Название: Into the Storm, первая часть трилогии "The Son of Suns"
оригинал находится здесь: http://www.alongtimeago.org/index.htm

Автор: Blank

беттинг - Jediula
Жанр: Драма/Саспенс, AU с конца пятого эпизода.

Фанф по моему мнению (и не только) является одним из лучших произведений англоязычного фэндома.
Всего 23 главы. Буду выкладывать по мере вычитки.
Прошу сильно тапками не кидаться, это мой первый переводческий опыт;)

Очень интересны ваши впечатления, и мне, и самому автору, которого, конечно же, волнует мнение русскоязычных читателей.





Содержание:

Глава 1 Глава 13
Глава 2 Глава 14
Глава 3 Глава 15
Глава 4 Глава 16
Глава 5 Глава 17
Глава 6 Глава 18
Глава 7 Глава 19
Глава 8 Глава 20
Глава 9 Глава 21
Глава 10 Глава 22
Глава 11 Глава 23
Глава 12 Эпилог

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 8.5.2012, 22:09

- Император требует твоего присутствия, - произнесла Мара без всяких эмоций, ни разу не взглянув на него.

По его предположению прошло около девяти дней с тех пор, как он разрушил окно.
Больше недели наркотик держал его одурманенным - в сознании, но не способным ни стоять, ни ходить, ни собраться с мыслями, ни даже просто реагировать на что-нибудь вокруг себя.

Независимо от того, что это был за наркотик, Люк не мог нейтрализовать его Силой, что при размышлении об этом сейчас наводило на мысль о его самовоспроизводимости - в противном случае у него получилось бы очистить свой организм. Вещество должно было дублировать себя быстрее, чем он справлялся с его удалением, держа тем самым Люка постоянно в туманном сознании пустоты наркотического дурмана. Память об этих днях состояла из рассеянных обрывков различных смешанных образов, никак не связанных ни временем, ни обстоятельствами.

У него лишь были отдаленные и искаженные воспоминания о приходящих и уходящих людях, о вездесущей Маре, смотрящей на него, когда он просто наблюдал за ней, медленно открывая и закрывая глаза, не в силах сделать что-то большее, чем просто сидеть в кресле у окна. Книги оставались непрочитанными, карты на столе нетронутыми. Бесконечно тянущаяся болезненная неподвижность. Он помнил о повышенных голосах и резких словах, когда в зоне видимости проплывал Вейдер. Помнил о Палпатине, который, сидя в большом и тяжелом кресле напротив, всегда что-то говорил, укорял, бранил, всегда слишком быстро, чтобы успеть за смыслом его слов. Люк помнил его тонкие, бледные губы, шевелящиеся над гнилыми зубами, и не имел ни малейшего понятия о сказанном им.
Помнил, как только смотрел на него в тупой, монотонной тишине…

И когда в итоге, собрав каждую унцию своей воли и концентрации, он пробормотал: “… остановите…” – одно только слово – злобный старик прервал свою обличительную речь с холодным развлечением в глазах.

- Остановить что, Джедай?

- Это… - проговорил Скайуокер, понимая, что тратил слишком много сил на то, чтобы тяжело открыть глаза.

- Ты усвоил урок? - с ядовитым безразличием спросил Ситх.

Люку потребовалось много времени для ответа. Много времени, чтобы осмыслить вопрос, и еще больше, чтобы понять, что у него не оставалось никакого выбора - либо он согласится, либо останется в том же состоянии. Он понимал, как много времени уходило на его ответ, понимал, как много требовалось, чтобы собраться и сконцентрироваться для этого, остро ощущая насмешку ждущего и смотрящего на него Палпатина.

Вероятно, прошли целые минуты, прежде чем ему удалось произнести:
- Да…

В комнату тот час была вызвана Мара для введения ему противоядия, что она и сделала, ни разу на него не посмотрев - хотя он постоянно наблюдал за ней мутными от наркотика глазами.
И затем Люк уснул – насколько, он не имел представления.

Но, когда он проснулся, был поздний вечер. Скайуокер лежал в широкой и высокой кровати на совершенно гладких простынях - словно он ни разу не шевельнулся за все время, пока там находился.
Он прекрасно понимал, что ему дали совершенно прозрачное предупреждение - имелся наркотик, с помощью которого его можно было контролировать, практически заставить находиться в "мертвом" состоянии при желании.

Было ясно, что и Мара, и некоторые охранники носили этот наркотик с собой, чтобы в случае необходимости выстрелить им из специального стрелкового оружия – очевидно наркотик нельзя было распространить с помощью газа, иначе бы они воспользовались этим.
И было ясно, что у Мары был доступ к противоядию.

Сейчас она держалась на осторожной и преднамеренной от него дистанции, отвергая любую попытку контакта. А ее ощущение в Силе было так холодно, жестко и закрыто, как никогда раньше.

