Хорошая история, теплая. И сам образ привлекает. Хочется узнать о нем больше. Может. когда-нибудь напишете "Истории Вея Карна", раз уж он любитель их рассказывать)

Читаю и читать хочется) Автор, громадное спасибо за такого Вейдера! "Переговоры" с Бодуном - это нечто, половину рассказа можно на цитаты растащить. Да все истории великолепны. Боба, флегматично беседующий с призраком лорда ситхов шедеврален) Спасибо за великолепные тексты)

Название: Пойми их всех
Автор: Видушака
Персонажи: Дарт Вейдер и все-все-все
Категория: джен
Жвнр: AU, юмор
Краткое содержание: Как порой хочется дать волю рукам и чувствам! Но настоящий Избранный способен понять всех. Даже если все видят в нем просто злого дядьку в черном шлеме.

"Мой повелитель"
Императору случалось выходить из себя. Потом он не мог вспомнить дорогу обратно. Блуждал по чужим, незнакомым местам и рассеянно спрашивал пустоту: «Как я здесь очутился?»
Вейдеру приходилось отправляться на поиски Императора. Иногда поиски были долгими. В конце концов, Император находился. Увидев Вейдера, он принимал его за Энакина Скайуокера и с криком: «Уйди, мерзкий джедай!» начинал кидаться молниями. Но вышедший из себя Император переставал быть Императором, он становился просто Шив Палпатином, и молнии не действовали.
Вейдер брал Палпатина на руки и нес обратно. Палпатин хихикал и норовил поиграть респиратором Вейдера. Когда Вейдеру это надоедало, он связывал Палпатина его же молниями и шел дальше.
Вернувшись на императорский корабль, Вейдер водворял Палпатина в Императора, а Императора – в его императорское кресло. Проверял, на месте ли гвардейцы, и собирался уходить.
«А почему, мой ученик, ты уходишь, не преклонив передо мной колени?» – спрашивал пришедший в себя Император.
«Начинается!» – ворчал вполголоса Вейдер, думая, что лучше было бы не связываться с поисками. А еще лучше, выбросить Императора ко всем ситхам.
С другой стороны, у старика так мало радости в жизни. Если еще и любимые игрушки отобрать…
И Вейдер преклонял колено.
«Какие будут приказания, мой повелитель?»

Подарок
Принцесса Лея теряла всякий стыд. Маленький и еще меньше, круглый и овальный, жгучий и не очень – словом, всякий. В коридорах «Экзекутора» валялись крошечные сладко пахнущие коробочки белого шелка, с бантами и блестками, и мешали мини-дроидам следовать намеченному маршруту.
Вейдер подбирал коробочки и складывал в рюкзак. Закидывал рюкзак за спину и отправлялся в Облачный город.
Номер, снятый принцессой, встречал его подвыпившим Соло, который спал в кресле, уютно свернувшись клубком.
– Не смотри так, а то живьем его заморозишь! – Лея даже из соседней комнаты угадывала взгляд, брошенный Вейдером на кресло. – Он хороший!.. наверное... и… мы скоро поженимся!
– Ты стыд потеряла, – недовольно говорил Вейдер, ставя рюкзак на стол. – Забери, а то он моим дроидам мешает.
– Ой, спасибо! – всплескивала руками Лея. – А я ума не приложу – куда он мог весь подеваться? Я бы тебя расцеловала, но ты же знаешь, кругом папарацци со своими голокамерами. «Сговор верхушки Альянса с Империей!» Зачем нам эти неприятности?
– Кстати, о голокамерах, – Вейдер доставал карманный крон. – Кто два дня назад танцевал голышом на вечеринке у Джаббы?
– И не голышом! – начинала протестовать Лея. – И не танцевала! Я просто сидела рядом с хозяином вечеринки во вполне приличном PG-рейтинговом бикини. Ну, пап! Ну, тебя послушать, надо всю жизнь в броне ходить! У вас, у имперцев, архаичные представления о моде!
Вейдера охватывало искушение снять ремень и выпороть отбившуюся от рук дочку.
С другой стороны, девочка выросла без отца, без матери. Ее можно понять.
И скоро у нее день рождения.
Что дарят девочкам на день рождения? Плюшевого мишку?
Как-то мелковато.
Лучше – целую планету мишек…

Представление для Таркина
– Зла на вас, Вейдер, не хватает! – констатировал гранд-мофф Таркин по дороге на совещание.
– Снова не хватает? – удивился идущий рядом Вейдер.
– А что вы хотите? – скривился Таркин. – Мятежники захватили важный транспортный узел. У нас перебои с поставками. Я, конечно, могу урезать свой паек…
– Нет! – воспротивился Вейдер. – Командир должен быть злее подчиненных.
– Вы довольно странный подчиненный, Вейдер, – возразил Таркин. – Моим распоряжениям не следуете, действуете самовольно. Я даже сказал бы, действуете за моей спиной.
– Доказательства! – потребовал Вейдер.
– Прямых – нет, – признался Таркин, – но после Альдераана Император запретил применять Звезду Смерти для ликвидации других планет. А я помню, вы без энтузиазма встретили мое смелое начинание! С заключенной Органой обращались как с настоящей принцессой. Отдельная камера. Ни одного настоящего допроса. Минимальная охрана. В результате она сбежала!
– Может, это тайная любовь? – предположил Таркин. – Вейдер, признайтесь, вы в нее влюблены?
Правая рука Вейдера слегка напряглась. Придушить бы гранд-моффа, пока тот не побежал со своими предположениями к Императору.
С другой стороны, Таркин мечется между двух огней. Предвкушал награды и спокойную ловлю недотеп-мятежников, а вышла настоящая война. Противник не сдается, Император недоволен, соперники норовят подсидеть. А тут еще Лея носится со своей демократией по всей галактике как межзвездная торпеда… Гранд-моффа можно понять.
Пальцы медленно разжались.
Ладно, поживи еще. А чтобы не совался к Императору, устроим маленькое представление – «Меня беспокоит недостаток веры».

