Здравствуйте, гость ( Авторизация | Регистрация )

 
ОтветитьНовая тема
> Небольшой рассказ о любви, True story, bros!
сообщение 31.10.2012, 21:06
Сообщение #1


Trust the Force
Иконка группы

Группа: Jedi Council
Сообщений: 14851
Регистрация: 14.7.2006
Пользователь №: 3009
Награды: 9



Ага, я больной и безответственный человек. Но события сегодняшнего дня только обострили мою болезнь - ведь когда предмет твоей любви оказывается в смертельной опасности, чувства возрастают многократно. Поэтому я излагаю здесь свои мысли по этому поводу: слегка стилизованно под романтическую классику XIX века, немного шутливо, отчасти искренне, частично доказательно. Первую версию текста я уже вбрасывал в соответствующую тему, но впоследствии развил мысль и увеличил объем раза эдак в четыре. В общем, каждый сходит с ума по-своему.


Небольшой рассказ о любви


Смешно. Я никогда раньше так об этом не думал, не воспринимал все именно в таком свете. Но ведь такова правда: у меня в жизни была большая и светлая любовь. Настоящая, единственная, неисяякаемая.

Впервые я увидел ее совсем мальчишкой. Мне едва стукнуло семь лет – а возможно, и этого еще не было. Она тогда много говорила, но я ничего не понимал. Она что-то показывала, но я тогда читал очень медленно и просил маму нашептать мне перевод на ухо. И мама шептала, но я все равно ничего не понимал. Но это было не так уж и нужно – все, что она хотела мне показать, я видел и воспринимал не умом, но самой душой; и обращалась она через широко распахнутые серо-голубые ворота в эту душу.

Наши отношения тут же вспыхнули ярким пламенем. Я полностью отдался этой детской страсти, и она ответила мне. Она стала моим первым вдохновением, впервые побудила меня творить - по-детски неумело, но искренне и с невиданной более никогда выдумкой. Сейчас, конечно, понятно, что мы оба тогда были юны, глупы и наивны. Но когда мы были вместе, это не имело никакого значения: она ни о чем меня не просила, я же упивался ее красотой и выдумкой. Мне не было жалко на это никаких денег, ни секунды своего времени.

В те времена я на многое закрывал глаза... да что там, просто еще не мог рассмотреть ни ее реальных интересов, ни ее недостатков. Я по-прежнему не понимал многих ее слов, едва ли был заинтересован политикой, занимавшей ее тогда, и хотя с каждым новым годом я читал все лучше, я не мог постичь всего того, что она мне предлагала. Я стал записывать за ней слова, стал повторять их как мантру, стал копировать ее движения в надежде разгадать их тайное значение и еще ближе приблизиться к ней, проникнуть в тот сладостный, захватывающий мир, что я видел в ней.

Мать, помнится, тогда посмеивалась, считая мою избранницу хотя и красивой, но глупой маленькой девочкой, которой могут понравиться только равно глупые и равно маленькие мальчики. С годами же я стал понимать, что на самом деле ее интересуют ребята постарше; что, пожалуй, слишком многим она делилась со мной, даже не отдавая себе отчета в том, что я был слишком юн, чтобы понять ее. Но временами она вдруг спохватывалась, смотрела на меня свысока и относилась как к ребенку, снисходительно покачивая головой и лепеча простые слова с минимальным смыслом. Но я прощал ей все – я был влюблен, и она была прекрасна. Даже когда она оступалась, даже когда, неуследив, будто по сглазу, произносила какую-нибудь ужасную грубость, пошлость. Даже когда она обманывала меня, пользуясь моей одержимостью. То были пустяковые обманы, на них не следовало обижаться.