Он помнил… как она ввела ему наркотик в самом начале, когда на него наступала забавная по своей величине масса охранников... Помнил, как она говорила с ним, как поворачивала к себе его лицо. Но ее слова потерялись в наркотическом дурмане, как и понимание, смог ли он ответить ей что-нибудь.
Однако он понимал, что встревожил ее - испугал, возможно. Отдалил от себя, что никогда не было его целью.

Из всех находящихся здесь людей, Мара была единственной, до кого, казалось, он мог дотянуться, чтобы наладить какую-то связь. Единственным человеком, с кем он хотел попытаться сделать это. Было что-то... резонирующее в ее присутствии.
Но теперь она больше не смотрела ему в глаза. Никто здесь не делал этого. Никто, кроме Палпатина.

Он перекатился на бок и стал ждать, когда комната прекратит вращаться. Затем заставил себя подняться, чтобы сесть на краю кровати, стараясь удержаться, пока вокруг медленно и тошнотворно плыла реальность.
- Как долго я был в этом состоянии? - спросил он, наконец, надеясь вытянуть ее на разговор.

Из-за пересохшей гортани голос получился грубым и рваным; тело била дрожь, то ли от холода - на нем были только одни брюки для сна, то ли из-за остаточного действия наркотиков - он не знал.
Она не отвечала ему, не смотрела на него.

Мысль о том, чтобы встать, казалась сейчас нереальной.

- Ха, ты не разговариваешь со мной? - пробормотал Люк, протирая "набитые песком" глаза и продолжая свою попытку. - Перестань, не похоже, чтобы тебе уж так нравился тот стол.

Однако она не поворачивалась к нему. Скайуокер провел дрожащей рукой по волосам, довольно ясно осознавая, каким слабым он был.

- Тебе разрешено дать мне воды?

Никакого ответа.

- Тогда предполагаю, вопрос о еде не стоит вообще? - Он наклонил голову, пытаясь поймать ее взгляд. -Да брось, Рыжая?! Ты единственная, с кем стоит разговаривать здесь.

Люк ощутил какой-то глубокий дискомфорт в ней, какое-то неловкое замешательство и удивление на эти слова.
Она слегка повернула голову, сощурив на него свои зеленые глаза, и он сумел выдать в ответ утомленную и кривую усмешку, которая, казалось, только заставила ее нахмуриться еще больше.

- Ну давай, одно слово? Тебе будет легче, если ты будешь знать, что я чувствую себя сейчас практически, как тот стол?

- Нет, - сверкнула Джейд глазами. Ее голос был резким и обвиняющим, хотя и без его обычной язвительности.

И, тем не менее, она заговорила.

- Видишь, как легко ты поддаешься - ты совсем не можешь сопротивляться мне, - улыбнулся он, поддразнивая ее, наполовину закрыв глаза от усталости.

Ее нефритовые глаза чуть-чуть смягчились, встречаясь с его, она качнула головой, и самая маленькая из возможных улыбок коснулась уголков ее губ.

- Мара!

Ломая момент и окутывая их обоих, в комнату нахлынула волна Темной энергии, словно некое изменение давления в воздухе. Голос Палпатина был жесткий и резкий, наполненный до краев раздражением, глаза уставились на Люка, черные вороньи одежды колыхались на фоне сумрачного красного неба в окнах.

Джейд низко поклонилась, ощущая всплеск раскаяния.

Люк остался сидеть на месте, все еще слишком слабый, чтобы встать. Однако глаза его вспыхнули, и все умственные щиты, на которые он только был способен в этот момент, были подняты.
Палпатин пристально и долго смотрел на него, и Люк ощутил то же самое горящее чувство нарушенной собственности, что он чувствовал от Императора раньше – хотя, обстоятельства того события ускользали от его пока медлительного разума.

-Иди за мной, - поворачиваясь и выходя из комнаты, коротко приказал Палпатин.

Люк продолжал сидеть на кровати еще в течение долгих секунд, по-прежнему дрожа и задаваясь вопросом, что предпримет Ситх, если он останется здесь. Но тот уже был в дурном настроении, а Люк был слишком уставшим и слишком опустошенным, чтобы усугублять ситуацию дальше.
Единственным его желанием было продержаться этот вечер.

Подтянув к себе халат из темного виссона, он, не завязывая, накинул его на плечи, медленно встал и направился к гостиной, держась рукою за стены. В дверях он остановился, чтобы собрать силы для оставшегося пути по прямой, решительно не желая показывать свою слабость перед Ситхом, хотя тот, в любом случае, наверняка знал о ней.
Палпатин, молча, сидел в кресле рядом с высокими окнами гостиной комнаты, второе кресло стояло напротив. Джейд прошла вперед и встала, заняв неподвижную позицию у закрытых дверей столовой.