Взять маха
Капитан Джерджеррод дал маху. Вейдер почувствовал это с первой минуты на строящейся Звезде Смерти.
Капитан шел чуть позади Вейдера, слегка сутулясь и неуверенно рассказывая, что его люди делают все возможное для сдачи станции в срок.
Вейдер окончательно уверился в своих выводах. Точно – маху. Последний раз – практически перед его прилетом. Вот почему Джерджеррод выглядит как новобранец после пробежки по стадиону. Отдышаться не успел.
Вейдеру вдруг сделалось весело: «Да тут не подгонять, тут разгонять надо!»
Может, в самом деле, устроить показательный разгон?
С другой стороны, капитана можно понять. Работа адова, в бордель не сбежишь, а махи – они такие брутальные, трудно устоять. Вот сколько Вейдер себя помнит, все маху давали, но чтобы наоборот – ни разу не слышал.
А что, если… рискнуть? Хоть раз в жизни взять маха?! Вот тут же, на станции?! Попытается отвоевать позиции – выбросить в реактор.
Черт, да за такое и умереть не жалко!
– Мы удвоим усилия! – голос Джерджеррода отвлек Вейдера от его мыслей.
– Надеюсь, капитан, – несколько рассеянно ответил Вейдер, – для вашего же блага.
И, уходя, уже прежним, стальным голосом добавил:
– Не вздумайте снова дать маху!

Открыть правду
- Открыть правду?
Вейдер появился из тучи разноцветных искр с лазерной отверткой в одной руке и чем-то, напоминающим арбуз из дюрастали, в другой.
– Спасибо, нет, – отказался Люк. – Я на минутку.
– Зря не хочешь, – предупредил Вейдер. – Правда крепкая, но высокой степени очистки. Это не контрафакт Оби-Вана.
– Ты занят? – Люк перевел разговор в другое русло.
– Адъютанта чиню, – ответил Вейдер. – Разговору не помешает.
Люк посмотрел на дроида.
– За что ты его так?
– Почему сразу я? – с досадой проговорил Вейдер. – Это Лея. Я был занят. Он пытался ее не пустить.
— Неудачная идея, — отозвался Люк. — А зачем приходила?
— «Хану плохо! Он едва языком ворочает! Ты его пытал?!» Нашла жертву деспотии! Кому угодно станет плохо после двух галлонов сивухи, даже Бобе Фетту. Подай разводной ключ. Вон там, в кейсе лежит. Может, все-таки откроем правду? Не хочешь?
Вейдер снова исчез в искрах и сизом дыме.
– С Ханом сложно, – согласился Люк, подавая ключ. – Примерно как с тобой.
Вейдер вынырнул из едкой синей пелены.
– Знаешь, как мне иногда хочется надрать тебе задницу? – вопросил он, наставив указательный палец на Люка.
– Догадываюсь, – Люк на всякий случай нащупал сейбер.
– Но при каждой нашей встрече я тебе уступаю. Пусть мальчик думает, что лучше водит самолетики, быстрее машет мечом и боже как круто выглядит, отказываясь делить со мной власть над миром. И после этого со мной сложно?
– В том-то и дело, – Люк опустил глаза. – Вся галактика уже говорит, что ты играешь в поддавки.
– Помоги дроида на ноги поставить, – велел Вейдер. – Держи его, он еще не включился! Все, отпускай. Теперь пусть заряжается. Что еще говорит галактика?
– Что… что тебя интересует моя задница! – Люк сделался красный как гвардеец Императора.
– Да ну? – Вейдер наклонил голову, как будто хотел рассмотреть Люка получше.
Люк слегка отступил, готовясь активировать сейбер.
– А сам как думаешь? – спросил Вейдер.
– Не знаю, – признался Люк. – Ты вроде ничего такого… ну а вдруг ты коварный? Вдруг в вашей имперской армии принято, чтобы все со всеми? А мне нельзя ронять честь фамилии. Я джедай, каким был мой отец до меня!
Сейчас я ему врежу, разозлился Вейдер. От имени всех. Шарахну головой о стену, чтобы дурь выбить. Если надо – вместе с головой.
Вейдер уже почти двинулся навстречу Люку, как вдруг остановился.
«С другой стороны, а какие еще у парня могут быть объяснения? – заговорил внутренний голос. – Кто ему про папу рассказывал? Оби-Ван? Тот такое расскажет – зеленые человечки мерещиться будут. Недоглядел за отпрыском, теперь уж что кулаками махать».
– Я тебя понимаю, – Вейдер похлопал ладонью о ладонь, стряхивая пыль с перчаток. – Но огорчу: из твоего отца джедай, как из меня белошвейка.Располагайся, раз зашел. Поговорим. Только извини – ради такого разговора я все же открою правду.

Ночь
В далекую-далекую галактику приходит ночь. На темно-синем небе зажигаются звезды, будто тысячи джав пытаются заглянуть внутрь брошенного звездолета.
Все стихает. Закрываются ставни фермерских домов на Татуине, гаснет свет в особняках Облачного города, эвоки тушат костры. Даже мятежники угомонились и засыпают молодым беззаботным сном. Штурмовики лежат навытяжку в трехъярусных койко-отсеках, как пластиковые солдатики в коробке. Покой окутывает города и космопорты, военные армады и торговые караваны, усмиряет страсти, стирает границу между друзьями и врагами.
Все спит, лишь по-пчелиному гудят мини-дроиды. Вейдер снимает шлем. Отстегивает маску с респиратором. Проводит рукой по примятым кудрям.
Пора в обход.
Вейдер заглядывает в опочивальню Императора. Без увеличивающих экранов Император кажется крошечным на огромной кровати. «Вот я вас, дармоеды!» – бормочет он во сне, нервно вздрагивает и переворачивается с боку на бок. Одеяло сбилось в кучу, которую спящий Император пинает ногами, принимая за непослушных подданных.
Вейдер укрывает Императора, проверяет, на месте ли стакан воды, все ли таблетки принял старик на ночь. Идет дальше.
На адмиральском мостике свернулся калачиком Пиетт. Он даже во сне не рискует покинуть пост. Вейдер снимает висящий на абордажном крюке китель, накидывает на адмирала, гасит лишний свет и уходит.
Дверь в отсек Леи не заперта. Она ждала, ждала… пока не заснула. К щеке, на которой еще блестят слезы, принцесса прижимает плюшевого эвока. На ночном столике голокрон высвечивает надпись: «Пошел ты к Джаббе, Хан!» Одеяло валяется на полу. Вейдер поднимает одеяло, осторожно отнимает у Леи эвока, выключает голокрон. Выйдя, запирает дверь на два оборота ключа. На всякий случай.
Тот, кого ждала Лея, резался в покер с Чубаккой и Лэндо. Все трое нарезались так, что спят лицами в стол. Укрывать их бессмысленно, им и без того тепло. Вейдер уходит, подумывая, что командировка к Джаббе Хатту впрямь неплохой способ перевоспитания.
Люк лежит на правом боку, соблюдая устав джедаев. Укрываться джедаям положено собственным плащом, но серый плащ не тренд, тренд – это черная пижама, поэтому Люк не укрывается вовсе. Черную пижаму он считает подарком Оби-Вана, эмигрировавшего в далекую-далекую страну с названием из трех букв. Он верит и не удивляется тому, что приверженец Светлой стороны прислал ему что-то черное и модное.
Вейдер вытряхивает из-под подушки юного Скайуокера сейбер, черные перчатки (еще один тренд) и карманный голокрон с записью фразы «Люк, я твой отец!» на всех языках галактики. Кладет мальчишечьи сокровища в стенной шкаф. Включает обогреватель: ночью на крейсере прохладно, а одеяло вызывает у Люка одну реакцию – «Неееееет!» Долго смотрит на сына. Уходит.
Обход завершен. Вейдер возвращается к себе. Садится в кресло. Проводит рукой по обожженной, изрезанной шрамами голове. Защелкивает запонки респиратора. Надевает шлем.
Слышится холодное, зловещее дыхание.

