Название: Into the Storm, первая часть трилогии "The Son of Suns"
оригинал находится здесь: http://www.alongtimeago.org/index.htm

Автор: Blank

беттинг - Jediula
Жанр: Драма/Саспенс, AU с конца пятого эпизода.

Фанф по моему мнению (и не только) является одним из лучших произведений англоязычного фэндома.
Всего 23 главы. Буду выкладывать по мере вычитки.
Прошу сильно тапками не кидаться, это мой первый переводческий опыт;)

Очень интересны ваши впечатления, и мне, и самому автору, которого, конечно же, волнует мнение русскоязычных читателей.





Содержание:

Глава 1 Глава 13
Глава 2 Глава 14
Глава 3 Глава 15
Глава 4 Глава 16
Глава 5 Глава 17
Глава 6 Глава 18
Глава 7 Глава 19
Глава 8 Глава 20
Глава 9 Глава 21
Глава 10 Глава 22
Глава 11 Глава 23
Глава 12 Эпилог

В Шторме

«Новые начала куплены за счет конца»

Глава 1

Будущее.
Судьбы.
Каждый сделал свой выбор. Каждый встал на свой путь.
Действительно ли будущее - неизменное событие, предопределенное и неизбежное?
Или оно может быть изменено одним единственным действием – одним мгновением, переламывающим его ход, разрушающим все, что идет после, разбивая вдребезги, словно стекло о камень.
Может ли судьба быть изменена?



Ветер неистово хлестал и толкал его, завывая словно привидение банши, предвещающее смерть, пока он пятился над пропастью по узкой балке из гладкого пластила - борясь за удержание равновесия против опасности бесконечного падения.
Он устал, был изранен и избит, и испытывал адскую боль.
И он понятия не имел, куда он будет двигаться дальше... потому что дальше двигаться было просто некуда.
- Люк, ты еще не понимаешь своей значимости. Ты только начал познавать свою мощь. Присоединись ко мне, и я завершу твое обучение... объединив наши силы, мы сможем закончить этот разрушительный конфликт и принести порядок в галактику.
Избитый, раненый, но не побежденный.
- Я никогда не присоединюсь к тебе!
Он повернулся, стараясь изо всех сил схватиться за поддерживающую трубу, прижав к себе искалеченную руку, часто и коротко дыша от боли.
- Если бы ты узнал могущество Темной Стороны…
Люк не смотрел, не слушал - что такого мог сказать Дарт Вейдер, что он захотел бы услышать?
- Оби-Ван никогда не говорил тебе, что случилось с твоим отцом…
Это заставило его поднять сверкающие от негодования глаза:
- Он сказал мне достаточно!
Держась за трубу, он скользнул на тонкие механические лопасти, висящие над бездной - и замер, ощутив, как подскочило к горлу сердце, когда лопасти сомнительно закачались, приспосабливаясь к весу, к которому они никогда не предназначались. Вокруг по-прежнему завывали ветры, пытаясь заполучить его.
Поднимая голову, Люк бросил в Вейдера обвинение, ненавидя его в тот момент каждым фибром своего существа:
- Он сказал мне, что ты убил его!
Это было его правдой, его мантрой. Это знание давало ему силу для борьбы и дух для сопротивления; оно было самой сущностью причины того, что он делал. Самое значащее событие в его жизни - основа, вокруг которой были построены все остальные убеждения.
Он был одинок в этой галактике - и он был одинок всю свою жизнь. Из-за этого… человека. Можно ли его было даже называть так? Он был воплощением всего, что Люк ненавидел – воплощением того, против чего боролся. Самой Тьмой и персонификацией смерти.
И с пронизывающей его сейчас окончательностью Люк абсолютно верил в то, что никогда не сдастся этому…
- Нет… Я - твой отец!
Слова походили на мощнейший физический удар, сокрушая и потрясая так, что в легких не осталось воздуха. Все остальное - все – просто отпало…
Вся сила, все убеждения… вся ложь.
Он мотал в отрицании головой, в то время как уже знал - знал - что это была правда.
Но, тем не менее, слова упали с его губ, отчаянные, задыхающиеся:
- Нет… ты лжешь. Это невозможно…
- Прислушайся к своим чувствам - ты знаешь, что это так!
Все… все было потеряно для него; тяжесть сдавила ребра так, что он едва мог дышать, ноги подогнулись, и он уперся коленями в лопасть. Если бы ее там не было, он просто упал бы, свалился, из-за мучения, что он испытывал.
Горе вырвалось из него в крике – нескончаемом, безудержном:
- Не-е-ет… Нет!!
Он потерял своего отца. Потерял его снова, самым безжалостно-возможным способом - человек, которому он поклонялся, был разорван в клочки… человеком, которым он действительно был.
Что оставалось? Что оставалось от его верований? Что оставалось от него самого?
- Люк, ты можешь уничтожить Императора. Он предвидел это. Это - твоя судьба.
Люк повернул лицо к Вейдеру, хотя в действительности не слышал, что тот говорил. Все, что он слышал, было штормом, бушующим вокруг, и кровью, мчащейся внутри. Он смотрел, как Вейдер сжал свой кулак, высказывая бесформенные слова, как протянул руку над пропастью, предлагая Люку добровольно взять ее.
- Присоединись ко мне, и вместе мы сможем управлять галактикой, как отец и сын.
Люк колебался, потерянный… и, когда он взглянул вниз, то увидел избавление. Свободу. Затишье от шторма, который свирепствовал сейчас в нем, сжигая и разъедая душу. Горькой правдой - слишком большой, чтобы ее вынести.
Пустота манила его, обещая спокойствие... и с этим пришло странное ликование, взрыв адреналина, дающего безупречную ясность. Время замедлилось, сердце забилось быстрее; ум и душа пришли к соглашению.
Он смотрел на существо, которое так легко разорвало его внутри, понимая, что улыбался ему.
Он украдет победу из этих рук, в тот самый момент, когда они протянулись схватить ее.
- Идем со мной. Это - единственный путь.
Спокойствие, эйфория, тихая безмятежность заполнили его душу легким принятием. В тот момент смерть была легка – жизнь была намного труднее, чтобы продолжать ее.
Он разжал пальцы…
Падая в бесконечность.






В момент, когда мальчик упал, Вейдер ощутил и спокойствие его духа, и сложное завихрение выбора и капитуляции, и душу Джедая в мире с его судьбой.
Он стоял абсолютно тихий, потерянный в этом мгновении, и почтительный, и уязвленный.
В следующий миг реальность обрела краски, и в алой вспышке ужаса единственный факт взорвался в его голове: мой сын!
Он протянулся Силой, надеясь замедлить падение мальчика, спасти возможность, которую он нашел и потерял, но расстояние было слишком большим, а страх и сомнение омрачали восприятие… и затем его сын исчез.
В течение долгих секунд Вейдер неподвижно стоял у ограждения, тревожно протягиваясь... в поиске...
Вот!! Живой!
Далеко внизу… слишком далеко, чтобы достать до него. И тогда вновь он потерял связь с ним, ощутив лишь судорожный шок от продолжившегося движения.
Но мальчик жив.
Судьба еще не закончила с его сыном… так же, как и он сам... Вейдер чувствовал и знал это.
Разворачиваясь, он решительно направился к шаттлу, имея перед собой новую цель.



- Они будут в диапазоне нашего тракционного луча через несколько минут, милорд.
Адмирал Пиетт топтался рядом, стремясь отложить исполнение своего приговора после последней неудачи с этим ветхим повстанческим фрахтовиком.
Вейдер не потрудился ответить, пристально всматриваясь в сумрачную атмосферу Беспина и напрягая чувства в поиске мальчика. Этот проклятый корабль снова был здесь, явно собираясь извести Вейдера. Это было немыслимо - особенно после того, как он разделался с тем самоуверенным пилотом.
Но он слышал своего сына, взывающего в Силе; и как только «Экзекутор» повернул, в области передней части корабля показался мчащийся через тонкую атмосферу газового гиганта к нижней стороне города фрахтовик. Двигаясь через открытое пространство едва вне силы тяжести Беспина, суперзвездный разрушитель был слишком медленным и тяжелым, чтобы успеть развернуться раньше, чем крошечный и маневренный фрахтовик достигнет города и вырвется в открытый космос.
Но Вейдера это не беспокоило – он подготовился к любой неожиданности. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы рисковать.
- Ваши люди дезактивировали гипердвигатель на «Тысячелетнем Соколе»?
«Если они не…»
- Да, милорд, - резко подтвердил Пиетт.
Он улыбнулся - Вейдер улыбнулся под своей маской.
- Хорошо. Подготовьте абордажную команду… и установите оружие на ошеломление.
- Да, милорд.
Пиетт развернулся к молодому офицеру, стоящему поблизости, чья нервозность отчетливо ощущалась в Силе.
- Лейтенант…
- Да, сэр, - энергично ответил молодой человек, и Вейдер почувствовал его страх и рвение поскорее убраться отсюда.
Слабак. Все слабаки. Кто из них обладал силой духа – достаточной, чтобы быть умереть за свои убеждения?
Целый корабль их ничего не стоящих шкур не мог сравниться с душой одного джедая. Его сына…



Люк лежал один в полном опустошении; боль терзала руку, от последствий падения нестерпимо жгло позвоночник.
Ни одна последовательная мысль не могла сформироваться в его хаотичном, потрясенном сознании; некогда спокойная и надежная обстановка трюма «Сокола» казалась неясной и отдаленной. Он слепо смотрел перед собой, в абсолютной тишине – не в силах обработать масштаб того, что узнал…



«Люк»
Слово появилось из ниоткуда, в глубине его разума - обладая странной в тот момент убедительностью.
- Отец?
Неужели он сказал это слово? Произнес его вслух?
«Сын … пойдем со мной»
Вжимаясь спиной в койку, Люк замотал головой. Разбитый и потерянный.
- Бен… почему ты не сказал мне?