-Ты свободна, Мара, - не оглядываясь на нее, бросил властно Император.

Кипя от гнева, Палпатин не спускал злобных глаз со своего стоящего в дверях спальни Джедая, понимая, как сильно тот будет негодовать на дурное с ним обращение и, как максимально долго попытается протянуть, прежде чем начать разговаривать.
-Сядь, - кратко указал он, кивая головой на кресло напротив.

Ощущая сильную слабость, мальчишка даже и не думал отказываться. Тяжело дыша и спотыкаясь, он прошел вперед и протянул к креслу руку, чтобы удержать равновесие. Затем он сел, плотно сжал губы и возмущенными глазами уставился в пустоту.

Но он сел.

Палпатин наблюдал за ним, испытывая злость и раздражение, но совсем по другой причине.
-Ты пытался вести беседу, Джедай? Надеялся найти родственный дух? Может, даже союзника?

Мальчик не отвечал, даже не смотрел на него.

- Я бы искал его в другом месте, Джедай. У нее нет никакого сострадания - никакой слабости.
Это был выпад в сторону Люка. Но он продолжал молчать, как и женщина, что покорно вышла, закрыв за собой тяжелую дверь.

В огромном сумеречном зале повисла тревожная тишина. Палпатин сузил глаза.

- Какой ты тихий сегодня. Одно единственное слово от другого существа дает тебе такую решимость? Может мне нужно вернуть ее и разорвать на части, чтобы разъяснить тебе, что если я хочу, чтобы ты был здесь один, то так и должно быть. Мне сделать это, Джедай?

Палпатин ждал, по-прежнему кипя от злости.
Потребовалось несколько секунд для слабого, еще не пришедшего в себя человека перед ним, чтобы осознать серьезность данной угрозы. И еще чуть больше времени для понимания, что он должен что-то сказать, чтобы спасти свою тюремщицу – человека так усердно несущего ответственность за его сохранность в пределах досягаемости Императора.

Люк ничего не ответил.

Возможно, он усвоил урок, что сострадание всегда будет его слабостью, которую Палпатин всегда будет использовать против него.
Пока он сам не отсечет это чувство, пока сам не решит избавиться от него.

Он продвинулся настолько, чтобы уничтожить этот дефект?

Но притупленное восприятие Люка было поражено ясным пониманием того, что это не Мара была нарушенной собственностью Императора , и ее отчитывали не за то, что она с кем-то разговаривала. Ее упрекали за то, что она разговаривала с Люком.

И именно Люк был собственностью Ситха, на которую покушались.

Это противное осознание совершенно парализовало его, пока он не почувствовал, как усик Темной энергии прорезается через сковавшие его мысли.

Люк почувствовал, как Палпатин зовет через Силу Мару. И хоть он и знал, что она была несколько чувствительна к Силе, он все же вяло этому удивился.

Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза в течение долгого времени.
Пристальный, без эмоций, взгляд Люка и выжидающе возбужденный остротою момента взгляд Палпатина.
Оба не говорили ни слова, и только звук открывающихся дверных запоров нарушал безмолвную тишину.
Когда двери с лязгом открылись, Мара без колебаний вошла внутрь и склонилась в ожидании.
Палпатин не смотрел на нее, его глаза оставались на Скайуокере.

С ничего не выражающим лицом Люк отвел взгляд, переводя его на кроваво-красный закат.

Он смутно начал ощущать характерное формирование Темной мощи вокруг, тянущееся сопротивление энергии, похожее на прохождение стали сквозь сталь, и затем необыкновенный приток Силы, когда Палпатин призвал ее к себе, заставив нервы Люка натянуться до предела.
Он видел, как руки Палпатина начали подниматься…

- Нет, - он сказал это тихим и низким голосом, но знал, что Император услышал его.

Мгновение он думал, что Палпатин все равно сделает то, что задумал - не захочет отказаться от того, чему так отдался.

Но в следующий момент Ситх расслабился – мало-помалу рассеивая энергию в тумане сознательной ментальной неразберихи. Он легко улыбнулся женщине, показывая разрушенные зубы.
- Спасибо, Мара. Ты можешь идти.

Та нахмурилась, явно понимая, что только что произошло нечто важное, во что она не была посвящена. Но она была хорошо обучена и, не сказав ни слова, лишь низко поклонилась, отступила назад и вышла. Двери сомкнулись за ней.

- Было бы жалко потерять ее, она - отменный убийца. Я обучал ее с детства.

Люк медленно моргал, абсолютно точно зная, что тот убил бы ее; хладнокровно убил бы женщину, которую воспитывал с детства.
Как он мог сражаться с ним, с тем, кто так легко и небрежно обращался с жизнями?
Что могло устоять против подобного? Ситх точно знал, как манипулировать им.