Великолепный рисунок) Ну так и герой зажигает)) Поздравляю с таким замечательным призом.

Мне самой очень нравится Нисон в этой роли. Идеальное вхождение в образ. Только одной фразой тут не обойтись. Нужна отдельная статья) Здорово было бы такую почитать, особенно с редкими фактами о съемках и высказываниями Лиама о персонаже.

Он следует течению жизненной силы, но в жизни всегда идет против течения. Он может бросить равнодушно-откровенную, порой циничную реплику, но всегда готов заслонить, прикрыть, вытащить из передряги «еще одного несуразного инопланетянина». Он джедай по духу и при этом ни в республиканский кредит не ставит букву, коей живет Орден. Непокорный и неунывающий Квай-Гон Джинн – один из самых привлекательных героев, созданных Лукасом. Харизматичный воин, парадоксальный философ, который предпочитает конкретику действия отвлеченности умственных спекуляций, он появляется всего в одном эпизоде, однако успевает задать вектор судьбы избранного Силой мальчика с Татуина, Ордена джедаев и галактики в целом. Эта роль Квай-Гона позволила части зрителей назвать его deus ex maсhina сюжета: мол, появился из ниоткуда и вскоре пафосно погиб лишь для того, чтобы можно было задним числом объяснить, как будущий лорд ситхов в джедаях побывал.
Однако не составляет большого труда понять: персонаж, приводящий в мир ни много ни мало самого Дарта Вейдера, не может оказаться просто «богом из машины».

Чужой среди своих

Лукасовские "Звездный войны" построены по принципу мифа и содержат в себе все универсальные его компоненты. В том числе, фигуру трикстера. В ОТ это Хан Соло. В приквелах – Квай-Гон. Последний, кстати, идеально вписывается в представление оригинальной трилогии о том, что джедай – всегда бродяга, искатель приключений и оппозиционер. Одним словом, всегда немного плут.
Не будучи плутом по призванию, Квай-Гон уверенно прибегает к плутовству, когда к этому вынуждают обстоятельства, как в случае с Уотто. Немного сжульничать? Наверное, это очередное нарушение Кодекса, но... почему бы нет, если в итоге корабль может снова отправиться в путь, а мальчик, на которого Сила активно намекает, что он Избранный, получит свободу.
В случае с Энакином Квай-Гон ведет себя подобно интернетному троллю, используя «прорехи» в ситуациях. Да, да, судьбу мальчика определит Совет, а пока… а пока, Энакин, держись меня и наблюдай. И какая разница, что ты не будешь называться падаваном, главное, ты научишься владеть Силой.
Согласно Д.А.Гаврилову ("О функциональной роли трикстера", 2005 г.) трикстер появляется для нарушения сложившихся устоев и традиций. В существующий порядок он привносит элемент хаоса, способствуя тем самым деидеализации мира, превращению его из идеального в реальный. Приводя в "большой мир" Энакина и настаивая на его принятии в Орден, Квай-Гон идет против традиции (мальчик слишком большой, таких уже не берут в обучение), а если вспомнить все последующие события, то хаос Ордену несомненно обеспечен. Подобно большинству трикстеров, Квай-Гон провоцирует изменения, характер которых неведом и не подконтролен ему самому, но которые оказываются нужны судьбе (Силе), хотя даже сами участники мифологической истории могут не знать, для чего происходит то, что происходит.
Кто-то должен двигать мир вперед, иначе мир сгниет заживо. Но, поскольку движение вперед часто граничит с хаосом (вспомним знаменитое пожелание китайцев не жить в эпоху перемен), то и к персонажу-"двигателю прогресса" окружающие часто относятся настороженно или даже враждебно. Трикстер, как правило не уживается в собственном пантеоне. Квай-Гон, несмотря на преданность Ордену, магистрами тоже воспринимается почти как чужой. Достаточно вспомнить первую сцену в Совете: когда Квай-Гон заводит речь об Энакине и говорит: «Не мне судить…», Йода с неожиданным негодованием обрывает его: «Но ты судишь!» В этом негодовании не только внезапный страх перед скрытой угрозой, в нем – отношение к самому Квай-Гону. Недаром потом Оби-Ван скажет учителю: «Не нарушай вы Кодекс, давно были бы в Совете!»
С движением и сопутствующими ему передрягами связано еще одно предназначение трикстера – перемещать некие ценности из одного мира в другой. Среди этих ценностей нередко обнаруживается роковая (вспомним хотя бы кольцо, которое Локи отнял у Андвари, или Пандору, которую приводит к Эпиметию Гермес). Достаточно «впустить» ее в мир, и начинается цепочка событий, оканчивающаяся катастрофой отдельного рода, человечества или берите выше – галактики.
Интересно, что в Эпизоде I благодаря Квай-Гону в фокусе событий оказывается не только Энакин, но и Джа-Джа Бинкс, который предложит сенаторам проголосовать за передачу Палпатину чрезвычайных полномочий. Совпадений не бывает, решила часть фанатов и выдвинула версию о том, что Квай-Гон сам - "темный".

