лично разжалую эту задницу до рядового, понятно?

"Славный парень, с приятными навыками общения", - сухо размышлял Хан, заново вспоминая, за что ненавидел вооруженные силы.

- Итак, правила, запоминайте. – Дюжий, дородный офицер медленно шел вдоль строя. - Вы должны обращаться к командующему каждый раз по соответствующему званию. Его личные штатские помощники, находящиеся на борту, обращаются к нему по его гражданскому титулу - "Наследник". К вам это не относится. На борту - и всякий раз, когда вы носите форму имперского Флота - вы будете помнить его военное звание – Главнокомандующий. В том маловероятном случае, если вы окажетесь в его присутствии, вы будете помнить, что он предпочитает просто "командующий". Когда вы обратитесь к нему так один раз, дальше вы будете называть его"сэр". Вы должны делать так всякий раз, когда встречаете его: сначала "командующий", потом "сэр". Никаких попыток втянуть его в свою пустую болтовню, он не ценит этого. Вы не должны подходить к нему ближе, чем на четыре шага, если он не обратится к вам и не кивнет головой. Даже если нужно будет что-то передать ему, вы будете стоять и ждать, когда он кивнет и позволит подойти. Если он войдет в комнату, в которой вы находитесь, вы отдадите вначале шейный энергичный поклон, а затем щелкните каблуками и вытянетесь по стойке "смирно". И вы должны тренировать и оттачивать это движение беспрестанно - чтобы когда настанет необходимость в нем, оно не выглядело небрежным. Если вы находитесь в помещении вместе с командующим, вы не можете уйти без его приказа или разрешения. Если вам нужно будет отойти от него, вы поклонитесь, сделаете четыре шага назад, щелкнете каблуками и только потом посмеете отвернуться. Если я увижу, что кто-то из вас поворачивается спиной к нему в пределах четырех шагов, вы будете возить мусор в ночные смены весь жалкий остаток вашей карьеры. Позади него также запрещено находиться ближе, чем эти магические четыре шага. Если он повернется к вам спиной, вы продолжите стоять, как стояли. Вы не будете сидеть в его присутствии, если вам не будет сделано недвусмысленное приглашение, в чем я очень сомневаюсь. Вы не будете есть в его присутствии, если вас не пригласят. Вы не будете пристально смотреть на него. Вы не будете заводить разговоры с гражданскими членами его окружения – помните, что во всех аспектах, не касающихся задач флота, они превосходят вас, и вы должны обращаться к ним в соответствии с их рангом и званием. Вы выучите их ранги и звания. Вы не будете просить у них введения в круг главнокомандующего, это не поможет вашей карьере; они потратили много лет, чтобы занять свои места и верьте мне, черта с два они помогут кому-либо из вас заменить их.

В этом пункте Хан начал «отключаться», частично бессознательно, частично начиная впервые реально понимать, до кого он пытался добраться. Вплоть до этой минуты он хотел добраться до Люка. И внезапно до него стало доходить, насколько сильно изменился его мир. Хан больше не пытался урвать несколько минут с гиперэнергичным малышом с Татуина, который только случайно оказался на борту звездного разрушителя, нет, он пытался добраться до Наследника Императорского Трона. Кого-то, кто жил той жизнью. Этой жизнью. Все эти поклоны и сэры и сопровождающие лица. Никто не смотрит, не подходит и даже не думает начать разговор...

Наконец, словно удар по голове, до него дошло, что Люка Скайуокера может просто больше не существовать - того Люка Скайуокера, которого он знал. Пять лет... чертовски долгое время для такой жизни, полностью отрезанной от всего нормального, окруженной людьми, заставлявшими тебя соблюдать все эти правила, потому что таков протокол.

Хан также начал постигать, что малыш не был больше малышом - он был Главнокомандующим Центрального Флота и следующим в очереди к управлению Империей. Недоступным и обособленным.

Было ли это его выбором? Или он действовал под принуждением?

Начальник отделения ненадолго замолк, отвечая на вызов по комму, и Хан понял, что снова не слышал ни слова… Вероятно, это было неважно...
Отдернув китель, старший офицер вновь поднял сердитый взгляд на стоящий перед ним строй:

- Поэтому рассматривайте это как свою возможность выделиться передо мной, а не главнокомандующим. Я заверяю вас, что он даже не знает о вашем существовании. Но все что вы будете делать с этой минуты, отразится на мне, поэтому только я решаю, чем вы будете заниматься следующие двенадцать месяцев и только я определяю остальную часть вашей карьеры. Не облажайтесь.

Хан приподнял брови, вслушиваясь в слова: может, и важно…

Несколько секунд спустя, гермодверь ангара отъехала в сторону, и дежурный старшина подал сигнал – три свистка.

- Командующий на палубе! - прокричал с военной четкостью их болтливый, напыщенный офицер и лихо вытянулся по стойке «смирно». Все тут же последовали его примеру, щелкая в унисон каблуками…

И Люк вошел. Руки позади спины, нейтральное, нечитаемое выражение на травмированном лице.

Он выглядел... другим, отметил Хан, старше. Глупо, конечно же он стал старше. Но... дело было не в этом. Каким-то образом Хан никогда не совмещал окутанного тенью человека из тюремного блока "Ярости" с... ну… с Люком, малышом. Хан просто мысленно заменял тот образ с "Ярости" тем Люком, которого знал, настоящим Люком. И все холоизображения, которые приносила разведка, ну.. в общем, на них тоже был не реальный Люк. А какой-то парень, Наследник, враг. Не Люк.

И теперь он был здесь снова, эта странная тень Люка. Но в ясном «дневном» свете.

Подтянутый, аккуратный, одетый в безукоризненную форму темно-серо-синего цвета, он казался выше ростом и шире плечами. Таким… совсем взрослым. Волосы, слегка вьющиеся и непослушные, падали почти до плеч, темные - заставляющие кожу казаться бледнее… а шрам на лице глубже.

Ломаная линия шрама пересекала всю правую сторону лица, идя от брови через щеку и губы и затрагивая подбородок. Один адский шрам... Почему он до сих пор не избавился от него?

С другой стороны не Хану было это говорить: он сам сохранял старый шрам на подбородке. В качестве памяти, напоминания о тяжело выученном уроке. И по-новому глядя на грубый, толстый рубец, он задавался вопросом, какие еще шрамы хранил малыш.

Люк махнул затянутой в черную перчатку рукой в сторону тянущейся за ним группы старших офицеров и помощников – ни один не шел ближе четырех шагов, с сухой иронией отметил Хан - приказывая остановиться. Оставшись один, он медленно пошел вдоль длинного строя, равнодушно осматривая новый призыв...

Мысли Хана вращались с бешеной скоростью, Люк подходил все ближе. Что ж, это было полной неожиданностью, как гром среди ясного неба, кто мог подумать, что Наследник Империи бродит по нижним палубам? Кореллианин смутно помнил свой расчет – что ему только нужно оставаться в стороне от Люка, не давая застать себя врасплох, и тогда все будет прекрасно. По всей видимости, этот план только что вылетел в трубу.

Если бы Хан был более умным человеком, то он, вероятно, потел бы к этому времени.




Люк шел неторопливым темпом вдоль строя, уже зная, что Хан был в дальнем конце ряда. В последнее время он выработал привычку приходить сюда под предлогом личной проверки каждый раз, когда новобранцы прибывали на борт - для того, чтобы когда ему действительно это понадобится, его приход не казался неуместным. В конечном счете, среди новичков должен был оказаться Хан, в числе пяти шпионов Восстания, четверо из которых уже были отмечены. Последнего же Люк выискивал для себя. Это было личное дело.

Замедляя шаг, он остановился перед Ханом и в полной тишине начал рассматривать его с ног до головы. Тот выглядел слегка позеленевшим, однако твердо держал прямой взгляд.

- И вы? - спросил Люк, в конце концов.

- Лейтенант Солин, сэр, - энергично отсалютовал Хан и затем заколебался, явно сомневаясь, должен ли отдать поклон. Офицер позади Люка резко кашлянул, и Хан запоздало понял, что также использовал неправильное обращение. - Командующий! - исправился он быстро.

Люк продолжал пристально смотреть на него, будто не заметил эту оплошность, сужая глаза в раздумье и медля. Он чертовски хорошо знал, насколько от этого было тревожно и неудобно. Спустя долгие-долгие секунды он наконец заговорил:

- Мы не знакомы?

- Нет, сэр, не думаю, что мы встречались.

- О, а я уверен, что да, - быстро возразил Люк. - Очень уверен.

Снова повисла долгая тишина, пока Люк внимательно смотрел, как Хан неловко переступает на месте - частично от общей трудности ситуации, а частично от беспокойства, что вообще было не свойственно Соло. Возможно, он осознавал, что изменения в его старом друге были чем-то бо́льшим, чем внешность. Люк тянул время… позволяя Соло немного вспотеть за свое безрассудство, за то, что так опрометчиво надеялся избежать здесь неприятностей.

И потом затянувшаяся минута была прервана:

- Это было... на открытии галереи на Корусканте. Мы обсуждали искусство, одну картину... По-моему "Ночное сражение" Инего.

Соло позволил себе вздох. До этого он даже не осознавал, что сдерживал дыхание.

- Да, сэр, я думаю, вы правы. У меня до сих пор есть... копия.

- Серьезно? Я предполагал, что вы уже продали ее.

- Нет, сэр. Она дорога моему сердцу.

- Думаю, вы слишком высоко ее оцениваете, - произнес Люк с пренебрежительной уверенностью. - Я пришел к выводу, что потерял пристрастие к работам Инего, со временем. Он был всегда таким наивным - пытаясь писать картины, которых в реальности больше не существовало.

- Видите ли, это как раз то, что я люблю в картине, которая есть у меня - каждый раз, когда я смотрю на нее, мне кажется, я встречаю старого друга.

Люк улыбнулся, Хан не потерял свое остроумие - хотя оно было бесполезно, если он думал, что мог что-то изменить... или вернуться к прошлому.

– Возможно, пришло время идти дальше. Я иду.

- Спасибо, сэр, но думаю, что я буду беречь ее… Мм, художник, может, и не в почете в тех местах, откуда я родом, но это не изменяет мое собственное представление о нем.

- Возможно, общепринятое мнение право.

- Это лишь поверхностное суждение о том, кого они никогда не знали. - Хан прочно стоял на своем. – Не так, как я.

- Вот именно, знали. Инего мертв, лейтенант Солин.

- Может... - попытался возразить Хан, но Люк обрезал его решительным голосом:

- О, верьте мне, его больше нет. Нельзя вернуться из мертвых.

Хан нерешительно помолчал и предпринял последнее усилие:

- Это печально, сэр. Я всегда думал, что у нас много общего.

Люк шагнул назад, с резким умышленным пренебрежением заканчивая разговор:

- Вам нужно позаботиться, чтоб это была не ваша кончина, лейтенант Солин.

Он удерживал взгляд Хана еще секунду, и затем хладнокровно отвернулся, начав идти обратно, ни разу не оглянувшись назад.



Хан чуть высунулся вперед, провожая взглядом спокойно шагающего вдоль строя Люка, бесстрастного и уверенного. По мере того как он проходил, каждый в линии поворачивался самую малость вслед, чтобы также смотреть на него, а когда двери ангара закрылись, в едином движении повернули головы в противоположном направлении - чтобы уставиться на Хана.

Тот тут же выпрямился, выравнивая дыхание. Теперь он потел.

Спасибо за Вашу работу! Пожалуйста, не бросайте перевод. Я думаю, многие читают, хоть и мало кто комментирует..

Зарегистрировалась только ради того, чтобы поблагодарить вас за великолепный перевод. Присоединяюсь к Лейтиан, не бросайте его, пожалуйста. Лично я каждый день проверяю, есть новая глава или нет. 

Интересный фанфик, каждая часть как полноценная книга. Не удержалась, подсмотрела в конец оригинала, но от этого еще больше хочется на русском прочитать, как к тому все пришло. Очень приятно читать качественно переведенный текст

Лейтиан, Aoi, очень рада, что вам нравится фик. И спасибо, что не поленились и написали. Это всегда приятно.
Продолжение, к сожалению, смогу выложить только в начале апреля. Сейчас уезжаю в отпуск и текущую главу доделать не успела.
Но зато наберусь сил на последние кульминационные главы:)

Очень интересный фан-фик,получше многих книг будет.Огромное спасибо за перевод,так держать.Хорошего отдыха Очень жду продолжения... )

sky walker, спасибо, буду стараться :)

В принципе, мой интерес к ЗВ сохранился, благодаря чтению фанфиков. С первыми книжками, что я читала, мне как-то не очень повезло.

Огромное спасибо за перевод этой замечательной книги. Я совершенно потрясена тем, как хорошо это написано. Перечитываю уже во третий раз с прежним интересом и все время нахожу что-то новое.
Отдельное спасибо за прекрасное качество перевода.

Элейн Эванс, очень рада, что вам нравится. Я тоже все время нахожу что-то новое. Как мысли, так и созвучные, расположенные в разных частях трилогии сюжетные мелочи.
Особенно учитывая, что по-английски я читала все-таки несколько наискосок. Например, про то, кто шпион Люка я благополучно упустила... и с удивлением узнала об этом только в третьей части :)
Не знаю, читали ли вы на английском, но в любом случае держите продолжение :)

Беспечно скитаясь по главному коридору навигационного уровня, Хан пытался принять скучающий вид, словно ему до смерти надоело порученное служебное дело; в руке болталась дека – удобная вещь для изображения занятости; он утыкался в нее всякий раз, как только казалось, что кто-то собирается прицепиться к нему с каким-либо разговором.

О неловкой, смущающей встрече с Люком, произошедшей два дня назад, ему больше не вспоминали. Кроме начальника отделения. Впрочем, тот, доставив Хану десять скорбных минут, внезапно передумал и переменился - когда очевидно решил, что в его интересах «дружить» с новым старшиной, разгуливающим в одних галереях с Наследником. В результате Хан получил послабление и относительную свободу на следующие несколько дней. Что никак не могло быть лишним.
Они ушли в гиперпространство в первую же ночь, но никто ни в кают-компании, ни за смешанными столами в столовой, казалось, не знал, куда они направляются. Поэтому когда "Патриот" выпал обратно в реальное пространство, делая короткую остановку, Хан воспринял это как шанс для получения их координат и решил предпринять небольшую прогулку прямо к источнику необходимых данных - в навигационную.

Сейчас ему оставалось только найти нужную комнату, коих в навигационной части корабля было около тридцати - несколько больше, чем он рассчитывал. Но что удивляться, он никогда раньше не бывал на суперзвездном разрушителе… Хотя нет, Хан криво ухмыльнулся, неверно: они вместе с Люком были доставлены на Корускант на борту СЗР "Экзекутор". Просто им тогда не слишком много удалось увидеть.

А теперь вот ребенку с Татуина принадлежит один из них... подарен самим Палпатином. Забавно, как поворачивалась жизнь...

В конце концов Хан выбрал комнату наугад и с деланной небрежностью зашел туда, деловито поглядывая на деку в руке. Подождав пока за ним закроется дверь, он рискнул поднять глаза, чтобы быстро осмотреть комнату: в вытянутом, глубоком помещении находилось лишь четверо мужчин, не обращающих на него никакого внимания. Самый ближний сидел у экрана – высвечивающего, как показалось Хану, полезную информацию. Поэтому он профланировал поближе, вновь уставившись в деку, словно читал с нее.

- Эй, я ищу лейтенанта Антиллеса? - Хан наобум назвал фамилию коммандера Разбойной эскадрильи.

- Антиллеса? - сидящий унтер-офицер покачал головой. – Здесь его нет.

Хан удивленно поднял брови:

- Он несет службу в другую смену?

- Ни в какую смену. Здесь вообще нет такого.

- Потрясающе, - изображая расстройство, Хан огляделся вокруг. - Кто-нибудь знает его?

Сидящий рядом человек наконец оторвался от работы, тоже поворачиваясь к остальным с просьбой о помощи:

- Кто-нибудь знает лейтенанта Антиллеса?

Хан получил возможность свободно взглянуть на экран. В этот момент дверь позади отъехала в сторону, послышались шаги. Небрежно повернувшись, Соло тут же узнал вошедшего. Он естественно готовился перед тем как отправиться на "Патриот", запихивая в голову все лица и имена ведущих игроков на корабле, но Веза Рииса он узнал бы и без этого. Коммандер Вез Риис являлся хорошо известной фигурой из близкого окружения Скайуокера - поднявшись от чего-то между телохранителем и советником до генерал-адъютанта Наследника.

Хан срочно отвел взгляд, возвращаясь к своей деке, и человек прошел мимо, к главному пульту в противоположном конце комнаты; все присутствующие офицеры тут же приняли очень занятой вид.

Хан до боли в глазах не сводил взгляда со своего подсвеченного экрана, лихорадочно размышляя, как бы ему отступить, не привлекая к себе внимания...

Наконец он посмотрел на человека рядом с собой:

- Знаете что, думаю, мне нужно проверить это имя. Не беспокойтесь...

Вез Риис оглянулся, повернулся обратно... и затем, словно передумав, снова взглянул на Хана:

- Могу я помочь вам, лейтенант?

Попал.

- Нет, спасибо, сэр. Я просто пытаюсь разыскать кое-кого. Это не...

- Кого?

- Оу… - Хан вновь уперся в деку, но это в общем уже не помогало. - Лейтенанта Антиллеса. Никаких проблем, я просто…

Риис обошел пульт, направляясь к Хану.

- Лейтенант Антиллес в отсеке Системного Анализа. Давайте, я провожу вас - я как раз иду мимо.

Несколько долгих секунд Хан только смотрел на него... Вблизи Вез Риис был довольно высоким и крупным человеком...

- Спасибо, - выдавил Хан наконец и направился вслед за ним к двери. А что еще ему оставалось?

В полной тишине они прошли длинный серый коридор, и Хан измучался вопросами: во-первых, что, черт возьми, происходит, во-вторых, кто этот лейтенант Антиллес - а вдруг на борту был действительно кто-то с такой фамилией - и, наконец, самое насущное, сможет ли он справиться с Везом Риисом и бежать с разрушителя, прежде чем его догонят.

Добравшись до отсека Системного Анализа, Хан замедлил шаг, однако большой человек продолжал идти дальше даже когда Хан остановился у скользнувшей в сторону двери.

- Мм?

Но Риис и не думал туда заходить, указывая в другом направлении:

- Пожалуйста, сюда, лейтенант.

Вот теперь это действительно скверно.

Хан на мгновение взглянул в проем двери и пошел дальше за Риисом, настороженно щуря глаза.

Они молча прошли к турболифтам и так же молча поехали черт знает куда. К этой минуте Хан практически был уверен, что его уводят подальше от суматохи корабля для ареста - что двери откроются на тюремном уровне или в другом каком помещении, полном штурмовиков.

Он прислонился к стене, ощущая подбадривающее давление маленького ручного бластера, который тайно носил на поясе под кителем. Опытный глаз уже опознал кобуру с бластером на плече Рииса - дорогое, тщательно сшитое на заказ обмундирование не могло полностью скрыть оружие. Плюс, Хан был уверен, на бедре парень носил то ли вибронож, то ли еще что-то подобное. Несмотря на прямую спину и военную выправку, широкие плечи Рииса были слегка напряжены, выдавая его готовность к любым осложнениям. Он повернулся, чтобы взглянуть на Хана, и тот натянул на лицо слабую улыбку - оставшуюся без ответа.

Когда двери турболифта раздвинулись, показался широкий, пустой коридор. Риис вышел, не говоря ни слова, заставляя Хана лишь смотреть ему в спину; улыбка быстро сошла с лица и так же быстро вернулась, когда здоровяк вновь чуть повернул к нему голову:

- Сюда, пожалуйста, - настойчиво пригласил Риис.

- И куда именно мы идем? - спросил Хан, настороженно шагая наружу и не в силах удержаться от резкости в голосе.
Но большой парень уже шел дальше, поэтому переждав еще пару секунд, Хан последовал за ним, оглядывая внимательным взором просторный коридор. Одна из стен состояла из сплошного ряда огромных обзорных окон, дающих грандиозное представление внушительного корпуса суперзвездного разрушителя под ними, словно это был оригинальный городской пейзаж; на носовой части корабля лежали тусклые тени далекой звезды. Хан перевел взгляд на человека впереди, рука скользнула к поясу – продолжая идти, он небрежным движением пытался ослабить плотно сидящую имперскую форму, чтобы добраться до бластера. Лучшей возможности, вероятно, уже не будет…

Риис остановился у двери - единственной в пустынном коридоре, если не считать выхода в противоположном конце.

- Ммм... довольно тихо здесь, - Хан мысленно прикидывал, хватит ли ему расстояния, чтобы треснуть парня со всей мочи по голове декой; это дало бы время наконец добраться до проклятого бластера…

- Да, – Риис развернулся к нему всем своим массивным торсом, без единой эмоции на лице.

Хан замер, но тот снова отвернулся, слегка постучал в дверь и нажал ручку. Соло взглянул в открывшийся проем, набираясь духу, рука автоматически дернулась к запрятанному бластеру...

Однако находящаяся за дверью комната казалась пустой. Жилая каюта, темная и большая, со вкусом обставленная роскошной, тяжелой мебелью. Проводник Хана слегка кивнул, жестом указывая внутрь. Еще раз быстро окинув коридор взглядом, Соло перешагнул порог тускло-освещенной комнаты. Осматриваясь вокруг, он на мгновение был увлечен тем же самым захватывающим видом из иллюминатора, что сопровождал его на пути сюда. Дверь позади скользнула обратно, заставляя Хана обернуться и понять, что его большой сопровождающий остался снаружи...

В стороне, одетый в темную одежду и потому фактически растворяясь в тенях просторной каюты, стоял Люк.

Какое-то время он только тихо смотрел на Хана, позволяя тому почувствовать неудобство под его пристальным взглядом. Когда он наконец заговорил, на отлично смодулированном корусканти, без всякого намека на акцент, его тон был не менее тревожащим, странно сочетая в себе сухую иронию и полную бесстрастность:

- Похоже, мы всегда встречаемся на звездных разрушителях.

Хану понадобилось довольно много времени, чтобы найти ответные слова:

- Верно. Но в свою защиту могу сказать, что ты, кажется, проводишь ужасно много времени на них в последние дни.