Он был прав? Сострадание было слабостью?

Палпатин вновь поудобнее устроился в кресле; алый закат за окнами омывал его бледную кожу кроваво-красным заревом.
- О чем ты думаешь, Джедай?

- Разве вы не знаете? - Люк слышал горечь в собственном голосе.

Палпатин спокойно встретил его прямой взгляд:
- Сострадание - твоя самая большая слабость, как я только что продемонстрировал тебе. В твоем положении я охотнее позволил бы ей умереть, чем просил бы за нее, за моего врага.

Разве мальчишка не понимал, насколько был уязвим? Понимал - и всё же продолжал удерживать эту слабость, зная, что Палпатин будет использовать ее против него.
Это было сильной стороной Палпатина - видеть слабость в каждой душе - и он восхищался ею. Даже малейшая трещина могла быть взломана и использована. Сострадание могло быть так легко превращено в парализующее бессилие.
Он вылечит своего Джедая от этого самого большого человеческого недостатка, несоответствующего их природе.

Люк ощетинился на небрежное вторжение Императора в его мысли, но не так сильно, как раньше. Это больше не оскорбляло его; он предполагал это и даже ожидал. Его мысли больше не были его собственностью, усилие по их ограждению было слишком тяжело для него сейчас. Ему удавалось благополучно удерживать лишь самую сокровенную и малую их часть.

- Мне это ничего не стоило, - сказал он, наконец.

- И все же.

Люк пожал плечами в согласии:
- Если, по-вашему, я настолько слаб, тогда почему я здесь?

-Это развлекает меня. И я вижу сырой потенциал.

- Я не перейду, - тон был абсолютен, хоть и без своей обычной резкости, сказывались усталость и болезненность от последствий наркотиков.

- Я не прошу тебя об этом.

- Лжец.

Палпатин молчал, и на мгновение Люк напрягся, ожидая интенсивной ответной реакции. По его мнению - это было худшее оскорбление, которое он мог бросить Императору, однако Палпатин казался нисколько не оскорбленным.

- Нет. Мне не нужно этого - мне достаточно, что ты здесь. Со мной.

Лицо Люка пересекло хмурое выражение, и он едва не задал вопрос. Но Палпатин видел, как все же он сдержал себя, отведя взгляд. Тем не менее, он ответил - было важно, чтобы мальчик знал это.

- Потому что ты - мой. Ты всегда был моим, вне зависимости от того, где тебя скрывали и какой изменой и ложью пичкали твою голову. Я исправляю то, что принадлежит мне по праву.

Снова пристальный взгляд мальчика встретился с его, но он снова ничего не спросил.
- Я не перейду.

Палпатин отметил эту упрямую и противоборствующую умственную позицию, которой его Джедай так непреклонно окутывал себя с тех самых пор, как попал сюда в ловушку, несмотря на все изысканные рассуждения и уговоры Палпатина, несмотря на все его острое и жесткое высмеивание.
Все их встречи были похожи, и Палпатин смаковал каждую из них, наслаждаясь возможностью постепенно проводить в жизнь свои доктрины, сосредотачивая свои намерения в борьбе против этих несгибаемых принципов, вскрывая и поднимая каждую слабость и, зная, что он медленно и безвозвратно разрушал основания. Отравлял надежду и иссушал убеждения мальчика до тех пор, пока все, что у того осталось, было ничем неподкрепленной упрямой волей, ищущей цель - готовой быть направленной туда, куда считал нужным Палпатин.

Ситх дико улыбнулся.
-Тогда это - твоя жизнь теперь. Эти комнаты, наши разговоры.

Он наблюдал за реакцией мальчика, побледневшего и отчаянного, но…
- Я не перейду.

- Ты находишься в тюрьме внутри тюрьмы внутри еще тюрьмы. Эти комнаты предназначены держать Джедая. Штат Башни состоит только из моих самых преданных охранников и персонала. Дворец - крепость, которую никогда не нарушали. Никто на этой планете не поможет тебе - все здесь происходит по моей воле. Все здесь - все - находится под моим прямым контролем. Ты никогда не увидишь вновь ни одного другого живого существа. Только ты и я, только эти комнаты.

-Почему? Почему вы просто не убьете меня? - это была почти просьба.

-У меня нет никакой необходимости в этом, это будет лишь ненужной тратой.

- Я убью вас, как только получу шанс.
Тот факт, что он еле сидел в своем изнуренном состоянии нисколько не уменьшил враждебной решимости слов.

Да, было нечто от отца в мальчике... немного больше с каждым днем. Изменение было чудесным, почти незаметным, но непреклонным, день за днем, неделя за неделей. Палпатин улыбнулся про себя, понимая, каким истощенным был сейчас его Джедай и, понимая, что тот осознавал это также, несмотря на всю показываемую решимость. И его готовность пожертвовать собой или вынудить Палпатина сделать это только подчеркивала его отчаяние.