Случайностей не бывает

На самом деле, герой в исполнении Лиама Нисона – убежденный джедай, что никак не отменяет его миссию. В том-то и дело, что в мифологии «Звездных войн» приход Дарта Вейдера обусловлен не происками ситхов, а самой Силой, как самой судьбой обусловлены падение Трои или битва на Курукшетре, гибель бургундов или Рагнарёк. Попытки избежать предначертанного, согласно любой мифологической системе, приводят ровно к тому результату, который заложен судьбой. Можно сковать Фенрира и Локи – Рагнарёк все равно состоится. Можно пытаться мирить Пандавов и Кауравов, но Кришна, образно выражаясь, перевернет игральную кость, и братья выйдут сражаться друг с другом. Можно препятствовать обучению Энакина – он все равно станет сначала джедаем, а потом ситхом. Сила сделает, как ей нужно. Квай-Гон, чувствуя особое предназначение Энакина, говорит: «Мы встретились не случайно. В жизни вообще не бывает случайностей».
Случайностей не бывает. В этом контексте неожиданный смысл приобретает гибель Квай-Гона. Останься он в живых, у Палпатина было бы в разы меньше шансов завербовать Энакина, ибо учитель и ученик идеально подходили друг другу. Но Силе нужен именно Вейдер — и Квай-Гон погибает в поединке с Дартом Молом, уступив место Оби-Вану, «правильность» которого сыграет важную роль в последующем конфликте Энакина с самим собой и окружающим миром.
Трикстер тесно связан с судьбой, он выполняет ее веления, относясь к типу персонажей, которых я называю "человек судьбы". Как все представители этого типа, Квай-Гон появляется перед зрителем уже взрослым человеком, предыстория которого почти неизвестна (лишь в Эпизоде II мы узнаем, что учителем Квай-Гона был граф Дуку - тоже немаловажный штрих, указывающий на амбивалентность как классический признак трикстера). Истинный человек судьбы, Квай-Гон одинок. По сути, его не понимает даже собственный ученик. Одиночество – аналог «мифологической смерти». Кстати, оно во многом объясняет человеческую тягу Квай-Гона к Энакину, с которым он чувствует внутреннее «созвучие».
Внутренняя связь двух персонажей, объединенных темой судьбы, выражена в сцене похорон Квай-Гона, погребальный костер которого недвусмысленно перекликается с костром Дарта Вейдера в ОТ. И как костром не заканчивается жизнь Вейдера, так и Квай-Гон, сгорев в погребальном огне, обретает новое бытие. Пройдя через «мифологическую смерть» (в его случае это непонимание в Ордене и Совете) и смерть реальную, Квай-Гон воскресает в Силе, более того, становится первым учителем в обретении индивидуального посмертия.
Однажды Квай-Гон сказал маленькому Энакину, что реальность определяется восприятием. Воскресение Квай-Гона, не полученное им от кого-то, а добытое самим – логичное завершение образа. Вспомним, что трикстеры достаточно часто обманывают смерть, то на время, то - навсегда. Вот, для примера, байка о среднеазиатском трикстере Ходже Нарседдине: "Однажды пришел к Насреддину ангел смерти и сказал, что пора тому покинуть мир земной. "Хорошо, — согласился Насреддин. — Только некрасиво уходить из мира без молитвы. Подожди, пока я не прочту намаз". Ангел смерти согласился. Ходжа начал молиться, но не дойдя и до середины, встал, свернул коврик и отправился домой со словами: "Извини, сегодня мне некогда, я закончу намаз завтра". Говорят, с тех пор ангел смерти все ходит за Насреддином, ожидая, что тот закончит намаз". Нарушая неизменный порядок при жизни, трикстеры игнорируют его и после смерти, тем самым оказываясь носителями самого великого секрета бытия. Связующее звено между тем и этим мирами, Квай-Гон становится первым на пути, по которому пройдут не только Йода и Оби-Ван, но и его «настоящий» ученик, Энакин Скайуокер.
Проводник судьбы и возмутитель спокойствия, не теряющий свое «я» ни в жизни, ни в смерти, ни на поле боя, ни перед лицом наставников. Это и есть Квай-Гон Джинн, один из лучших трикстеров, придуманных человечеством.

Спасибо за отзыв. Воланда я помянула, поскольку этот персонаж знаком читателям заметок. А так, бал Сатаны - понятие, появившееся как раз на Западе и задолго до Булгакова.

Добавлено через 8 мин.
В его видении намешано всего в таких пропорциях, которые и породили уникальный "сплав" - Вселенную Star Wars, которую нельзя свести к чему-то одному
Согласна)

Хотя, конечно, с "метафизикой" нужно разбираться - "осевое время" (философский термин Карла Ясперса) глобального конфликта в ЗВ Лукаса завязано, таки, на конкретную личность, появившуюся для решения конкретной проблемы силового Дисбаланса... Вот почему и не годится абстрактный "мономиф" ОТ в качестве фактора, задающего только лишь множественность и цикличность сюжетов ЗВ в целом. Если "избранных" много, тем более, если Баланс не универсален, а личностен... - тогда из повествования выкидывается "христианский" мотив уникальности неких событий, остается толький "буддийский" цикл вечного повтора вращения "колеса сансары"... История становится "цикличной" и т.д.

Тут уже зависит от того, что берем из ЗВ. Если весь массив, с Расширенной вселенной, то да - цикличность. Но вот я, например, неисправимый олдскульщик, а если брать только ОТ, то христианство там ой-ёй как четко выражено.

Не мог он быть просто "пешкой", ни с т.з. самых ранних подходов к сюжету, ни со стороны философии 1 и 2, где были введены сами понятия "Избранный" и "Баланс". Вот я почему на "Месть" и ругаюсь с 2005 года :) Не показали именно активную сторону влияния Избранного на глобальный ход событий. В этой теории "любви" - он не является "актором", действующим началом...

Так это и для меня причина (не единственная, но существенная) не любить приквелы: пешкой быть не должен, но автор упорно загоняет его в эту роль.

Название: Песня об удалом сиротинушке Дарте Вейдере
Автор: Видушака
Пейринг/Персонажи: Дарт Вейдер, Дарт Сидиус.
Категория: джен
Жанр: юмор, нестандартная поэзия
Рейтинг: G
Краткое содержание: ...И я там был, мед-пиво пил,
с пьяным эвоком по душам говорил...