- Да и ты тоже, рассматривая твою привязанность к ним, - легко возразил Люк. Его голос оставался спокойным и неагрессивным, и все же было что-то неопределимое в его манере... Заставившее Хана опасливо напрячься.

- Ты опять собираешься... вырубить меня?

- А ты хочешь наставить на меня бластер? Тот, что у тебя за спиной, - добавил Люк, когда Хан набрал воздуха, чтобы отрицать наличие оружия.

- А, этот. Он просто для удачи.

- Кажется, не слишком срабатывает.

- Не знаю, мне все же удалось пробраться сюда... ради шанса увидеть тебя.

- Ты подвел свой Альянс под огромное количество расходов только чтобы увидеть меня?
- Ну, они хотели кое-что еще... типа узнать, куда ты постоянно исчезаешь. Не хочешь просветить меня, может?

Люк промолчал, продолжая стоять в тенях, не выказывая ни возмущения, ни уступчивости.

- Или об операционных параметрах ДЭМП? О модернизированной системе щитов...? Нет?

Люк долго ничего не отвечал, невозмутимый и неподвижный. И его голос, когда он все-таки заговорил, был негромким и спокойным; все эмоции хорошо скрыты под тем официальным произношением, каким-то странным образом выходящим из его рта:

- Ты для этого проделал весь твой путь?

- Нет... ну да, хотя я не думал, что ты ответишь на всю эту чепуху.

- Тогда, зачем ты прибыл сюда?

- Я думаю... я хотел увидеть тебя – убедиться, что ты в порядке.

- Ты довольно долго собирался для этого.

И снова никакого следа эмоций в нейтральном, безучастном голосе, ни обвинения, ни осуждения. Но, тем не менее, Хан ощутил острую сокрушающую боль вины. Он отвел взгляд, сильно смущенный, стремясь скорее заполнить душную тишину.

- Конечно, что бы у тебя могло быть не так… Я имею в виду, у тебя есть собственный разрушитель. Суперзвездный разрушитель. Даже два, фактически... ну, вообще флот, как я понимаю. И, это самое, ну... ты Наследник Империи. - Он неловко пожал плечами. - Но это все просто... вещи, ерунда, да?

- По большей части. Кое-что что из этого мне нужно.

Люк вышел из теней - оставаясь окутанным тревожащей аурой, наглухо закрытый и нечитаемый для Хана, несмотря на годы их близкой дружбы. Хан беспокойно заерзал, находясь под прицелом пристального взгляда…
И затем подался вперед, впервые замечая затемнение в правом глазу малыша. Он давно знал о глубоком и кривом шраме на лице, понимая, откуда тот взялся - но про это пятно не видел ни в одном из прочитанных документов.

- Что ты сделал с глазом?

- Кое-кто пытался взорвать меня, - ответил Люк спокойно. – Думаю, ты должен был слышать об этом, учитывая твой интерес к моему благосостоянию.

Стоя в двух шагах - за непреодолимым рубежом – от Хана, Люк какое-то время наблюдал за его неловким молчанием, прежде чем смягчиться, не в силах оставаться сердитым на Соло, если вообще когда-либо сердился на него. Хан не должен был прилетать сюда, но тогда и Люк не должен был позволять это - он мог остановить все в самом начале.

Отвернувшись, он шагнул к пристеночной стойке, чтобы налить им выпивку - стремясь сломать напряжение. Дать и Хану и себе маленькую передышку. Люк не желал считать его ответственным за действия других. И не хотел позволять этим другим вставать между ним и последним настоящим другом, бывшим у Люка Скайуокера. Последним, кто помнил, кем был Люк Скайуокер - потому что сам он больше не помнил этого. И знание, что существует кто-то, до сих пор видящий нереалистичного, крайне наивного идеалиста, когда смотрит на его лицо, приносило странно заверяющее чувство.
- Так, а где Чуи? - Люк повернулся и прошел вперед, протягивая бокал и садясь в кресло, спиной к впечатляющему обзору. Хан последовал его примеру, садясь напротив и не замечая маленькой, мимолетной улыбки, коснувшейся губ Люка. Давно никто не садился в его присутствии без специального разрешения, и случайная непринужденность, с которой сделал это Хан, действовала успокоительно, напоминая о более простых временах.

- Я хотел взять его, но мы почему-то не смогли придать ему убедительности в офицерской форме.

Люк улыбнулся, позволяя себе легко поддаться такому образу мышления, ненадолго, только на минуту.

- Может, тебе надо было побрить его.

- Ага, но мне вроде как нравится, когда руки прикреплены к телу, - энергично отозвался Хан. - В любом случае, он линяет больше чем нужно. Я нахожу его шерсть по всему "Соколу"…

Он замолк, явно сомневаясь, должен ли был упоминать об этом.

Люк только подернул бровями, чуть пожимая плечом и отводя взгляд.

- Он был ни к чему мне - и я предполагаю, его регистрационные документы принадлежат тебе.

- Ну, на самом деле они еще у Ландо - он так и не смог собраться с духом, чтобы отдать их. Но у меня есть пачка других. Все законные, конечно.

- Конечно.

Они долго смотрели друг на друга, пытаясь понять и оценить произошедшие в них перемены. Хан не изменился совсем, Люк видел. Он по-прежнему был тем нахальным и самоуверенным пилотом, который потребовал десять тысяч кредитов за перелет от Татуина до Альдераана восемь лет назад... Неужели это вообще когда-то было? Казалось, с тех пор прошла целая жизнь... Другая жизнь.

- Я давно хотел поблагодарить тебя за все это дело с Ботавуи, - произнес Хан в конце концов. - И за "Сокол" - какое-то время все думали, что я шпион.

- Да, указывать пальцем они быстры, - ответил Люк, но остановил себя. Вместо этого нахмурился: - Дело с Ботавуи?

- Я несколько недель пытался заставить Мон перенести место той встречи, а когда они сделали это, мы не только обнаружили там тебя, но я еще и вернулся назад на "Соколе".

- А, - непочтительно отозвался Люк. - Я могу связаться с ними, если хочешь - замолвить словечко за тебя.

- Почему бы нет? – невозмутимо отреагировал Хан. - Уверен, это должно сработать.

Они оба улыбнулись и неловко опустили глаза. Люк переждал последовавшую тишину, зная, каким будет дальнейший вопрос. Хану потребовалось много времени для этого, но в итоге (в чем Люк не сомневался) он собрался с мужеством:

- Что... случилось с Мон?
Люк твердо посмотрел в глаза Хана, отринув всякое чувство вины:

- Ты же знаешь, ее казнили. Она возглавляла восстание против Империи. Наказание за мятеж хорошо известно.

Хан отвел взгляд, в беспокойной неловкости уставившись на бокал в руке. Наконец, стараясь изо всех сил найти слова, пробормотал:

- Просто... ты так хорошо знал ее.

- Да, точно - поэтому для меня было несколько неожиданно, когда она приказала убить меня, - голос острый как лезвие ножа, идеалистически настроенный малыш, которого знал Хан, полностью исчез. - Что я должен был сделать, позволить ей стрелять по мне из засады, пока она не добьется успеха?

Хан ничего не ответил, и Люк немного смягчился, голос зазвучал спокойнее:

- Она не... ее не допрашивали. Я думаю, что Палпатин знал, как... – он прервался; он собирался признаться, какого ему было при казни Мотмы - что Палпатин явно понимал, что ее допрос, если Люк будет знать о нем, не стоит неминуемо возникшего бы между ними отчуждения – но промолчал. Отказываясь чувствовать себя вынужденным оправдывать свои действия против той, кто так жестоко пытался убить его.



Хан внимательно рассматривал чуть отвернувшегося Люка, явно испытывающего краткие сомнения, и в этот миг... он выглядел настолько молодым. Просто ребенок, пытающийся найти путь в огромной куче дерьма и остаться нормальным при этом. Кто такой был Хан, чтобы судить его.

Однако правда состояла в том, что Люк больше не был прежним - и сейчас, сидя напротив и наблюдая как самоосуждающее выражение малыша переходит к застывшему в камень лицу, Хан не мог поверить, что упрямо убеждал себя раньше в обратном. Он видел эти перемены в глазах Люка, когда они вновь охладились до ледяной сдержанности, чувствовал их в воздухе, заставляющим волосы на затылке встать дыбом, наэлектризовавшись до самых кончиков. Словно шорохи в темноте, словно приближение грозы.

Хан вновь взглянул на глубокий, зубчатый шрам на щеке малыша, начинающийся над запятнанным глазом и задевающий губы, заметил другой, полускрытый высоким воротником его безупречно-скроенной рубашки. Раны, нанесенные по приказу женщины, ради защиты которой Люк не раз рисковал жизнью.

Да, малыш изменился – должен был измениться, чтобы выжить. Хан видел подобное много раз, учитывая род своей деятельности, ничего нового. Люди попадали в передряги и делали то, что им несвойственно - только чтобы выжить... но где-то на этом пути, каким-то образом, постепенно и часто незаметно для себя, они теряли некую жизненно важную свою часть. Это всегда было видно, потому что у них был тот же самый безэмоциональный, хладнокровный взгляд, что был прямо сейчас у Люка. Как будто ничто больше не касалось их.

Но Хан не знал никого, кто заставлял волосы на его затылке торчать иголками.

- Я не знаю, - проговорил Хан наконец. - Просто иногда... я не знаю. Это все так...

- Запутано, - понимающе договорил малыш в затянувшейся тишине. - Было намного легче, когда все казалось черно-белым, да? Часто говорят: "знай своего врага", но это мешает точно так же, как и помогает.
Снова потянулась тишина, но уже не такая напряженная, никто не испытывал враждебных чувств. В конечном счете Хан поднял взгляд:

- Что ты собираешься делать?

- Я собираюсь управлять Империей, - сказал Люк просто, ровным и твердым голосом. - А что собираешься делать ты?

- Не знаю. Пытаться остановить тебя, полагаю.

- Звучит не очень уверенно.

Хан смотрел на молодого человека напротив, самонадеянного и невозмутимого перед тем, кто только что заявил о своем намерении остановить его, несмотря на то, что у Хана было оружие, а у Люка, очевидно что, нет. Впрочем, это не сильно помогло в прошлый раз. Хан изучал старого друга в течение долгих секунд, но Люк не отводил глаз, спокойных и невозмутимых, без всякого намека на сожаление в них.

В конце концов, Хан первым перевел взгляд на бокал.

- Один парень когда-то сказал мне - в ответ на то, что я был меркантильным контрабандистом - он сказал... "Тебе нужно быть осторожным. То, на что ты стремишься заявить права может развернуться и предъявить свои права на тебя."

- Серьезно? - крохотная ироническая улыбка коснулась обезображенных уголков губ малыша. - А я когда-то слышал, как он спросил: "Кто более глуп, дурак или дурак, следующий за ним?" В тот раз большим дураком был ты… но и я не собираюсь повторять ту же ошибку.

Лицо Хана разошлось в кривой ухмылке, которая быстро исчезла:

- Ты не...

- Простил его? За то, что он лгал мне... много раз? Нет, не думаю, что я простил его. Но я уверен, что и он не простил бы мне за... мои решения с тех пор.

- Ты... считаешь его ответственным за все?

Лицо Люка оставалось абсолютно нейтральным: что бы ни происходило за этой маской, оно было полностью скрыто.

- Как я сказал, это были мои решения.

Хан скривил губы и посмотрел вдаль, чувствуя внезапное смущение, чтобы произнести вслух следующие слова… но он прибыл сюда за этим разговором и, когда все-таки выдавил очередной вопрос, малыш, казалось, не был ни удивлен, ни оскорблен им.

- Ты… ситх?

- Это изменило бы твой взгляд на меня?

Когда Хан не ответил, Люк слегка нахмурился, морща шрам у глаза.

- Раньше ты говорил, что не веришь в джедаев, думаю, это должно значить, что ты не веришь и в существование ситхов.

- Все меняется. Мы делаем ошибки.

- Да... делаем.

Хан свел брови в ответ на отстраненный задумчивый тон малыша, но Люк тут же опомнился, и какие бы сожаления не находились в его душе, они были немедленно уничтожены, взгляд стал острее и тверже.

- Ты хотя бы знаешь, кто такие ситхи?

- Почему бы тебе не рассказать мне?

- Я должен принять это как "нет"?
- Если я скажу "да", ты ответишь мне? - спросил Хан, уже понимая, как малыш аккуратно избегает ответов, что не хотел давать.

- Наверное, нет, - легко признался Люк, явно развлекаясь, что его блеф раскрыт. - Разве скажу, что у ситха не было бы никаких угрызений совести использовать "друга" для своей выгоды.

- Что ты хочешь сказать? – прежде чем он договорил, Хан понял это сам. Именно он, а не Люк задавал здесь вопросы. Люк не спросил ничего: ни об Альянсе, ни о том, какую цель ему здесь поставили в действительности. Ничего. Его дружба с Ханом весьма очевидно находилась за пределами всех прочих соображений.

Огорченный, Хан снова нахмурился, рассматривая свое виски.

- Кореллианское? - едва ли тонкая смена разговора, но деликатность никогда не была его стилем.

- Конечно, - отозвался Люк. - Я бы не посмел предложить тебе что-то другое.

- Хорошее виски, отличная выдержка. Я... гм... - долгая тишина, прежде чем Хан поднял глаза на Люка, качая головой. - Я не... Я понятия не имею, что сказать.

Люк продолжал пристально смотреть на Хана с нечитабельным выражением лица, на котором еще сохранялись следы небольшой улыбки – нисколько не затрагивающей глаза.

- Спроси то, что ты хочешь.

Хан молчал еще несколько секунд...

- Что, черт возьми, произошло?

Прохладное, сдержанное выражение Люка не изменилось, потянулась хрупкая тишина, но его глаза стали отдаленными, потерянными в воспоминаниях, которые Хан не в силах был постичь.

- Я думал, что он убьет меня... Думал, что натворил достаточно шума и беспорядка, выводя тебя, что он просто убьет меня и все... И потом я проснулся в камере, и тогда еще надеялся, что справлюсь – надеялся, что если буду все время отказываться и сопротивляться, он все же убьет меня. Но он никогда не доводил это до конца...

Люк мигнул, словно разрушая чары, и обратился к Хану; во взгляде не было ни обвинения, ни обиды, но, тем не менее, Хана обожгло волной острой боли, воспоминаниями, как множество раз он хотел пойти за малышом, а потом кто-то отговаривал его и он соглашался. Люк продолжал, и пусть лицо было бесчувственным, но голос едва не срывался, наружу прорвался родной знакомый акцент, свойственный его протяжному провинциальному произношению. Хотя не совсем такой, как раньше. Пять лет - долгий срок... особенно здесь.

- Я говорил себе: "Еще день. Только продержись еще один день". И затем наступал другой, а потом еще и еще... И не было никакой помощи. - Он пожал плечами, странно безропотный, смирившийся. – Впрочем, я никогда на самом деле и не полагал, что кто-то придет за мной... Я находился там, где должен был находиться - что я хотел, было несущественно.

Было ли в его словах... сожаление? Хан ухватился за него обеими руками, цепляясь за малую трещину в прежде непроницаемой броне.

- Ты не думаешь, что они правы...

- Я не думаю, что прав ты или кто-то другой - я вообще больше не думаю, что есть то, что правильно.

- Тогда улетай! Просто улетай - уходи отсюда.

- И куда я пойду? Нет такого места, где Палпатин не нашел бы меня, теперь. Я нигде не смогу скрыться от него. Он разрушит до основания любую планету, разыскивая меня, сожжет всю систему, если будет думать, что таким образом вытащит меня. Он очень ясно дал мне это понять, и верь мне, он не блефует.

- Уходи во внешние системы, Неизвестные Регионы. Возьми "Сокол" - я отдам его тебе.

- Если я сделаю это, я подпишу тебе смертный приговор. И всему Восстанию тоже. И любому, кто когда-либо был знаком со мною - любому вообще. Он уничтожит вас всех: во-первых, потому что решит, что вы помогли мне, во-вторых, потому что... будет знать, что я почувствую это и, в конечном итоге, мне придется вернуться, только чтобы остановить его. К тому же есть люди, и здесь и во Дворце, которые... - Он резко остановился, как будто вдруг понимая, что он говорит, щиты хлопнули на место с опытной непринужденностью. - И, в любом случае, я должен остаться. У меня есть планы и как я сказал тебе, большинство из них связано с моим управлением Империей. Что будет довольно трудно сделать с края света.

Хан покачал головой, испытывая досаду и расстройство, но Люк только улыбнулся, словно забавляясь беспокойством друга.

- Я думаю, - сказал он, - что одна из вещей, которым я научился... не принимать все так близко к сердцу, на свой счет. Иногда реальность такова, что в любой дружбе могут быть сложности – и это не обязательно исключает ее.

Хан различил выдвинутое ему предложение... Зачем малыш вообще спрашивал об этом? Соло кивнул, расплываясь в небрежной усмешке.

- Когда, черт возьми, ты стал таким умным?

Улыбка, так долго колеблющаяся на губах Люка, наконец коснулась его глаз:
- Ну, знаешь, один из нас должен был расти в конце концов.

Они ненадолго замолчали, погрузившись, в комфортную и больше не удручающую тишину. Хан отпил большой глоток, улыбаясь в бокал...

Люк резко посмотрел за его спину, поднимаясь, голос стал отрывистым и вновь официальным:

- Что ж, это было интересно, но я думаю, тебе настало время уйти.

Хан нахмурился, сбитый с толку внезапным изменением в поведении малыша.

- Что?

- Мара Джейд идет сюда, а она не очень хорошо хранит секреты.

Хан взглянул на дверной проем, до которого уже дошел Люк, и встал сам. Он почти спросил малыша, откуда тот знал, но вовремя остановился.

- Она была рядом с тобой так долго, - заметил он. - Ты и она, мм...?

Те несоответствующие глаза, казалось, видели его начистоту.

- Она по-прежнему агент Палпатина.

- Эй, я не говорил, что это должно быть серьезно.

Малыш только загадочно улыбнулся, оставляя Хана хмуриться от любопытства...

- Ты должен повернуть налево, - сказал Люк. - В конце коридора есть запасной выход с дезактивированной сигнализацией. Поднимись на три уровня, не дальше. Когда выйдешь в коридор, ты будешь снова под камерами наблюдения, но они идут по правой стороне и не охватывают дверь. Держись слева и не оглядывайся, тогда ты не будешь идентифицирован. Когда дойдешь до ближайшего турболифта, не входи туда пока там не будет еще кого-нибудь, и не нажимай кнопку своего уровня.

Хан кивнул, расстроенный, что их разговор так быстро подошел к концу.

- Мы должны... повторить это.

- Нет, в самом деле мы не должны, - недвусмысленно заявил малыш, хотя в голосе сохранялось веселье. - Когда ты вернешься в каюту, ты должен собрать свои вещи и уйти. Я предполагаю, ты сможешь достать себе транспорт?

- Эй, это я.

На лицо Люка прорвалась быстро убранная, но искренняя, настоящая улыбка и Хан не мог не ответить тем же. Он получил все, для чего прибыл сюда - об остальном пусть позаботятся другие. Он хотел найти старого друга - и к своему большому облегчению не был разочарован.

- Хорошо было снова повидать тебя, малыш. Береги себя.

Люк опять слегка улыбнулся, его сдержанные, разноцветные глаза казались сразу и странными и знакомыми. Хан кивнул и ступил в коридор; через два шага тихий голос Люка окликнул его:

- Соло...

Тот повернулся, и Скайуокер, по-прежнему улыбаясь, многозначительно поднял брови:

- Проберешься на мой корабль снова, и я брошу тебя в карцер.

Нравится, что Люк, несмотря на все пережитое, сохранил привязанности к старым друзьям и чувство юмора. Жалко его, кругом одни враги, союзников единицы. Когда уже Вейдер проснется... Замечаю, что редко в фиках Люк и Вейдер оба главные герои, или один, или другой тянет за собой сюжет. Тут вот "в тенях" оставили отца. Зато Люк крут.
Странно, что он еще не возненавидел Альян после такой "признательности" за его подвиги.
Прошу продолжения! :)

Ну и концовка главы (осталось еще четыре).





Несколько часов спустя, неожиданно, когда Хан еще просчитывал отходной путь, ему нанес визит важный и лишенный всяческих сантиментов Вез Риис, который вежливо, но твердо указал ему собрать вещи и следовать за ним. После чего провел его в один из ангаров строго ограниченно доступа.

Как только массивные двери раздвинулись в стороны, взгляд Хана заметался вокруг, пытаясь все охватить. Насколько Хан понимал, он находился в одном из ангаров 701-ого полка, вход в который был разрешен только членам личной эскадрильи Наследника. У Альянса не было никакой информации относительно 701-ых, за исключением того, что они были полностью лояльны Наследнику; никакого понятия об их количестве, назначениях, структурных подразделениях, ничего. Мнение разведки о причинах отсутствия этих сведений сводилось к тому, что их не было у самой Империи – нельзя похитить информацию, которой никто не владел.

Внутри ангара броню штурмовиков носило меньше половины солдат, остальные главным образом были облачены в рабочую одежду, некоторые даже а гражданскую. Корабли также были смешаны, по большей части СИДы, плюс эскадрилья аккуратно размещенных новых перехватчиков; в тыльной части стояло несколько скайпреев и бластботов, без всякой военной маркировки. Хан особенно старался запомнить их: вполне возможно он встретится с ними лицом к лицу, когда будет летать на «Соколе», и если так приключится, ему бы хотелось знать об этом. Больше ничего здесь не было; но это был один единственный ангар, тогда как в целом их, полностью отданных 701-му, было девять штук.

Он все еще крутил головой, стараясь запомнить как можно больше разных особенностей, когда Риис внезапно замедлил шаг, вынуждая Хана повернуть в сторону. Они остановились в передней части ангара, возле блестящего и ухоженного, хоть и не слишком нового шаттла. Люк стоял рядом, говоря с усатым, высоким человеком с острыми глазами и небрежной притворной сутулостью. Одет тот был в гражданскую одежду, на поясе закреплен бывалый оружейный ремень со смазанным недавно бластером. Более новой модели, чем был у Соло.
Люк повернулся, кивая на Хана.

- Каррде, это Солин. Солин, Каррде.