Два сильнейших толчка сотрясли Сокол, и Люк заставил себя подняться вопреки изнурению и боли, неспособный выносить голос в этой изолированной тишине своего одиночества - не желая думать о последствиях произошедшего.
Он тихо прошел мимо сердитого Чуи, скрытого наполовину нижней палубой и рычащего в бормочущий комм. Практически в бездумном состоянии, ощущая реальность, как отдаленный шепот, он шел к кабине, странно успокоенный тем бедламом, что творился вокруг - никак его не затрагивая; простое действие – пройти пешком, оставшись при этом в вертикальном положении, требовало от него настолько полной концентрации, что все остальные размышления попросту блокировались.
К нему повернулась Лея. А где Хан? Незнакомец, помогший ему забраться в «Сокол», коснулся его руки, с беспокойством глядя на защищающее ее теперь стерильное устройство.
Люк кивнул ему, гадая, должен ли он знать его – прямо сейчас он не имел никакого понятия по этому поводу. Затем Люк поднял глаза вверх.
Суперзвездный разрушитель закрывал половину небес; и крошечный «Сокол», как блоха на банте, изо всех сил пытался опередить своего внушительного противника.
Люк вздохнул, исчерпанный для любого чувства волнения - ощущая только пустую покорность. Как они могли сражаться с этой силой? Как он мог когда-либо верить, что они могли победить?
- Это Вейдер, - услышал он свой низкий и хриплый голос, понимая, что на него смотрит Лея.

«Люк, это - твоя судьба…»
У Люка перехватило дыхание. Не в силах остановить слова, пылающие в его голове, он отшатнулся. В них по-прежнему циркулировала Тьма, но теперь она ощущалась по-другому… странно знакомой, отталкивающей и заверяющей одновременно. Зовущей и тянущей его к себе…
Он медленно помотал головой, борясь с напряжением, изнуренный, опустошенный, подавленный.
Почему ему лгали? Зачем? Почему обучали его, не предупредив о правде - подведя его к тому, что он оказался перед врагом с такой огромной, отчаянной и обессиливающей уязвимостью?
Преданный теми, кому он доверял больше всего.
- Бен, почему ты не сказал мне?
«Сокол» встряхнуло - СИД-истребители изводили его огнем.

Чуи завыл в расстройстве на непокорный, неподдающийся механизм.
Трипио балансировал у переборки с разъединенной ногой в руке, тогда как Aрту тревожно сигналил, пока катился через палубу к центральному системному блоку, игнорируя чередующиеся брань и мольбы его коллеги.
Aрту – тот, кто тремя годами ранее находился в заднем коридоре на борту «Тантива», когда Лее необходимо было спрятать планы «Звезды Смерти». Aрту – тот, кто нес сообщение к Кеноби. Aрту – тот, кто показал Люку Скайуокеру фрагмент того послания и изменил его жизнь навсегда.
Изменил его жизнь навсегда…
- Aрту! Возвратись сейчас же! Ты еще не закончил со мной. Ты не знаешь, как починить гипердвигатель - Чубакка может сделать это. Я стою здесь, разобранный на части…
Aрту продолжал решительно следовать через трюм, безразличный к повторяющимся мольбам и требованиям. Трипио засуетился, металлическая рука скользнула по гладкой поверхности, и он рухнул спиной назад в суматошном грохоте.
- Артууу!!
Отвлекшись, Арту чуть задержался на своем пути к нефункционирующему звену гипердвигателя - на мгновение забыв о своем намерении воссоединить его поврежденный контакт, указанный ему беспинским центральным компьютером. Куполообразная голова повернулась назад…





...На борту звездного разрушителя, подняв в уведомлении руку, старший офицер запросил дальнейшее подтверждение приказа:
- Подтверждаю захват. Адмирал?
- Действуйте, - приказал Пиетт, не отрывая глаз от уносящегося вдаль крошечного корабля.
Долгие секунды в атмосфере напряжения и выжидания тянулась тишина…
- Положительный замок, сэр. Установление резервной копии.
Разрушитель привел в действие силовой привод, крепко удерживая невидимым лучом пойманный корабль; произошел мгновенный оптический обман - когда Пиетту показалось, что фрахтовик мятежников полностью изменил курс, двигаясь к ним на большой скорости.
- Подтверждение вторичного замка. Поставьте его в девятый передний отсек.
Слова произносились уже автоматически, все шло под контролем.
Однако Пиетт ждал, когда офицер подтвердит корабль на борту – только тогда он посмеет отвернуться...
- Судно находится в F-9, сэр. Полная строгая изоляция. Абордажные команды на палубе.
Пиетт с облегчением развернулся и поспешил за лордом Вейдером; его работа была закончена. Все, что бы ни случилось с этого момента, будет теперь головной болью генерала Вирса.


«Сын…»
Люк беспомощно наблюдал, как разрастаясь в размерах, на них надвигается суперзвездный разрушитель, пока к нему неумолимо притягивается «Сокол».
Давший крен удар сдернул их всех с места - резким хлопком принося Люка в жестокую и суровую действительность. И спустя лишь несколько секунд функция гипердвигателя возвратилась в рабочее состояние, огни статуса на мгновение вспыхнули зеленым светом - и сразу же сменились красным, показывая неспособность двигателя работать против силы тракционного луча... Слишком поздно.

С выбросом адреналина, гальванизируясь к действию, Люк развернулся волчком и на полной скорости бросился бегом из кабины, по-прежнему прижимая раненую руку к груди.
Он находился на полпути по коридору, видя Чуи, мчащегося с противоположной стороны, когда боль взорвала позвоночник, сшибая с ног и роняя его с воплем на пол.
Завывая, Чуи кинулся к нему; Люк безмолвно сжимался на палубе. Отдаленно он слышал голос Леи, зовущий его по имени, но у него не было сил даже повернуть голову – против разрушительных, разрывающих волн боли.
Чуи поднял его на руки, и позвоночник Люка рассекло ножом - невыносимым, нестерпимым мучением, заставляя кричать, прежде чем в глазах все померкло.
Последнее, что он почувствовал, когда темнота накрыла его, было ментальное прикосновение Вейдера…