Я был с ней все те чудесные годы, когда она была на пике своей красоты и вдохновения. Я понимал ее все чаще, чувствовал ее тепло все полнее. Я вырывался к ней, когда только мог: и хотя, когда мне было десять лет, мать все еще настаивала на том, чтобы присутствовать при наших встречах, в тринадцать она уже не могла мне запретить это упоение. Тем майским утром я то ли сбежал с уроков, то ли вовсе не должен был идти в школу; несколько преданных друзей помогли мне попасть к ней. Вместе мы провели три совершенных часа. Наедине, пусть даже я знал, что где-то неподалеку находятся мои товарищи. В полной темноте, которая каким-то чудом окружила нас, несмотря на столь ранний час. Она предупредила меня, что мы, возможно, в последний раз встречаемся так, при полном слиянии чувств и сознаний, идеально понимая друг друга. И я радовался этой заключительной встрече, я плакал в ее объятьях от горечи неизбежного расставания и тут же моргал и смахивал слезы, чтобы они не заслоняли ее красоту. Я молил все известные мне божества, чтобы оттянуть момент расставания, но, махнув мне на прощание золотисто-рыжим платком цвета заката двойных солнц, она отступила в темноту, в то время как меня поглотил свет нового дня. От этого света можно было укрыться только под распустившейся листвой липовых деревьев, растущих вдоль дороги к моему дому – они разбивали это невыносимое сияние, бросали мне под ноги желанную тень, каждая точка в которой напоминала мне о ней и, оставляя все новые шаги в этой тени, я пел. То была как всегда неловкая и глупая, бессмысленная и вдохновенная, прощальная песня.

Я отказывался верить ей. Я знал, что то майское утро не было для нас последним. Я стал писать ей – вдохновенно, изъясняясь уже не письмами, но повестями, и обращал в свои послания все, что бы я ни встречал или переживал в повседневной жизни. Я неизменно искал встречи с ней, и каждый раз она благосклонно уступала мне. Но хранила верность своему слову: мы встречались в разных местах, зачастую скрывая свои настоящие имена, и подменяя лица разнообразными масками, а то и изъясняясь будто на разных языках, через переводчика – старого гнусавого маразматика, который видел ее в первый раз и постоянно коверкал слова, подменяя их своим вымыслом. Я посмеивался над стариком, втайне наслаждаясь каждой из его безграмотных оговорок. Они не мешали мне, равно как его присутствие было не более чем необходимым условием нашей с ней встречи – я и без перевода понимал все, что она хотела мне сказать. Я слышал эти слова уже сотни, а то и тысячи раз, знал их наизусть по тем записям, что я делал мальчишкой. И потому наслаждался каждой произнесенной ей фразой, вторя ей.

Но чем дальше, тем реже были возможны столь близкие встречи. И тогда я отдалился. Стал смотреть на нее с другой дистанции, стал изучать ее, постепенно узнал ее прошлое и пригляделся к ее семье. К тетке, что так часто и подолгу засматривалась на крепких мужчин в форме. К энергичному и всезнающему младшему брату, который всегда поддерживал мою избранницу, всегда объяснял любые парадоксы в ее умозаключениях, всегда подхватывал и развивал ее намеки и словно жил одним этим служением ей. К эксцентричному дядюшке, который много лет вел семейную хронику и в запале, когда овалы стекол в его очках запотевали от напряжения, мог охватить даже то, чему еще только предстояло случиться.

С одним из членов ее семьи мне даже удалось познакомиться лично – возможно, в силу того, что этот конкретный родственник лишь недавно прибыл в родовое гнездо издалека. Но, как и все они, он любил ее – надежду всей семьи, источник их сил и вдохновения. Эта любовь сблизила нас: он писал ей прекрасные, исполненные юмора и юности, произведения, я же читал их и переписывал, иногда посылая письма, чтобы прояснить некоторые оставшиеся неизвестными подробности. Письма выходили неловкими, все еще детскими, но он словно не замечал этого, а я до поры даже не думал об этом. Сам факт того, что я могу писать эти письма и читать его новые работы, посвященные ей, ослеплял меня восторгом. Через свои непрямые отношения с ним, через погружение в его произведения я снова мог приблизиться к ней, вновь услышать звук ее голоса и насладиться ее красотой, ничуть не потускневшей с годами. По крайней мере, так казалось мне в те блаженные годы – время, когда можно было отдать себя прелестному идеалу без остатка, позабыть о любых реальных целях и ответственности, раствориться в простом удовольствии жить и чувствовать жизнь. Жизнь, сосредоточенную повсюду: вокруг меня, внутри, в ее образе, в ее прошлом и будущем, в членах ее семьи и наших общих знакомых, даже в саркастичных замечаниях моей матери, давнее заблуждение которой все не думало рассеиваться.