Двое мужчин окинули друг друга кратким оценивающим взглядом.

- Каррде согласился подбросить тебя до ближайшей планеты, - пояснил Люк.

Хан открыл было рот, чтобы возразить, но Люк продолжал говорить, не обращая на это внимания и отделываясь поверхностным объяснением предпринятых им изменений: дескать, он стремится к тому, чтобы уход Соло привлек как можно меньше внимания.

- Ничего удивительного, мы пристально следим за всеми кораблями, назначенными на "Патриот".

Хан нахмурился, гадая, было ли что-то большее здесь, но сейчас, перед Каррде, было не время и не место выяснять это. Однако он не мог не предпринять последнюю отчаянную попытку, испытывая неудобство от чувства загнанности в угол.

- Ах, и ты, конечно, отроду не упускал ни одного судна с разрушителя такого размера.

- С тех пор, как одно из них прошмыгнуло обратно с трюмом полным взрывчатки, - мягко ответил Люк без какого-либо обвинения. - Кроме того Каррде с тобой по пути.

- И куда ведет этот путь?

- Наружу, - лаконично ответил Люк. - Тихо и спокойно.

Он отошел, освобождая Хану путь в шаттл, и Хан, коротко кивнув, прошел к трапу.

- Кстати ,Солин, ты кое-что забыл.

Второй человек, незаметно стоявший рядом, невысокий и худощавый, с оливковым оттенком кожи и внимательными глазами, шагнул к Хану и протянул маленькую коробку. Он осторожно принял ее, гадая, что может быть внутри.
Открыл и увидел внутри пять передатчиков, на установку которых потратил последние несколько дней, размещая их в стратегических точках суперразрушителя.

- Спасибо, - сухо пробормотал Хан.

- Не стоит благодарностей, - ответил Люк с небольшим поклоном головы, однако в голосе различался юмор.

Хан закатил глаза, не зная точно как реагировать и что сказать, когда столько глаз сейчас смотрело на него -понимая, как многое изменилось.

Но все-таки кое-что оставалось прежним, по крайней мере Хан прилагал усилия, чтобы сохранить это.

- Будь осторожен, - предупредил он малыша братским тоном.

Люк широко улыбнулся, благодарный за искреннее беспокойство, едва заметное изменение тона в его голосе намекало на то же чувство по отношению к Хану:

- Продолжай делать то, в чем ты лучший.

На мгновение Хан нахмурился, сомневаясь, что подразумевал Люк, а затем в переулках памяти обнаружилась связующая нить: давным-давно, на Явине, когда на нем располагалась база мятежников и к ним приближалась Звезда Смерти, Хан сказал малышу, что улетает - оставляет Альянс и весь этот несчастный кавардак. И сказал, что если у Люка есть хоть капля здравого смысла, он должен сделать то же самое.

- Береги себя, Хан, - ответил тогда малыш, настолько юный и неопытный, что в его ботинках наверняка еще лежал песок Татуина. - В этом тебе, кажется, нет равных.

В то время это прозвучало, как оскорбление, но уже через день они смеялись над этим.
Их закрутило тогда. Схватка. Победа. Пьянка. Все за одну ночь. Они наводили порядок в галактике. Как все просто тогда казалось, черное и белое. Никаких промежуточных серых цветов... в которых находилась реальность.

Кореллианин кивнул, криво улыбаясь в ответ - во внезапном приступе меланхолии, повернулся и поднялся по трапу.




Люк тихо наблюдал, как Хан исчез внутри корабля, прекрасно ощущая на себе любопытные глаза Каррде; контрабандист был достаточно умен, чтобы понять, что происходило нечто гораздо большее, чем казалось на первый взгляд. Тем не менее, по разумению Люка, это был самый контролируемый, а потому наименее вредоносный способ для выхода Хана. Люк изменил свое решение, когда еще раз прикинул, сколько проблем способен породить Соло даже при таком простом действии, как отлет с разрушителя. Произойди что-то не так и все покатилось бы кувырком - как обычно бывало с Ханом.

И даже если не так, Палпатин никогда бы не поверил, что кто-то просто украл судно и убежал с корабля, которым командовал Люк. Особенно, когда он арестует всех остальных шпионов - что он собирался проделать сразу же, как распрощается с Каррде и что еще больше запачкает репутацию Хана при возвращении к мятежникам.

Люк понятия не имел, какую историю предложит Хан, рассказывая о времени, проведенном на "Патриоте", признается ли в разговоре с ним, - но возможность добавить еще немного двусмысленности сюжету была слишком заманчива, чтобы отказаться от нее. Те, кто доверял Хану, увидят только очередную попытку Наследника повредить репутации Соло в Восстании, а те, кто полагал, что он двойной агент, по тем же причинам только больше уверятся в своих убеждениях.

К тому же все это облегчит давление на Эрго. Хан же легко справится с очередной бурей, как справлялся с большинством ситуаций в своей жизни. И пока их дружба казалась неповрежденной, Люк не собирался исключать эту игру; Соло же не признался насчет передатчиков, в конце концов.

Когда Хан скрылся в шатлле, Люк, не поворачиваясь, обратился к Каррде сухим, сдержанным тоном:

- Попытайся не стрелять в него. Уверен, временами он будет очень соблазнять тебя, но...

- Я постараюсь удержаться, - буднично, как ни в чем не бывало, ответил контрабандист. - Хотя с кореллианами это может быть сложно.

- Ты сам кореллианин.

- Да-а, - контрабандист растягивал слова, по-прежнему смотря на пустой трап. - Надо ценить парадокс, которым является моя жизнь.

Люк кратко взглянул в сторону Каррде:

- Наверно, мне нужно было предупредить его не стрелять в тебя, - проговорил он искаженно. - Просто высади его где-нибудь на нейтральной территории, он сможет там позаботиться о себе.

- Могу представить.

- И ничего не говори ему.

Темные глаза Каррде метнулись к Люку:

- Я думал, вы сказали, он один из ваших сотрудников.

- Да, он просто не знает об этом. Я буду на связи. - Люк отвернулся, собираясь уйти, прежде чем Каррде сможет еще что-то спросить, и оглянулся лишь раз, добавляя: - Тебе нужно проверить своего пассажира - он наверняка уже на твоем мостике.

Алита Омбра, спасибо, поймала.

Дело в том, что я искала, что бы почитать, абсолютно случайно наткнулась на этот текст в вашем переводе, стала читать, обалдела...где-то уже к последней (на тот момент) главе врубилась, что это перевод, пошла на сайт к автору, дочитала, искала четвертую часть и...
Что поделаешь, стала читать оригинал с начала, дочитала, вернулась к вам, снова все перечитала.
И так еще несколько раз. (Там было не два раза на самом деле).
У меня в голове просто разные ящички для русского и английского, читаю я свободно и там, и там, но перевести сама ничего не могу. Вообще я воспринимаю оригинал и перевод как две разные книги, даже если перевод - самый точный.
В данном случае - бесконечно нравятся обе.
У вас чудесный язык (русский) и стиль.
Люк был моим любимцем в ОТ (на втором месте после того эвока, что познакомился с Леей), тихо бесил в EU, здесь он снова мне нравится, и это первая книга, где мне симпатична Мара.
Что-то странное с этой книгой: я читала внимательно, но тоже проворонила шпиона...и я бы сказала, что я умудрилась проглядеть в третьей части, но (тоном хорошей девочки) не буду спойлерить.
Кажется странным только, что сверхумный Палыч (а он здесь таков) не понял, что именно произошло в финале мордобития Люк/Вейдер.
Вообще, у меня много чего есть сказать, потому что я и оригинал, и перевод уже знаю почти наизусть, но и так вышло многабукафф, засим закругляюсь.

Алита Омбра, чего спрятались????

Я на ЖЖ ждала, смотрю нет и нет, даже растроилась =(((, думала в личку написать...
Но все-таки спасибо за продолжение =))))

Лейтиан, угу, чувство юмора здесь (и не только у Люка), одна из вещей, что красит произведение




Так вроде Вейдер тут и не спит... Союзниками уж заделались:)
А двумя ГГ их действительно сложно сделать, это, наверное, тогда нужно в стиле Мартина писать...




Элейн Эванс, похожая история: прочитала, обалдела, еще раз прочитала, не зная, что еще сделать - начала переводить:)

Спасибо за комплимент. Учитывая, что я никогда не училась ни писать, ни переводить, все приходится постигать на ходу, это приятно:)
Особенно, что вам нравится даже после чтения оригинала. Косяков, конечно, тоже хватает, я их частично вижу;) но порой возвращаться и вновь что-то исправлять и перефразировать нет сил.




Вот, точно, заслуга автора - что он выписал симпатичную Мару (хотя временами она... эх... промолчу), насколько я поняла, ее (рв-шную) не очень-то жалуют фанаты ЗВ.



Как я поняла на другом ресурсе, половина читателей даже на русском умудрилась это пропустить.




Можно в личку, интересно ;)



Ну так это главная слабость Палпатина: непонимание природы любви, привязанности, родства... Недоступно ему, не пережито. Потому и в 6 эпизоде спиной к Вейдеру повернулся.




Так говорите, не стесняйтесь;)



Akme, я не пряталась:) Прошу прощения, стала редко бывать в ЖЖ, и забыла туда последнюю главу выложить.

уд.

Ну, поехали потихоньку дальше.






Мара проснулась в ранний утренний час и в течение долгих сонных минут пыталась определить, что ее разбудило. Они достигли Эндора два дня назад, и Люк фактически все это время работал, находясь на новой боевой станции. Вернувшись только несколько часов назад, он рухнул в кровать, полностью истощенный. Она прильнула к нему, крепко обнимая всем телом, кожа к коже, и слушала его дыхание, пока он не забылся тревожным, прерывистым сном, крутясь и ворочаясь, как всегда, когда тщетно силился убежать из своих сновидений.

Она лежала в темноте, наблюдая за ним и задаваясь вопросом: что снится ситхам - что-то ужасное? Кошмары и видения, колючие и кусающие, искривленные Тьмой? Рваные образы и откровения будущего, возможно... или просто сны: мгновения и воспоминания, надежды и страхи, все сумбурное и перемешанное, как у других.

Люк внезапно дернулся и проснулся, хрипя от удушья и резко садясь на кровати с выкинутыми перед собой в защите руками. Несколько долгих секунд он вглядывался во мрак широко распахнутыми глазами, с тяжело вздымающейся грудью. Затем, когда пришло понимание, где он находится, мускулы медленно расслабились, а дыхание вернулось к нормальному ритму. В конце концов Люк лег на спину и закрыл глаза, погружаясь обратно в сон.

- Перестань наблюдать за мной, - пробормотал он тихо.

Мара улыбнулась в темноте:

- Я не наблюдаю. Я просто смотрю в твоем направлении.

- Ну, тогда смотри в каком-нибудь другом направлении.

- Мне нравится это.

Какое-то время Люк молчал, и она уже думала, что он, наверное, уснул, когда он перекатился на бок и притянул Мару к себе, разворачивая спиной и повторяя изгиб ее тела.

- Спи, - продышал он ей в шею, и Мара, устроившись поудобней, наконец закрыла глаза, растворившись в его теплом объятии...

И именно этого ей сейчас не хватало. Мысль медленно просочилась в дремлющее сознание: она была одна, Скайуокер исчез.

Однако бледное зеленовато-голубое свечение в щели приоткрытой двери выдавало включенную в смежной комнате деку, и Мара, тихо выбравшись из кровати, кошачьей походкой скользнула на этот мягкий, рассеянный свет. Люк сидел за столом, спиной к ней, раскачиваясь на задних ножках стула, голые плечи выделялись на тускло подсвеченном фоне.

В абсолютной тишине Мара сделала еще полшага.

И Люк тотчас ударил по кнопке деки, экран погас, и комната погрузилась в холодные тени звезд.

Мара нахмурилась и остановилась:

- Что происходит?

- Я работаю.

- Зачем тогда ты выключил деку?

Его голова чуть повернулась, мышцы спины и плеч напряглись. Несмотря на тусклый свет, на коже различались старые шрамы – в которых записывались полученные им за пять лет уроки.

- Ты пришла сюда, чтобы выяснить именно это?

Мара молчала, возмущенная обвинением, с трудом удерживая рвущийся крик… но не были ли его слова правдой?

Люк вздохнул, голос прозвучал тихо и устало:

- Что, черт возьми, мы делаем? Кого по нашему мнению обманываем?

- Очевидно, что не друг друга. – Она до сих пор испытывала боль от "почти разрыва", случившегося несколько недель назад, и не хотела спорить. - На самом деле, я лишь хотела сказать, что твой ответ вполне устраивает меня.

Он повернулся к ней, переходя на потакающий, снисходительный тон, пронизанный мнимой верой:

- Вот как? Теперь я совершенно убежден в твоих благих намерениях.

Мара улыбнулась и, наклонившись, обвила его руками:

- Пойдем в кровать, простофиля.




Люк вернулся в постель, тело жаждало сна, от которого упрямо уклонялось сознание. Он чувствовал себя полностью выжатым, измученным и обессиленным после нескольких дней составления планов и хитроумных схем по сокрытию людей, техники и своих намерений. Его команда уже начала переназначения среди служащих на Звезде Смерти, используя это для поэтапного и равномерного распределения тех, кому доверял Люк, не только в Центральном Флоте, но и во Внешнем. Те, кто его доверием не располагал, переводились на Звезду Смерти так, чтобы потом, когда они выполнят свою задачу, их можно было перевести на наиболее далекие от Ядра позиции. Его мысли до сих пор занимали эти перемещения и реорганизация штата. Несмотря на стойкое отвращение к обману и хитросплетениям, он ясно осозновал необходимость в них, для продвижения своих планов.

Мара устроилась на его плече, огненные волосы рассыпались в пламенном беспорядке. Он услышал ее вздох, почувствовал дыхание на своей коже, ощутил ее тепло, мысленное и физическое…

Внезапно нахлынуло горестное сожаление. От чего, он не знал. Возможно от понимания, чем стали их отношения? От страха, что этого будет недостаточно в решающую минуту? Как было недостаточно для его отца.

"Тьма не переживала бы", - слова отца отозвались эхом в мыслях Люка, спасательный трос, за который он цеплялся, заверение, что он еще не потерян. Но с другой стороны его отец явно и сильно заботился о его матери… он до сих пор делал это. И все же набросился на нее в тот роковой момент.

Люк прошептал слова, прежде чем осознал их:

- Никогда не иди против меня, Мара.

Она ощутимо напрягалась:

- Что?

- Не иди против меня.

- Это угроза? - Ее голос стал жестче, но Люк, подавленный, не мог ответить тем же:

- Нет. Я не угрожаю, не тебе.

Она откинулась слегка назад:

- Ну тогда, что, черт возьми, это было?

- Просто... не делай так. Не иди против меня.

- ...Почему?

- …Я... - правда походила на сокрушительный удар, слова сожгли его изнутри, когда он произносил их, - ...я не знаю, что сделаю в ответ.

Сбитая с толку Мара не отступала:

- Эй, я сумею защитить себя.

- Не против меня.

Ни следа сомнения в голосе, и они оба знали почему. Мара приподнялась на локте, поворачивая к нему лицо, но он не мог смотреть на нее, вместо этого, потерянный глубоко в мыслях, уставился на руку, на мизинце которой крутил кольцо.

- Ты будешь… настанет момент, когда моя судьба окажется в твоих руках, Мара.

Она покачала головой, собираясь все отрицать, заверить и подбодрить его...

- Не надо, - вмешался он, отказываясь от ее импульсивной реакции и наконец встречаясь с ней взглядом. - Я просто... я не знаю, что сделаю, если ты пойдешь против меня...

Мара не двигалась, по-прежнему смотря на него, однако Люк быстро отвел глаза. И когда она, в конечном счете, протянулась к его щеке, тихо уклонился назад, не желая быть успокоенным. Тогда Мара взглянула в направлении его взгляда, касаясь тонкими пальцами лазоревого камня кольца.

- Откуда оно? Ты всегда его носишь.

Люк покачал головой; даже этого он не мог сказать ей, не раскрыв правду о тайных встречах с отцом. Как он мог так жить? Но как он мог оставить ее?

Он продолжал смотреть на кольцо, что носила его мать, и вспоминал горькие слова отца в тот день, когда Люк получил драгоценный подарок: "Ты не можешь быть рядом с кем-то - и не можешь никому позволить быть близким тебе. Неудача неизбежна, и последствия выйдут из-под твоего контроля."

- Я не ты, - вновь тихо не согласился Люк.

- Что? - Мара обнадеживающе сжала его руку.

- Кое-кто как-то сказал мне, что я могу только разрушить то, что люблю.

Мара замерла, зеленые глаза расширились, взрыв потрясенного восторга, рвущийся из нее, поднял удивленный взгляд Люка…

- ... Любишь?

Люк нахмурился... Ценишь. Его отец сказал «ценишь». Именно так, а не...

И что должен был сейчас ощутить Люк? Возликовать или напугаться? Или и то, и другое сразу?

Она мягко подняла его подбородок, чтобы смотреть ему в глаза:

- Ты знаешь, что я...

- Не говори этого, - быстро прошептал он. - Никогда не говори этого.

- Почему?

- ...Что, если я уже проклял нас обоих?






Лея устроилась в постели, крайне уставшая, двигаясь поближе к Хану; тот что-то пробормотал во сне и перекинул через нее руку. Она закрыла глаза и вздохнула, убаюканная его теплом и присутствием, даже когда он спал.

Позади осталось тяжелое совещание Совета.
Хан вернулся несколько дней назад и, как положено после выполнения военного задания, был опрошен начальниками штаба, говоря обо всем, что произошло: о Люке, их встрече - обо всем. Отвечая на ставшие привычными вопросы, почему Лю... Наследник вновь отпустил его, - хотя они задавались уже не так напряженно, больше со смущением и любопытством, чем с обвинением.

А потом стало известно об остальных. Тэж, начальник разведки, объявила, что агенты на борту "Патриота" не вышли на связь в их назначенное регулярное время. Все ждали как на иголках, надеясь на лучшее и боясь худшего...
Они ждали сорок восемь часов, прежде чем закрыть файлы агентов, отправляя их в базу без вести пропавших. Еще хуже было то, что вся полученная с "Патриота" информация ставилась теперь под сомнение - месяцы подготовки и тайного наблюдения, все потрачено впустую. Потому что они понятия не имели, когда были обнаружены агенты, а значит и сколько фальшивых сведений им подсовывалось.

И особо убийственным был факт, что все четверо замолчали одновременно. Получалось, что ошибка была допущена не ими. Агенты не были связаны друг с другом, не знали вообще личностей друг друга - и то, как быстро их устранили, значило, что за ними уже велось наблюдение... за каждым.

Что поднимало старую проблему, которая и обсуждалась на вечернем заседании.
Тэж настаивала на внутренней утечке сведений - из "Дома Один". И вопреки тому, что начальник разведки откидывала версию остальных, базируясь на факте, что та была слишком очевидна, тогда как Волк не работал подобными методами, подозрения всех присутствующих обратились к одному человеку - единственному, кто в очередной раз вернулся невредимым с проваленной миссии: Хану Соло.

Лея вздохнула, мысли не давали уснуть, несмотря на физическое истощение. Почему Хан смог уйти, даже больше того - ему в этом активно помогли. Из рассказа Хана было отчасти ясно, что его отлет был рассчитан на минимум привлечения внимания – чтобы скрыть присутствие Соло от Императора. И разве она не получила ту же самую защиту, когда находилась на "Патриоте"? Никто больше из ее команды не остался в живых - только Лея, только она была выбрана, сознательно. Снова холодная дрожь пробежала по позвоночнику, в воспоминании о разрезающем сознание предупреждении, остром как лезвие: «Беги!»

Она резко дернулась, сопротивляясь импульсу бежать даже сейчас - ощущая хлынувший поток адреналина.

Почему? Почему он помог ей? Потому что они были знакомы? Но это не имело никакого смысла. Конечно же, ему было известно о ее роли в его раскрытии, как шпиона...
И если он был имперцем, Волком Императора, то почему чувствовал что-то по отношению к ней вообще? Из-за их былой дружбы? Но какая это могла быть дружба, если он работал на Империю - ничего большего, кроме его роли и задания.

Почему он позволил своему заклятому врагу, лидеру Альянса, той, кто помог разоблачить его, уйти?
Ничто из этого не имело смысла.
Лея медленно дрейфовала в сон, далекие воспоминания играли в голове, переплетенные чувствами сожаления, предательства и потери...

Когда она, вздрагивая, проснулась четыре часа спустя, все те воспоминания растворились в холодной темноте ночи, оставляя после себя только жуткую пустоту - тишину, глубокую и абсолютную, как космос… И в течение краткого мига, доли секунды, ей почудилось, что она услышала... завывание волка из ее снов.

Лея дернулась и села в кровати, расставляя руки, чтобы сохранить равновесие, голова кружилась...

Какое-то время ей казалось, что массивный, тяжелый корвет потерял рабочую мощь - и что именно это выдернуло ее из сна. Она подняла перед собой руки, пытаясь справиться с вызывающими тошноту переменами - словно при перестройке гравитации. Но разбуженный ею Хан только рассеянно приподнял голову, сонный и удивленный:

- Что?

Лея не шевелилась, ожидая, когда прекратится это дезорганизующее движение, и понимая по лицу Соло, что он не чувствовал ничего подобного.

- Что? - пробормотал он опять, заставляя себя проснуться.

Она открыла рот для ответа, но поняла, что совершенно не знает, что сказать...

Все, что она теперь ощущала, было одним всеподавляющим чувством, одной совершенной истиной...

- Что-то должно случиться.

Ура-ура-ура! Это я хорошо зашла)
Выматывание себя у Скайуокеров точно семейное Столько пахать, чуть-чуть поспати и опять за работу... Это даже не воспитвние - это уже генитическое
Тяжело же Люку приходиться... всё таки больше всего он боиться пойти по стапам отца. а у него действительно хорошие шансы на это. И Мара тоже молодец... я надеюсь у неё хватит ума в последний момент промолчать... хотя не с её характером.
А вообще кусок с ними очень понравился... она так заботиться о нём, а он ... так з-аботливо хитрит...