- …к …юк …мож... слы…
- …ты …оч… …нись …давай…
- Люк… Люк… …можешь… ты слышишь меня?
Он медленно открыл глаза - не осмеливаясь двигаться. Лея сидела рядом, в медицинском отсеке, держа руку на его щеке; где-то позади пыхтел Чуи, наклоняясь поверх смуглого незнакомца, который…
С некоторым опозданием к Люку пришла мысль, что Хана по-прежнему не было с ними. Ранее он просто полагал, что тот был где-то в другом месте «Сокола», но сейчас, когда он автоматически протянулся Силой в поиске друга, понимание поразило его.
- Хан? - спросил он. - Где…?
Лея отвела глаза, избегая его взгляда; он повернулся к Чуи, и тот, запрокинув голову, запричитал в протяжном и горестном рыке. Никаких дальнейших объяснений было больше не нужно.
Хватаясь за край койки, Люк приподнялся, задыхаясь от пронзающей спину боли. Лея мягко нажала рукой на его грудь:
- Нет, Люк. Падение повредило твой позвоночник, тебе нужно отдохнуть. Лежи…
Тяжелый двойной лязг посадочного механизма «Сокола», грубо устанавливающегося внизу, был той дальнейшей поддержкой, в которой он нуждался.
- Черта с два! - Люк уже сидел на краю койки, сдерживаясь от взрывающихся при его движениях фейерверков боли. - Чуи, мне нужен бластер.
Не думая спорить, Чуи немедленно развернулся - практически отшвырнув в поспешности незнакомца.
Из главного трюма послышался звук резаков, привлекая своим свистом всеобщее подавленное внимание и поворачивая в свою сторону головы.
- Три минуты. Может, меньше, - предположил незнакомец, смотря в коридор темными острыми глазами. Затем, поворачиваясь к другому проходу, громко крикнул: - Чуи, возьми два!
- Три! - стальным голосом закончила Лея.
Она развернулась к Люку, наблюдая, как тот вставал. Качающийся и слабый. Прижимающий к себе горящую искалеченную руку, пульсирующую от изменений положения тела в такт биения сердца.
- Вейдер, - проговорила она, направив на него проницательный взгляд, - что он хочет?
- Где Хан? - уклонился Люк.
- Вейдер… протестировал на нем промышленную карбонитовую заморозку в Облачном городе. Чтобы использовать потом на тебе.
- Но он жив? - так или иначе, эта мысль вытеснила большую часть его мучения в тот момент. Старина Хан, пронырливый кореллианец, был жив – чтобы сражаться в другой битве в другой день.
Лея кивнула, хотя голос ее был тихим:
- Вейдер отдал его наемнику – чтобы тот доставил его Джаббе Хатту.
Хатт. Люк знал, что Хан был должен тому. Он все время грозился улететь, чтобы рассчитаться с долгом, но очередной ремонт «Сокола» постоянно останавливал его.
Люк снова взглянул на хорошо одетого незнакомца, когда Чуи примчался назад с охапкой бластеров в руках и арбалетом на плече.
Первые искры актиничного света озарили ангар позади них. Не медля ни мгновения, Трипио в ужасе помчался прочь.
Люк взял бластер и встал, пытаясь обрести равновесие, у переборки, едва находящейся за пределами прямой линии входящего огня. Он чувствовал себя отчаянно слабым, от напряжения кружилась голова. Перед глазами зажглись крошечные плавающие точки, и он был не уверен, откуда они появились: от резака в ангаре или от его собственной слабости. Он надеялся на первое, но подозревал второе. Тело вопило, чтобы он немедленно отдохнул - настолько сильно, что он боялся просто напросто в любой момент рухнуть на пол.
Игнорируй это – у тебя будет время отдохнуть, когда все закончится.
Где-то в глубине души он смутно знал, что ничего не закончится в течение очень долгого времени…
Краем глаза уловив некое движение, переключившее на себя часть его внимания, он высказал рассеянную мысль:
- Чуи, дезактивируй дроидов. Их оставят на корабле.
Как будто все это было преходящим, кратковременным осложнением - как будто они вернутся примерно через час или когда закончат дело. Как будто.
Однако Чуи прорычал согласие и направился к Арту и Трипио.
Лея встала у дальней стены, пристально смотря на Люка тяжелым, измученным взглядом.
- Что он хочет? - повторилась она.
- Меня, - просто ответил Люк.
- Зачем?
В ливне искр взорвалась дверь. Звуковое давление едва не разорвало барабанные перепонки Люка, резко уклонившегося в сторону от полетевшей внутрь шрапнели.
Взрывчатка.
Он посмотрел на Лею - удостовериться, что она в порядке, оглянулся на остальных…
Затем повернулся и открыл огонь.



Вейдер стоял в ангаре, генерал Вирс рядом с ним - оба наблюдали, как внутрь фрахтовщика полились штурмовики.
Навстречу им открылся усиливающийся огонь бластеров…
Штурмовики, идущие впереди по узкому проходу трапа корабля, заколебались, не желая рисковать под прямым обстрелом и мешая продвижению тех, кто шел за ними. Слегка повернувшись, Вейдер сердито посмотрел на Вирса, который морщился от какофонии шума в прижимаемом к уху наушнике.
- Лейтенант, отступите. Используйте шоковые гранаты… нет, нет, поставьте их на ошеломление!
- Отправьте их, - произнес Вейдер, заставляя Вирса резко взглянуть на него.
- Милорд?
- Пошлите их внутрь. Я хочу увидеть, что он сделает, - Вейдер вновь повернулся к кораблю, не чувствуя необходимости обосновывать свой приказ дальше.
Он ощущал Люка сейчас, его негодование, отчаяние, боль от предательства. Можно ли было протолкнуть эти чувства к ярости?
Его собственный гнев кипел также – в расстройстве на решительный отказ мальчика в Облачном Городе, на его открытый вызов здесь. Он предложил мальчику все - все - и тот отклонил это, отвернулся. Сделал свой выбор очень ясным.
Безрассудный - отказаться от столь многого из-за простых сантиментов.
Вейдер нахмурился, размышляя… это было неприятием его предложения - или его самого? Мысль, что мальчик действовал из отвращения к нему, причиняла боль. Мысль, что кто-то судил его и посчитал неподходящим, несоответствующим. Это глубоко уязвило и ужалило, как никогда прежде.
Внутри поднялась ярость - его собственный сын делает это; его собственная кровь.
Как смеет он судить его…
Вейдер шагнул вперед, и штурмовики немедленно спустились, уступая ему место.



Шум в пределах трюма «Сокола» стоял невероятный; к уровню крыши, обжигая горло, вздымалось облако едкого дыма.
Где-то на краю сознания Люк понимал тщетность своих действий - они сделали все, что могли, дальнейшее сопротивление не даст им никакого спасения, статус-кво останется прежним. Еще несколько бронированных солдат упали в трюме, замедляя других, пытающихся через них пробиться. Переборка рядом с Люком и Леей была испещрена тлеющими дырами от бластеров.
Бластер самого Люка плавился в руке, становясь все ближе к истощению заряда.
Практически оглушенный, он отметил, что стать хуже уже не может…
Тогда солдаты в спешке отступили, и огромная, темная фигура, окутанная плотным дымом, уверенно и целеустремленно шагнула внутрь.
Лея отшатнулась. Чуи издал истошный рев.
На несколько долгих секунд все бластеры замолкли.
По воздуху потянулся звук громкого и тяжелого дыхания Вейдера. Люк сделал два длинных шага вперед - и выстрелил.
И еще раз… и еще раз… и еще…
Он понимал, разумеется, что это бесполезно против Вейдера. Выстрелы даже не замедляли его; тот, подняв руку в черной перчатке, легко отклонял и отбивал их в сторону - взрывая о стены ливнями сверкающих искр.
Но Люк не переставал стрелять.
А Вейдер не переставал идти вперед.
Лея наблюдала разворачивающуюся сюрреалистическую картину: клубящийся густой дым с яркими, горящими вспышками, неумолимо приближающийся Вейдер, продолжающий стрелять Люк. Продолжающий стрелять… как одержимый человек.
Наконец Вейдер остановился, возвышаясь над Люком. Держа бластер в вытянутой руке, Люк указывал им прямо на Темного Лорда - фактически упираясь дулом тому в грудь.
В течение мучительно тянущихся мгновений они замерли в этом положении; после стоящего шквала шума вокруг, звеня в ушах, пронзительно кричала тишина.
- Стреляй, - пророкотал Вейдер глубоким, низким голосом, перетянутым едва управляемым гневом.
Лея видела, как дрожала рука Люка, как напряглось все его тело от необходимости действовать.
И все же он стоял - просто стоял, держа неподвижно бластер.
Она хотела вопить, кричать, чтобы он выстрелил.
Убей его! Он не сможет отклонить выстрел в упор. Стреляй! Нажми на курок!
Но, несмотря на то, что он должен был знать это, Люк по-прежнему колебался - так или иначе неспособный в тот момент действовать, по причине, которую она не могла постичь. Люк боролся против этой немезиды все то время, что она знала его - против Вейдера, против убийцы его отца и прихвостня Императора.
Нажми на курок!
Оба оставались неподвижными – Люк, держащий палец на спусковом крючке, и Вейдер, пристально смотрящий на него в безмолвной тишине; момент, простирающийся вечность…
Последовавшее движение было ужасающе в своей скорости.
Рука Вейдера яростно хлестнула по кисти Люка, выбивая из нее бластер, загремевший вдалеке о палубу. Люк никак не отреагировал; его глаза оставались прикованными к темной маске, словно он как-то мог видеть через нее – человека, скрытого внутри.
И опять они застыли, погрузившись в некое личное сражение.
Со скоростью гадюки в тяжелом мощном размахе Вейдер вернул свою руку - наотмашь ударяя Люка тыльной стороной по лицу, откидывая его голову и с силой отбрасывая в переборку. Тем не менее, каким-то образом, Люк сумел остаться на ногах. Лея в шоке выкрикнула.
- Никогда больше не направляй оружие на меня, - с холодной яростью произнес Вейдер.
Медленно, очень медленно, Люк поставил себя обратно, шагнув точно на то место, где был – опустив руки и не сводя прямого взгляда с Вейдера.
Без колебания тот нанес второй удар - не дерганым взмахом кулака, а движением, комбинирующим всю значительную силу его плеча и руки, вновь отшвыривая Люка назад.
Лея выкрикнула его имя, порываясь к нему, но Ландо твердо схватил ее за руку. Глаза каждого из присутствующих были захвачены неестественной сценой, теряющей для них всякий смысл.
Долгие секунды Люк стоял, опираясь спиной о переборку, тяжело дыша, опустив голову. Несколько вязких капель глубокого алого цвета упали на палубу к его ногам. Тишина натянулась тетивой через перегруженные нервы Леи, звенящие от ожидания и шока.
Наконец Люк снова заставил себя встать прямо, закачался, держась рукой за переборку, постоял, и вновь повернулся, ступая на то же место перед Вейдером, подняв подбородок в решительном вызове; через разбитые губы из глубокой раны темно-красной струей стекала кровь, расцветая на изодранной куртке увеличивающимся пятном.
Они стояли друг перед другом, в хрупкой, напряженной неподвижности…
Рука Вейдера поднялась снова.
Не моргая, Люк напрягся в ожидании удара.
Вейдер остановил удар в дюймах от его лица, и Лея не могла вообразить ни одной причины, почему он сделал это. Темный Лорд не был известен ни своим милосердием, ни своим состраданием.
Еще какое-то время они оставались в неподвижности, в том же самом частном сражении - стремясь довести его до конца.
Затем, медленно, рука Вейдера опустилась, и плечи Люка немного расслабились. Лея смотрела на все в потрясенном молчании, неспособная даже начать рассуждать, что здесь происходило, понимая только, чего это должно было стоить Люку.
Зная, что он не сможет выдержать это долго… и, зная, что он не отступит.
В конце концов, чуть вздохнув, Люк слегка повернул голову… и, потеряв сознание, резко начал падать вперед.