Она, как впоследствии казалось, была права. Когда наши встречи стали мучительно редкими, а дистанция, с которой я наблюдал за ней, стала слишком большой, я понял, что начинаю терять ее. Она будто позабыла обо мне, и немудрено – в семье начались проблемы, а невыносимые для многих испытания озлобили ее нежное сердце. Она стала вести себя непредсказуемо, то слишком ударяясь в детство, то составляя целые проповеди из эффектных цитат, подсмотренных в чужих работах; то действовала с аккуратностью кошки, ступающей по прогнившему полу чердака и каждую секунду рискующей сорваться, то в одночасье просаживала все свои деньги на пошлые безделушки-однодневки, которые случайно приглянулись ей. Она вдруг лишилась той чарующей красоты, что всегда привлекала меня в ней, и перестала следить за собой.

Или же это я наконец перестал следить за ней? У меня появились новые друзья - как ни странно, именно она познакомила меня с ними - новые увлечения, новые чувства. Я многое пробовал в те годы, постоянно искал что-то новое. Что-то, чему можно было бы отдаться столь же беззаветно, как это было с ней так, казалось, давно. Но все тщетно: ни к кому я не испытывал столь сильной привязанности, как к ней. Никто не мог заменить ее в моем сердце - а тех, у кого это могло бы получиться, я со временем стал бояться и, наконец, просто зарекся подпускать близко к себе, несмотря на все старания моих друзей и знакомых. Столь дорога была мне память о ней, настолько она удовлетворяла всем потребности моей души. И тем постыднее было мое отстранение.

Период короткого расставания был мучительным для нас обоих. Вслед за семейными раздорами и случайной цепью непозволительно-безрассудных трат у нее сократились средства к существованию, и потому она была вынуждена идти на мучительные компромиссы. Прекрасные идеи, которым у нее раньше не было числа, она стала скрывать ото всех, недоговаривать, недоигрывать и хранить их долго, бережно, в надежде на то, что когда-нибудь они получат необходимую поддержку. Но на кого ей было надеяться? Даже родному отцу она, казалось, стала обузой. Каждый год ее содержанием пытался заниматься новый человек, и каждый раз его амбиции разбивались вдребезги, и несостоявшийся благодетель бежал от нее, будто от чумной. И даже если она и хотела их удержать, то не могла – ее поведение все так же оставалось слишком непредсказуемым. По этой же причине от нее отвернулись многие прежние друзья; и не просто отвернулись – уязвленные ее непостоянством, они расценили это как настоящее предательство и стали злословить, публично обвиняя ее во всех смертных грехах. Но тем больнее было ей и мне, что мы понимали: многие их нападки были справедливыми. Былой идеал покрылся трещинами, как написанная рукой мастерка фреска в разваливающемся по недосмотру настоятеля монастыре. Трещины все разрастались, пока наконец не наступил момент, после которого реконструкция невозможна. Ее облик, ранее святой для меня и многих других, изменился бесповоротно.

Но она продолжала бороться, несмотря ни на что – дерзкая, не желающая признавать свои недостатки, хранящая веру в собственную значимость даже тогда, когда ее утратили почти все былые поклонники. И тогда я вновь почувствовал это смятение. Чуть больше года назад я, не сомневаясь ни секунды, забыв каждую усмешку своей матери и каждое злое слово, сказанное недругами, одной безумной ночью вернулся к ней, рывком открыл ее дверь и снова полюбил ее. Теперь, наконец, я понимал ее каждое слово, которое раньше пленило меня только звуком. В масках, за которыми она скрывалась долгие годы, я рассмотрел черты дорогого мне лица. Трещинки в ее образе я заполнил своей памятью о ней. Я принял ее недостатки, я помог ей раскрыть достоинства, я гордо встал рядом с ней и поклялся поддерживать ее любым доступным мне способом и защищать ее честь, пока она вообще достойна этой защиты.

И она ответила мне: за последние восемь месяцев она раскрыла мне себя с новой стороны - а у меня наконец были глаза, чтобы это увидеть - и заново стала питать мое существование. Она подарила мне нескончаемые часы радости, много сладостно-бессоных ночей, новое вдохновение. Но если ранее это был бьющий из скал источник, к которому нужно было всего лишь приложиться для обретения искомого наслаждения, то теперь вдохновение стало скорее полноводной рекой, в которую нужно войти - приложить усилия, пересечь ее до середины, погрузиться на дно, позволить течению унести тебя, задержать дыхание и надеяться, что, когда ты снова окажешься на поверхности, в твоих легких останется хоть немного воздуха, и, когда ты выдохнешь, этот воздух ляжет на бумагу и в мокром отпечатке проступят черты хоть чего-то стоящего.