Мне интересно, а Хэн не чего не рассказал Леи? И что там такое Скайуокером сниться - похоже одинаковое... И Вейдеру тоже?
И вообще где главком???
Конеч-но Люк хорошию подставу сделал, что Тэж, что Хэну... Но хорошо, что хоть это вся замута не повлияла на здоровый сон Соло

Алита Ждём ещё!

Уииии! Какой сюрприз, только-только из учебного забоя, а тут... Спасибо большое за перевод, интересно, что там назревает)

Отрывок оказался для меня сложным, много и долго возилась, но если кто-нибудь знает, как и что перевести лучше, милости прошу:) Лучше в личку.





Люк резко проснулся на рассвете, судорожно ловя ртом воздух; рядом чуть пошевелилась во сне Мара. Он обвел взглядом комнату, отдаленное сияние никогда неспящей столицы отбрасывало неясные, расплывчатые тени в процеженном полумраке...

И затем... словно преобразование галактики, словно разламывающаяся и смещающаяся действительность, растянутое мгновение измененного восприятия, охватившего напрягшиеся чувства Люка.
Он боролся с накатившей волной дезориентации и тошноты, пока хаотичное движение медленно не ослабело и реальность не вернулась обратно, успокаиваясь, как умиротворяющая рябь во время восстановления равновесия...

Будто ничего не было, хотя все изменилось.

Потребовалась секунда, чтобы приспособиться к смещению, оставаясь совершенно неподвижным и удерживая легкий, невесомый контакт с Силой, но каким-то образом выскочив из ее присутствия, когда он попытался последовать за тем неопределенным переживанием…

Но тот миг исчез, не оставив ничего, кроме пустого следа неясных, тающих ощущений, иллюзорных, как ночные призраки.

В беспокойстве он повернулся к Маре, тронув ее за плечо:

- Вставай.

Она снова лишь шевельнулась, не открывая глаз:

- Мм...?

- Мара, просыпайся.

На сей раз она открыла глаза, голос и сознание тут же стали бодрыми - при воспоминании о том, где она, об опасности для них обоих, только потому, что они здесь вместе.

- Что случилось?

- Что-то только что произошло, ты ощутила это?

- Ощутила? Нет. – Казалось, ее больше смутил не сам вопрос, а то, что он вообще спрашивал подобное у нее.

- Ты почувствовала, - с нажимом сказал Люк. - Ты держишься рукой за голову.

- У меня просто болит голова.

- Что-то изменилось.

Люк поднялся и зашагал босиком по холодному полу из потертого, состаренного камня, чтобы отключить затемнение на окнах и впустить бледное зарево рассвета.

- Оденься, - с безотлагательностью в голосе сказал он, не оборачиваясь и направляясь к гардеробной. Напряженность сквозила в каждом движении. - Быстро.

- Что ты почувствовал?

- Я не знаю. Ничего определенного. Это... скрыто. – Люк остановился, подбирая слова, и затем, покачав головой, вновь быстро пошел дальше. - Что-то случилось… что-то происходит прямо здесь, прямо сейчас. Тебе нужно уйти.

Мара лишь согласно кивнула и выскользнула из кровати, - понимая, что сейчас не стоит тратить время на вопросы. Люк не относился к тем, кто мог легко быть напуган... А, несмотря на его показное спокойствие, она первый раз видела его таким встревоженным.

Она ушла через несколько минут после Люка; он оставил свои личные комнаты, направившись к Утреннему Залу по длинному беспорядочному пути через многочисленные холлы своих растянувшихся апартаментов. Ведя за собой удивленных телохранителей и позволяя Маре быстро и незаметно выйти, чтобы осторожно пробраться к Музыкальному Залу, по максимуму избегая главного коридора.

С тех пор, как она призналась Люку, что в большом складском помещении зала существует потайная лестничная шахта, они уже не раз использовали ее; вполне достаточно, чтобы этот выход приобрел свое название в их языке условных обозначений: "резерв".




Люк одиноко стоял в Утреннем Зале, посреди высоких обшитых резным деревом стен, и неотрывно смотрел на оживленную картину густонаселенного города, ничего на самом деле не видя. Рубашка не заправлена и расстёгнута, ноги босые, а разум по-прежнему погружен в размышления о непонятном сдвиге в Силе, его значении и исключительности.

Он был неправ: что-то не случилось. Оно собиралось случиться. Происходило прямо сейчас; события неслись вперед, словно набирающая силу лавина. Одного только факта, что они наступали, было достаточно для посланной ударной волны в Силе.

Что-то... трудное для понимания, поворот событий, возникший здесь, во дворце, и распространяющийся за его пределы, тяня за собой размашистые нити причин и следствий; какие-то находились уже в движении, другие только должны были случиться.

Люк вздохнул, потирая переносицу, расстроенный и усталый. Было еще очень рано, фактически ночь. Каждый раз, когда ему удавалось ухватить то смутное ощущение, подойти к его более близкому пониманию, оно рассеивалось, и он вновь оставался ни с чем. Лишь размытые, неопределенные образы и неразличимые отпечатки, словно он пытался следовать за каплей в быстром потоке реки...

Его сознание тотчас обратилось к Мастеру Йоде, взывая с острой силой к неким далеким воспоминаниям, - но как только он оказался рядом, нужная мысль была упущена. Понимание находилось вне досягаемости, странно уклоняясь от его попыток подойти к нему, каждый шаг неизменно натыкался на преграду… Каким-то образом эти воспоминания были не забыты, а… удержаны от него. Люк закрыл глаза, углубляясь в поисках недоступного ответа.

Под постоянным давлением и манипуляциями Палпатина, сонастроенность Люка с Силой последние несколько лет возрастала в геометрической прогрессии, пока не стала подобна кислороду в крови, бегущему по венам и обеспечивающему исключительными контактом и ясностью. Факт, который Люк тщательно скрывал от Мастера, не желая давать Палпатину лишние причины для его притязаний, основанных на вызванном Силой рождении или смутных пророчествах, которые связывали Люка с некой предопределенной судьбой точно так же, как его отца.

И сейчас связь Люка с Силой, та которой он когда-то так тяжело добивался, а теперь естественная как дыханье, никуда не ушла. Но каждый фибр его существа говорил ему, что знание, которое он искал, закрыто, что сама Сила отказывает ему в остроте восприятия…

Однако это не работало больше так - не для Люка. Он присел на пол, подтягивая колени к груди и свободно свешивая с них руки, опустил голову, плечи... Успокаивая мысли, дыхание, сердце и погружаясь в расширенное восприятие комнаты, башни, дворца, города, планеты… дальше. Легкий и тонкий, он плыл в течении Силы, в точном и безупречном совмещении, скользящий в ее потоке, словно рыба в реке...

Мышцы лица расслабились, дыхание стало поверхностным, открытые глаза не сфокусированы, но, тем не менее он активно работал, спешил, выслеживая крошечные, едва тлеющие обрывки воспоминаний и чувств; с прицельной, точнейшей фокусировкой проскальзывая за барьер в поиске того, что было от него спрятано, в ничтожную щель прохода, который всегда оставался открытым на самой границе между тенями и светом...

Давние слова Йоды слились со зловещим предвестием в сознании Люка: "С потоком реки сравнивают некоторые путь Силы; говорят, джедай изменить может курс его, как меняет камень в воде лежащий, но в конце концов по-прежнему к морю река течет."

Почему именно это, почему сейчас? Люк напряженно пытался найти связь, на пределе всех сил пытался прояснить понимание, рассеять туман в восприятии, размытом, и разрозненном, убегающем. Словно его поиск шел против желания Силы - словно ее путь не мог быть оспорен, а тайны раскрыты.

И внутри всего было ощущение... конвергенции, схождения; достижения поворотного момента. Существующее нарушение исправлено.

Разлом восстановлен…

И затем все ушло, миг эмпатии резко прерван, Люка отбросило назад в щелкнувшую вокруг колючую действительность: планета, город, дворец, комната, серые лучи и острый холод рассвета, заставившие его дрожать.

Он медленно поднял голову, силясь понять смысл того разлома... В голову пришло связаться с отцом: безусловно, он тоже ощутил изменения.
Вейдер прибыл на Корускант за три дня до Люка - в ожидании первого этапа установки ДЭМП на "Экзекутор". Но связаться с отцом сейчас, сразу после такого возмущения в Силе, означало поднять подозрения Палпатина, тогда как Люк приложил столько усилий за последние месяцы для его успокоения.

Он опять закрыл глаза и опустил голову в концентрации, попробовав еще раз увидеть ту линию движения - но Сила свернула ее внутри себя, оставляя только тени внутри теней.

И Люк знал наверняка только одно:

- Что-то происходит, - прошептал он рассвету...





Ощутив, что Мара благополучно добралась до своих апартаментов, Люк вернулся в личные комнаты и немедленно связался с Риисом, очень надеясь переговорить с ним до прибытия Джейд на службу. Через час, когда она пришла, они находились в гостиной, обсуждая детали предстоящего дня. Уведомленный щелчком пальцев Люка, Риис изменил свои слова прямо перед тем как открылись двери, кратко взглянув на деку в руке и продолжая говорить как ни в чем не бывало:

- … документы, требующие вашего внимания. Хотя они вполне могут подождать вашего возвращения, если желаете.

Люк также кратко взглянул на входящую Мару, прежде чем ответить. Оба заговорщика давно привыкли редактировать разговоры в подобных ситуациях, тонко передавая нужную информацию.

- Нет, перекинь документы мне на датапад, я посмотрю их во время полета и потом отправлю назад. Мне нужно сдвинуться с мертвой точки, как можно быстрее.

Риис кивнул, делая свои заметки:

- Если так, то они могут вступить в силу к вашему возвращению. Даже учитывая все особенности переназначений, потребуется не больше трех дней. Персонал Центрального Флота будет собран на "Патриоте" для переправки ближайшим рейдом на "Проект Восстановления". Персонал Внешнего Флота будет отправлен на Суллуст.

- Хорошо.

- Управление Полетами связалось с офисом: ваш шаттл и эскорт готовы согласно вашим требованиям, они просили сообщить удобное для вас время вылета.

- Ты связался с адъютантом лорда Вейдера?

Люку к полудню необходимо было пребыть в провинцию Мосиин, в двух часах лета на юг, по очередному незначительному поручению Императора, с которым могла справиться масса других его помощников. Впрочем, мелкая колкость Палпатина, послать именно его, оказалась удобной возможностью получить небольшое техническое новшество у Каррде; его чудо-спец Гент, так называемый «слайсер», приготовил свежий шифровальный код, предназначенный для загрузки в различные системы, космические передачи, каналы связи и комлинки в офисах Люка на Корусканте.

Хорошо понимая, что его шифры представляют исключительный интерес для порядочного количества слайсеров, работающих на множество разных владельцев, не только Императора, Люк давно обзавелся благоразумной привычкой к использованию нескольких кодов, как официальных, так и нет, периодически меняя их - в довольно произвольном порядке, а не тогда, когда чувствовал угрозу безопасности. Кое-чему он научился, когда еще был с мятежниками: даже если ты только подозреваешь что-то, вероятно, время для предотвращения уже упущено.

Однако до отлета Люк очень хотел обсудить смещение в Силе с отцом. В Мосиине он собирался провести лишь два дня - но подсознание говорило, что через два дня будет слишком поздно. Люк снова повернул свой центр к Силе, пытаясь увидеть то, что вызвало трещину… но это скручивалось и втягивалось внутрь, соединяясь в непрерывном витке причины и следствия, нити значений простирались так далеко, как только он мог видеть. Хотя прямо сейчас источник был незаметным, чем-то очень маленьким и обычным, не обращающим на себя внимание… Люк смог почти увидеть его... коснуться. Пальцы левой руки непроизвольно дернулись, сжимаясь, понимая, что это было прямо перед ним, рядом.

Он открыл глаза, уставившись на Рииса, но смотря далеко сквозь него. Пристальный взгляд тревожно потянулся через всю комнату, в поиске того начала. Он на мгновение остановился в высоких двустворчатых дверях своей спальни и пошел дальше. Покалывание в глубине сознания, едва слышимый шепот: все на месте, все правильно… тогда, почему его кожа зудела так, словно под нее был насыпан перец?
Ему необходимо было вернуться к этому моменту, к тому, что он должен был достигнуть здесь и сейчас. Вейдер находился в Тингарнских Имперских Казармах, менее двух часов в северном направлении, но Люк не мог в открытую отложить полет в Мосиин для разговора с ним. И, в любом случае, лучше было убраться подальше от Дворца, пока Палпатин не спохватился и не вызвал Скайуокера к себе для рассмотрения странного возмущения в Силе. С ним Люк хотел обсуждать это в последнюю очередь.

Если бы Вейдер нашел какое-то оправдание остаться в казармах Тингарна на ночь, Люк мог бы выполнить приказ и полететь в область Мосиин, а затем тайно сбежать после мнимого отхода ко сну. Если он возьмет Интерат-СИД, то сможет без проблем сократить четырехчасовое расстояние до трех. Это даст им возможность поговорить в гораздо более безопасной обстановке, чем во Дворце, а Люк успеет вернуться в Мосиин к рассвету...
В этом плане был лишь один недостаток: Мара. Именно ей, а не Риису Палпатин поручил сопровождать его в Мосиин. Даже, если он уйдет под покровом ночи, она в любом случае будет знать это.

Вез выжидающе смотрел на него, и Люк мигнул:

- Повтори?

- Я сказал, что из офисов лорда Вейдера сообщили, что по графику его возвращение во Дворец намечено на вечер, - повторил Риис, уже зная, что Люку необходимо срочно говорить с отцом – что требовало серьезного редактирования планов; таким образом Вез готовился к напряженному дню.

- Прекрасно. В таком случае мы отправляемся. - Люк повернулся к Маре: - Ты готова?

Она моргнула, удивленная:

- Прямо сейчас? - Люк молчал, с ожиданием смотря на нее, и Мара быстро встала: - Да, мне только нужно зайти к себе...

- Давай, без проволочек. - Люк поднялся, переведя взгляд на Рииса: - Сообщи Управлению, что мы вылетаем немедленно.

И как только Мара ушла:

- Свяжись с лордом Вейдером по безопасному каналу. Скажи ему найти причину остаться в казармах Тингарна на ночь, я встречусь с ним там. Пусть примет меры для разрешения посадки Интерат-СИДа с невоенным обозначением и даст мне код допуска - я прилечу один около трех ночи по стандарту. Когда получишь код, передай мне его с какими-то документами - сообрази что-нибудь. Еще скажи ему, что я принесу ключ к новому шифровальному коду, который начнет действовать с полуночи завтрашнего дня.

Риис кивнул, вверяя все своей памяти - в ней было много вещей, которые он не записывал.

- Что вы предпримете насчет Джейд?

Люк поджал губы.

- Еще не знаю. Идеально было бы оставить ее здесь, но это невозможно. Я придумаю что-нибудь - до ночи есть время.

- Может, лорду Вейдеру будет лучше вернуться во Дворец вечером, а потом...

- НЕТ! - перебил его Люк с большей силой, чем хотел бы… Почему? Чувствуя, как напряглись грудь и плечи, он заставил себя успокоиться . - Нет, скажи ему остаться в казармах. Это важно.

Риис кивнул, но, видя, что взгляд Люка повернулся к двери, промолчал.

Вошел Нейтан, исполняя обычный, лаконичный поклон, перед тем как перевести взгляд от одного до другого, находясь еще в блаженном неведении об утренних событиях.

- Что, я что-то пропустил?






В пределах часа, связавшись с офисами Императора и получив разрешение на вылет, Люк направился от Западной Башне к посадочной площадке строго ограниченного доступа в дальней части крыши Главного Дворца, где его ждало выделенное подразделение.
Он связался с офисами, а не с самим Императором, как можно раньше, надеясь, что разрешение для него утверждено. Так как рейд был назначен приказом Палпатина, Люк готов был держать пари, что все допуски уже в действии и вполне уверен, что соответствующее разрешение на выполнение полета передано. Теперь же он торопился улететь, прежде чем его Мастер изменит свое мнение.

В голову запоздало пришла мысль, что он не поинтересовался у Рииса, проверил ли тот, чтобы в эскорте была эскадрилья 701-ых - без них шанс уйти на истребителе с базы Мосиина без запроса был очень незначительным. 701-ые отвечали только перед Люком, поэтому если он обеспечит предварительное разрешение, их передвижения и, что более важно, пилотские удостоверения личности не будут подвергаться проверке местным командиром части. Плюс их истребители имели необходимое маскирующее оборудование для обеспечения скрытого полета под общим радаром, если не лететь слишком близко ко Дворцу.

Он нахмурился, не сбивая шаг: вполне можно спросить Рииса об эскорте по открытой линии, не поднимая подозрений, тот несомненно поймет все необходимое. Повернувшись к Маре, он протянул руку:

- Комлинк, пожалуйста.

Мара кивнула, рука поднялась к поясу; она привыкла, что Люк использовал чей-нибудь комм. Он никогда не носил свой...

Люк резко обернулся, ощущая панику Мары, возившейся рукой на поясе...

- Что?

Мара подступила на полшага ближе, чтобы ее не могли подслушать:

- Я оставила его в твоих апартаментах.

- Где?

Ему на самом деле нужно было спрашивать?

- Наверное, когда я торопилась, чтобы уйти.

Люк прошел еще несколько шагов, разражаясь тихими проклятиями. Было бы легко заверить себя, что никто не увидит комлинк в его личной спальне, но во Дворце находилось энное количество слуг, которые могли туда входить и, несмотря на то, что они относились к его домашнему штату, не всем им можно было доверять. Как раз наоборот.
Так же можно было бы убедить себя, что они примут этот комм за вещь Наследника, но все знали, что он никогда не носил комлинк - его собственный выбор, чтобы за ним было немного сложнее шпионить. Люк кратко рассмотрел связь с Халлином или Риисом через другой комм, оба еще находились в его апартаментах, в ожидании приказов, но это только укрепило бы их мнение насчет того, как безрассудно он рисковал. Что оставляло лишь один выбор:

- Иди и забери его. Быстро.

Давно читаю сей чудесный фик. Спасибо за то, что переводите его для нас. Просто огромное спасибо.

Мне кажется, что в этом фике такая специфическая штука как философия ситхов передана гораздо лучше, чем в любом амбициозном проекте вроде "Трилогии Дарта Бэйна".
И главное, очень впечатляюще и ненавязчиво так...
Здесь ты ее просто чувствуешь.
Не говоря уже о культурном шоке, который испытываешь, представляя себе Люка из ОТ таким.

Мой ИМХО, Бленк прописал Палыча, да и Люка, намного обьёмнее, естественней, глубже и правдоподобнее, чем сам Лукас! А сама идеология Тёмной стороны - супер! И придраться не к чему!

Люк просто жжёт! Такое проявление силы воли, сохранения себя, своего упрямства и истинного характера бунтаря! Действительно решительность, мощь, военно-лидерские качества Энакина и гибкость, хитрость и расчётливость Амидалы - сын Солнц!!!

Алита - спасибо!

Пожалуйста. Стараюсь:)
Было бы интересно узнать, что именно вам нравится, ну и вообще по поводу)))




Тем не менее, мне кажется, автору хорошо удалось выдержать и развить характер именно Люка из ОТ.

Не говоря больше ни слова, Мара повернулась и рванула обратно через Дворец так быстро, как только осмеливалась, едва не переходя на бег, - понимая, каким проклятием может обернуться ее забывчивость.

Вместо того, чтобы подняться к главному входу апартаментов Скайуокера, она остановилась на три этажа ниже - на уровне обеспечения, занятого различными обслуживающими помещениями, как для стандартных квартир, так и для жилья Люка. Находящиеся между уровнями этажи были отданы под защитные усиленные конструкции, первоначально разработанные для удержания джедая Императора, и средства наблюдения, предназначенные для гарантии его повиновения.

Со стороны больших укомплектованных кухонь находился прямой доступ к Парлемианским апартаментам: пройдя через контрольные пункты безопасности можно было попасть либо к кухонному лифту, идущему в Парадный Обеденный Зал, либо на лестницу, выходящую прямо в Гранд Холл. Но там же, сбоку от кухонь, имелся еще один – тайный – вход, скрытый позади глухой стены в конце мало используемого коридора холодильных складов - Резерв.

Именно этим никем неконтролируемым входом воспользовалась Мара, желая скрыть свое возвращение. Она легко вошла в апартаменты Наследника, оказавшись в подсобном помещении Музыкального Зала, скользнула через Западную Гостиную, пересекла главный коридор и очутилась в больших, пышно обставленных Парадных Покоях, противоположные двери которых вели в коридор, прилегающий к личным комнатам Люка.

Это был маршрут с наименьшим количеством камер наблюдения; хотя, по правде говоря, она хотела остаться незаметной в основном не для них. Мара имела полное право находиться в апартаментах Люка и потому могла свободно взять что-то для него – особенно в последних трех комнатах, в которые она сейчас направлялась, и где было устранено всякое наблюдение. По большей части она не хотела быть пойманной Риисом – другим «наблюдателем» Скайуокера, глазами и ушами Палпатина в личных комнатах Люка. Как раз из-за него Император уверенно позволял Люку редкое инакомыслие, выраженное в уничтожении контактов камер безопасности ради своей частной жизни.

К тому же Мара не хотела сталкиваться с Халлином; тот лишь воспользовался бы возможностью построить из себя сильного мира сего, ведя себя заносчиво и надменно с нею, особенно если бы понял причину ее возвращения.

Однако удача и стандартный порядок оказались на ее стороне. Слуги и регулярная охрана переместились к главному входу - в Служебное Крыло и Караульные - как было положено во время отсутствия Люка; таким образом, она благополучно прошла почти весь путь, никого не встретив. На середине последнего коридора она уже мысленно поздравляла себя с тем, как легко ей все удалось, когда дверь в личные комнаты Люка начала открываться...

Метнувшись к левой стене, Мара быстро скользнула в дверь кабинета Люка - еще одной комнаты, в которой отсутствовало наблюдение, - очень надеясь избежать кого бы то ни было. В эту же секунду ей показалось, что она признала голос Рииса.

Внезапно испугавшись, что Риис пойдет через кабинет, как обычно срезая путь к Служебному Крылу, Мара отступила вглубь большой комнаты… Ее взгляд мгновенно зацепился за широкий, тяжелый стол и она кинулась к нему, собираясь залезть под крышку, но в последний момент передумала и дернулась к противоположному второму выходу. На полпути за спиной послышался звук скользящей двери...