Вейдер шагнул к нему, протягивая руки – зачем, Лея понять не могла…
…Он мягко поймал Люка - одной рукой за грудь, другой за руку - беря его вес на себя и плавно укладывая на пол, присев рядом на колено и поддерживая его голову огромной черной рукой.
- Люк… - тихо произнес он голосом, терзаемым в тот момент неким чувством - подлинной, человеческой эмоцией.
Лея могла только наблюдать, глядя с недоумением и растерянностью, как Дарт Вейдер повернулся назад к стоящему у двери «Сокола» офицеру.
- Где врачи!? - прошипел он резко, напряженным от противоречивых эмоций голосом. Офицер побледнел и, резко развернувшись, выкрикнул что-то на палубу.
Они прибыли мгновенно - три врача засуетились около Люка, как только Вейдер от него отстранился. Мгновенно… Они уже ждали? Если так, то для кого они были здесь… для Люка? Зачем бы Вейдер стал вызывать медиков для мятежника?
Все случилось слишком быстро - вращаясь с головокружительной скоростью и ускользая от понимания Леи. Штурмовики ворвались внутрь, окружили ее, Чуи и Ландо, связали их руки, и, толкая в спины, повели к выходу мимо собранных у бессознательной фигуры Люка врачей.
- Люк! - Лея наконец обрела дар речи, понимая, что их вот-вот разделят.
Вейдер развернулся и взглянул на нее своей безликой маской.
Она резко рванула держащего ее солдата, заставляя того остановиться.
- Куда вы забираете его?!
- Подальше от вас, - пророкотал Вейдер, пренебрежительно отворачиваясь.
Солдат вновь потащил Лею вперед – шокировано замолчавшую от осуждающего яда в голосе Вейдера.

Есть, но я ее не переводила, честно сказать.
Могу попозже выложить в верхний пост.

окей, а можно хоть буржуйскую версию? :)

Да, пожалуйста:)
В двух вариантах:

"Part One of the Son of Suns Trilogy. An Alternative Universe which spins off from the end of The Empire Strikes Back, featuring all the main characters. When Luke and his companions are caught over Bespin and taken to Coruscant, Palpatine begins to systematically take apart Luke's life to create his new Sith, turning Luke against his allies, his father and his beliefs with devastating effect."

" Darth Vader captures the passengers of the Millenium Falcon after their attempted escape over Bespin, sure that Luke will convert to his father's cause and aid him in overthrowing the Emperor. When his plan is rebuffed, he falls back on more desperate measures with devastating consequences for himself, his son, the Empire and the Alliance, as events cascade beyond anyone's control.

This is a completed trilogy, featuring Luke, Vader, Palpatine, Han, Leia, Mothma, Madine and Mara."

Глава 3

Беспокойный, рваный сон Люка был окончательно прерван пониманием того, кто находится рядом.
Он провел ночь в камере, в которую накануне его притащил Вейдер - после того, как Люк попытался сбежать из медицинского блока второй раз, спустя лишь день после первого.
К моменту прибытия Вейдера он уже был вынужден остановиться - окруженный со всех сторон штурмовиками. Но на сей раз Люк прошел намного глубже внутрь корабля. Все еще тяжело дышащий, медленный и слабый, но полностью в сознании и ясном уме, чтобы суметь запомнить и выяснить, где точно он находился и куда ему нужно добраться, и самое важное – как. В следующий раз.
Люк стоял, прислонившись к стене и беспомощно наблюдая, как к нему идет Вейдер. Кипятясь, тот схватил его за руку, развернулся и рванул за собой по коридору. А у пленника уже не было никаких сил для хоть какого-то маломальского сопротивления: ни чтобы вырваться, ни чтобы выкрикнуть - пока Вейдер, держа его мертвой хваткой, полутащил, полувел через корабль. И к тому же, судя по звукам ботинок позади, их сопровождало весьма немалое количество штурмовиков. Вся энергия Люка уходила на то, чтобы просто удержаться на ногах.
По-прежнему босой, в одних белых больничных брюках, он буквально был брошен в маленькую пустую камеру, чьей единственной достойной внимания особенностью являлся находящийся в центре здоровый толстый столб, идущий от пола до потолка. Люк рухнул на пол рядом с ним, почти теряя сознание от изнурения после принудительного марша. С затуманенным взором и тяжело вздымавшейся грудью, он смутно ощутил завозившихся рядом техников-дроидов и тщетно попытался найти силы, чтобы подняться.
- Если ты ведешь себя, как заключенный, тогда тебя и будут рассматривать, как заключенного, - наконец резко обвинил его Вейдер, в расстройстве и раздражении.
Люк мысленно задался вопросом: а что Вейдер, интересно, думал о его положении здесь?
Он был солдатом мятежного Альянса, пленником, удерживающимся Империей, и это естественно, что он воспользуется любой предоставленной возможностью, чтобы сбежать или по крайней мере нанести какой-нибудь ущерб.
Жалящая боль притянула взгляд Люка к лодыжкам; техдроиды с помощью некого переносного устройства запечатывали вокруг них тонкие металлические кольца, скрепленные длинным кабелем со столбом в центре.
- Их невозможно сломать, - сказал Вейдер - хотя это было понятно и без пояснений. - Ты можешь, конечно, с помощью Силы разрушить столб, но так как на нем держится потолок, я бы этого не советовал.
Затем он долго смотрел в тишине на Люка - и Люк не мог понять, чего тот от него ждет. Не имея сил, чтобы даже говорить, тяжело дыша, он просто смотрел в ответ, с откровенной враждебностью в глазах. Наконец Вейдер развернулся и вышел. Массивная дверь закрылась за ним, шипя герметичными замками в сопровождении звуков второй внешней двери, делающей то же самое с тяжелой, неоспоримой окончательностью.
Вейдер – и только; ничего большего, никакой связи между ними, это не его…
Люк по-прежнему не мог даже начать думать о нем тем термином, и было гораздо легче просто игнорировать это. Он знал, кем был Вейдер, каков он был. И он точно знал отношение Вейдера к нему - отношение к вражескому солдату, отношение имперца к мятежнику. И он не хотел, не видел необходимости изменять это восприятие.
Таким образом, сейчас, когда Люк неохотно признал знакомое ощущение того, кто приближался к камере, он лишь слегка приоткрыл глаза, не делая больше никаких движений - оставаясь лежать спиной к двери на твердом полу, где проспал всю ночь.
Послышался скрежет внешней двери. За ним, через несколько секунд, последовал скрежет внутренней. Звуки тяжелых шагов приблизились и замерли.