Во прекрасной далекой Галактике
Жил-был Вейдер Дарт сиротинушка,
Сиротинушка – буйна головушка.
Сироту невзлюбить легче легкого,
И обидели Дарта Вейдера люди злые, неблагодарные:
Обездвижили, обезножили,
Да в вулкан мустафарския кинули.
И погибнуть бы сиротинушке
Смертью лютою, смертью страшною,
Но хранила его сила мощная,
Прозываемая сбором кассовым.
По тропиночке над обрывчиком
Тут прогуливался один старичок,
Старичок незлобный, доверчивый,
Людям ведомый как Дарт Сидиус.
Старичок тот Дарт Вейдера вытащил,
Старичок тот Дарт Вейдера выходил,
Сироте стал другом-наставником.
А была у того старинушки
Галактическая кручинушка:
На последние сбережения
Строил Сидиус домик скромненький,
Так, хибарочку в стиле постмодерн.
И любил он тот домик славненький,
И Звездою его называл своей.
Люди злые, неблагодарные
Старичинушке позавидовали,
Стали козни чинить, препятствия.
То чертеж эксклюзивный выкрадут,
То и вовсе порушат хибарочку.
Рассказал старик о своей беде
Сиротинушке Дарту Вейдеру.
Как услышал то сиротинушка –
Взял дорожный посох светящийся,
Взял с собой суму подорожную,
Уложил в нее эскадрилии,
Оседлал горбунка каурого,
Прозываемого Экзекутором,
И отправился в путь-дороженьку.
Побывал он на каждой звездочке,
Толковал он с людьми, там живущими,
Предлагал им условия мирные,
И просил он совсем немногого,
Вы про нас-то, мол, и не думайте,
Мы о вас то все и заботимся!
Убедил он Галактики жителей
В таковой своей скромности-честности,
Предъявив им суму с Экзекутором.
Они приняли те условия,
Одарили его подарками,
Присягнули они старичинушке,
Старичинушке Дарту Сидиусу.
Воротился назад сиротинушка.
А в суме-то его все полно планет,
Все планет-то полно да звездочек,
Да планетных систем всяко развитых.
Как возрадуется Дарт-свет Сидиус,
Как обнимет свет-Дарта Вейдера:
«Будешь ты, – говорит, – над всем флотом моим,
Да над флотом моим воеводою!»
Тут и сказке конец галактической,
А коль весело вам, то несите мед:
У певца пересохло горлышко!

Плюсую.

Прощу прощения, но я несу это все-таки сюда, поскольку заметка по стилю и задумке связана с "Вдвоем сквозь жизнь и смерть". Предупреждение читателям: автор учитывает только материал приквелов и, вскольз, ОТ.

Кроме «параллельных сцен» «Месть ситхов» делает зрителю еще один подарок. Разговор Палпатина и Энакина в театре заставляет поверить, что приквелы все же снимал тот самый Лукас. Это сцена в духе ОТ, многослойная, с неожиданными намеками и выводами.
Начнем с того, как Энакин попадает в зал. Он бежит через театральное фойе, обгоняя неспешно беседующих и столь же неспешно поднимающихся по лестнице зрителей. Весь вид Энакина показывает: он здесь чужой, театр – не его стихия, известия от канцлера куда важнее представления. И, вообще, Энакин – простой парень с песчаной планеты, прямо от техники, ему с изящными искусствами не дружить. Однако, обратите внимание, как удачно вписывается Скайуокер Первый в обстановку театра.
Давайте представим на его месте Оби-Вана. Что изменится в этом случае? Всего ничего и, одновременно, всё – цветовая гамма. Фойе театра и лестница – красные, почти кровавые по тону, зал – фиолетовый, с вкраплениями алых квадратов на подлокотниках кресел и глубокими черными тенями в ложах. «Воин в белых одеждах» Оби-Ван диссонировал бы с этим фоном. Энакин смотрится вполне гармоничной частью целого.
Значит ли это, что Энакин эстет? В каком-то смысле, да. Ему не чуждо понятие гармонии и красоты. Но не это главное. Лукас поразительно точно ухватил и передал момент, когда Избранный, у которого внутри все кипит и уже начинает рушиться, во внешней проекции оказывается точкой равновесия между джедаями и ситхами. Палпатин это равновесие стремится нарушить, что понятно: ситхи и не ставят целью паритет, они добиваются превосходства. Джедаям, казалось бы, важно равновесие сохранить. Тем не менее, руководство Ордена нарушает его самым бессмысленным образом, предложив Энакину шпионить за Палпатином. Магистрам бы услать Скайуокера на другой конец галактики по срочному делу, отвлечь от интриги, а не вовлечь в нее, а они поступают ровно наоборот, нарушая собственные правила. Последствия известны. Если для ситха цель всегда оправдывает средства, то джедаи, взявшие на вооружение тот же девиз, неминуемо проиграют: нельзя безнаказанно провозглашать одни принципы, а следовать другим.
Сцена в театре – «солнечное сплетение» фильма. Короткая, она собирает воедино все «нервные узлы», затрагивает все темы трилогии приквелов: доверие и власть, правда и ложь, жизнь и смерть, суть и цель знания.
А еще здесь не только затронута – развернута тема истинности и кажимости, реальности и миражей. Театр Корусанта – не «очаг культуры» в столице галактики, а метафора преисподней (вспомним его инфернальные цвета). Как водится в преисподних, «сатана там правит бал», с легким скучающим презрением смотря из, чуть не сказала – императорской, ложи на свой театр марионеток. Рядом с сатаной- канцлером Оукас усаживает существо-куклу с застывшим, лишенным индивидуальности лицом и двух химер с человеческим телом и головами то ли парнокопытных, то ли ящеров. На первый взгляд они выглядят представителями разных рас, которых полно в далекой галактике. Но это кажимость: кем бы они ни были, в ложе Палпатина сидят не индивидуальности, а марионетки, внешне живые, по сути, мертвые. Точь-в-точь, гости на балу Воланда.
Появившийся в ложе Энакин – живой. Он интересен канцлеру не только способностями в Силе. Как любого беса, Палпатина увлекает неординарная личность. Преданность толпы – само собой, но подчинить своей власти кого-то выдающегося – вот наслаждение, вот где мастерство!
В отличие от магистров, для которых игра по правилам ситхов внове, Палпатин получает удовольствие от искусства интриги. В театре человеческих жизней он – режиссер сложной постановки, предвкушающий финальную овацию (Империю, действительно, провозгласят под гром аплодисментов).
Вся сцена в театре выстроена на «говорящих» деталях. Вот Энакин подходит к креслу Палпатина. Как Скайуокеру, с высоты его роста, общаться с сидящим канцлером? Сначала он наклоняется к Палпатину, но разговор обещает быть долгим, и тогда Энакин садится на колени. Пока – садится, по привычке, выработанной во время медитаций. Пока это еще не присяга на верность, не переход на Темную сторону, но уже намек на будущее. Об Энакине этот жест говорит куда больше, чем все эмоциональные, но художественно неубедительные диалоги. Энакин считает, что есть главное, а все остальное мелочи, и – уступает окружающему миру в «мелочах» до тех пор, пока «мелочи» не вырастают в монстра. Уступает Падме, которая не хочет, чтобы обнаружилась тайна их брака; уступает Совету джедаев, который настаивает на слежке за Палпатином; наконец, уступает Палпатину и будет уступать ему до тех пор, пока отступать станет некуда.
Для Палпатина вроде бы ничего не значащий жест Энакина очень важен. Он его запланировал. Он его ждал. Недаром канцлер приглашает Энакина сесть рядом с собой не сразу, а лишь после того, как молодой джедай выразил, пусть неосознанную, готовность подчиниться.
Начинается разговор, самый важный во всем фильме. Говоря о том, что между джедаями и ситхами, по сути, нет принципиальной разницы («Ситхи и джедаи во многом схожи, в том числе, в желании приумножить власть»), Палпатин внимательно наблюдает за реакцией будущего ученика. Энакин пытается возражать канцлеру, но возражения звучат неубедительно: говорящий в них не верит. Энакин слишком часто обнаруживает, что понятие общественного блага распространяется не на конкретные судьбы, а на политические конструкции. Ему приходится бросать людей (упавшую с борта Падме в «Атаке клонов», пилота в начале «Мести ситхов»), чтобы спасать становящиеся все более условными республику и демократию. Он вовлечен в двойную игру, где все меньше понятно, где друг, а где враг. Он устал от противоречий в собственной жизни и жизни галактики, тем более что мудрые наставники не только их не разрешают, но еще больше подливают сомнений. Энакин хочет знать ответы на важнейшие вопросы бытия, а не разгадывать бесконечные загадки.
Впрочем, одной усталости мало. Несмотря на все сомнения, Скайуокер отнюдь не склонен перескакивать на Темную Сторону из любопытства или даже из честолюбия. Тут нужно совсем другое. И, в ответ на затаенный страх Энакина потерять жену прозвучит знаменитый рассказ о Дарте Плэгасе Мудром, умевшем воскрешать мертвых. Прозвучит двусмысленно. На сцене в это время плавают гигантские прозрачные шары. Мыльные пузыри. Намеки Палпатина на обладание секретом бессмертия окажутся пустышкой. Возможно, и сама история Дарта Плэгаса в этом контексте – «мыльный пузырь», выдуманный как приманка для Энакина. Недаром ведь Палпатин называет ее легендой.
Интересно, что говоря об убийстве Дарта Плэгаса собственным учеником, Палпатин почти дословно цитирует Евангелие: «Он спасал других, а себя спасти не сумел». «Других спасал, а себя самого не может спасти», – злословили фарисеи, проходя мимо распятого Христа. Казалось бы, фраза выглядит кощунством. Где Христос, а где ситх! На деле это подсказка зрителю: подобно персонажам евангельской драмы, Палпатин не верит в возможность воскресения из мертвых. Не верит хотя бы потому, что в шестичастной драме Лукаса играет роль владыки царства смерти, отнюдь не склонного отпускать кого-либо из своих владений.
Плавающие на сцене пузыри заставляют вспомнить другую легенду, буддийскую, о царе Маре. Мара (морок, смерть) олицетворяет иллюзию в универсальном ее понимании. Он заставляет принимать кажущееся за действительное. Страх, страсть, гнев – все это находится в ведении Мары. На этих же струнах умело играет Палпатин.
Канцлер из далекой галактики выглядит удачливее своего индийского прототипа. Маре не удалось подчинить Просветленного (Будду). Палпатин заполучает Избранного, в обмен на обещание спасти от смерти Падме. Если бы история Энакина заканчивалась «Местью ситхов», можно было бы сказать, что сцена в театре – начало безоговорочного торжества Палпатина. Но у Лукаса просто так ничего не бывает. Мы уже видели ОТ. В перспективе «минувшего будущего» радужные пузыри на сцене – предупреждение не только для искушаемого, но и для искусителя.
И для зрителя тоже. Мне иногда представляется Лукас в той же ложе, на месте Палпатина, с легкой усмешкой смотрящий на зрителей.
Что же, он имеет право смеяться, ведь он купил нас, да еще как, на величайшую в мире иллюзию под названием «кино».