Понимая, что она никак не успевает выйти, чтобы за ней вовремя опустилась автоматическая дверь, Мара нырнула в маленький освежитель, дверь которого открывалась вручную. Ей едва хватило времени закрыть ее, плавно отпуская запирающуюся ручку, когда послышались приглушенные, но вполне различимые голоса…

- ...не захотел бы. Это ненужный риск уходить так далеко. Он исчезнет больше, чем на шесть часов - чертовски долго, если что-то пойдет не так.

Голос Рииса. Мара слушала, затаившись и прислонив ухо к двери – ожидая, когда тот пройдет через кабинет к другой двери.

- Значит, он чувствует, что это важно и оправдано. Ты же знаешь, он не стал бы рисковать в противном случае.

Халлин. Вместе с Риисом. Мара тихонько вздохнула в облегчении, что избежала их обоих.

- …и на истребителе! – не успокаивался Риис. - Ему нужно вытащить корабль с базы Мосиина, пролететь поблизости от наблюдения Дворца и вдобавок сесть в казармах Тингарна, где сейчас его отец. И все под общим радаром.

Его отец... В казармах Тингарна. Они говорили о Люке!

- Я думал, что у Интерат-СИДа низкий... - Халлин запнулся, попав в мутные воды неизвестной ему сферы, - …радиолокационный... порог или что-то такое?

- Радиолокационный горизонт, да, но у штурмовиков на обеих базах есть глаза на головах - и уши. Какой бы отражатель не стоял и сколько бы разрешений он не выдал на Мосиине, ему все еще нужно добраться до Тингарна и сесть там.

Мара нахмурилась, теперь ее любопытство достигло максимума. Если Люк намеревался лететь к тингарнским казармам, то явно без разрешения Императора...

- Мне нужно, наверное, проверить, что один из эхо-истребителей точно входит в эскорт Наследника. Только у них модифицирована система позывных. Он не может послать военный идентификационный код 701-го на Тингарн.

Они никуда не уходили, но в наплыве информации Мара уже забыла об исходной причине, почему она пряталась здесь...

- О! - воскликнул Халлин, словно что-то вспоминая. - Он просил сказать тебе, что если корабль слайсера Каррде окажется достаточно быстрым, он, может, полетит на нем; тот будет где-то близко от базы, он собирается загружать код или что-то подобное… Разве я не упоминал этого? Но, скорей всего, он все же возьмет СИД.

- И где был я во время этой небольшой беседы?

- Ты говорил по комлинку, а затем возвратилась Джейд, - у него была лишь пара секунд прошептать это мне.

- Что-нибудь еще, прежде чем я пойду и договорюсь о встрече, о которой Наследник, возможно, уже передумал?

Мара почувствовала, как загудело в голове, когда смысл всего внезапно дошел до нее: Рис знал уже... он знал. И такое могло произойти, только если он уже... работал на Люка... Вез Риис работал на Люка!

Ее мысли обратились ко времени, когда Император принял решение назначить находящегося у Пестажа на службе Рииса помощником Скайуокера. Палпатин утверждал, что ценность Рииса в его бессознательной способности притуплять свои мысли. Это получалось у него ненамеренно, без всякого замысла, он просто обладал так называемым "тихим умом" - который и помог ему получить столь желаемое многими место рядом с Люком. Палпатин рассчитывал, что особенность разума Рииса не даст Люку раскрыть его, как агента. И Император до сих пор был довольно уверен в этом, учитывая, что Люк после долгого и осторожного периода недоверия, казалось, все же принял Рииса в свое ближнее окружение...

Только это не было никаким принятием, поняла Мара, это было вербовкой; Риис проводил так много времени в обществе Скайуокера, а Люк всегда очень заботился, чтобы находиться вне наблюдения. У него были месяцы и годы, чтобы разоблачить Рииса. И кто бы мог узнать? Риис находился под глубоким прикрытием, докладываясь только Пестажу. Никакого прямого контакта с Палпатином. А на расстоянии природная способность Риису купила ему иммунитет к ментальному исследованию Императора.

Знал ли это Скайуокер – и по этой ли причине завербовал Рииса к себе?

Как давно... сколько уже Риис работал на Люка? Мысли Мары помчались через воспоминания, в поисках какой-либо подсказки, намека... и остановились на одном моменте, озаренном светом полученного знания. Это было давно, в самый первый раз, когда она осталась на ночь в дворцовых апартаментах Люка, а Халлин утром ворвался в спальню с предупреждением об Амедде. В тот день она поняла только, насколько в действительности доверенным лицом является Халлин, раз он уже знал о них... Но полусонный Люк тогда упомянул кое-кого еще, он сказал Халлину послать Веза за ее униформой.

В ту минуту, находясь в панике, она не обратила на это внимание просто потому, что Люк назвал Рииса по имени. Прежде он никогда не называл его так перед нею; должно быть, он сделал промах под напряжением ситуации. Ей захотелось хлопнуть себя по лбу от расстройства.

Как она не увидела это?!

Люк мог накормить Палпатина чем угодно, абсолютно любыми сведениями под личиной достоверной информации, запротоколированной и сообщаемой Риисом Пестажу. Всегда третьему лицу, потому что он был доверенным агентом глубокого прикрытия - никакого прямого контакта, могущего скомпрометировать его.

Только теперь Мара поняла, сколько свободы на самом деле имел Люк. Кроме нее самой, Риис был единственным постоянным наблюдателем, на которого Палпатин полагался, чтобы знать все о передвижениях Люка, когда тот находился вне зоны наблюдения СБ... а этот наблюдатель сейчас помогал Люку прямо под носом Императора - в столице! - выбраться для встречи с отцом!

С его отцом! У Мары перехватило дыхание, руки поднялись к открытому в недоверии рту: очевидно, что это не был какой-то из ряда вон выходящий, отдельный случай. Нет, это было обычно. Люк проводил тайные встречи с Вейдером... Два человека, между которыми Палпатин не позволил бы абсолютно никаких дружественных отношений и согласия, тайно встречались. Как давно? Годы, возможно...

Вновь раздался голос Рииса, и Мара переключила внимание, фактически не расслышав первые слова:

- ...срочно, команда протокола - группа три-девять-девять-шесть.

- Признано, ожидайте. - Фильтрованный через комлинк голос опознать не удалось.

Мара ждала в тишине, сомневаясь, что хочет знать больше - не зная, что она должна теперь делать. Как мог Люк так поступать - с ней, с Палпатином. Как он мог рисковать всем, чего он достиг здесь... ради чего. Она даже не...

- Коммандер Риис. - Безошибочные, даже по комлинку, басовые тона Вейдера.

- Лорд Вейдер, вы в безопасном месте?

- Да.

- Мне приказано передать сообщение от Наследника, милорд. Он просит вас остаться в Казармах Тингарна сегодня ночью. Он пробьется...

- Я вернусь во Дворец, как запланировано, остаться было бы проблематично.

- Я понимаю это, милорд, но Наследник был настойчив, утверждая, что это обязательно. Он желает говорить с вами лично об утреннем... событии. Я полагаю, он чувствует, что этот вопрос критичен по срокам.

- Где он сейчас?

- На пути к базе Мосиина. Он намеревается полететь оттуда к Тингарну с наступлением ночи, используя...

- Вне рассмотрения. Риск слишком велик.

- Несомненно, милорд, однако его не разубедить. –В голосе Рииса слышался пресыщенно-усталый тон, словно и по его мнению, и по мнению Вейдера подобная ситуация возникала слишком регулярно.

Где-то на краю сознания профессиональный агент в Маре тихо отметил непринужденность разговора, чувство длительного союза, указывающее на давно устоявшееся положение вещей.

- ...Хорошо. Я останусь в Тингарне. Сообщите ему, чтобы связался со мной по безопасному каналу, когда вылетит из Мосиина и еще раз, когда будет приближаться к Казармам Тингарна. Я устрою безопасную посадочную площадку за территорией и встречу его там.

- Спасибо, лорд Вейдер. Я извещу Наследника вскоре.

Раздался едва слышимый писк закрывающейся связи, и наступила тишина, Мара по-прежнему стояла у двери, закрывая рукою рот от шока.

- Мне нужно узнать, какая единица 701-ых сопровождает Наследника. - Голос Рииса слабел по мере его приближения к двери кабинета. - Если я должен добавить один из эхо-истребителей, необходимо сделать это сейчас, прежде чем это будет выглядеть несоответствующим.

- Не лучше ли тогда сделать это отсюда? - Такой же затихающий голос Халлина.

- Нет, только через официальные каналы –а для этого мне нужно быть в Служебном Крыле.

Спустя пару секунд их голоса исчезли за бесшумно закрывшейся дверью.

Mара долго стояла в темноте крошечной комнаты, потрясенная, раненая и возмущенная одновременно, в голове гудело, руки дрожали от нахлынувшего адреналина в ответ на острые противоречивые эмоции и разрывающие ее лояльности.

Абсолютно. Именно из ОТ. Но *жалобно* к этому еще надо привыкнуть...

Вот интересно: неповторимая атмосфера именно ОТ. Так часто видишь фанфик, неплохо написанный, но - там нет ОТ.
Ни одного шаблонного персонажа, колючего или пушистого, все колючепушистые и все "непростые". За вычетом Палыча, но Палыч - гений
Здесь есть масштаб, понимаешь, что действие происходит не только в далекой, но и в огромной галактике, чувствуешь грандиозность и величие этого мира.
Как автор сумел это сделать, ведь в книге не так уж много космических странствий и масштабных сражений...думаю, он классно передал некую инаковость психологии форсъюзеров и она преобразила все.
Мне попадались книги, полностью состоящие из баталий и прыжков по разным планетам, и они казались "камерными" до неприличия.

ПыСы: линия Люк-Мара прописана бесподобно

А кто нибудь знает подобные книги? Штоб сюжет развивался именно про политику, заговоры, разные хитросплетение итд. И участники являются настоящими Личностями (талантливыми, неповторимыми).

amsung, довольно интересной мне показалась книга "Военный талант" Джека Макдевита. Там тоже многослойный не то, чтобы заговор, но историческое умолчание. И герои, историю которых пытаются распутать действующие лица, тоже весьма неоднозначны.

Ну и Л.М. Буджолд, куда ж без нее :)

Хочу выразить свое восхищение данной работой. Это огромный труд. Очень качественный перевод. Я давно искала что-то подобное и наконец нашла. Жду продолжения

Чет ничего не приходит кроме Мартина "Игра Престолов" 1-2 ну и всей тетралогии Дюны. (Уникальность персов под вопросом)
А вообще хорошая книжка есть Ричард III...

Да, именно за атмосферу ОТ и неодназначность характеров я, наверное, и полюбила так этот фик. И какие-то они живые все.

Насчет колючепушистости хорошо отметили. Тот же Халлин, на первый взгляд, весь такой благодушный демонстрирует в течение истории очень даже стойкий стержень внутри. А порой и вся благодушность пропадает. Вон, Мара даже бояться его стала:)

То же самое насчет Вейдера. Меня немного задевает, когда автора обвиняют в "нелюбви" к нему. Может, так и кажется первоначально, но я думаю, что это отношение "нелюбовью" назвать нельзя. Отношение вдумчивое, наблюдающее, рассуждающее. Автор оставляет его на заднем плане (особенно в "Тенях", но в "Тенях" и Палычу немного достается) и не приписывает ему тех черт, которых не видит. Но хорошо показывает меняющееся отношение Люка к нему. Люк может не принимать его поступки, не соглашаться с ними, но учится понимать и не судить. И однозначно любить отца. Да и характер самого Вейдера на месте не стоит, хотя человеческие эмоции в отношении к сыну, как именно к сыну, были показаны с самого начала. А затем они попросту начинают превалировать.

samsung, тоже жду советов, ибо кроме вышеназванных Мартина и Буджолд в голову ничего не приходит, хотя последнюю (по непонятным мне причинам))) называют больше женским писателем.

Джуди, спасибо, очень рада, что вам нравится:) Надеюсь, продолжение не разочарует.

Люк ждал на широкой посадочной площадке Главного Дворца под резким, треплющим волосы ветром, беспристрастно всматриваясь в окутанные туманом шпили города и по-прежнему находясь мыслями на непроницаемом возмущении в Силе.

Он бросил непринужденный взгляд на едва заметных у отдаленных входов в Башню охранников, одетых в синюю форму дворцовой стражи. В ту же, что и охрана, молодцевато вытянувшаяся по стойке смирно здесь, на открытом пространстве крыши. Их стройные ряды частично закрывались утилитарными линиями Лямбда-шаттла. Крылья корабля были сложены, однако двигатели работали в ожидании команды на взлет. На противоположной стороне площадки, добавляя свой шум к гулу двигателей шаттла, стояли шесть Интерат-СИДов 701-ого, составляющих непосредственный эскорт Люка, ниже находились еще две эскадрильи флотского экипажа, готовые взлететь, когда он взойдет наконец на борт шаттла - что произойдет, как только вернется Мара.

Интераты; значит, Вез подумал о том, чтобы назначить их в подразделение Люка и связываться с ним не было необходимости. Однако желание это проверить помогло вовремя обнаружить ошибку Мары, так что в любом случае Люку повезло. Он снова окинул взглядом крышу, сканируя глазами истребители, пилотов и охранников, не в силах стряхнуть с себя все то же спутанное чувство некого нарастания...

Его мысли пошли к вопросу, заданному ранее Риисом: как Люк собирается выбраться с базы в обход Мары? Ему надо было найти ей задачу, которая вынудила бы ее напряженно трудиться на базе всю ночь, подальше от его пустых комнат... или еще лучше: не брать ее вообще с собой - оставить каким-то образом здесь.

Люк устремил хмурый взгляд на готовые к полету истребители. Если бы он улетел прямо сейчас... Нет, не выйдет: она просто сядет в другой И-СИД и последует за ним - и вдобавок будет кипеть от злости, когда они приземлятся. Что, в принципе, было бы неплохо… ссора могла быть полезной сейчас…

Мара появилась внезапно спустя несколько секунд; словно яркая вспышка на литом черном граните. И повернувшийся к ней Люк тут же знал, что что-то было очень неправильно.

Она штурмовала через площадку, с пылающими глазами, крича поверх гула двигателей, настолько разъяренная, что какое-то время не могла составить слова вместе:

- Что... только... о чем ты думал, черт возьми, когда делал это!? Сколько по-твоему ты сможешь безнаказанно проворачивать такое здесь...

Люк быстро шагнул к ней, схватил за предплечье и дернул так, что заставил мгновенно умолкнуть, грубо потащив ее на место позади шаттла, которое, как он знал, было скрыто от всеохватывающего наблюдения.

Мара гневно попыталась вырваться, но он крепко держал ее, разворачивая лицом к себе, когда остановился; голос был низким, тихим и очень серьезным:

- Тебе лучше взять себя в руки, если не хочешь, чтобы я заткнул тебя.

На долю секунды его тон вынудил ее успокоиться, но, не собираясь отступать, она встряхнула головой:

- Ты перешел границу. Я все знаю о вашей маленькой шайке - о Риисе и Халлине... и Вейдере. Я знаю, что ты собираешься встретиться с Вейдером этой ночью.

Люк молчал несколько долгих секунд, смотря ей в глаза, челюсти сжались, мысли гудели...

Когда он наконец заговорил, голос звучал тяжело и глухо, и в то же время покорно:

- Что ж, мои поздравления, Мара. Добро пожаловать в мою жизнь... Ты уже сказала ему?

Она точно знала, о ком говорит Люк.

- Нет, я не сказала ему! Звезды, он разорвет тебя на кусочки, ты понимаешь это?!

Люк склонил голову набок, переходя на саркастический тон:

- Нет, этого не произойдет.

- Не смей, даже не начинай...

- Не сметь что? Что, черт побери, я должен делать по-твоему, Мара? Я не могу оставаться в таком положении всегда, я не могу продолжать делать все, что бы он ни приказал мне... Я не стану.

- Он дал тебе один непреклонный приказ, неужели так трудно выполнять его?

В глазах Люка мелькнула тень замешательства. Он быстро прокрутил в голове ее слова: «Я знаю о Риисе и Халлине... Я знаю, что ты собираешься встретиться с Вейдером ночью.»

Только это. Все, что она знала! Он думал, она раскрыла заговор, а она лишь узнала об их тайных встречах с отцом и о том, что Риис и Халлин были в курсе.

Но вспыхнувшее облегчение тут же улетучилось: она, может, и не думает, что он способен на большее - не хочет думать, - но если она расскажет Палпатину даже это…

Он поймет... он поймет все, что делает Люк. Или, скорее, заподозрит, - чего достаточно. Палпатина не будет волновать, верны ли его подозрения…

Мара еще раз попробовала вырваться, но Люк не отпускал ее, хорошо понимая, что ни то, что они стояли вне прямого обзора камер, ни то, что их голоса заглушались шумом множества двигателей не меняли того факта, что он находился в глубокой проблеме. Ему нужно было успокоить ее, уговорить.

Солгать ей? Это было бы намного проще - она захочет поверить ему; как всегда.

Будто слыша его мысли, с по-прежнему мертвенно-бледным лицом, она резко обвинила его:

- Ты лгал мне.

Да, очень много раз. Это было так легко..., и он знал почему:

- Ты сама лгала себе, Мара. Я только позволял тебе это.

Казалось, слова встряхнули ее, пламенный гнев чуть стих, уступая место вниманию. Люк с сомнением покачал головой. Мог ли он доверять ей? Должен ли? Сила побуждала его, словно ветер, толкающий в спину...

Тогда, почему он колебался?

Сделай это...

- Ты все время говорила, что хочешь, чтобы я доверял тебе, чтобы я позволил подойти ближе… Ну так вот, теперь это так...

- Это не то, что я подразумевала.

- Нет. Ты хотела подходящую тебе, комфортную, безоблачную правду. Ты хотела свою правду. Но она не была моей, Мара, - и я никогда не скрывал это. Ты хочешь быть со мной, хочешь, чтобы я доверял тебе? Хочешь перейти через тот барьер? Что ж, ты можешь сделать это сейчас, Мара..., сейчас или никогда.

- Это ультиматум?

- Нет, это просто факт. Ты всегда знала, что этот момент наступит, что однажды тебе нужно будет выбрать между ним и мной.

- Не делай этого, Люк; я никому не позволю принуждать себя, - даже тебе.

- Я не пытаюсь заставить тебя, Мара. Ты же знаешь, я хотел прекратить все это. И я никогда не попросил бы...

- Ты держал бы меня в неведении! Продолжал бы лгать мне!

- Защищать тебя...

- Вздор!

- ... от необходимости быть в этом положении, - закончил Люк, и затем голос стал жестче: - Не изображай раненую невинность, Мара, это не подходит тебе. Мы оба знали, что играли с огнем...

- Я!? Я ничего не сделала неправильного!

- Разве? Где ты была этой ночью? – беспощадно спросил Люк. – Насколько близки мы были за последний год? Ты видела знаки, Мара, не могла не видеть, ты просто не хотела читать их. Твоя лояльность разделялась уже долгое время. Ты начала это, не я. И я жил под принуждением с первого раза, как мы встретились… Я жил с твоими двойными стандартами ради...

- У меня двойные стандарты!? Ты не повинуешься прямому приказу Императора - фундаментальной команде: никакого несанкционированного контакта с Вейдером - ни одного! Он всегда ясно давал понять это. То, что ты делаешь является предумышленным вызовом, граничащим с изменой, и ты прекрасно знаешь это!

- Да, я не повинуюсь; это – неблагоразумная команда. Он - мой отец, Мара. Какое оправдание у тебя, насчет нас? - Слова звучали резко, отрывисто, собственный гнев Люка быстро нарастал, сравниваясь по силе с эмоциями Мары. - Ты видела то, что хотела, и какими бы не были твои вечно колеблющиеся моральные принципы, они, черт возьми, в итоге все равно стали для тебя лишь… чем? Неудобством?

Она вырвалась и отступила на шаг, замахиваясь рукой со сжатым кулаком.

Но мгновенная реакция Люка позволила легко поймать его ладонью. Какое-то время она пыталась освободиться, однако он был сильнее и просто держал ее руку, пока она остановилась, смотря на него полыхающими огнем глазами.

- Я не позволю тебе продолжать это, Люк. Я не могу. Это должно остановиться, понимаешь?

Он медленно мотал головой, глаза не отрывались от ее.

- Не заставляй меня останавливать тебя, Люк, - потому что я знаю только один способ, как это сделать, а я не хочу видеть, что тебе причиняется боль.

- Это твое решение, Мара. Или ты говоришь ему или позволяешь идти дальше... Или все или ничего, пойми это. Я больше не буду жить под принуждением, и я не собираюсь спорить с тобой по этому поводу снова и снова. - Он покачал головой, продолжая с абсолютной уверенностью: - И я не спущусь больше в ту камеру. Он сможет доставить меня туда только по частям.

- Ты же знаешь, что он сделает это, не колеблясь. Ни секунды.

- Да... и ты тоже. Поэтому это твое решение, Мара. Не Палпатина, а твое. Что бы ни случилось, это будет на твоей голове. Больше никаких легких оправданий.

Несколько долгих секунд они стояли неподвижно, в некой тихой битве, и ни один не соглашался уступать ни на йоту. Наконец Люк выпрямился и отошел, освобождая Мару, хотя глаза не оставляли ее ни на миг.

- Но давай положим все карты на стол, только так ты понимаешь; я лечу сейчас на базу Мосиина, как мне приказано. Выполнять мой долг и обязанности, как приказано. То, о чем мы спорим, мое единственное инакомыслие … и мы все не без греха, даже ты, Мара. Помни об этом. И если я попадаю под арест при приземлении, тебе лучше быть уверенной, что меня поджидает дьявольское количество солдат, потому что в миг, который я пойму, что ты предала меня, я развернусь и уйду навсегда..., и тебе нужно будет приказать им стрелять в меня на поражение, потому что больше нет ничего, что они еще смогут сделать, чтобы удержать меня…

Он повернулся в направлении носового трапа, с очень прямой спиной, высоко поднятым подбородком и совершенным хладнокровием.

- Не надо, - сказала Мара просто.