Тишина. Стискивая челюсть, Люк вынудил себя ровно и размеренно дышать.
- Я знаю, что ты не спишь, - произнес в конце концов Вейдер тихим и спокойным голосом, не потерявшим при этом своей твердости и прямолинейности.
- Оставь меня, - ответил Люк, не поворачиваясь.
- Я хочу говорить с тобой, - пророкотал Вейдер, словно одно его желание было достаточной причиной для согласия Люка.
- А я не хочу говорить с тобой.
- Тогда ты будешь слушать, - коротко ответил Вейдер.
Имея фактически небольшой выбор, Люк мучительным рывком заставил себя встать, опершись плечом на толстый столб. Кабели скрутились вокруг лодыжек.
- Прекрасно, начинай, - уничтожающе язвительная ярость, с которой он произнес эти слова, удивила его самого.
И он получил мгновенное вознаграждение при виде пришедшего в замешательство Вейдера –засомневавшегося, как вести себя дальше.
- Начинай, - процедил Люк вновь сквозь зубы. - Ты хотел, чтобы я слушал - я слушаю.
- Ты не слушаешь, - произнес Вейдер, слегка помотав головой. - Ты не собираешься слушать ничего из того, что я скажу.
- Ты закончил?
Вейдер не ответил, только посмотрел на мальчика.
- Отлично. Теперь оставь меня.
- Ты судишь меня, не зная фактов.
- Нет, я сужу тебя по фактам, - отрезал Люк. - Я нахожусь в камере, взятый против моего желания к Имперскому Центру. Человек, который поместил меня сюда, причинил вред моим друзьям - лишь по одной причине: привлечь мое внимание, и теперь он собирается предоставить и меня, и их человеку, который определенно убьет нас всех, когда я не соглашусь делать то, что он хочет. Человек, который поместил меня сюда, знает это точно так же, как и я, и всё же та дверь остается запертой. Вот человек, которого я сужу.
- Ты настолько упрям, - сказал Вейдер, качая головой - больше от расстройства, чем от несогласия.
- А ты слеп, - гневно обвинил Люк. – Причем сознательно. Поскольку я не верю в твою неспособность видеть то, что случится.
- Выбор того, что случится, принадлежит тебе.
- Я сделал свой выбор. Я сделал его несколько лет назад. Ничто из всего того… - даже сейчас он не мог заставить себя произнести это вслух. - Не изменит его.
- Твой выбор был сделан без необходимых знаний.
Люк только отвел взгляд, несогласно качая головой.
- Я знал то, что имело значение.
- Только для тех, кто лгал тебе.
- И я предполагаю, что ты будешь говорить мне правду? - голос был полон сарказма.
- Почему ты веришь, что я менее способен к этому, чем Оби-Ван?
- Потому что я здесь, - ответил Люк недоверчиво, поражаясь, как Вейдер мог даже спрашивать такое. - В этой камере. Потому что мои друзья здесь…
- Тебе будет лучше, если ты забудешь о них. Они - ненужная слабость, - Вейдер тут же понял, что не стоило говорить этого мальчику, несмотря на правдивость данных слов. Люк впился в него возмущенным взглядом. - Император будет использовать их, чтобы управлять тобой. Именно поэтому они здесь.
- Тогда позволь им уйти, - это было частично просьбой, частично вызовом. Это был первый раз, когда он обращался к глазам своего отца.
- Я не могу.
Люк отвернулся, не удивленный.
- Ты делаешь все, что он говорит тебе?
- Ты не знаешь его, - тон голоса Вейдера раскрывал немного, но на короткий миг – лишь на миг - взгляд Люка смягчился, отразив нечто похожее на сострадание. Затем он моргнул и вновь отвернулся, устало потирая виски.
- Что ж, скоро это изменится, - произнес он опустошенно, сквозя разочарованием и расстройством через недвусмысленность своих слов.
- Это необязательно. Предложение, которое я сделал тебе на Беспине, остается в силе – оно всегда будет в силе. Я могу обучить тебя, открыть тебе мощь, которая сделает тебя неуязвимым. У тебя есть сила уничтожить его, Люк.
- Откуда ты можешь знать это? - ответил Люк уставшим и пренебрежительным тоном.
- Я знаю, кто ты. Я знаю, кем ты являешься - правду. Тебе показали только часть того, на что ты способен - по их личному выбору. Я знаю твои способности… твои возможности. Твои учителя могли преподавать тебе только ремесло - потому что это все, что они знают. Я могу показать тебе мастерство.
- Для чего? Чтобы реализовать твои амбиции? – вызывающе бросил Люк.
- Чтобы реализовать свой потенциал, - возразил Вейдер.
- Потому что это соответствует твоим желаниям.
Вейдер снова затих. Если бы мальчик смягчился, хоть немного - если бы он только допустил мысль, что Кеноби мог ошибаться, а Вейдер был прав. Как это объяснить, как заставить мальчика понять это?
- Люк, ты не похож на них. Мы не похожи на них. - Мальчик оставался неподвижным, упрямо отвернув лицо. - Я хочу, чтобы ты понял, кем являешься, узнал то, к чему способен, свое происхождение, свое наследие. Я могу дать тебе эти знания, раскрыть твой врожденный потенциал.
- Зачем?
Это одно слово, сказанное так спокойно, без всякого оттенка враждебности, поставило Вейдера в тупик:
- Разве ты не хочешь знать, кто ты? - спросил он недоверчиво, в искреннем замешательстве.
Конечно же, это было то, что мальчик должен хотеть знать. Сталкиваясь с проблесками правды после стольких лет лжи, как он мог не стремиться узнать ее? Всю правду, что скрывали от него - каждый факт.
Но мальчик тряхнул головой в добровольном отказе.
- Я так долго жил без твоей правды. В любом случае я скоро буду мертв. Какая разница.
Люк был утомлен и искренен в своем намерении прекратить обсуждение вопроса; гнев спал и заменился пустой горечью и принятием того, что он никогда не узнает настоящей правды - не тогда, когда им хотели управлять через нее. И, как бы там ни было, правда была слишком тяжелой, слишком убийственной для него. Особенно сейчас, от этого источника. Он не хотел больше ничего знать - не мог принять и справиться с большим. Слишком уставший и разбитый для этого, как физически, так и душевно.
Однако Вейдер продолжал давить – словно он предлагал Люку некий подарок, не обрекая его при этом на Тьму.
- Ты должен знать, кто ты. Твое наследие – это твое неотъемлемое право.
Вейдер выдержал проницательный и пристальный взгляд повернувшегося к нему сына. Голубые глаза, так сильно похожие на его собственные. Обеспокоенные, потерянные и глубоко удрученные. Такие же, как его собственные…
Это было ценою мощи? Истинным наследием Скайуокеров? Неужели они все были прокляты – приговорены к жизни, полной страдания и горя?
- Я в самом деле не хочу этого, - прошептал Люк тихим, уничтожающим надежду голосом, более осуждающим, чем любой предыдущий гнев. - Пожалуйста, оставь меня.
И против этого - против решительного и твердого отказа - что еще можно было сказать?
Вейдер направился к массивной двери камеры.
Прежде чем выйти, он обернулся и опустил к своим ногам маленький, размером с ладонь, голопроектор, шумно покатившийся по твердому полу. Ни один из них не взглянул на него.
- Твоя мать, - сказал Вейдер просто. Затем отвернулся и вышел без дальнейших разъяснений.


***

Оставшись один, Люк уставился на маленькое устройство, лежащее в стороне на полу. Секунды переросли в минуты. А он только пристально смотрел на него. Темный цвет проектора на фоне белых стен отпечатался в сознании так, что его изображение оставалось даже тогда, когда Люк закрывал глаза.
От главного пульта наблюдения опс-комнаты Вейдер наблюдал за камерой и за безмолвно смотрящим на проектор Люком в течение долгого, долгого времени.
Так сильно желая, чтобы он поднял устройство…
Наконец Люк протянул левую руку, и проектор мгновенно пронесся через свободное пространство камеры, аккуратно приземляясь к нему в ладонь. Снова он смотрел на него в течение долгих, бесконечных секунд, борясь со своими внутренними демонами: желанием, необходимостью, тягой ”знать”, несмотря на недавно сказанные слова и с негодованием и горечью, заставляющими его отклонять даже это.
Вейдер ощущал путаницу противоречивых эмоций мальчика – рвущих душу в разные стороны.
Верность его друзьям и его убеждениям.
Страх, что его скрытое прошлое станет слабостью - средством управления.
Отчаянное желание увидеть лицо матери… Хотя бы раз…


Люк пристально смотрел на устройство в своей руке - понимая, что за ним наблюдают, но нисколько не волнуясь об этом; значимость момента была слишком большой, чтобы пренебрегать им.
Его мать. Его прошлое. Двадцать один год жизни, в которые он был оставлен и покинут, сжимались в этот один момент… целая жизнь надежды, тоски и поиска любой родственной связи, неважно насколько слабой…
И теперь – наконец – правда предлагалась ему.
По цене… ее принятия.
Принятия того, кем он был… того, кем он мог стать.
Глубоко вздыхая, он хватался за эту возможность - возможность увидеть ее – лишь каких-то несколько секунд…
Но только цена была слишком высока.
Он повернул устройство набок - так, чтобы три тонкие трубки, проецирующие образ, попали под большой палец. Без видимых эмоций он отломал каждую из них - делая проектор бесполезным… и затем, раскрыв ладонь, уронил его на пол.