Как заманчиво выглядят!) Поздравляю!

Спасибо замечательному художнику и прекрасному человеку Haime за портрет моего героя! Общаться с Haime было подлинной радостью. Большая удача, когда художник так понимает авторскую задумку.

Теперь у меня есть вот такое чудо



И еще раз спасибо организаторам)

Коллекция внушает уважение. Замечательно, что она пополнилась таким образом)

По пункту первому: рациональность в приквелах сильно портит их мифологическую составляющую. Создается впечатление, что Лукас убоялся обвинений в создании новой религии и решил добавить околонаучности. Получилась, на мой взгляд, дыня с селедкой. Может. кому-то нарвится. Мне - нет.
По второму пункту: а почему вы решили, что "мономиф" - исключительно творение Кемпбелла? "Путешествие героя" - это классический миф инициации, такие есть в каждой религии, включая мировые. Мифы инициации - такие же основополагающие, как мифы о сотворении мира, и в истории любого избранного любой монотеистической веры есть эта самая история личностного становления. И давайте уж не забывать, что, как бы Лукас не отмазывался потом, но первоначально избранным был явно Люк и лишь задним числом, когда стало понятно, насколько
популярен Вейдер, возникла версия, что вся Сага изначально затачивалась под него.
Так что, считать ОТ невнятицей по отношению к приквелам по меньшей мере, странно.
Что касается Вейдера - это классический "человек судьбы", "избранник судьбы", и об этом я уже говорила в "Замри, умри, воскресни". Я сравниваю Вейдера с классическим драконом, но и ваше сравнение с назгулом звучит убедительно. Вейдер тоже многоликий образ, например, мне представляются весьма интересными параллели с Хагеном фон Тронье.

И еще, маленькое уточнение: на форуме все обращаются друг к другу на "ты", вне степени знакомства?

Да, я эту историю с концептами помню) Как говорится, легким движением руки...
Согласна, у каждого своя правда и свое право, тем более, что кроме обожаемой мною ОТ есть Расширенная вселенная, где как раз именно конкретно-реалистический подход превалирует. Так что, мне не надо было так резко высказываться. Извини, что задела.

Добавлено через 9 мин.