- Со временем твои чувства изменятся, - уверенно гарантировал он.

- Нет.

-Ты настолько упрям, мой друг. Настолько целеустремлен. Это очень полезные качества для служения мне.

- Вы сказали, что не нуждаетесь во мне, - Люк не взглянул на него, однако, в голосе ясно слышался вызов.

-Я не нуждаюсь в тебе, я хочу. Есть различие. Я нуждаюсь в Вейдере, чтобы держать мою Империю в подчинении, но ему недостает проницательности и тонкости, чтобы быть полезным мне дальше. Он… - Палпатин сделал паузу, закатывая бледно-желтые глаза в надуманном размышлении, - как я уже говорил тебе, схож с использованием грубого инструмента.

- Я думал, вы одобряли такой подход. Звезда Смерти едва ли была утонченной. - Люк получил удовлетворение, увидев краткую тень, пробежавшую через лицо Императора при упоминании его дорогостоящей неудачи, однако длилось это лишь мгновение.

- Как и Лорд Вейдер, это было оружие своего времени, - он улыбнулся. - И оно принесло гораздо больше пользы, когда было уничтожено. Гораздо больше той, что могло принести, если бы использовалось дальше.

Люк посмотрел на него.

- Его уничтожение вывело тебя из укрытия, - Император наклонился вперед, будто бы делясь тайной. - Я обменял бы половину своего флота на это.

- Вам нужно было сказать мне об этом, - тон Люка был полон сарказма.

-Ты должен был сообразить, - возразил Палпатин.

Люк только снова отвернулся.

- Но сейчас время для таких обширных зачисток закончено. У меня есть моя Империя...

- Не совсем такая, какой вы ее представляете.

- Напротив, - уверенно заявил Ситх, - очаги сопротивления становятся все меньше и меньше. Характер моей Империи изменяется. Я больше не нуждаюсь в грубом инструменте, я хочу что-то с более высокой точностью. Что-то способное двигать мою Империю вперед - мое творение… мой замысел. Ты - уникальный Джедай от беспрецедентной линии, завершающее поколение подобного рода. Огромная мощь в балансе с великолепной проницательностью - более тонкое оружие. Я нахожу эту комбинацию… интригующей.

Именно это дискомфортное сочетание похвалы и обесчеловечивания часто применял теперь Палпатин, зная, сколько неловкости и беспокойства это приносило его Джедаю. Зная, что у того не было никакого ответа, никакого представления, как реагировать на это.

- Я не перейду, - Люк понимал, что он стал часто повторять эти слова, когда поддерживать диалог становилось слишком утомительно, или, когда он попросту хотел бросить вызов.

- А я думаю, ты сделаешь это. Я наблюдаю за тобой долгое время, мой друг, и хорошо знаю тебя. Знаю, как работает твой ум. Знаю, что побуждает тебя и что сдерживает, что беспокоит и что волнует. Я знаю твои границы и пределы, к которым ты еще должен подойти. И я вижу, как рушится твоя защита… Ты станешь большим активом, когда будешь повиноваться мне.

- Я не…

- Ты уже говорил, - Палпатин чувствовал, как начинает расти внутри раздражение; он знал, что делал мальчик и не желал так легко давать ему контроль над разговором. - Я хочу твою силу и твое повиновение. Но я не нуждаюсь в них. И я могу ждать столько, сколько потребуется. Мне приносят удовольствие наши маленькие дискуссии.

Выражение лица его Джедая оставалось спокойным, глаза смотрели в сторону, не поддаваясь на провокацию:
-Я не перейду.

Император уже ощущал, как разгорается гнев на упрямство мальчика.
- Конечно же, ты перейдешь, - буквально выплюнул он. - Ты сам знаешь, что твои слова – обман. Повторение их не сделает их верными и не поможет защититься против меня.

Заявление Палпатина пробило брешь в решимости утомленного противостоянием Люка.
Это было правдой?
Люк знал, что его резервы, используемые им, начиная с Беспина, как физические, так и умственные, истощаются.
Он ощущал убежденность Палпатина, его уверенность… это было правдой?
Он не знал больше. Он устал, и запутался, и был разочарован, и изо всех сил пытался просто бодрствовать. Он устал от борьбы, когда всем было плевать на нее. Никого это больше не беспокоило.
Это было правдой?
Он дал Палпатину контроль над собой, придерживаясь бесполезной этики? Должен ли он бороться с огнем только огнем?
Это было правдой?
Он ожидал быстрый конец - сказать "нет" и быть убитым. Не это, не изоляцию и не безоружность, к которым привело его собственное решение – принятое им обязательство, связавшее его руки и держащее здесь более крепко, чем все стены.
И постоянно назидающий, постоянно провоцирующий Палпатин. Постоянно сеющий крохотные семена сомнений, наблюдая потом, как они прорастают вопреки всем усилиям Люка игнорировать и опровергать их. Всегда такой рациональный, такой логичный. Такой безжалостный. Смерть от тысячи порезов.
Люк мог развязать свои руки и остановить это в любое время, он знал … но ценою будет жизнь Хана.