- Думаю, я стал видеть лучше, - заявил Хан, лежа на койке и махая рукой перед своим носом.
Он находился там уже два приема пищи, которые определенно равнялись двум очень долгим дням, заставляющим его живот рычать.
Люк взглянул с того места, где он обычно сидел - прислонившись к столбу, в центре камеры.
- Сколько пальцев я держу?
Хан посмотрел, сощурился:
- …Я… хочу сказать… три…?
- Вообще-то, у меня нет руки, - невозмутимо сообщил Люк.
- О, это низко, - ответил Хан сухо.
- Ты не готов, - с легкостью сказал Люк, перемещаясь и неловко задевая шрам на спине - возможно, он не был готов тоже.
- Да, но если мы пойдем сейчас…
- Если мы пойдем сейчас, мало того, что я буду тащить тебя, пытаясь стрелять из бластера одной рукой и останавливаясь каждый раз, чтобы сказать: «Один шаг туда, другой шаг сюда…», так еще, после того, как ты будешь без конца ворчать - убеждая меня, насколько лучше ты теперь видишь - и я дам в итоге тебе бластер, ты, вероятно, выстрелишь мне в спину, - добродушно рассуждал Люк.
- Эй, я знаю, как выбирать свою цель!
- Сколько пальцев я держу? – вновь повторился Люк.
- Парень, ты хуже Чуи, - проворчал Хан.
Люк устало улыбнулся:
- Мы пойдем, как только у нас будет шанс. В любое время.
- Это все, что я хотел услышать, - усмехнулся Хан.
Тишина…
- И ты не так плох, как Чуи.
- Спасибо.
- И ты летаешь лучше, чем он. Только не говори ему это.
- Спасибо.
- И ты не воняешь, как тонтон, когда мокрый - что точно делает Чуи.
- Всегда приятно знать.
- За исключением того раза, когда я укрывал тебя в кишках тонтона.
- Да, спасибо за это, - невозмутимо ответил Люк; улыбка коснулась уголков губ.
- Эй, ты не жаловался тогда, приятель. Это я должен был провести ночь в крохотной снежной землянке, лежа рядом.
- Месть сладка.
- Да ладно, это не было настолько плохо. Попытайся застрять в маленьком фрахтовике с влажным вуки.
Тишина… Малыш был ужасно тих в эти дни.
- Слушай, на таком расстоянии я могу видеть, сколько пальцев я поднимаю, - заявил Хан, взмахивая перед собой рукой.
- Я надеюсь, что так – это твоя рука, - мягко указал Люк.
- Давай. Ставлю пятьсот кредитов, что смогу сказать тебе на этот раз.
- Ты уже дважды должен мне «Сокола», - вздохнул Люк, но тем не менее поднялся, устало прислонившись к столбу для поддержки.
- Хочешь удвоить?
- У тебя есть четыре «Сокола»? – с сухим сарказмом поинтересовался Люк.
- Эй, есть только один «Сокол». И мы возьмем его с собой, когда будем выбираться отсюда.
Наклонившись к нему поближе, Люк протянул руку. Хану все время казалось, что тому неловко стоять - когда он подходил к центру комнаты со своей по-прежнему прижатой к груди перевязанной рукой.
-Сколько? - спросил Люк.
- Два!
- Поздравляю. Ты можешь видеть, - ровно проговорил Люк.
- Теперь мы можем идти? - нетерпеливо спросил Хан, словно его зрение было единственной преградой.
- Безусловно. Ты открываешь дверь, и мы выходим отсюда, - согласился Люк, поворачиваясь, чтобы вернуться на свое место.
- Ты…, - Хан наклонился вперед, подозрительно наблюдая за Люком. - Ты привязан к этому столбу?
- Слегка, - признал Люк сухо.
- А ты не думал сказать об этом раньше? - спросил Хан, вставая. Подойдя к нему, он неуклюже захватил металлический тонкий кабель и поднял его в свое ограниченное поле зрения.
- Из всех проблем, что мы обсуждали, я думал, эта была наименьшей. Ты не прекратил бы натягивать эту штуку? Я привязан к другому концу! - Люк дернул назад своей лодыжкой и скатился вниз по столбу, усаживаясь вновь на пол.
- Вау, они реально хотят, чтобы ты остался здесь, не так ли? – Хан невозмутимо присел на корточки перед Люком, изучая кабель, - Военный... высшего качества. Довольно мощный материал, четырьмя такими штуками можно поднять «Сокол», - он посмотрел на Люка взглядом большого брата, совмещающим упрек и беспокойство одновременно. Тон его был частично покровительственным, частично шутливым - приносящим Люку неудобство:
- Что ты сделал на этот раз?
Люк вздохнул - понимая, что у него не было абсолютно никакой идеи того, как сообщить кому-либо новости о своем обучении; особенно Хану. Он подозревал, что из всех циничный контрабандист примет это с наименьшим восторгом. Но он должен привыкнуть к таким объяснениям - многие люди просто не верили, что джедаи когда-то существовали. Империя приложила массу усилий, чтобы превратить их в обманщиков и оппортунистов, поглощенных политической властью. Некоторые купились на эту ложь, некоторые нет. А некоторые никогда не верили в них изначально - эта мысль вернула Люка к Хану. Он поднял голову и в очень серьезной манере взглянул своему другу в глаза.
- Ты слышал все эти... разговоры о Силе, в которую ты не веришь? – Люк должен был признать, что вступление удалось не самое лучшее…
- Да, слышал… - медленно проговорил Хан, понимая, к чему тот ведет. - Пожалуйста, только не говори мне, что ты забил голову всей этой чепухой, о которой разглагольствовал старик, и поверил, что это реально.
- Это реально.
- Послушай, это не…
- Хан… - прервал его Люк.
Хан не собирался останавливаться:
- Нет, послушай: люди, говорящие, что это реально и носящие лайтсейберы, заставляют других людей делать тебе вот это, - он поднял кабель, наглядно демонстрируя свою мысль. Казалось, что Люк слегка как-то сгорбился вниз - в тех очертаниях, что видел Хан.
- Хан…
- Люк, Кеноби был просто… - он смущался продолжать, зная, как малыш поклонялся старику, но верил, что сказать это важно, - он был просто одним сумасшедшим…
- Хан, посмотри вниз.
Хан нахмурился и быстро взглянул вниз.
- Хо!! Эй!! Оу!!!
Оставаясь сидеть на корточках, он мягко планировал приблизительно в футе от пола, не касаясь его ногами. Он быстро наклонился вперед, вытягивая руки, чтобы удержать себя… но не упал.
- Какого черта!?
- Когда ты сопротивляешься, очень трудно держать тебя ровно, - мягко сказал Люк.
- Серьезно?… Это делаешь ты!?… Серьезно?? – лепетал Хан, разводя и поднимая руки в стороны, словно он сам теперь удерживал равновесие. – Как, черт возьми…
- Это все реально, Хан, - спокойно произнес Люк.
- Опусти меня тогда!
Медленно освобождая Хана, чтобы тот принял обратно свой собственный вес, Люк мягко опустил его на пол. Уставившись на Люка, тот долго сидел в полной тишине.
Наконец, когда Люк больше не мог выдерживать ее и открыл рот, ему навстречу поднялся направленный в лицо указательный палец - заставляя молчать.
- Окей, предположим - только предположим - что я признаю, что это реально, на минуту… - Хан многозначительно поднял брови на последнем слове. – То есть я не говорю сейчас о том, что вообще признаю это… Ты можешь делать что-нибудь еще?
Люк скромно пожал плечами:
- Я могу ускорить свои реакции, ускорить исцеление, увеличить физические способности, прочитать намерения, видеть…
Хан откинулся назад, сдернул с ноги ботинок и поставил его на пол:
- Подними его.
- Хан, я только что поднял тебя. Какой…
- Я хочу видеть, что ты делаешь это с чем-то еще. С чем-то, что я называю.
Вздыхая, Люк поднял ботинок Силой и плавно повернул его в воздухе на уровне глаз. Даже от этого маленького усилия он чувствовал себя хорошо; он так давно не предпринимал ничего большего, чем пассивный контакт с Силой - с тех пор как прибыл сюда - испытывая неудобство делать это в такой близости к Вейдеру. Зная, что тот ощутит любое его взаимодействие с Силой.
Необъяснимо, но у Хана возникла потребность проверить пространство вокруг ботинка, проводя там рукой. Что именно можно было изобрести и использовать в этой имперской тюремной камере по мнению Хана, Люк не представлял.
- Это не трюк, - сказал он, давая своему другу время, чтобы согласиться с этим, пока тот подозрительно проверял ботинок.
Авантюристу, каким был Хан, времени потребовалось не слишком много.
- Ты можешь открыть дверь?
- Нет. Я могу открыть нормальную дверь нормальной камеры - просто вышибая ее. Но здесь все по-другому. Я проверял дверь Силой много раз - в ней нет никаких механических замков, только автоматизированный стержневой механизм, чтобы открыть дверь, когда нет препятствия для ее движения. Я думаю, что между двумя дверями находится вакуум, он полностью окружает всю эту камеру. Скорее всего, мы находимся в комнате внутри комнаты. Поэтому здесь две двери - вакуум запечатывает их, втягивая внутрь; одну дверь тянет от коридора, другую от этой камеры. В принципе, я уверен, что смог бы взломать дверь - но полагаю, это приведет нас к вакууму. Вероятно, эта камера специально разработана для заключения джедаев.
Для заключения джедаев…
- Именно поэтому ты им и нужен, так?
Люк медленно кивнул.
- Именно поэтому за тобой послали Вейдера.
- У Вейдера есть и собственные причины, - уклончиво ответил Люк, заставляя Хана хмуро взглянуть на малыша.
Так или иначе, он стал другим - с тех самых пор, как Хан прибыл сюда. Он списывал это на их меньше-чем-благоприятные обстоятельства, но теперь…
Хан присмотрелся ближе – малыш казался старше, производя более внушительное впечатление, чем раньше...
Люк собирался сказать что-то еще, когда его лицо внезапно изменилось, сменяясь настороженной маской и поворачиваясь в сторону.
- Вейдер, - прошептал он.
Хан в замешательстве взглянул на глухую стену, на которую уставился малыш:
- Что?
Послышалось приглушенное шипение впускаемого воздуха, сопровождаемого тяжелым скрежетом внешней двери. Хан рывком вскочил на ноги, и Люк поднялся за ним вслед, когда внутренняя дверь отворилась и Вейдер широкими шагами прошествовал внутрь, направляясь прямиком к Люку; не удостоив Хана ни единым взглядом. В дверях толпились штурмовики.
- Что ты делал? - прорычал Вейдер без всякого вступления.
Малыша невероятно охраняли теперь, но он был до странности не напуган этим, даже больше - антагонистичен. Хан мог видеть это весьма отчетливо.
- С какой стати я должен отчитываться? - бросил Люк вызов.
Даже его голос был другим теперь, нетипично острым и резким.
Вейдер ступил на шаг ближе и поднял руку, предупреждающе указывая пальцем:
- Не играй со мной в игры. Что ты делал?
Тем не менее Люк не собирался отступать. Хан взглянул на солдат у вновь закрытой двери. Малыш что, был склонен к суициду!?
- Почему бы тебе не проверить записи безопасности? Или спросить у своих солдат в комнате наблюдения. Это их работа, чтобы следить за нами, не так ли?
Хан посмотрел вокруг, косясь и ища камеры безопасности, несмотря на то, что ничего не мог рассмотреть так далеко.
- Я спрашиваю тебя, - рявкнул Вейдер, не отрицая ни одного из обвинений Люка.
Люк молчал, воздух между ними буквально гудел от напряжения. Хан никогда не видел малыша таким прежде - он был практически неузнаваем.
- Проверьте ограничения, - приказал Вейдер. Немедленно подчиняясь, солдаты помчались вперед, чтобы осмотреть кабели, связывающие Люка с толстым центральным столбом.
- Они в порядке, лорд Вейдер. Никаких повреждений, - прибыл приглушенный ответ.
- Дверь, - не отводя взгляда, сказал Вейдер.
Солдаты двинулись мимо Хана, отталкивая его в сторону.
- Эй, поосторожней!
- Чисто, сэр.
Вейдер поднял голову, изучая столб, к которому был привязан Люк, затем медленно осмотрел всю комнату перед возвращением взгляда к Люку. Тот по-прежнему был тих, натянут и явно кипел враждебностью, стоя с чуть прикрытыми глазами.
- Если ты сделаешь что-нибудь, что угодно - пострадает он, - прорычал Вейдер, указывая на Хана. - Так же, как и другие. Они все могут быть пущены в расход. Помни об этом.
Он повернулся к выходу, плащ взметнулся волной вслед. Когда Вейдер был почти у двери, Люк ответил низким натянутым голосом:
- Я буду помнить.
Было кое-что в этом - кое-что, звучащее гораздо больше как угроза, чем согласие.
Хан напрягся, смотря на Вейдера.
Тот остановился, медленно повернулся назад и пристально смотрел на Люка в течение долгого-долгого времени. Хан почувствовал, как напружинились мускулы – он фактически был уверен, что Вейдер накинется на Люка, а малыш набросится в ответ, при малейшем движении первого; и сомневался, что тогда делать ему: схватить и держать своего друга или наоборот помочь ему.
И тогда Вейдер просто развернулся и вышел... дверь закрылась за ним, издавая шипящий звук герметизации - единственный звук в течение долгих секунд.
- Парень, ты верно знаешь, как выбирать себе врагов, - прохрипел Хан, высвобождая слова в длинном хриплом вздохе.
Люк в ответ лишь начал медленно расслабляться, успокаивая дыхание и постепенно скидывая напряжение с мышц. Однако еще долго он смотрел на дверной проем с таким бурлящим накалом в глазах, какого Хан у него никогда прежде не видел.
В конечном счете Люк сел и, сгорбившись, тихо замер, потерянный в своих мыслях, и Хан не смел его спрашивать, что, черт возьми, только что произошло.