Так "путешествие героя" и есть основной миф в истории цивилизации. Когда Лукас снимал "Новую надежду"и следующие эпизоды, он следовал буквально древней мифологеме. А в приквелах религиозные аллюзии уж больно расплывчаты. Объяснять избранность количеством мидихлориан как-то слишком странно для любой религиозной традиции. На мой взгляд, ошибка Лукаса в приквелах как раз в том и состоит, что он отошел от более или менее четкой мифологической трактовки сюжета в сторону политико-психологической. Но тут спор может быть бесконечный, в конце концов материала так много, что его хватит на обе точки зрения)

Хотим мы этого или нет, но Оригинальная трилогия задумывалась как миф. У мифа своя логика, которая зачастую не вписывается в логику реальной жизни. Посмотрите, какую медвежью услугу сделал Лукас созданному им же Ордену, когда захотел расписать его распорядок, принципы, устав и образ жизни, то есть, когда перевел из контекста мифа в контекст "реальности".
Как персонаж мифа Вейдер не только возможен, но и необходим. Как персонаж из "реальной" жизни - невозможен в принципе. А диагнозы ему ставят как реальному человеку. Я такой поход не разделяю, хотя и понимаю, что тем самым остаюсь в меньшинстве)

Добавлено через 2 мин.

К великому сожалению, у меня лапки и всего 40 процентов зрения. Я слишком поздно пришла на форум, мне трудно приспособиться к его особенностям. Надеюсь, что, в целом, читать можно, тем более, статья не очень большая)

А мне, пожалуйста, портрет моего персонажа от Haime.

Да нет, не в обиду. Я сам колебалась - куда. И сначала хотела именно в разделе "Фильмы" разместить, но мне показалось, что там выкладывают посты о фильмах в целом, а здесь речь идет об отдельных сценах. Если это не противоречит требованиям раздела, то следующий пост (у меня есть еще один в таком же роде) выложу в "Фильмах".


Добавлено через 6 мин.


Спасибо за оценку) А насчет Палпатина... Заслуга Лукаса в том, что он создал новую мифологию, и переводить символику мифа в "конкретные" объяснения вряд ли необходимо. ЗВ и так уже "оконкретизировали" дальше некуда, одни диагнозы Вейдеру чего стоят.

Мое отношение к лукасовской Трилогии приквелов, мягко говоря, сложное, за исключением двух моментов.
Первый - «параллельные» сцены с Энакином и Падме в финале «Мести ситхов». Пожалуй, только здесь смысловое наполнение не уступает эмоциональному накалу.
Начиная с появления Дарта Сидиуса на Мустафаре и вплоть до появления Дарта Вейдера на мостике стардестроера, нам показывают перекличку жизни и смерти, метафизический обмен ролями, где рождение несет в себе гибель, а гибель оборачивается рождением.
Символика «параллельных» сцен заставляет вспомнить Лукаса времен ОТ. Каждая деталь здесь на месте, каждая имеет значение, и у каждой есть пара.
Вот Оби-Ван кладет ладонь на лоб полузадушенной Падме: проверить, сохранилась ли в ней жизненная энергия, и, возможно, поделиться своей. А буквально через пару минут мы видим руку Дарта Сидиуса на полусгоревшем Энакине. Тот же самый жест получает новое значение. Это уже не диагностика и не только вливание собственной энергии в другого человека. Это благословение. Оно может быть получено как от Светлой, так и от Темной Сторон. Светлая Сторона ассоциируется с жизнью, значит, Падме благословляют в жизнь. Темная Сторона, по замыслу режиссера, должна ассоциироваться с гибелью, значит, Энакина благословляют в смерть.
Казалось бы, при таком раскладе Падме должна жить, а Энакин – умереть. На деле происходит обратное. Падме, как констатирует врач-дроид, отказывается жить, хотя физически с ней все в порядке. Энакин же, несмотря на страшные увечья, борется со смертью даже в безнадежной ситуации. Он не сдается обстоятельствам. Это исключительно важно для понимания не только Энакина, но и Люка: свойство плевать на любое «безнадежно» сын явно унаследовал от отца.
Благословение по Лукасу (вполне согласно с воззрениями любой религиозной системы) не гарантирует благ в этой, физической, реальности. Оно определяет, в каком из потоков – Света или Тьмы – движется человек. Двигаться ли ему вообще, каждый решает сам.
Сломленная переходом Энакина на сторону Тьмы, Падме умирает, и это ее выбор. Она может жить, но не хочет. Однако, поскольку благословение получено, происходит новый обмен ролями. Смерть оборачивается жизнью: Падме производит на свет «новую надежду» галактики, близнецов Люка и Лею. Умирающая Падме видит детей - их с Энакином продолжение. Последнее, что видит Энакин, перед тем, как стать Дартом Вейдером - черная маска, отрезающая его от мира живых.
«Рождение» Дарта Вейдера происходит одновременно с рождением его детей. Энакин и Падме, оба, находятся в медицинской палате, оба кричат от боли, оба своей жизнью платят за новую жизнь. «Хороший человек» Энакин тоже умирает, чтобы вместо него появился Лорд ситхов. Как не вспомнить здесь еще одну деталь из «параллельных» сцен. То, что Энакина везут под проливным дождем в открытой капсуле, до сих пор вызывает недоумение многих зрителей, упорно не желающих замечать: капсула является почти точным подобием гроба Падме. Их обоих хоронят. Провожают Падме в физическую, а Энакина – в метафизическую смерть.
И снова мы видим смысловые «перевертыши». За гробом Падме следует множество обитателей ДДГ. Здесь и набуанцы, и гунганы, новая королева Набу, и Босс Насс со своими приближенными. Падме любили, ее похороны удивительно «живые» по душевности и человечности, которыми провожают ушедшую. За «гробом»-капсулой Энакина идут только Император, воплощение смерти, ненависти ко всему живому, и штурмовики, которым, скорее всего, даже неизвестно, что за человека они везут с Мустафара. Метафизическая смерть неразрывно связана с одиночеством.
И все же, воскреснет Энакин, а не Падме. Дело не только в том, что их история придумана вдогонку Оригинальной трилогии и вынуждена подстраиваться под существовавший ранее сюжет. Падме, при всех своих привлекательных качествах, уме и умении сопротивляться, если речь идет о ее народе, не обладает собственной волей к жизни. Волю она черпает извне – из чувства долга, любви к Энакину. Когда внешнее оборачивается против нее, Падме не достает внутренних резервов. В то время как Энакин живет собственной исключительной волей, позволяющей ему не только выжить, но и, в конце концов, воскреснуть по ту сторону Силы.
Эту волю к жизни и безрассудное, но такое необходимое умение не считаться с обстоятельствами Энакин передает детям. Так же, как передает им свойство жить колоссальными целями. Если действовать, то в масштабах галактики, не иначе. Тяга или отвержение вершин и масштабов – еще одно существенное различие между Энакином и его женой. Падме великолепно ориентируется в обстановке. Там, где надо принимать тактические решения, она лидирует. Но масштабных жизненных целей у нее нет. Она может бороться с Торговой федерацией – не с Империей. Она может разыскать Энакина на Мустафаре, но не вернуть его. Причина в том, что для Падме существует слово «невозможно». Будь иначе, она осталась бы жить, чтобы вырастить детей и – спасти Энакина.
Другое дело Люк и Лея. Для них, как и для отца, невозможного нет. Идя к отцу, Люк не взвешивает шансы, для него просто по-другому нельзя. Лея даже после того, как на ее глазах уничтожили Альдераан, не отказывается ни от жизни, ни от борьбы.
О младших Скайуокерах, конечно, не скажешь «копия отец», но отец проглядывает сквозь них так отчетливо, что возникает мысль: а зваться лорд и леди Вейдер им бы подошло. В лучшем смысле, разумеется.
Рождение близнецов (мифологический сюжет, известный во все времена) – самое убедительное свидетельство, что Энакин жив даже во тьме своей метафизической преисподней. Смерть не способна к продолжению рода. Смерть не знает никаких чувств. А, как помнит зритель, первые слова «новорожденного» Вейдера: «Где Падме? С ней все хорошо?» Даже через смерть он проносит мысль о жене, так же, как последняя мысль Падме – о муже («Я знаю, в нем есть добро»).
Слова Падме – не просто еще одна «пасхалка», напоминающая об Оригинальной трилогии. Имя жены Энакина – Падме Амидала – образовано от имени будды Амиды, пользующегося огромным почитанием на Дальнем Востоке, особенно, в Японии. Этот будда неимоверно популярен, потому что однажды дал обет спасти все живые существа. «Падме» переводится с санскрита как «лотос»: в раю будды Амиды растут лотосы, и на каждом восседает спасенная им душа. Амида исходит из принципа, что в каждом есть добро, и потому поклялся спасти всех, независимо от того, праведные они, грешные или ужасно грешные.
В Оригинальной трилогии возвращение Энакина – заслуга Люка. Приквелы предлагают другое прочтение той же истории. Проснувшаяся в Вейдере любовь к сыну – продолжение его любви к жене. Падме умерла, но любовь к ней живет в Темном лорде и, в конце концов, спасает его. В черной душе однажды раскроется белый лотос. Об этом свидетельствует вырывающийся у Вейдера крик «Нет!», когда он узнает о смерти жены. Только что «родившись», он отрицает смерть. От этого «Нет!» пролегает мост не к «Нет!» Люка, а к словам самого Вейдера, обращенным к сыну: «Ты был прав насчет меня». «Ты был прав» – прежде всего в том, что невозможное преодолимо.