Эти слова - частично предупреждение, частично мольба - остановили его на трапе, и он произнес ,не оборачиваясь:

- Твой выбор, Мара. Моя судьба в твоих руках, разве я не говорил тебе, что так будет?





Опустив плечи, Мара стояла застывшей статуей на широкой посадочной площадке Дворца и абсолютно потерянно наблюдала, как улетает шаттл Люка.

Что теперь она должна сделать? Она понятия не имела, никакого вообще. Его последние слова снова и снова звучали в ее голове, до такой степени, что она стала сомневаться, не внушил ли он ей их Силой.

Судьба. Он и его глупая, упрямая, безответственная и опасная Судьба. Зачем он это делал, и чем это было - просто очередной возможностью, еще одной из его эксцентричных проверок, подкидываемых Судьбе или чем-то другим? Но какой бы безумной не была причина, он брал на себя безрассудный, неоправданный риск.

Он вновь испытывал свою удачу на самом пределе, - только, чтобы увидеть, как далеко он мог зайти, прежде чем все вокруг рухнет?

Он мог бы соврать ей, и она поверила бы ему. Даже если нет, он мог бы обаять и умаслить ее, как делал это раньше. Почему так? Почему признал правду, когда знал, что она может осудить его, - перед Марой, которая никогда не колебалась демонстрировать свою преданность Палпатину?
Он и его драгоценная, несговорчивая, немилосердная Судьба. Черт бы их побрал обоих. И Вейдера вместе с ними, за тайный сговор, за то, что он подверг собственного сына такому риску, зная о последствиях.

Он знал - Люк знал, что сделает Мара, и она не собиралась чувствовать себя виноватой за исполнение своего долга.

Она решительно выдвинула вперед челюсть и отправилась в путь…, но постепенно ее шаги становились медленней, и она остановилась, качая головой.

Потому что Люк действительно говорил правду. Он больше не уступит Палпатину - не сейчас. И держась настороже, он никому не позволит подойти к себе на нужное для использования наркотика расстояние; таким образом, его не смогут схватить и вернуть во Дворец... И что тогда сделает Палпатин, когда его джедай не уступит?

Он разорвет Люка на части, полностью, как сделал это в самый первый раз. Даже хуже, - потому что Люк теперь будет намного больше сопротивляться. Прошлый раз почти убил его; целиком изменил Люка на неком основополагающем уровне, даже она видела это.

И, как и раньше, Палпатин сделает все, что ни потребуется: он разберет своего джедая по косточкам и соберет снова. Люк просто слишком много стоил ему.

И что останется, когда он закончит? Не человек, которого она... любила.

То немногое, что останется, будет презирать ее за то, что именно она сделала это ему, за то, что она сознательно выдала Люка его мучителю.

Мучителю? Мара нахмурилась, раздумывая над этим термином... над верой в это Люка. Над последствиями...

Какое-то мгновение она еще колебалась, дрогнувшая, неуверенная, кружилась голова и ощущалась невесомость, словно сама галактика задержала дыхание...

И затем Мара кивнула, внезапно обретая крайнюю, совершенную уверенность.

Она не могла пойти на это. Если она сделает это - если расскажет все Палпатину - она приговорит Люка. И она не могла сделать это. В конечном счете все сводилось к одному факту.

Она не могла.

Именно этого ждал от нее Люк в действительности – давая ей шанс прийти к этому решению самостоятельно?

Никаких уловок, никаких иллюзий... только правда.

Забавно; она всегда боялась этого момента. Люк был прав: она знала, что когда-нибудь он настанет, и боялась его. Момента, когда ей нужно будет сделать выбор: Люк или Император. Теперь, когда эта минута наконец наступила, сделать выбор казалось невероятно легко.

Она неторопливо шагала прочь от площадки, опустив голову и потерявшись в мыслях... Невероятно легко...





Вызов от Императора прибыл три часа спустя. Довольно короткий промежуток времени, чтобы Мара не могла понять, связано это с предшествующими событиями или нет. Но довольно долгий, чтобы она могла надеяться...

Она медленно шла вдоль длинных, высоких коридоров к широко расползшимся апартаментам Палпатина, устанавливая вокруг мыслей один слой щитов за другим, - как учил ее Люк; понимая, насколько отличной была эта ситуация, насколько серьезной. То, что она делала раньше, было лишь незначительным инакомыслием - во всяком случае, могло выглядеть так в глазах ее Мастера, если он знал об этом, как утверждал Люк, - знал и предпочитал не признавать открыто.

Сейчас… сейчас все было по-другому. Это уже не было инакомыслием, это было изменой. Вина стальным обручем сдавила грудь, сердце заколотилось… Измена.

Как бы Люк не обосновывал свои действия, прав он был или нет, они все еще являлись сознательным, многократным неповиновением фундаментальному правилу - первостепенному приказу. И зная об этом предумышленном нарушении, она становилась соучастником, - что было равносильно его осуществлению в глазах ее мастера.

Никогда, за всю свою жизнь, не было такого, чтобы Мара не повиновалась прямой команде своего мастера. Никогда.

И она не желала этого сейчас, она не хотела также предавать и его...

Она только хотела защитить Люка. Если бы она могла сделать это, не обманывая мастера, тогда так бы и было; но Палпатин вынуждал ее лгать... поскольку Мара прекрасно знала, что он сделает, если ему откроется правда.

Однако вина скручивала ее изнутри, тугой тошнотворной волной забирая из легких воздух, делая каждый вздох все труднее. Ей было жаль, что здесь не было Люка. Если бы он только был во Дворце, - как поддержка, как подбадривающее заверение, пусть и безмолвное. Но это было ее решение, только ее одной. И именно так она должна была довести его до конца - одна.

Она сделала свой выбор, и теперь ей оставалось воплотить его в жизнь.

Затаив дыхание, Мара прошла под высокой аркой, отмечающей частные апартаменты Императора; мимо строя вытянувшихся в струнку восьми императорских гвардейцев - алой полосы на фоне темных эбеновых стен. В громадный, центральный холл в форме круга, в три этажа высотой, охваченный широкой двойной лестницей, обнимающей изогнутые стены, вырезанные из зеркально-полированного черного камня, расчерченного тонкими, пылающими прожилками цвета густой крови; грандиозный масштаб пространства заставлял даже избранных - тех, кому был позволен сюда доступ - казаться карликами...

Она сделала короткую передышку, и прошла под первую площадку огромной, необъятной лестницы, с трудом передвигая налившиеся свинцом ноги и тотчас потерявшись в тенях и колоннах темного, вторящего эхом места, в глубине которого находился ее мастер.

Зная, что ей нужно будет сделать.

Чувствовал ли так себя Люк, когда оказывался перед Императором; каждый вызов, каждую встречу. Сердце сумасшедше билось, руки дрожали, она была взволнована и напугана, в ужасе гадая о том, что хотел Палпатин, что он подозревал, что он знал.

Как Люк выдерживал это? Как могла выдержать она? Поскольку даже сейчас, уверенно преданная своему решению..., еще даже не видя своего мастера, не смотря в его острые, проницательные глаза…, она уже боялась, что ошибется, что ее щиты дадут трещину, что она уступит...

Она уже боялась, что сломается и развалится здесь на кусочки.

Ах..... Какой кусок, какой кусок... просто лакомый! Такой с перчинкой)
Хотя Джейд уже здала Люка, (зараза рыжая) она уже испугалась! Нельзя так! Знает же! Я надеюсь Люк успеет встретиться с отцом и прояснить много новых нюансов. Но Палычу давно пора в шахту реактора! к тому же ЗС уже построили... пора старая нежить - давно пора туда!

Алита, спасибо за перевод, ждём продолжения банкета!

Палпатин стоял на дальней стороне пещерного трехуровневого Приемного Зала. Свет попадал сюда сквозь идущие длинными рядами вытянутые, стрельчатые окна с постоянно включенным затемнением и его силы хватало лишь на тусклые отблески, постепенно растворяющиеся в сумраке глубокого пространства. Ничто здесь не было залито светом - как и в прочих приемных палатах, в зале царствовали тени и темнота. Огромные массивные стены виднелись в проемах между величественными колоннами, текущими рядами сквозь сгущающийся полумрак. Каждая была отделана особым пигментированным материалом, сияющим насыщенным пурпуром. Многочисленные арки и своды потолка переплетались рельефными пылающими золотом узорами. Это доминирующее, монументальное великолепие охватывало и поглощало каждого, кто ступал сюда, и Палпатин, безусловно, выбрал это место не без умысла.

Резные и мощные двери раздвинулись в стороны, и Мара Джейд беззвучно вошла в зал, ее поступь была не громче легкого шелеста, однако присутствие в Силе звучало тяжелой нотой глубокой тревоги и беспокойства.

Он стоял к ней спиной, всматриваясь в тусклые окна, тонкогубый рот сложился в безжалостную улыбку, смакуя предстоящую игру. Он ждал, когда она подойдет ближе и склонится в почтительном поклоне, который он никак не признал, оставляя ее стоять в неудобной согнувшейся позе...

Когда он наконец заговорил, лишь слегка повернув к ней голову с оставшимся скрытым за тяжелыми складками капюшона лицом, его тон был прохладным, но в то же время ровным:

- Я... озадачен. Канцлер Амедда доложил мне, что мой джедай отбыл в Мосиин... Однако ты до сих пор здесь.

В голосе Джейд почувствовалась явственная напряженность:

- Наследник... запретил мне следовать за ним.

- Запретил тебе? Ты Рука Императора и действуешь согласно моим распоряжениям, если ты забыла. Я приказал тебе сопровождать его. И теперь он без телохранителя... и наблюдателя.

Джейд какое-то время колебалась, и было понятно, что она собирается с духом, - когда обычно ей этого не требовалось.

- Прошу прощения, мастер... но он не позволил бы мне взойти на борт, мой ранг ниже его...

- Почему?

Она неуверенно переспросила:

- ...Мастер?

- Почему он не позволил бы тебе взойти на борт; что ты сделала?

- Мы... поспорили. Он сказал мне, что я должна остаться, чтобы подумать…

- О чем?

Мара нерешительно молчала: а вдруг Палпатин уже разговаривал с Люком? Она могла так легко все испортить, не проронив даже и слова о вызывающем неповиновении Люка.

Но нет, Люк слишком часто играл в такие игры с Императором - если бы тот уже потребовал у него отчета за утренние действия, Люк приложил бы недюжинные усилия, чтобы Мара знала обо всех деталях и нюансах его объяснения. Она не раз наблюдала, какое скрупулёзное внимание он проявляет к мелочам в гораздо более незначительных ситуациях, - и, судя по всему, раскрывал ими лишь толику правды - раз умудрялся скрывать свои встречи с отцом так долго. Нет, сейчас Палпатин подразумевал нечто иное...

Голос приобрел снисходительный оттенок:

- Мм... возможно, это была личная ссора?

У Мары перекрыло дыхание.

Пользуясь благоприятной возможностью, Палпатин повернулся к ней, на тонких бескровных губах играла едва заметная улыбка:

- Неужели ты думала, что я не знал?

Он подошел, протягивая руку в сопровождающем жесте, словно предлагая пройтись по огромному, величественному залу.

- Я разочарован, дитя мое: тебе следует больше верить в меня.

Вне себя от замешательства и тревоги Мара позволила этой руке вести ее, губы не находили слов, в голову не приходило ни единой мысли.

Палпатин вел ее среди бездушного великолепия к небольшой комнате ожидания, расположенной позади высоких колонн, ее более комфортные, успокаивающие размеры хорошо соответствовали выбранной им линии нападения. Из того немногого, что сказала Джейд – из-за нехватки легкочитаемой информации в Силе, когда он спросил ее о причинах конфликта - было очевидно, что она что-то скрывает. Он мог заставить ее сказать ему все, - как он первоначально и планировал, - мог запугать и вынудить сознаться или просто сломать щиты и забрать необходимое прямо из ее головы..., но облюбованный им сейчас путь выглядел намного предпочтительней.

Его Волк принадлежал ему - и никому больше. Скайоукер давно выучил свои уроки и доверял очень немногим, но иногда все-таки выпадал еще случай подчеркнуть усвоенное - показывая границы воображаемой преданности тех, кого он подпускал к себе.

Мара Джейд была игроком Палпатина; и, в конечном счете, она сделает все, что Император потребует от нее... Он слишком долго держал ее крепкой хваткой, чтобы это могло измениться - чтобы Скайуокер даже надеялся на подобное. Палпатин позволял своему джедаю их неблагоразумие с Джейд, - но только на своих условиях. И пришло время напомнить об этом.

Он повернул к Джейд лицо – тончайшая маска благосклонности поверх холодного принуждения:

- Все происходящее здесь случается согласно моему желанию. Моему намерению. Тебе это должно быть хорошо известно. И ты находишься с моим джедаем с моего позволения... Что останется прежним только по моей доброй воле. - Он выдержал паузу и протянул бледную, высохшую руку к ее подбородку: - Но не волнуйся, дитя: я верю в тебя - в то, что ты меня не разочаруешь.

Джейд подняла взгляд на своего мастера, в изумрудно-зеленых глазах плескались тревога и страх, и он улыбнулся в это испуганное лицо, изображая благодушную снисходительность и зная, что она прекрасно поймет то, что скрыто за ней. В прямых угрозах не было никакой нужды.

Он, разумеется, уже видел запись их стычки на посадочной платформе. Она была прислана службой безопасности сразу после рапорта о случившемся одного из дворцовых стражников. Лишь крошечный эпизод. Скайуокеру хватило сообразительности быстро утащить Джейд в слепую зону за шатлом, голоса же перекрывал многократный шум двигателей.

Обычно Палпатин не обратил бы на это внимания: такие инциденты не раз происходили и в прошлом, и он расценивал их, как обыкновенное столкновение двух пламенных темпераментов..., но сегодня, почти сразу после тревожного возмущения в Силе, так явно сосредоточенного здесь, во Дворце, все представляло интерес.

Все требовало дальнейшего рассмотрения.

И он был прав: случившееся между Джейд и его джедаем было не тем, чем казалось сначала. Это стало совершенно очевидно, как только она вошла в Приемный Зал, это было написано и в ее опасливом взгляде, и в ее закрытых мыслях. Только один человек мог научить ее ограждать свои мысли, но когда он сам обладал силой и аккуратностью к рассеиванию и покрытию данного факта, никому больше не хватало способностей для подобного - не против Палпатина. Так что, хоть Джейд и справлялась с закрытием своего разума, она не могла скрыть это так же тщательно, как Скайуокер... и само наличие щитов вокруг ее сознания свидетельствовало об очень многом.

Да, что-то изменилось... И теперь все остальное двигалось вокруг этой перемены...

Что изменилась точно, Сила не раскрывала, сопротивляясь и препятствуя любому исследованию Палпатина. Но по опыту прошлого он хорошо знал: чем больше события были связаны непосредственно с форсъюзерами, тем сложнее становилось видеть и предсказывать их.

И только трое чувствительных к Силе были способны вызвать такое возмущение. И если бы Палпатин сделал нечто, что могло бы изменить Судьбы, он тогда, конечно бы, знал об этом. Таким образом, оставалось лишь двое, оба из которых повели себя сегодня неожиданно. Вейдер заявил о намерении задержать свое возвращение во Дворец, а Скайуокер не взял с собой Джейд при отлете в Мосиин.

Из этих двоих Палпатин хорошо представлял, кто был способен к нанесению большего вреда. Вейдера он держал так же крепко, как и Джейд. Так что оставался только один.

Сам Скайуокер, даже если бы находился сейчас здесь, читался бы словно закрытая книга. Однако Джейд... Что ж, разве Палпатин не предупреждал мальчишку о его слабости?

Поэтому он улыбнулся женщине, скрывая свое истинное намерение и играя на ее чувстве неустойчивости своего положения:

- Мы мало говорили о твоей новой роли, моя дорогая. Возможно, нам нужно исправить это.

- Я... – собралась она что-то сказать, но растерянно умолкла, не зная, как вести себя, онемевшая в присутствии единственного человека, способного довести ее до подобного состояния.

Не то чтобы это имело значение - Император продолжал в том же духе:

- Ты, конечно же, понимаешь, как важна эта роль, ее стратегическое значение. Ты была среди первых, кого я рассматривал на нее и в ком был абсолютно уверен.

Среди первых. Маре хватало проницательности, чтобы услышать угрозу.

Император обнажил осколки зубов в пустой улыбке:

- И я знал, что ты никогда не стала бы утаивать от меня важную информацию, не стала бы подвергать мою веру в тебя сомнениям - и давать мне причины для пересмотра твоего привилегированного положения.

Она подняла к нему глаза, и он снисходительно улыбнулся, словно объяснял очевидное:

- Положение спутницы Наследника, дитя. Положение огромной... ответственности. И я впервые за все это время прошу тебя доказать твою пригодность - твою преданность. Не вынуждай меня сомневаться в тебе сейчас. - Снова усмешка гаррала, преследующего добычу, совершенно холодный взгляд и острые зубы: - Ты ведь, моя дорогая, понимаешь потенциал такой позиции - и присущие ей условия. Я даю ему все - больше чем любой когда-либо... ему нужно просто взять это. Протянуть руку и взять. И я ожидаю, что ты поможешь ему - разъясняя возможности, которыми он обладает... И поясняя тщетность - и опасность – неповиновения.

Она пылко затрясла головой:

- Он не...

- Подумай очень тщательно, прежде чем ты ответишь мне, дитя, - перебил он отрывистым резким голосом, заставившем ее немедленно замолчать. - Как я сказал тебе, помни о своем привилегированном положении.

Она на мгновение заколебалась.

- Он не виноват.

Ее первый промах: "он не виноват" вместо "он не делает ничего неправильного". Палпатин милостиво улыбнулся, склонив голову набок:

- Я верю тебе.

Она вновь подавленно замолчала, по-прежнему не желая открыто выдавать его. Палпатин размышлял, захваченный игрой... Может, ему нужно дать ей отговорку, предлог – возможность сказать правду, не беря на себя бремя предательства.

- Я... волнуюсь за него, дитя. Меня беспокоит, что он... находится в опасности от внешних влияний - что кто-то нашел его уязвимость и стремится увести с пути. И я надеялся, что ваша с ним близость поможет тебе выявить такие отклонения, прежде чем они приведут к конфликту.

Она опустила взгляд - слишком быстро – смотря куда угодно, только не на ее мастера, и Палпатин улыбнулся этому страдающему от осознания своей вины увиливанию. Перед кем другим Джейд была бы неприступна, упряма и непреклонно холодна, под любым огнем. Но перед лицом Палпатина, с целой жизнью рядом с ним, когда он с самого детства готовил ее к служению ему, тщательно выстраивая одну манипуляцию поверх другой, она была податлива и послушна - хотя боялась не за себя, это было весьма очевидно. И этот страх так легко и чудесно сейчас можно было использовать.

- Я не слеп, дитя. И хорошо вижу игры, что он ведет, - фактически я и не ожидаю меньшего от него, ты должна понимать это. Сила его духа – именно то, что я ценю в нем. Но бывает так, что эта решимость... направлена в неверном направлении. И тогда я полагаюсь на тех, кого я поставил рядом с ним.

Одна из ровных бровей Мары чуть заметно нахмурилась, лицо отразило неуверенность, а Палпатин продолжал свое вкрадчивое, но настойчивое принуждение.

- Я знаю, что ты хочешь просто защитить его, - поэтому и позволяю тебе находиться с ним.

Она взглянула на него, с новой силой тревожась о ненадежности своего положения, и его голос залоснился милостивым убеждением.

- Мне достаточно просто знать, что происходит, Мара, не больше. У меня нет никакого намерения наказывать его за то, в чем нет его вины. Но зная, я смогу уничтожить проблему, прежде чем она потребует более строгих мер. Если ты скажешь мне сейчас, ты только поможешь ему...

- ...Он доверяет мне...

- И он прав, потому что ты сделаешь то, что лучше для него, - подчеркнуто проговорил Палпатин, зная, как близко к краю она находилась, смакуя игру и уже с нетерпением ожидая минуты, когда он сможет ткнуть этим Скайуокера, иллюстрируя, как его самая большая слабость предала его лишь после небольшого ободрения нескольких медоточивых слов. - Это будет наш секрет, Мара. Никто больше не узнает то, что ты скажешь здесь - твои слова не пойдут дальше этих стен. Но ты поможешь ему - точно так же, как поможешь мне. Ты выполнишь свои обязательства перед обоими, разве не этого ты хочешь? - Он выдержал весомую паузу: - Я уже знаю, что что-то не так, но мне не хочется выяснять это, бросая его в камеру - не вынуждай меня.

Мара вновь подняла взгляд, понимая, что угроза серьезна и помня слова Люка – его заверение, что он больше не спустится туда. А Палпатин уже знал... уже знал, что что-то не так. Будет ли тогда так ужасно рассказать ему факты? Если этим она действительно поможет Люку развеять ситуацию, прежде чем та станет критической.

Потому что на сей раз Люк не уступит. Она хорошо видела это в его глазах, слышала в тоне его голоса. Это неповиновение нельзя было больше расценивать, как временное разногласие его совести. И вся эта ситуация так легко могла обостриться...

Палпатин склонился к ней ближе, точно зная, что ей нужно было услышать, поощряя ее надежды и высказывая ее страхи убедительным и властным тоном:

- Я не думаю, что он виноват..., но пока не удостоверюсь в этом, я не могу разрешить эту проблему как-то по-другому. Мне не хочется причинять ему боль, но ты же знаешь, подобные ситуации всегда переходят в противостояние наших воль... в сражение, которое он, несомненно, может только проиграть... Не заставляй меня вновь проводить его через это.

Мара покачала головой, больше даже не пытаясь скрывать свою тревогу:

- Он не уступит.

Конечно же, он уступит; Палпатин приложил усилия, чтобы не дать чертам лица стать жестче, а в голос не допустить холодного превосходства и развлечения от знания того, с какой легкостью он ломал и рвал бы мальчишку, пока тот не уступил бы. Но сейчас Император только кратко кивнул, и произнес тяжелым, крайне серьезным тоном, окрашенным в ноты нежелания и беспокойства:

- Да, я знаю об этом, но и ты знаешь, что я тогда вынужден буду сделать. Как только мы встанем на тот путь, я не смогу отступить.

Он помедлил; еще один последний толчок.