***

Никто не входил в камеру в течение следующих трех дней. Еда прибывала раз от разу через узкий люк, открывающийся в стене, и Люк всегда знал об этом приблизительно за минуту - пристально глядя в стену, словно это было окно; он также объявлял о прибытии новых охранников или о смене существующих, о любых изменениях в их рутине.
Хан не спрашивал малыша, откуда он знает это, но начинал признавать, что тот точно мог делать такие штуки - независимо от того, как неудобно Хан себя при этом чувствовал. Люк был всегда прав о времени, когда приносили еду, минута в минуту фактически.
Они также долго изучали стены, пытаясь понять, какой величины была комната, которая их окружала; основываясь на кратких взглядах в глубину пищевого люка, они пытались решить, насколько большое пространство заполнял вакуум и могли бы их легкие выдержать декомпрессию, если бы Люк взломал дверь.
Хан хотел сделать это, рискнуть, но малыш разумно замечал, что если они и решатся на такое, потеря сознания вряд ли будет тем, что им необходимо. Хан вынужденно признавал, что да, это будет явной оплошностью, но все же, вспоминая их невозможный успех на «Звезде Смерти», желал попробовать.
Изрядное количество времени также было потрачено на попытки определить, сколько времени оставалось до их прибытия в Имперский Центр.
После горячего спора относительно того, сколько дней требуется, чтобы добраться от Беспина до Корусканта по Кореллианскому Торговому пути, Люк выиграл спор по умолчанию, указав на тот факт, что они оба были без сознания в начале их пути – и это определенно мешало понять, как долго им еще предстоит лететь; и это предполагая, что они не делали остановок и шли на постоянной пятой сверхсветовой скорости - и то, и другое было довольно значащими допущениями.
Слишком много переменных и недостаточно информации; а времени оставалось все меньше.

***

Звук циркулирующего давления, опережающий открытие внешней двери, вытянул Хана из сна. Он чувствовал себя пьяным - похоже, была середина ночи; хотя им никогда не выключали свет здесь. Однако в своей жизни он слишком много раз вынужден был быстро просыпаться, чтобы это обеспокоило его сейчас - поэтому к тому времени, когда проскрежетала внутренняя дверь, он уже вполне очнулся от сна и принял вертикальное положение.
Внутрь камеры начали вливаться штурмовики - слишком много, чтобы их можно было сосчитать.
Периферийно Хан заметил, что Люк уже бодрствовал, стоя перед столбом, к которому он был привязан. Но тем не менее он не разбудил Хана. Когда в голову пришел вопрос о причине этого, один из солдат уже толкал Хана назад, поднимая к его лицу бластер.
- Эй, полегче, приятель, - сказал Хан, ощущая всплеск адреналина в крови.
Еще какое-то время продолжалось беспокойное движение; несколько солдат выстроились в линию на пути к малышу, направляя на него оружие. Люк не сводил с них пристального взгляда. Когда он заговорил, голос его был спокоен и бесчувственен.
- Сделайте это, - просто сказал он.
Хан тревожно нахмурился...
Три солдата, стоящие в непосредственной близости от малыша, выстрелили. От неожиданности Хан закричал. Выстрелы отбросили малыша в столб, и затем он всем своим весом рухнул на пол.
- Люк!!!
Много рук грубо потянули Хана назад; в живот ткнули стволом бластера, заставив задохнуться и взглянуть вниз.
- Он не поставлен на ошеломление, - подчеркнуто произнес солдат.

сделайте в первом посте оглавление со ссылками на главы повести.

Да вроде сделала уже))

Эразаил, это скорее на роман-трилогию тянет :)

Алита Омбра, спасибо за грандиозный труд!

Пожалуйста главное, чтобы читали;)

Уууу, мой мзнасилованный варкрафтом мозг... Смотрю на название и не могу врубиться, причем здесь столица Альянса (Шторм - сокращене о Штормград - собсно, столицы)
Прочитала первую главу, остально кинула на телефон. Ура переводчикаМ, я в восторге)

А стоит вообще почитать или нет ?) Вот сижу и думаю читать или нет
P.S : За труд огромное спасибо

Мирана, это игра такая? Где Альянс надумал назвать свою столицу Штормградом? О_о, оригиналы :)

Skywalker, ну что сидеть и думать, надо попробовать и решить;)) А так, кто вам скажет, у каждого свои запросы и вкусы, и настроения.