Спасибо за оценивание и комментарии.
Относительно пункта 17. Я принадлежу к тому поколению, которое воспринимало нетрадиционную сексуальную ориентацию как часть культуры протеста против государственной машины в целом и авторитарного государства в особенности. В свою очередь, авторитарные режимы держатся, как правило, на системе ценностей, осуждающих и преследующих гомосексуализм. То есть, логичнее предположить, что Цаппа отнесется к Империи настороженно и с неприязнью, что в душе он ее не примет. Но в истории Цаппы все оказалось иначе: и он, судя по всему, искренне симпатизировал Империи, и Империя оказалась не таким уж однозначным государственным устройством.

Сначала не поверила своим глазам, а теперь пребываю в счастливом шоке! Вы заставили меня поверить, что я могу выигрывать в фандомных конкурсах. Больше того, вы заставили меня поверить, что фандом ЗВ мне не чужой! Главное - благодаря конкурсу я узнала много нового и ощутимо раздвинула горизонты мира Звездных войн.
Да пребудет Сила со всеми, кто этот конкурс организовал, вел и участвовал в нем и - долгой жизни этому замечательному проекту!

Да она и в фильмах не так чтобы слабая) И все же, как ни крути, дочь Энакина (который, как ни крути, Вейдер). Хотя, возможно, и это - хедканон.

Название: Без промаха.
Автор: Видушака.
Эпоха: Новый канон, Империя.
Жанр: драма.
Персонажи: Лея Органа.
Содержание: На Хоте лютый холод...

На Хоте лютый холод, и если б это не создавало проблем ее людям, она была бы даже рада ему. Холод включает инстинкт выживания. После гибели Альдераана она держится только на инстинкте. Выжить, чтобы отомстить. Победить, чтобы доказать себе и другим: эта жертва была не зря.
Забот столько, что хочется раздвинуть сутки руками. Но каждый день она находит время, чтобы прийти в тир. В холодном ангаре (пол – спрессованный снег, который только лазерный заряд растопит) установлен голо-плакат. Его нашли в имперском транспортнике, захваченном повстанцами. Кроме стандартного набора консервов, оборудования и медицинских препаратов (слава провидению, теперь у них есть запас бакты!) транспортник вез на имперскую военную базу наглядную агитацию. Вся она пошла в демонтаж, кроме одного голо-плаката с Императором, который генерал Органа распорядилась перенести в тир.
Император изображен во весь рост на фоне счастливо улыбающихся представителей разных рас, уходящих ввысь строений за ними и блестящих праздничных планет где-то совсем уж вдалеке. Император раскинул руки, то ли благословляя это процветание, то ли приглашая к нему присоединиться. На моложавом приятном лице читается выражение отеческой заботы, что еще больше подчеркивает благородная седина. «Сохрани этот мир, солдат!» – гласит мерцающая внизу надпись.
Каждый день Лея Органа, наследница погибшей планеты, приходит в тир, становится напротив плаката с двумя тренировочными бластерами в руках и начинает стрелять.
Она стреляет в лоб Императора, сердце, горло.
Она приходит сюда уставшей, вымотанной тяжестью походной жизни, часто не выспавшейся.
Но она еще ни разу не промахнулась.

Мой самый любимый фанфик по Изгою. Снова перечитала, и снова с удовольствием. Спасибо за отменный стиль)

Спасибо всем, кто прочитал и прокомментировал) Говорили, что здесь очень суровый форум. Оказывается, нет)

Добавлено через 2 мин.


Да) Два негодяя в скрытой крепости.

Добавлено через 1 мин.


Хедканон - он такой хедканон)