Палпатин улыбнулся, внимательно наблюдая и наслаждаясь, как все больше и больше уменьшалась решимость его Джедая, понимая, что и его Джедай также осознавал это.
Это была долгая и трудная задача – выкорчевать и отделить его от среды союзников, которые сами же и поспешили покинуть его, после того, как их маленькая драгоценная принцесса прошептала им о его происхождении.
Трудная задача - разрушить слепую веру в собственных учителей, которые показывали ему лишь один путь, боясь того, что большее соблазнит и испортит его. И тем самым создали преграды для единственного, кто, вероятно, мог спасти их - полностью ограничив его столь мощный потенциал из-за своих собственных фанатичных и параноидальных опасений.

Он покажет им всю невероятную мощь, которую они бессознательно удерживали. Мощь, которая могла бы свергнуть его Империю, если бы у них хватило духа для использования ее.
И его Джедай - каким глупцом он должен чувствовать себя, что доверял им, насколько сильно должно быть чувство, что его предали.
Все, что у него осталось - был он сам - его вера в собственную способность отличать правду от несправедливости, вера в собственный самоконтроль. И даже она рушилась здесь, в этой тщательно управляемой обстановке.
Настало время начать испытывать эту последнюю опору. Увидеть, что может спровоцировать реакцию его Джедая. Это было финальной задачей Палпатина.
Он уже видел, на что мальчик был способен, теперь осталось выяснить, как вызвать это.

- Почему ты разрушил окно? - спросил он с нескрываемым любопытством.

Люк устало и тяжело откинулся назад, поддерживая голову рукой.
- Это причинило вам беспокойство? - произнес он язвительно.

- Никакого беспокойства, Джедай, - сказал Палпатин, забавляясь. - Но это прояснило степень твоих способностей - я был не уверен в них. Теперь я знаю, что ты можешь, а что – нет.

Люк долго молчал, не позволяя себе отключиться, направляя все свое сознание на защиту и укрытие собственных мыслей. Ему было необходимо уйти от этого обсуждения - в таком состоянии он боялся невольно выдать что-либо.
-Я сказал бы то же самое насчет вас - ваши врачи весьма интенсивно поработали. Откуда они получили мой образец крови? У них должно было быть время, чтобы синтезировать такой наркотик - я предполагаю его разрабатывали специально?

- Да. Отрадно было видеть, как хорошо он сработал... Вероятно, ты ощущал нечто прямо противоположное.

Палпатин знал, что наркотик стал неожиданностью для мальчишки. Он получил удар по своей уверенности, поняв, как легко Палпатин мог при желании им управлять и боялся, что тот вновь будет использовать это средство против него. Такое чудесное возмущение на то, что его могли так сильно контролировать.

- Образец? - напомнил Люк, не позволяя себя втягивать.

Палпатин отметил изменение темы, это уже было активным участием в разговоре - мальчик больше не уклонялся от него, но сознательно пытался направить беседу. Почему?

- Ты бы удивился, узнав, где у меня размещены агенты и шпионы, - он презрительно пожал плечами. - Алчность всегда была частью естественной природы, именно она - ключ ко множеству замков.

- Не в Альянсе, - в полной уверенности заявил Люк, постукивая пальцем по ручке кресла в раздумье. Другая рука по-прежнему подпирала обессиленную голову.

- Неужели? К этому времени у меня бы должен быть агент там.

Поймет ли он масштаб игры? …не в этом состоянии. Однако Палпатину было любопытно, что тот сможет распутать.

Люк раздумывал довольно долго.

- Не те, кого я знаю.

- Конечно, нет.

- Не врач. Альянс использует дроидов, а вы не доверяете искусственным машинам, плюс на них слишком легко обнаружить любые изменения в программе.
Он обдумывал, искал… Несмотря на огромную усталость, ум его мчался, как и всегда, соединяя части друг с другом, помня о нераскрытом агенте в высокопоставленных рядах Альянса.

- Весь командующий состав имеет доступ, но… - он отклонил версию, как неправдоподобную, раньше, чем договорил, выискивая другие возможности.
- Возможно, кто-то из технических специалистов, кто-то, у кого есть доступ к полному хранилищу данных. У него должна быть возможность вытащить медицинские информационные файлы и должен быть доступ к расшифровке кодов. Отдел информационной поддержки, может быть… кто-то, размещенный в комотделе... слайсер мог бы довольно успешно вытащить данные из проходящих передач.