- Ты в силах предупредить и остановить это сейчас, Мара. Прежде чем все начнется. В твоей власти спасти его.

- Это не его вина...

Император милостиво кивнул, однако в его тихих словах начал прорезаться металл раздраженного нетерпения. Впрочем, для Мары это осталось незамеченным.

- Если есть что-то, что по твоему мнению я должен знать, ты должна сказать мне об этом сейчас...

Она продолжала молчать, колеблясь на самом краю...

Возможно, пришло время все-таки заменить ее; влияние Скайуокера становилось слишком велико.

- Шептания Силы... – тягуче протянул он в тишину, желая позволить собственным страхам Джейд заполнить наступившую паузу, но ощутив от нее немедленный острый всплеск мрачного предчувствия и понимая, что Скайуокер, должно быть, упомянул о волнениях в Силе, он перешел на задумчивый, погруженный в размышления тон: - Я чувствую... сдвиг, некое изменение - и я не хочу, чтобы это было между мной и моим джедаем. Я вложил пять тягостных лет в установление нашего сотрудничества - в обеспечение его обязательств здесь. Если бы я оставил Скайуокера его собственным планам, он давно бы покинул нас... Вернулся бы к своему драгоценному восстанию - или просто бы исчез. Мои методы кажутся резкими, но именно я удерживал его здесь, мое желание и ничто больше. Помни об этом.

Он сделал шаг к ней, понижая скрипучий голос до льстивых интонаций:

- Ты должна доверять моему суждению, дитя...

- Я доверяю, мастер. Я всегда доверяла.

- Я боюсь, что без вмешательства ситуация может стать непоправимой - боюсь, что мы оба можем потерять его...

В глазах Джейд вспыхнула паника..., и он знал, что получил то, что хотел.

- ...Вейдер, - прошептала она, затаив дыхание.

- Вейдер?

- Он говорил с Вейдером, о встрече с ним. Вейдер манипулирует им, пытается использовать Люка для своих целей, для того, чего сам не может достигнуть, и подталкивает его к неповиновению... - Она абсолютно верила в то, что говорила. - Люк просто хотел поговорить со своим отцом. Он не предполагал большего неповиновения.

- Нет... конечно, нет… - покачал Палпатин головой, соглашаясь помрачневшим тоном. Не посмел бы.

И все же мальчишка сделал то, что сделал; несомненно, он знал, что некоторые законы непреложны и никогда не могут быть нарушены, так почему пошел на это? Он ненавидел своего отца. Палпатин потратил много часов на то, чтобы гарантировать эту ненависть, чтобы обеспечить одно единственное желание в мальчишке, когда он видел Вейдера - с самого первого раза, как встретился с ним, став ситхом - желание убить.

И он преуспел в своих стараниях. Скайуокер почти убил Вейдера, когда они дрались. Собственно Палпатин даже думал, что тот убьет его, несмотря ни на что - что мальчишка вступил в бой, приняв свое решение, независящее от приказа Палпатина. Тот поединок был проверкой, окончательным утверждением и доказательством контроля Палпатина над Скайуокером даже посреди крайне тяжелой и зловещей ситуации, проверкой способности заставить его отступить в разгаре сражения.

- ... Поединок; он пытался тогда убить Вейдера... - Глаза Мары уставились в пол, и слова были почти не слышны за дрожащим дыханием: - Но он не смог.

- Он не смог... – И наконец Палпатин понял, увидел с кристальной ясностью открывшуюся вдруг картину...

Мальчишка не собирался тогда повиноваться ему, он собирался убить Вейдера в любом случае..., но когда тот миг наступил, он не смог. И значит, если он не смог сделать это... тогда выбор был его, а не Палпатина.

Однако он позволил Палпатину верить в обратное, верить, что тот управлял им - использовал убежденность Палпатина для собственного преимущества.

Как, очевидно, и его отец.

Связь, о которой Палпатин думал, как о безвозвратно разорванной была сохранена. Однако они до сих пор не двинулись против него - значит, мальчишка все же опасался своего отца. Родственные узы были изодраны и повреждены, но, тем не менее, все еще существовали.

И такого он терпеть не мог.

Все, что Палпатин строил с тех пор, обуславливалось и зиждилось на одном этом факте: на его способности управлять мальчишкой даже на пике безудержного гнева или холодной, расчетливой ярости. Контроль значил все, - и Палпатин не сомневался в его безоговорочности..., но был обманут. Намеренно обманут мальчишкой. Что означало, что тот лгал ему... лгал в лицо Палпатина. Сознательно и неоднократно - с целью скрыть свое предательство и поддержать обман.

Поднявшаяся буря эмоций прожигала Палпатина насквозь. Оскорбленный гнев и возмущение от бесстыдного и дерзкого предательства Скайуокера. Негодование на его уверенность в то, что он способен утаить настолько губительную для него ложь, ярость на ее значимость и продолжительность.

- Наглая, упрямая, коварная тварь...

Могло быть только одно наказание за это - за то, что поместил кого-то перед своим Мастером. Палпатин всегда говорил джедаю, что если тот не разберется со своими слабостями, Палпатин сделает это за него.

Мара произнесла, запинаясь:

- Вы сказали...

Палпатин напрягся, поворачиваясь к ней, и она, вздрогнув, тут же подалась назад... Он помедлил…

Да, он хотел накинуться на нее; но тогда этот канал связи будет потерян.

- Об этом вы и спорили на посадочной площадке сегодня, - констатировал он; скрежещущий, резкий голос стал свинцово-тяжелым и расчетливым, острая, пронизывающая ярость уже охладилась до сдерживаемого бешенства.

- Я говорила ему остановиться, - горячий, искренний тон Джейд был почти умоляющим.

Итак, Палпатин узнал правду в течение нескольких часов после отлета Скайуокера - в результате разоблачений Джейд. Таким образом, она представляла собой ценное средство – которое, возможно, полезно пока подержать. Ее замена еще не вполне была определена, а Паллпатин еще не получил все что хотел от их связи со Скайуокером.

Он направил на нее холодный взгляд и пренебрежительно бросил:

- Ты можешь идти, Джейд.

Она колебалась - напуганная переменой, охватившей ее мастера, но чувствующая необходимость удостовериться, знать… ведомая чем-то большим, чем страх:

- Вы ведь не станете...

- Я сказал, ты свободна.

Властная тяжесть приказа не терпела непокорности, и она, развернувшись, почти бегом покинула комнату, глядя перед собой пустыми, безжизненными глазами.

Лямбда-шаттл с опознавательными дворцовыми знаками медленно опускался на крышу ниже окон апартаментов Мары в Северной Башне. Она отрешенно и безучастно наблюдала за его посадкой, на самом деле ничего не видя. Ее нервозные, беспокойные мысли находились где-то в другом месте. И только когда в воздухе появился эскорт корабля, она подалась вдруг вперед и поняла, что за шатлл приземлился только что. Сердце подскочило к горлу...

Вейдер шел ровным, широким шагом ко входу в Южную Башню, - не зная ни о взгляде расширившихся глаз Джейд, ни о том, как заходится и обмирает ее сердце.

Вейдер! Палпатин вызвал ко Дворцу Вейдера... Мысли лихорадочно сменяли друг друга: в разговоре с Риисом Вейдер согласился остаться в Тингране на ночь - и все-таки был здесь; что означало личный вызов Императора. Только он мог заставить Вейдера изменить свои планы.

Считал ли он ответственным за все Вейдера, заставил бы его объясняться и нести наказание? Палпатин знал, что имел гораздо больше контроля над Вейдером, чем над Люком – и потому требовал и ожидал от него больше; будет ли достаточно присутствия здесь Вейдера, чтобы остановить руку Императора?

Мара вспомнила выражение глаз ее мастера, когда она сказала ему правду, и покачала головой: нет, не на этот раз. Она снова взглянула на лежащий рядом комлинк. Она брала его, наверное, больше дюжины раз, порываясь связаться с Люком, но так и клала обратно, не решаясь... Мара отвернулась, борясь с желанием начать расхаживать взад-вперед – хорошо понимая, что совершила необратимое; и отчаянно надеясь, что поступила правильно.

Она теоретически предала Люка, выдав его Императору – если тот решил действовать на основе ее информации.

По указанию Императора на несколько дней был отложен Суд и распущен двор, а по дворцу уже ползли слухи. Едва ли эти действия указывали на стремление рассеять ситуацию.

Мара покачала головой, закрыв рукою рот: конечно же, он действовал на основе сказанного ею; как она могла верить в обратное? О чем она думала, как могла так легко поддаться?

Да потому что она хотела помочь Люку! Пыталась предотвратить надвигающуюся беду.

Как это смогло зайти так далеко... Как отсутствие одного дурацкого, ничего незначащего комлинка так быстро обернулось вот этим? И не было никакой возможности скрыть ее участие - если Палпатин накажет Вейдера... В то время, как ей было плевать на человека, который ради своих политических амбиций притащил сюда собственного сына, отдав его на растерзание, почти уничтожившее его, она очень сомневалась, что Люк разделит ее невысокое мнение - учитывая, что он так рисковал ради просто разговора с этим человеком.

Чем он думал, когда решил пойти против Палпатина?! Как он мог...

Не иди против меня... Где она слышала это раньше?

Ее охватил ужас – при воспоминании той ночи на "Патриоте"…, когда они лежали в обнимку под безопасным покровом холодной ночи. «Не иди против меня», - Люк прошептал эти слова с таким чувством, и она открыла было рот в автоматическом опровержении, но он остановил ее.

Он знал уже тогда. Знал, что лежал рядом со своим возможным предателем.

Она почувствовала себя физически больной - и задрожала.

Ситуация так легко могла сейчас взорваться и обрушиться потоком, полностью выходя из-под контроля; Люк говорил ей об этом!

И на сей раз он не уступит…

Но как она могла обвинять Императора в том, что он действовал на основе полученной от нее информации? Какой еще выбор у него был? Он должен был реагировать, и она прекрасно понимала это. Она знала это все время; именно поэтому Мара так долго хранила в тайне откровение Люка о поединке с отцом – поскольку знала: если Палпатин узнает об этом, все будет уничтожено...

Люк будет уничтожен.

Но Палпатин сказал, что не станет - сказал, что это будет их секретом, что ему достаточно просто знать. Он обещал, что ничего не предпримет. Он обещал ей... И все же двор был распущен, уровни вокруг Тронного Зала пусты, а внутренности Мары стягивались ледяным узлом, замораживающим и не дающим дышать; она обхватила себя руками.

Один импульсивный миг слепого доверия... Раньше ей всегда было так легко доверять ему. Возможно, раньше ей было нечего терять…







Палпатин стоял в тишине приемной палаты его Кабинета, уже долгое время пребывая в размышлениях; зеленовато-желтые глаза были сужены, губы сжаты в тонкую линию.

Насколько же легковерным он был, что доверял своему волку - насколько доверчивым.

Насколько снисходительным такое долгое время, раз мальчишка думал, что это сойдет ему с рук. Насколько беспечным.

Он знал, что собой представлял мальчишка - на что был способен... И разве он не поклялся, что будет всегда внимательно наблюдать за своим Волком, что с любым инакомыслием будет разбираться немедленно и беспощадно?

Но он так и поступал - всегда.

Ситх прищурил глаза, вспоминая видение, часто приходившее к нему в течение двух долгих последних десятилетий: о волке в темноте, о предупреждении, которое оно несло; потяни слишком сильно цепь, и он укусит.

Сегодня на рассвете, когда необузданная и всеобъемлющая мощь Силы исказила реальность, он видел это видение снова. Видел дикого волка и видел человека, стоящего в ниспадающем вокруг темном траурном плаще. Палпатин поднес бледную руку к глазам, чтобы закрыть их - с безупречной ясностью переигрывая видение в поиске знания…

...
.........
...............

Черный волк в сумраке, шорох во тьме; дикое существо наедине с ночью, необузданное и своенравное; оно внезапно исчезло в волнении теней, и Палпатин уставился в пустоту, ожидая...

Затем нерешительно повернулся, в глубокой, полной тишине.

Перед ним в немой неподвижности стоял на коленях его джедай, глаза потуплены, темный тяжелый плащ из плотного черного меха ниспадал вокруг складками, поглощая собою весь свет.

Волк в ночи...

Потяни слишком сильно цепь, и он укусит.

Его джедай встал, траурный плащ скользнул с плеч, пока он безмолвно протягивал руку; и который раз глаза Палпатина неумолимо притянулись к лайтсейберу в ней, окрашенному алой кровью - цвета гнева, страсти и предательства...

Лайтсейбер Вейдера.

- Возьмите его, - произнес джедай, хотя его губы не шевелились.

Палпатин вновь взглянул на меч, тонкие алые ручейки сочились по выключенной рукояти, стекая рубиновыми струйками с пальцев и падая темными каплями на пол у ног Палпатина, чтобы, сливаясь, впитываться в подол его плаща...

Он взглянул в глаза мальчишки, безупречного цвета синего льда в темноте...

Его Волк оставался тихим и невозмутимым, но что-то... что-то изменилось в тех глазах - и в течение одного прерывистого удара сердца эта прекрасная ледяная синь запылала тончайшими полосами охры с красноватым оттенком.

Что-то дернуло внутри, как никогда раньше, заставляя сердце Палпатина в трепете пропустить удар - в... страхе.

Его Волк медленно моргнул, и мгновенное изменение исчезло, прохладные синие глаза убеждали вновь взглянуть на протянутый сейбер.

- Возьмите... или он убьет вас.

Палпатин опустил взгляд на рукоять меча.

- Вейдер?

Его Волк ничего не ответил, только протягивал мокрый от крови сейбер, внизу распускались неровные алые пятна, питаемые по-прежнему сочившимися с рукояти струйками густой вязкой крови.

Жизнь, яркая и насыщенная.

Смерть, проливающая рубиновые слезы.

Смерть...

Лайтсейбер не был включен, но он слышал басовый гул несуществующих лезвий, шипение раскаленного света.

Смерть...

...............
.........
...

Открывшиеся глаза Палпатина сверкнули - в несогласии и ярости, в расстройстве от возможного крушения его планов, губы скривились в рычании. Неужели он все же должен убить мальчишку? Неужели только это может разрушить видение?

Или угрозой был Вейдер – всегда Вейдер?

Он снова вспомнил требование своего Волка – в тот момент, когда ледяные синие глаза на долю секунды полыхнули кроваво-серным пламенем, меч Вейдера в протянутой руке: «Возьмите… или он убьет вас».

Вейдер? Конечно же, нет. Его преобразование было постепенным и последовательным, начавшись в совсем юном возрасте; годы затраченных усилий, трудоемких и забирающих много времени, но предсказуемо надежных. Его путь был определенным и неизменным.

Почему мальчишка, спустя пять долгих лет, настолько был настолько другим? Что за резерв - к которому не было доступа у его отца – он использовал? Что ослабляло и что усиливало его – и как? Его отец принадлежал Палпатину; на неком фундаментальном, изначальном уровне, как только их глаза встретились первый раз. Что могло измениться за одно поколение...

Резко Палпатин вспомнил о кольце, что носил Скайуокер, о кольце его матери... Его мать... одна неуправляемая переменная в планах Палпатина – она по-прежнему, казалось, пыталась достать его из могилы.

И следом возникла другая мысль – при воспоминании, как быстро Скайуокер тогда прибыл за кольцом… Потому что хотел рассеять любое подозрение Палпатина, прежде чем у того будет время как следует поразмышлять об этом – о том, где мальчишка взял кольцо и почему отец вообще отдал ему такую вещь…

Значит, Скайуокер снова лгал ему. Смотрел в глаза и лгал, каждый ответ был выверен и рассчитан на отвод глаз, на перемещение внимания Палпатина…, чтобы защитить отца. А не себя - понял Палпатин. Если бы он думал о своей защите, он бы не пришел совсем и не стоял бы перед своим Мастером... не лгал бы.

Его отец... И снова Палпатин размышлял о видении, о предупреждении, которое оно несло. О способе изменить видение, не теряя при этом своего Волка.

Возможно, он использовал раньше неправильное наказание...

Да. Теперь он знал, что делать. Его первый инстинкт был правилен - могло быть только одно наказание за это, за то, что поместил кого-то выше желаний своего Мастера. Сколько раз Палпатин предупреждал мальчишку: если тот не избавится от своих слабостей, Мастер сделает это за него...

Пришло время подтвердить свои слова.







Люк получил вызов по комсвязи поздно днем. Ответственный связной офицер базы Мосиина вручил Наследнику собственный комлинк; Люк быстро отошел на два шага в сторону и выдержал паузу, дожидаясь, когда окружающие его офицеры вежливо сделают то же самое:

- Да?

- Добрый день, сэр. Простите, что прерываю вас.

Люк нахмурился, услышав голос Рииса: последние слова были подспудным вопросом относительно безопасности открытого разговора. Он отступил еще на два шага, однако комлинк не был закодирован, а комната легко могла прослушиваться.

- Нет, все в порядке. - "Нет" было ответным сообщением.

Рис заколебался, явно размышляя, каким образом передать Люку необходимое, не вызывая подозрений со стороны.

- Я получил ваши утверждения насчет артиллерии и личного состава, в ближайшее время они вступят в силу. К счастью лорд Вейдер уже во Дворце, и я могу предоставить ему все переназначения лично, - если вы желаете; это могло бы ускорить процесс. Я... хотел бы держать вас в курсе сопутствующих изменений.

Люк колебался; отец вернулся во Дворец - почему? Слова Рииса также содержали предложение пойти к Вейдеру и лично выяснить причину изменений в планах. Но нет; у отца имелась закодированная и безопасная частота канала для разговора с Люком, и протеже Каррде слайсер Гент уже находился здесь, на базе Мосиина, ожидая времени, когда сможет установить новый шифр в деку Люка. Гент легко мог обеспечить небольшое шифрование для стандартного наблюдения базы, гарантировав Люку надежное место для разговора с отцом - чтобы самому узнать, что заставило того вернуться во Дворец.

- Я освобожусь через час и свяжусь с тобой, чтобы пробежаться по деталям.

Пока Люк говорил, он протянулся в Силу в поиске присутствия своего отца.

И комлинк выпал из руки, оставшись равнодушным к ответу Рииса.


Люк повернулся и побежал, достигая лестницы и перепрыгивая по четыре ступеньки за раз, в миг преодолевая три пролета вверх, ведущие к летному полю базы; пораженные офицеры только в изумлении смотрели ему вслед.

Сломя голову он добрался до кораблей. Все 701-ые И-СИДы обычно стояли в режиме ожидания, готовые к старту в любой момент; Люк прыгнул с расстояния в шесть шагов, приземляясь в открытую кабину ближайшего истребителя, тут же захлопнул крышу кабины - не одевая ни шлема, ни летного костюма - и одновременно врубил двигатели на полную мощь.

Требование от Управления Полетами затрещало в динамиках кабины, пилоты и наземная команда поспешно выходили из комнат ожидания посмотреть, что за шум и волнение поднялись вокруг.

- Эхо ноль-три, вы делаете попытку несанкционированного взлета. Отключите двигатели, идентифицируйте себя и предоставьте ваше разрешение...

- Выпустите корабль! - провопил Люк в звукоприемник, пока И-СИД неровно подпрыгивал, удерживаемый мощным стыковочным зажимом поверх посадочной распорки; двигатели заходились в резком крике.

- Эхо ноль-три, я повторяю, вы...

Люк ударил по выключателю связи, протягиваясь в тот же момент Силой; тяжелые большие скобы из органической стали начали оттягиваться назад, треща и издавая раздирающий визг, словно некое живое существо - разбрасывая вокруг ослепляющие снопы искр. Кинувшаяся к истребителю наземная команда попятилась назад, выставляя перед собой руки.

В ту же секунду двигатели включились на полный ход, освобожденный истребитель выпрямился за долю секунды, рванул вперед, дико кренясь из стороны в сторону, и взмыл ввысь, став маленьким пятнышком, - прежде чем кто-то даже сообразил, что делать.

Переведено совместно с Beatrix Kiddo


Широким ровным шагом Вейдер шел через Дворец к Залам Заседаний, вызванный туда своим Мастером.

Здесь, во Дворце, ощущение предзнаменования, взволновавшее и исказившее Силу этим утром, было более определенно, более мощно. Он почувствовал его сразу же по прибытии, поэтому не был удивлен вызову Палпатина, понимая, что тот захочет обсудить такое возмущение. Знал ли Мастер, что его очаг находился здесь, во Дворце? Разумеется. Возможно, он лучше понял его причины; сам Вейдер не мог усмотреть ничего большего, чем смутное чувство соединения - схождения линий в одной точке…

Теперь он понимал, почему Люк призывал его держаться подальше от Дворца… Ощущение мощи, сочившейся по тенистым коридорам, было подобно треску заряженного перед грозой воздуха в тяжелой замершей тишине. Он мысленно вернулся к моменту, когда получил вызов от Мастера, вспомнив, что и не пытался обойти приказ, несмотря на предупреждение Люка.

Он оказывал сыну слишком мало доверия, даже когда знал правду. Мальчик хорошо скрывал ее, особенно в присутствии их Мастера; но у Вейдера была более тесная связь с Люком – гораздо ближе той, чем смог бы когда либо достичь Палпатин. Он знал правду, знал весь размах способностей своего сына, степень его мощи – пусть и не понимал, почему мальчик сдерживает ее. Почему не дает ей выхода против открытых манипуляций Палпатина; Люк метался без определенной причины между покорным безразличием и упрямым сопротивлением, в соответствии с настроением.

Что-то сдерживало его. Если бы такая мощь была у Вейдера, он давно бы направил ее против Палпатина, вне зависимости от неизбежного сопутствующего ущерба.

Без колебания, без сомнений.

Но с другой стороны эта мощь принадлежала ему… когда-то. Чтобы служить и принести пользу ему – или Падме. Он искал знания, чтобы спасти ее, отдал все за возможность получить их…

Нет. Каким-то образом сегодня, здесь, в центре этой непостижимой мощи… наступил момент абсолютной правды, правды даже перед самим собой. Он слишком долго прятался позади своих легких оправданий.

Потому что даже они, в самой своей глубине были ложью.

Он получил самый суровый урок, – ценой которого стала жизнь Падме. В конечном счете она заплатила за его амбиции и нетерпение.