Сегодня жизнь той, что я люблю, перевернулась. Она вновь поступила по-своему, и пошла на этот последний, невероятный компромисс. Родной отец после долгих лет нерешительности все-таки отказался от нее – и от всей своей семьи. Он продал их другому мужчине – красивому, еще довольно молодому, рассудительному и по-царски богатому. Этот человек способен спасти ее; дать ей не только деньги, но и самое главное – то, чем она сама долгие годы вознаграждала меня. Я знаю, что это возможно. Но я также знаю репутацию ее нового мужчины: всего несколько лет назад он уже купил доверие и жизнь одной юной девушки. Купил лишь затем, чтобы сломить ее волю и подчинить себе. Прекрасная, нежная, всегда полная выдумки и фантазий птица одним его желанием свила себе клетку и стала покорной, забитой, заплывшей жиром кухаркой, каждый день готовящей своему господину один и тот же обед. И когда безыскусная еда насыщает его желудок, он благодарит пленницу. Она счастлива этой подачке, он же уверяется в правильности совершенного им надругательства.

И потому мне страшно за мою любовь. Страшно, как не было никогда в жизни - даже тогда, когда она осталась в тени после нашего последнего свидания семь лет назад; даже в те жуткие годы, когда она в одиночку сражалась за свое существование. Но что я, в конечном счете, могу поделать? Я могу лишь надеяться. Могу лишь продолжать любить ее, хранить в своем сердце верность ей и пробуждать в душе те смутные, детские воспоминания шести- или семилетнего мальчишки, который впервые увидел нечто невероятное – и влюбился со всей беззаветной преданностью и самоотдачей, на которую был способен в тот затерявшийся в календаре день. Должно быть, это тоже было в мае?


--------------------
"Невинный блаженец" © D.G.

Ilaan vanished – and took all the sounds and sources of light along. Only Ilaan remained. Down on his knees, an obedient servant of the Force, just like all those months ago. It spoke to him – and he listened, without saying a word. Out of his silence, the sounds and images appeared, filling the space around them, giving the reality its meaning and weight, just like clean white cloth that gradually becomes heavy with blood when it covers the body.
Наверх
 
Цитировать выделенное +Цитата
сообщение 31.10.2012, 23:05
Сообщение #2


Мастер-джедай
Иконка группы

Группа: Ветераны JC
Сообщений: 3847
Регистрация: 11.7.2010
Пользователь №: 18083
Награды: 5

Предупреждения:
(0%) -----


Илан, а почему болезнь? Если это отчасти причина асексуальности, то ты ещё не болен. Странноват - но подумаешь!
Кстати, всегда считал, что твоей настоящей страстью были просто фильмы. Ну там, исследование, выявление тех или иных сходств\различий, погружение в киноиндустрию, сравнивание деталей, режиссёров и так далее. Я ошибся?
Наверх
 
Цитировать выделенное +Цитата
сообщение 1.11.2012, 0:17
Сообщение #3


Trust the Force
Иконка группы

Группа: Jedi Council
Сообщений: 14851
Регистрация: 14.7.2006
Пользователь №: 3009
Награды: 9



Цитата
Илан, а почему болезнь?

Ну, мне отчего-то казалось, что вполне можно назвать психическим расстройством столь сильные чувства к чему-то не просто неодушевленному, а... даже не знаю, здесь романтический образ скорее складывается из "ЗВ как фильмы", "ЗВ как вселенная", "ЗВ как идея". Хотя с последним проще: не было б сильных чувств к идеям, развалились бы все соцсистемы XX века.

Цитата
Кстати, всегда считал, что твоей настоящей страстью были просто фильмы.

Это работа. Это хобби. Мне нравится этим заниматься, и я рад, что связал с этим свою жизнь. Но любовь - она только к ЗВ.


--------------------
"Невинный блаженец" © D.G.