- Отличная работа, Джедай, - поздравил Палпатин с примесью оценивающей окончательности в голосе.

Долгие секунды Люк наблюдал за стариком… тот знал его теперь - но и Люк знал его тоже. И ощущал его внезапное желание завершить эту игру, усиленно пытаясь это скрыть.
Было что-то большее… что-то, чем тот не желал делиться…

- Если это был кто-то из информационной поддержки, то у него был полный доступ к существующим материалам, - глаза Люка сощурились в понимании. - Это означает, что он без проблем мог изменить прошлые записи.

Глаза Палпатина сузились в ответ, мальчишка дошел до слишком многого, объединив вместе больше частей, чем он ожидал.
- Твоя принцесса все еще предала тебя.

И, наконец, все сошлось: необъяснимые кусочки головоломки встали на свои места, составив для Люка безупречную картину. Он знал основные факты – те, что ему давал Палпатин – но их было недостаточно, чтобы связать все воедино. Должно было быть что-то еще. Ситх хотел не только достигнуть своей главной цели, но и развлечься. И сделал так, что Люк заключил сделку на освобождение Леи, отдав собственную свободу в обмен на свободу женщины, которая доставила Альянсу осуждающую его информацию. Все, наконец, встало на свои места.

- Именно поэтому вы хотели освободить ее, - это был не вопрос, не обвинение, только констатация факта. - Вы связали меня со шпионом, не так ли? Поместили что-то в существующие материалы данных, но знали, что этого недостаточно, и вам был нужен кто-то пользующийся безупречным и безоговорочным доверием. Тот, кто принесет информацию, достаточную для того, чтобы смешать вашу тщательную ложь с настоящей правдой, и заставить все казаться истиной. И именно поэтому вы хотели освободить остальных - освободить только ее было бы слишком подозрительно. Но вы вынудили меня бороться за это, не так ли? Все это было частью вашей маленькой схемы.

Теперь он полностью бодрствовал, придя в себя и слыша обвинение и горечь в своем голосе - глухом и странно пустом при этом. Как будто он говорил все это автоматически, испытывая на самом деле немного истинных чувств.

- Ничто из этого не меняет того факта, что она предала тебя. Я дал ей информацию, но у нее был выбор, Джедай. И она могла выбрать молчание.

Люк протер рукой сухие, словно набитые песком глаза, удивляясь, как мало гнева он ощущал - гораздо больше было разочарования и покорности.
- Вы сделали это, чтобы держать меня здесь - оторвать как можно дальше от Альянса.

- Чтобы разъяснить тебе истинную степень их лояльности.

- И где находится ваша лояльность? - обвинил Люк.

- Я не даю лояльность, Джедай. Я требую ее.

Люк помотал головой.
- Я - не мой отец.

Это был первый раз, когда он назвал так Вейдера, первый раз, когда он признал какую-то связь со своим отцом - понял ли он это сам, в высоком напряжении момента? И, не давая Люку времени для раздумий,
Палпатин поспешил выжать больше пользы из этого,
- Разумеется, ты похож на него. Намного больше, чем ты, возможно, предполагаешь. У тебя его своенравие и его упорство, его решимость, его прямота... Ты даже внешне похож на него. И ты идешь путем, который он выбрал…

- Я не Ситх! - закричал Люк, приподнимаясь в свирепом опровержении.

Искренне очарованный, Палпатин пристально и долго вглядывался в это бурное выражение… и, когда он заговорил, его голос был весьма спокоен, как будто Люк вообще никак не реагировал.

- У тебя его глаза… такие же разгневанные и такие же жесткие, такие же холодные. Изумительной пронзительной синевы, похожей на лед в темноте.

Люк заморгал в замешательстве, полностью растерявшись от неожиданного наблюдения.

- Разве Кеноби не говорил тебе этого? - продолжил Палпатин, скорее обвораживающим, чем осуждающим голосом, - Я удивлен. Оби-Ван и твой отец… они были похожи на братьев, фактически они ими и были. И все же, когда твой отец бросил вызов Кеноби, тот выследил его без…

- Я не хочу слушать вашу ложь, - зло вмешался Люк.

- Правда - трудная вещь для...

- Ваша версия правды.

- Правды.

Люк только покачал головой.
- Я не верю ни одному слову, которое вы говорите.

- Я когда-либо лгал тебе, Джедай?

- Вы лгали о Лее, - обвинил Люк.

- Я сказал правду.

- Я понял правду. Вы сказали мне только то, что было нужно для манипулирования мной.

-Я прояснил правду для тебя - настоящую правду, - Палпатин сделала паузу, понимая, что мальчик вновь уводил его от темы. Он становился все лучше в подобных отвлечениях, уклоняясь более тонко и вынуждая Палпатина либо отвечать ему, либо уступать в споре. Он замолчал, ища путь, как вытащить мальчика к своей собственной повестке дня.