Он хотел этой мощи, чтобы спасти Падме, да, - но он хотел ее и для себя. Жаждал могущества, чтобы подняться над подобными себе; легкой, быстрой власти - потому что считал, что заслуживает этого. Поэтому он взял то, что предложил Палпатин, в полной мере понимая, что делает.

В тот судьбоносный момент на Корусанте он принял опрометчивое решение спасти Палпатина ценою жизни магистра Винду, да; он сделал это сгоряча, под напряженностью момента, когда столько сил было в игре…, но он мог столько раз повернуть назад после. Мог принять правду, помочь своим соратникам джедаям; признать свое минутное падение и столкнуться с последствиями. В конце концов, не он убил магистра Винду.

Или мог признаться Падме, мог отречься от Ордена Джедаев и скрыться, затерявшись в толпе, на какой-нибудь безымянной планете Внешнего Кольца. Вести тихую, скромную жизнь вместе с женой и сыном.

Он мог отказаться вести клонов на Храм Джедаев… Мог предупредить тех, с кем вместе учился и с кем сражался бок о бок, открыто или тайно.

Он мог послушать Оби-Вана на Мустафаре.

Но он хотел власти, могущества… И он получил то, чего хотел; невероятную, изнуряющую, безмерную мощь. И по глупости он думал, что она была настоящей, что она даст ту силу, которую он так страстно желал, ту связь и возможность, необходимые ему, чтобы низвергнуть судьбу к своим ногам – свою и Падме.

Но за каждую маленькую победу, что приносила эта мощь в те темные дни, за каждую толику ее роста, она забирала что-то взамен, а он был слишком увлечен, слишком захвачен происходящим, чтобы увидеть это; чтобы понять правду об этом пустом могуществе. О том, как оно извращало и отравляло все, чего касалось. Если бы у него хватило духа – честности! – чтобы взглянуть за пределы очевидного, возможно Падме была бы до сих пор…

Потому что он не понял – не осознал, что могущество и сила это две очень разные вещи. Настоящей мощью — истинной силой — была бы сила повернуть назад.

И в тот момент она подвела его… он подвел сам себя.

Не Оби-Ван, и не Падме, и не Совет Джедаев. Он потерпел неудачу. Проклял своими же собственными действиями.

Это была его вина…

Вейдер нахмурился под маской, медленно останавливаясь в тишине пустого холла, чудовищность только что осознанного факта трещала в наполненном предзнаменованием воздухе замерших в ожидании коридоров.

А теперь… Теперь его сын дал ему возможность искупления – пусть даже малой части – того, что он сделал. Но он отбросил и эту возможность, точно так же, как поступил с Падме. Он не мог отрицать очевидного факта, что использовал собственного сына – использовал Люка в том, чего не мог достичь сам: в свержении Палпатина.

Он ничему не научился? Был ли он готов вновь обменять все на возможность возвыситься? Был ли по-прежнему готов заплатить любую цену ради получения власти?

Но этой власти он добивался уже не для себя, так что, конечно, разница была…

А была ли? Мальчик не хотел ее; он дал понять это предельно ясно. Но Вейдер по-прежнему продолжал напирать, удовлетворяя свои желания и амбиции за счет тех, кого ценил больше всего.

И каждый раз, когда Люк давал ему отпор или отказывал, он все еще давал выход своему взрывному, неконтролируемому темпераменту – той же ярости, которая заставила его вырезать тускенов когда-то; тому же слепому гневу, который заставил его накинуться на Падме. Этот же нрав заставлял его теперь обрушиваться на сына при малейшем недовольстве, выдвигая один аргумент за другим, не в силах отступить, несмотря на все, что он, по его утверждению, осознал.

И он видел теперь много от своего характера в Люке. Когда тот твердо держался перед этими вспышками, бесстрашно; когда также непреклонно стоял против Палпатина…, но удерживая свой гнев - подавляя и направляя так, как Энакин никогда не мог. Но ведь сам Вейдер однажды и сказал: Люк был в равной мере частями Энакина Скайуокера и Падме Наберрие.

Падме… Что она сказала бы, будь сейчас здесь, видя, что случилось с ее сыном. Чему Вейдер позволил случиться… что он сам спровоцировал. Волна вины окатила его – за то, что он сделал со своим сыном… За то, чем заставил его стать, за путь, на который он осознанно загнал мальчика.
И все же… Судьба его сына должна отличаться от его собственного безрадостного существования. Мальчик по-прежнему воплощал в себе мощь, которую Вейдер так давно потерял. И поэтому у него оставался шанс избежать судьбы своего отца… Если только он решится и возьмет ее.

Если только он бросит вызов Палпатину.

Как мог он не хотеть такой власти – полного господства; над Силой, над Империей… над всем. Галактика вращалась бы по его приказу. Вейдер подобрался так близко, так близко к этой абсолютной власти. Но Судьба украла у него все и провернула нож, оставив в живых, чтобы служить тому, кто получил ее.

Но его сын – его сын мог получить и сделать эту власть своей.

Если только он бросит вызов Палпатину.

И все же он оставался в тени Императора, такой же недовольный, разочарованный и возмущенный, каким был Вейдер; отравленный манипуляциями Палпатина - в то время как легко мог избавиться от них.

Если бы Вейдер знал причину, почему он сдерживал себя… Чем бы это ни было, Вейдер бы убрал ее. Чтобы дать Люку возможность превосходства, которого сам он никогда не имел; безграничную власть. Он был должен мальчику. Он толкнул его на этот путь и запер его в этой судьбе. Ответственность лежала только на нем.

Если бы только он мог выяснить причину, которая сдерживала его, он вырвал бы ее с корнем. Любой ценой он устранил бы ее.

Он был должен мальчику… ради себя и ради Падме.




Палпатин стоял у дальней стены длинного, пустого Приемного Зала в Палатах Заседаний, ожидая… рассчитывая…

Был ли это правильный путь?

Он снова вспомнил видение – он видел его столько раз, что теперь оно было выгравировано в его памяти. Каждый нюанс, каждая деталь. В течение двух десятилетий он видел волка в темноте: его мимолетные очертания, сокрытые в тенях; бледные, дикие глаза в холодном лунном свете…

Затем, восемь лет назад, видение изменилось. «Звезда Смерти» была уничтожена, и впервые тень в темноте подошла ближе… Приближаясь с каждым годом, пока истина не упала к его ногам, пока волк не оказался перед ним, покорный и преклонивший колени. Только это больше не был волк; это был мальчишка, о существовании которого он раньше не подозревал: Скайуокер. Волк Палпатина.

А потом видение начало меняться… почти неуловимо, с каждым разом, в крошечных нюансах и мельчайших подробностях, незаметно увеличиваясь и добавляя новые детали; что-то становилось другим, что-то оставалось неизменным.

Но всегда перед ним стоял его волк, протягивая руку – и всегда в ней лежала одна и та же вещь: меч Вейдера.

Однако и тут были тонкие перемены; годами мальчишка говорил своему Мастеру только два слова: «Возьмите его». Но со временем стал говорить больше… «Возьмите его – или он убьет вас».

Без сомнения, видение менялось вместе с событиями.

Откровение Мары, что Вейдер контактировал со Скайуокером, было неожиданным… и неприятным. У Вейдера всегда были амбиции править, Палпатин знал это. Но его поединок с Кеноби на Мустафаре обеспечил то, что у него никогда не хватит мощи воплотить это желание в жизнь, а полный контроль Палпатина, установленный еще в детстве, гарантировал, что он никогда не решится на это.

В отличие от его сына. У Скайуокера имелись и способности, и смелость бросить вызов Палпатину, но пока все же не было желания править. Мальчишка презирал Империю, и все, что та несла в себе, Палпатин знал это. Он оставался только потому, что Палпатин предпринял меры для его столь же пылкой ненависти к Восстанию. И потому, что Палпатин потратил множество времени и усилий на приручение своего волка, вкладывая в него уверенность, что его уход обрушит гнев Мастера на все вокруг…, и, конечно же, Палпатин позаботился, что его волку просто некуда было больше идти.

Но соедини этих двоих, одного с желанием, а второго - со способностями… И вместе они создадут реальную угрозу.

И это было неприемлемо.

Он просто не мог позволить себе держать их обоих теперь – особенно учитывая все разрастающиеся силы мальчишки.

Несомненно, Палпатин знал, что его работа со Скайуокером еще не закончена, хотя он уже посвятил долгие годы созданию совершенного сторонника – своего ситха; как он делал и с отцом мальчика, пока Кеноби не лишил его ученика - или, вернее, ученика, которого ожидал Палпатин; ограничив контакт Энакина с Силой.

Странно, что Палпатин не видел этого, когда тратил на Энакина все те годы тщательных манипуляций, странно, что не предвидел действий Кеноби.
С другой стороны, способность читать будущее часто была затуманена от присутствия даже одного джедая. Ибо они сами, по природе своей, были устроителями перемен. А иногда… Сила текла к своим собственным целям.

Теперь, после окончательного анализа, он решил, что все было к лучшему, пусть когда-то Палпатин и не верил в это; возможно, потеря Энакина совершилась по велению Силы. У Палпатина все еще была Империя, а теперь и сын Энакина, который воплощал в себе все, чем когда-то тот был, и даже больше, потому что его было сложнее контролировать, сложнее поставить к ноге.

В этом и была манящая привлекательность.

Как с произведением искусства – радость приносили в равной части и создание, и оценивание, и владение.

И между тем, Скайуокер теперь был достаточно стабилен, чтобы занять свое законное место. Палпатин хорошо уже знал мальчишку; чувствовал уверенность, что он может точно предсказывать его реакции часто крайние и чрезмерные, но управляемые. Как и со всеми его учениками, искусство заключалось отчасти в знании, когда сделать решающий ход, а отчасти в понимании, каким этот ход должен быть.

«Возьмите его», - снова сказал его волк, и снова – про меч Вейдера: - «Возьмите, или он убьет вас».

Когда высокие двери на противоположной стороне огромного зала отворились и Амедда объявил о прибытии Лорда Вейдера, Палпатин поискал в душе хотя бы след сожаления, но не нашел ничего. И при этом не испытывал никакого волнующего удовлетворения по поводу своей готовности так решительно действовать против того, кто предал его…

Вместо этого он обнаружил, что полностью охвачен нетерпеливым ожиданием и предвкушением манипуляций для обуздания своего нового ситха…




Вейдер уверенно шел вперед, пока позади закрывались тяжелые двери, Император ожидал его на противоположной стороне мрачного зала, повернувшись спиной и никак не реагируя на опустившегося в низком поклоне приспешника. Решительно оставив в стороне все личные мысли и сантименты, чтобы сконцентрироваться на настоящей ситуации, Вейдер долгие секунды медлил, преклонив колено.

И почувствовал нечто в этот момент — легкий шорох, зудом прошедший по всем его чувствам в заряженной атмосфере; нечто тревожное в неподвижности Императора.

- Ты говорил со своим сыном сегодня? – рассеянно спросил Палпатин, не отворачиваясь от высокого окна.

Вейдер слегка нахмурился, реакцию скрыла маска, за которой он так давно прятался. Это был странный вопрос… по многим причинам. Палпатин никогда не именовал Люка сыном Вейдера – не прямо в лицо. И никогда не спрашивал подобного раньше…. Да и зачем вообще спрашивать, если он был уверен, что знает о каждом шаге Вейдера?

- Нет, Мастер, - просто ответил Вейдер, поднимаясь. Строго говоря, это было правдой.

Император лишь кивнул, все еще стоя к Вейдеру спиной.

- Его… трудно читать. Предсказывать. Контролировать.

Вейдер не отвечал, не будучи уверен, чего Мастер ожидает от него.

Император медленно повернулся, его руки были сложены, скрываясь в объемных рукавах мантии.

- Но я думаю, что это отчасти моя ошибка. Видишь ли, нельзя контролировать его слишком сильно; натянешь цепь чуть туже - и он начнет сопротивляться. Конечно, некоторые вещи можно осознать только оглядываясь назад, но теперь я уверен… Уверен, что его послушание – это контроль его окружения, его связей. Моя ошибка в том, что я не понял этого раньше, но, зная теперь, я исправлю ситуацию.

Вейдер безмолвствовал, тревожное ощущение угрозы теперь дрожью взбиралось по позвоночнику, охватывая и проникая в напряженные мышцы.
В застывшем воздухе повисла выжидающая тишина, Император медлил, его бледные охровые глаза потерялись в размышлениях.

- Ты помнишь пророчество, друг мой, – о Сыне Солнц? – Палпатин склонил голову набок в раздумье: -Пророчества и видения такие неопределенные; у них всегда так много толкований.

Он наконец повернулся к Вейдеру, желтые глаза пылали от возбуждения.

- Ты чувствуешь, что принес равновесие в Силу? Ты, разумеется, уравнял счет; создал симметрию – если вспомнить: только четверо из нас оставалось долгое время; два джедая и два ситха…

- Сила была в равновесии – оно не нарушалось несколько десятилетий, - произнес Вейдер нейтральным тоном, сомневаясь в целях своего Мастера.

Палпатин чуть улыбнулся, и Вейдер понял, что его опять оценили и сочли неполноценным. Резкий, скрипучий голос снисходительно продолжил:

- Ты всегда был так буквален, Лорд Вейдер, всегда предпочитал не смотреть дальше очевидного. Долгое время это было полезно… Я всегда верил, что Пророчество было чем-то большим – оно просуществовало так долго; уверен, оно не могло быть настолько простым.

Палпатин замолчал, прикрыв глаза тяжелыми изуродованными веками и продолжил рассуждать:

- «Ибо края теней определяют свет, на границе рассвета и темноты» – процитировал он пророчество. – Свет и тьма… Одно не может существовать без другого. Свет уже самим своим существованием создает тени, а темнота определяет существование света. И все же мы разделяем их так полностью… веря, что они не совместимы... непримиримы. Возможно, так и было…

Осознание того, о чем говорил Палпатин, расцвело ярким взрывом в голове Вейдера – пониманием Люка, пониманием того, как много и тщательно еще оставалось скрытым. Пониманием его туманного, неопределенного присутствия в Силе. Воспоминанием о той далекой минуте в медцентре, когда измученный болью от своих ужасных ран, его сын потянулся к Силе за исцелением – и получил его.

Но Тьма не исцеляла. Тьма не способна исцелять.

Он вспомнил ощущение мимолетного проблеска под щитами мальчика, того особого состояния разума в готовности слиться с Силой, не теряя себя, в готовности сдаться, не подчиняясь. Но Тьма никогда не сдается… Так что мальчик касался тогда не ее, и все же… Он снова вспомнил тот момент, размышляя, как определить то, что он ощутил, проскользнувшее и исчезнувшее, рассеянное, скрытое.

Это не было Светом, но не было и Тьмой – это было… и тем и другим одновременно, и ни одним из них, нарушая всякое определение классификации.
Палпатин всегда говорил Вейдеру, что он был сотворен Силой – приведен к существованию… волей Палпатина и силой Тьмы. Так как могла родная кровь Вейдера быть чем-то иным, чем-то большим?

Но разве Вейдер не говорил… Он так часто говорил это мальчику, а сам не слышал собственных слов: Люк был ребенком двоих, слиянием его самого… и Падме.

А Падме была только Светом…

Мог ли их сын совмещать оба аспекта Силы? Было ли возможно для одного существа удерживать их в равновесии?

Создал ли Вейдер то, что исполнило Пророчество – равновесие Света и Тьмы…


Вейдер уставился на своего Мастера, мысли крутились в голове вихрем. Палпатин медленно отвернулся обратно, вновь переводя пристальный взгляд на столицу, напряженная неподвижность окутывала его словно вторая мантия, истинные намерения скрывались в тенях и темноте.

- Ты хорошо служил мне, Лорд Вейдер, - произнес наконец Палпатин, тонкие бескровные губы растянулись в пустой улыбке: - Но я должен признать, что твоя работа была завершена в тот день, когда твой сын прибыл сюда. Твоя полезность исчерпала себя. Я должен был понять, что баланс Света и Тьмы, который ты принес мне, был исполнением пророчества – совершенной властью; потому что тот, кто контролирует его, по-настоящему управляет всеми аспектами Силы.

Император кивнул, говоря, казалось, больше с самим собой, чем со своим приспешником; озвучивая вслух свои выводы, тихо и без эмоций.

- Кто контролирует мальчика, тот управляет всем – стихийной мощью во всех ее аспектах… Но я никогда не смогу достичь этого по-настоящему, пока ты жив. Он всегда будет смотреть на тебя, теперь я вижу это. И я это исправлю.

Вейдер заметил вспышку, легчайшее отражение солнечного света на металле, когда Палпатин раскрыл свои руки, и знал, что у его Мастера в ладони.
Но, в конце концов, разве он не знал, что этот момент наступит? Только не думал, что будет вот так. Он всегда считал, что это станет кульминацией какой-то ожесточенной, распаленной ярости, что к этому приведет его бессмысленный, неистовый гнев и безумное исступление. Не думал, что будет так… что ему будет оказана такая бесподобная честь, такая наивысшая награда – неопровержимое доказательство, что его сын смотрит на него, уважает его… ценит его. Его самого, а не его способности - они ничего не значили для мальчика. И чтобы узнать это, узнать абсолютно точно, нужно было услышать это от того, кто никогда бы не сделал подобное признание с легкостью, даруя наконец-то Вейдеру понимание, насколько много в действительности значит для него эта связь…

Не осознание того, кем был Люк – его могущества или потенциала, - не осознание исполнения пророчества, которое Вейдер протащил, словно цепи, через всю свою жизнь… Но понимание, что сын любил его – что эта связь была столь глубокой, что ничто из предпринятого Палпатином не могло разрушить ее. Ничто. Потому что она была частью Люка… точно так же, как была частью Вейдера.

И это знание… было подобно прикосновению солнечного света к обнаженной коже, согревающему до самой глубины души. Он чувствовал такое впервые в жизни.

Теперь, наконец, он знал, что сдерживало Люка… знал, почему мальчик не предпринимал окончательного шага. Его сын защищал не себя – он защищал Вейдера. Люк и сам говорил об этом - когда был ранен, когда в самый первый раз рассуждал с ним о свержении Палпатина. Даже тогда он понимал, что его приход к власти поставит его в прямое противостояние с отцом.

И его действия с Палпатином. Всегда колеблющиеся между неловкой капитуляцией и упрямой непокорностью, вне зависимости от последствий; беспорядочно непостоянные, случайно непредсказуемые действия. Достаточные для того, чтобы Палпатин не стал рисковать, устраняя Вейдера.

Знал ли он – постигал ли только Император, как сильно его контроль над мальчиком зависел от Вейдера?

Потому что вот он, вот ответ – на все. Рука Вейдера, незаметно двинувшаяся к рукояти меча, остановилась.

Палпатин не имел понятия, насколько глубоко пролегала связь между отцом и сыном – откуда он мог знать? Он был знаком лишь с ложью и манипуляциями; понятие самопожертвования было недоступно ему. Бескорыстие; истинная связь, обязательства и преданность, а не контроль. При всей зависимости от бездушной технологии, поддерживающей его жизнь, Вейдер в этот миг чувствовал в себе больше человеческого, чем его Мастер мог надеяться ощутить когда-либо.

Поэтому Палпатин никогда не поймет...

Расслабляя пустую руку, Вейдер почувствовал острую боль вины за то, что отнимает у сына возможность принять это решение самому; за знание того, что его поступок теперь вынудит Люка действовать. Но пока он жив, его сын всегда будет стараться защитить его. По своему собственному выбору Люк никогда бы не пришел к власти, пока Вейдер был в живых.

Любой ценой, вспомнил Вейдер; любую цену он готов заплатить, чтобы развязать сыну руки… Это были не пустые слова.

Это был его шанс на помилование - на искупление собственных слепых амбиций, которые вытащили его сына в центр арены. Именно выбор Вейдера поставил его на этот путь... или, возможно, выбор Оби-Вана - потому что тот точно знал, что если обучит мальчика, Люк так или иначе станет инструментом в поворотах Судеб.

Нет – было бы слишком просто возлагать вину на кого-то другого, как он часто делал в прошлом. Нет.

Он выбрал этот путь – для себя, а затем – для своего сына. И он остановит это… Сейчас.

Под своей ненавистной маской, внутри созданной им же самим тюрьмы, Вейдер улыбнулся. По-настоящему улыбнулся, проверяя на прочность старые шрамы, которые удерживали его от этого долгие, холодные годы.

Но сегодня они не будут сдерживать его, они не помешают. Сегодня они вообще ничего не значили. Сегодня он улыбался, зная, что Император не может этого видеть.

Он ощутил быстрое прикосновение к его обостренному восприятию – услышал немой вопрос от сына, поиск заверения, идущий с огромного расстояния… И в последний раз он достиг сложного взаимодействия света и тьмы, которое воплощал его сын. И послал ему свои уверенность, утешение, спокойную безмятежность того, что поступал правильно. И сожаление, что даже в этом лишал сына свободы выбора… А затем позволил умиротворенному, бесстрастному спокойствию вытеснить паническое сознание мальчика из своего разума, отстраняясь от него. Сейчас было не время для сожалений, он покончил с ними. Он давал им властвовать над собой слишком долго, и не отдаст им этот момент. Это момент для гордости; для триумфа, для господства.

Падме гордилась бы им…

Он посмотрел на своего Мастера, и слова пришли легко. Он не поймет, Вейдер знал, но это не имело значения; он знал, о чем говорит… Потому что теперь, наконец-то, Вейдер понял, что сказал ему так давно Оби-Ван.

И сейчас, так и не подняв меч, он повторил те же слова своему агрессору, не в качестве защиты или угрозы, но с тем же достоинством, с тем же уверенным хладнокровием; и тихое спокойствие в Силе даровало ему абсолютную уверенность, что его жертва будет востребована.

- Если ты сразишь меня… ты сделаешь меня более могущественным, чем можешь себе представить.

Меч вспыхнул, Палпатин повернулся к нему, сверкая желтыми глазами и шипя, как змея, которой он и был…

Нет. Я не верю. Не надо убивать Вейдера!!!
Хотя с другой стороны так конечно реалистичней...
Но как же хочется чтобы все закончилось хорошо

Мне тоже было его жалко, хотя по отношению к Люку он вел себя, конечно...

Красиво получилось, когда он повторяет слова Оби-Вана.