Ilaan vanished – and took all the sounds and sources of light along. Only Ilaan remained. Down on his knees, an obedient servant of the Force, just like all those months ago. It spoke to him – and he listened, without saying a word. Out of his silence, the sounds and images appeared, filling the space around them, giving the reality its meaning and weight, just like clean white cloth that gradually becomes heavy with blood when it covers the body.
Наверх
 
Цитировать выделенное +Цитата
сообщение 1.11.2012, 1:36
Сообщение #4


Темный повелитель
Иконка группы

Группа: Участники
Сообщений: 2505
Регистрация: 5.3.2012
Пользователь №: 20028
Награды: 1

Предупреждения:
(0%) -----


Цитата(Ilan Thorn @ 31.10.2012, 22:17) *
Это работа. Это хобби. Мне нравится этим заниматься, и я рад, что связал с этим свою жизнь. Но любовь - она только к ЗВ.


Боже - это надо в цитаты !!! срочно !!!

П.С.: Илан, попробуй свой рассказ перевести на инглишь и отправить в Дисней, авось они прислушаются и 100% станут добрее, милее и будут нежно ломать канон yes.gif ( я серьезно ! )
Наверх
 
Цитировать выделенное +Цитата
сообщение 1.11.2012, 1:42
Сообщение #5


A Guy Walks Into A Bar
Иконка группы

Группа: Админы
Сообщений: 17070
Регистрация: 12.4.2007
Пользователь №: 6385
Награды: 11



Девушку! Срочно! Кино, цветы, романтика, поцелуи, постель, иначе абзац!


--------------------

------------------------------------
There is only One. And that's me.
------------------------------------
Наверх
 
Цитировать выделенное +Цитата
сообщение 1.11.2012, 23:54
Сообщение #6


Trust the Force
Иконка группы

Группа: Jedi Council
Сообщений: 14851
Регистрация: 14.7.2006
Пользователь №: 3009
Награды: 9



Цитата
Девушку! Срочно! Кино, цветы, романтика, поцелуи, постель, иначе абзац!

Отнюдь. Настоящий абзац будет, если я ко всем тем проектам, что на мне сейчас весят, ко всем фильмам, ко всем курсовым, ко всем ночам в TOR еще и девушку-цветы-романтику-поцелуи-постель прибавлю. Тогда благополучно развалится все.

Цитата
будут нежно ломать канон

Я так и представляю себе Лукаса, который, подписывая контракт, прошептал Айгеру: "Я хочу, чтоб ты ломал меня..."


--------------------
"Невинный блаженец" © D.G.

Ilaan vanished – and took all the sounds and sources of light along. Only Ilaan remained. Down on his knees, an obedient servant of the Force, just like all those months ago. It spoke to him – and he listened, without saying a word. Out of his silence, the sounds and images appeared, filling the space around them, giving the reality its meaning and weight, just like clean white cloth that gradually becomes heavy with blood when it covers the body.
Наверх
 
Цитировать выделенное +Цитата
сообщение 1.11.2012, 23:58
Сообщение #7


Мастер-джедай
Иконка группы

Группа: Участники
Сообщений: 2997
Регистрация: 19.11.2008
Пользователь №: 12950
Награды: 3

Предупреждения:
(10%) X----


Очень красивый рассказ. Маклалуд конечно в чем-то прав, но ты его не слушай)

Сообщение отредактировал Gekko - 1.11.2012, 23:59


--------------------
"И топором по рылу!" - добро пожаловать в волшебный мир средневековья.

- Have you ever, use your skills in street fight?
- You know, I cant answer this question, in internet, but... i am ukrainian, after all. ©
Наверх
 
Цитировать выделенное +Цитата
сообщение 2.11.2012, 0:01
Сообщение #8


Be Kind, Rewind


Группа: Админы
Сообщений: 15426
Регистрация: 8.9.2005
Пользователь №: 525
Награды: 4



Цитата(Алекс Маклауд @ 1.11.2012, 1:42) *
Девушку! Срочно! Кино, цветы, романтика, поцелуи, постель, иначе абзац!

девушка и Илан? сложно себе представить, учитывая его показное индифферентное отношение к слабому полу
Наверх
 
Цитировать выделенное +Цитата

ОтветитьНовая тема
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 




RSS Текстовая версия Сейчас: 18.4.2024, 22:32

Яндекс.Метрика