-Как правда может быть манипуляцией? Ты свободен сделать свои собственные выводы.

- Я никогда не буду свободен здесь, - отклонил Люк, вызывая улыбку Палпатина признанием этого факта.

- Ты никогда не был бы свободен и с Кеноби, - сказал он с легкостью и в полной уверенности. - Он просто по-другому скрывал свои манипуляции. Это - удел всех из твоей линии крови. Сила требует цену - так же, как она потребовала ее от твоего отца. - Палпатин отвел взгляд, всматриваясь вдаль, как если бы он что-то вспоминал, голос его стал мягким и зачаровывающим, притягивая к себе Люка. - Оби-Ван был учителем и другом твоего отца - его наставником. Твой отец доверял ему так же всецело, как сейчас это делаешь ты. И, тем не менее, раны, которые у него… Оби-Ван разрезал его - весьма буквально – по частям. А потом стоял в стороне и наблюдал, как твой раненый и беспомощный отец горит. Разве он не рассказывал это тебе, твой почтенный Рыцарь Джедай?

В изнеможении откинувшись назад и неохотно слушая, Люк молчал, не в состоянии отвернуться.

- Я спас твоему отцу жизнь. Оби-Ван же оставил его медленно и мучительно умирать на Мустафаре. Оставил - чтобы пойти за тобой и за твоей матерью.
Он вновь повернулся к мальчику, встретившись с ним глазами и видя, как скептицизм и подозрение в них уступили место более элементарным эмоциям - эмоциям ребенка, потерявшего мать.
Более примитивному и естественному страху.
Желтый взгляд держал в плену холодно-синий так, как никогда раньше - потому что это было глубже любой доктрины, глубже любого сознательного принятия или отрицания. Это было тем самым моментом - моментом, чтобы подтолкнуть. Сломать те хрупкие барьеры - раскромсать их, пока он колебался, ибо все его щиты, вся его оборона были бессильны против этого самого разрушительного и опустошающего оружия - правды…

Сейчас… он будет слушать.

- Ее похоронили… всего несколько дней спустя. Ты никогда не упоминался - и ты не был причиной ее смерти.
Палпатин оставил заключение висеть в воздухе, давая мальчику возможность для собственного размышления…

Масса конфликтующих чувств в тех синих глазах вознаграждала без слов. Палпатин тщательно держал нейтральное выражение, не давая мальчишке ничего, чем тот мог бы воспользоваться, ничего против чего он смог бы реагировать. Это должен был быть его ответ, его чувства…

- Я не верю вам, - наконец, прошептал он, потерянный и опустошенный.

- Каждое слово - правда.

Мальчик смотрел - просто уставился - на Палпатина; и позади того неподвижного взгляда боролась за освобождение неистовая буря хаотичных эмоций, тело напряглось, мускулы затвердели.

Все эти чувства, все эти дико противоречащие эмоции удерживались так жестко под контролем того, кто был так слаб и так неустойчив сейчас. Это было опьяняющим для Ситха, восхитительным.
Как близко Скайуокер находился сейчас к границе потери контроля, как подчинял эти эмоции, испытывающие все его самообладание. Палпатин мог только наблюдать за этим в тихом очаровании и восторге. В уверенности, что тот даст им волю и власть в любой момент…

Мальчишка не двигался в течение долгого времени; напряженная, предвещающая неподвижность, смешанная со всей его кинетической энергией, походила на спокойствие перед штормом. В увлеченном предвкушении Палпатин наблюдал, как сжимаются в кулаки руки и как ногти оставляют тонкие углубления в полированных ручках кресла…

Очень медленно и тщательно, используя каждую унцию силы воли и выдержки, Скайуокер встал и тихо вышел из комнаты, бесшумно качнув и закрыв Силой тяжелые двери позади себя.
Долгие минуты Палпатин ждал в глухой тишине, тихо дыша и рассеяно смотря на место, где сидел его Джедай, слыша сильное биение собственного сердца. Хрупкое спокойствие пьянящего и неистового ожидания.
Прошло много времени, прежде чем он ощутил необходимость подняться, с неохотой оставляя высокое напряжение момента, зная, что то, что он ждет, еще не произошло.
Затем, не оглядываясь, он ушел.

Палпатин почти достиг своих апартаментов, когда ощутил момент, похожий на безмолвный крик, на шторм, выпущенный в темноту. Распространение Силы, глубокое и необузданное, продлившееся не больше секунды, но дикое, и безудержное, и отчаянно потерянное.

Выжидающая усмешка превратилась в развращенный, наслаждающийся смех.
В тот же момент от неукротимой мощи произошедшего вздрогнула Мара.

.