- Лея?! Лея! - закричал Хан, увидев в ночном освещении Лею, вытянутую из шаттла на окруженную солдатами широкую платформу, пока его самого толкали вниз по трапу другого судна.
- Хан! - она попыталась безуспешно вырваться из рук ее охранников. - Пусти меня! Ты, глупый…
И тут же ее голос утонул в оглушительном вое разглядевшего Хана Чуи.
- Чуи! – ликуя, завопил Хан в ответ. - Эй ты, большой…
Штурмовик рядом ткнул ему в ребра бластер:
- Закрой свой рот, пират, или я закрою его за тебя.
Но Хану было все равно – ничто не волновало его в этот момент, кроме факта, что Лея и Чуи живы. И с ними все в порядке!
Даже присутствие Ландо со связанными руками фактически не интересовало его.
- Ты тоже был на борту? - спросила Лея, расплывшись в сияющей улыбке и ничуть не беспокоясь, что это едва ли выглядело по-королевски. - Давно?
- Ты же знаешь меня, золотце, я не могу оставаться далеко от твоего прекрасного личика, - усмехнулся Хан, приподняв брови.
Лея закатила глаза, в то время как Чуи бормотал что-то о своем беспокойстве за Хана, но тот только легко отмахнулся:
- Это был лучший сон в моей жизни.
Штурмовик, ответственный за пленных, повернулся к ним:
- Если вы все не заткнетесь…
Он не закончил свою речь - широким шагом, в развевающемся от ночного ветра плаще, по трапу спускался тот, кто представлял намного большую угрозу. Внушительные ряды войск тут же вытянулись по команде «Смирно!».
В наступившей тишине Хан оглянулся вокруг, пытаясь сориентироваться.
Они находились на огромной посадочной платформе, расположенной на крыше высокого и массивного монолитного здания, которое было окружено четырьмя выходящими из него шпилями, простирающимися ввысь в совершенных пропорциях. Ночь была освещена тысячами огней, идущих от лежащего на расстоянии города и отраженных в блеске довольно большого количества тусклых звезд; однако Хан не нуждался в них, чтобы признать Корускант. Эта планета всегда будет Корускантом для него - независимо от того, сколько раз имперцы будут переименовывать ее.
Он так же узнал эти шпили – Дворцовые Башни; он видел их сотни раз издалека. С безопасного расстояния. И никогда не ожидал увидеть их так близко. С другой стороны: кто же ждет такого?
Даже здесь, на крыше, демонстрировалось легендарное богатство Императорского Дворца; зритель буквально погружался в его небрежное изобилие, призванное заверить в колоссальном императорском достатке – на планете, где возмутительная роскошь была нормой.
Как бы она ни была огромна, платформа составляла только часть крыши монументального Главного Дворца; величественные жилые Башни, расположенные по углам здания, были окружены освещенными садами, высоченные деревья в них раскачивались на ветру, но даже самые высокие всецело подавлялись внушительной тяжестью массивных строений. Полированный пол платформы был сделан из плит обсидиана - вулканического темного стекла, изящно инкрустированного узорами из тонко скрученного металла, расходящимися лучами в сложном рисунке - скрытом множеством блестящих ботинок штурмовиков. Замысловато-высеченная каменная кладка Башен, этаж за этажом, отчетливо вырисовывалась в ярких прожекторах, направленных как от краев платформы, так и из пышных садов. В сильнейшем накале огромных преломляющих линз шипел и дымился моросящий дождь.
Вейдер шагал вперед абсолютно непринужденно, нисколько нетронутый окружающей обстановкой и показом императорского могущества. Позади него тянулась группа офицеров с мрачными лицами…
На полпути через платформу он остановился; мимо промаршировали отряды алой императорской гвардии - личного полка Императора, выравнивая двойной кровавой линией белые ряды штурмовиков.
- Император, - пробормотала Лея, чуть отступая, чтобы пропустить вытягивающего шею Хана.
Они увидели, как сделав еще несколько шагов, Дарт Вейдер опустился на колено и склонил голову; его внушительная фигура исчезла за рядами внемлющих в тишине солдат.
Ожидание заставило сердце Хана колотиться быстрее - он увидит Императора - Императора! Никто не видел Императора Палпатина вот так, во плоти. Скорее всего, он не доживет до момента, когда сможет рассказать об этом кому-нибудь - да даже если бы и рассказал, кто бы ему поверил - но все же…
Вокруг опустилась тишина, внушительная, выжидающая тяжесть которой не миновала никого, включая Соло.
От высоких двустворчатых дверей Южной Башни медленно шел человек; тяжелый плащ c капюшоном полностью окутывал его фигуру, и он казался сразу маленьким и хилым и все же имеющим абсолютную власть - осознающим свой статус и ожидающим этого признания от других.
На почтительном расстоянии за ним следовало небольшое окружение - четверо пожилых мужчин в богатых темно-красных одеждах, два императорских гвардейца и потрясающая шатенка с фарфоровой кожей в черном комбинезоне - явно военная, судя по ее выправке.
Странно, но, несмотря на шум ветра и расстояние, Хану казалось, что он слышит «щелк, щелк» скрюченной черной трости, которую Император использовал во время ходьбы, при каждом своем шаге вперед.
Более того, впервые за многие годы, присутствие какого-то человека заставляло Хана подавленно и тревожно молчать.


***

Палпатин вынуждал себя замедлять темп, но когда наконец достиг лорда Вейдера, он все же был не в силах скрыть пылкое нетерпение в голосе:
- Встаньте, встаньте, друг мой. Ваша миссия была успешна.
Это был не вопрос.
- Да, мой Мастер.
Палпатин ощутил толику нежелания и тщательно скрытую неловкость в этих словах - что принесло медленную, едва уловимую улыбку на его узкие потрескавшиеся губы; не потому, что Вейдер испытывал подобное, а потому, что испытывал и тем не менее ничего не предпринял. Контроль любого уровня приносил удовлетворение – а контроль кого-то со способностями Вейдера приносил еще и безмерное удовольствие.
- Хорошо. Очень хорошо. Вы преуспели, - легко похвалил Палпатин, переводя взгляд на шаттл.
Вниз по трапу спускались медицинские репульсорные сани; их пассажир был присоединен к специально встроенной капельнице, удерживающей его в бессознательном состоянии.
Палпатин ждал, не сводя с саней пристального взгляда. Когда они стали приближаться, он ощутил кое-что – некую сильную вспышку беспокойства и заботы. Он тотчас взглянул в сторону источника, находящегося позади нескольких рядов штурмовиков.
- Его компаньоны, - явно ощутив то же самое, просто пояснил Вейдер.
Палпатин нахмурился… Он ощутил нечто важное - что-то далекое и знакомое.
- Лея Органа, - понял он, улыбнувшись - вспомнив девушку по ее нечастому присутствию во дворе; ее отец всегда сильно ограждал ее. Должно быть, он был таким же предателем, как и она. Но как бы там ни было, она лишь на миг завладела его вниманием; желтые болезненные глаза жадно вернулись к саням. Он когда-то хотел, чтобы ее привели к нему в оковах, чтобы она ответила за свои преступления - теперь же она фактически не стоила его внимания, будучи полезной только для одного. Но очень полезной - как он надеялся. Да, у него были планы насчет этой маленькой мятежной принцессы.
Он злобно улыбнулся, не сводя взгляд со своего большого приза.
Он очень давно ждал этого момента, с тех самых пор, как узнал о существовании Скайуокера. Он готовился к нему, предвкушал и тщательно планировал – составляя планы внутри планов и страстно ожидая, когда их можно будет претворить в жизнь. Прошло долгое время - но так было с большинством важных вещей в его жизни. Он был терпеливым человеком. И знал, что это осуществится точно так же, как и все остальное, несмотря на лучшие усилия джедая.

Полностью забыв о своей трости, он сделал три быстрых шага к приближающимся саням и склонился к неподвижному человеку, так долго бывшему отравой его жизни – предзнаменованием, висящим цепью на шее.
Единственной реальной угрозой его господству…
Долгие секунды Палпатин безмолвно вглядывался в мальчишку, склонив набок голову и впитывая желтыми глазами черты его лица. Закрытые веки слегка задрожали - возможно, при некотором отдаленном ощущении.
- Он едва вырос – чуть старше, чем падаван, - Палпатин обратился к Вейдеру, говоря насмешливым и презрительным тоном. - Как он так долго мог ускользать от вас?
Затем он протянул руку, резко контрастирующую своей пепельной бледностью на фоне темных кровоподтеков мальчика, почти касаясь его виска и замечая, как тот вздрагивает.
- Но какая сила… - Палпатин поднял злобный, ядовитый взгляд на Вейдера, переходя от язвительности к понукающему шепоту, который слышали лишь они двое: - Все, чем когда-то был ты.
Вейдер оставался тихим - безразличным. Он знал, что его Мастер будет стремиться как можно скорее вбить клин между ним и сыном. И он знал почему.
Палпатин отвернулся, удивленный нарочитым спокойствием Вейдера, понимая, что его слуга попытается использовать мальчишку против него – и, вероятно, уже пытался это сделать. Но Вейдер всегда был крайне нетерпелив, крайне порывист. Слишком груб для достижения какого-либо результата в такой щепетильной ситуации - кроме результата, служившего целям Палпатина, разумеется; Вейдер всегда служил им, хотел он этого или нет.
Как будет делать и его сын.
Палпатин вновь стал разглядывать мальчишку, более внимательно… и остановился; скрипучим, низким от недовольства голосом произнес:
- Вы повредили моего джедая, лорд Вейдер.
Вейдер чуть приподнял подбородок:
- Его было… трудно сдерживать.
- Он - джедай, - ответил Палпатин презрительно.
- Он – куда больше, - парировал Вейдер, понимая, что Император знал это, но все же осторожно пряча любые вызывающие интонации в своем голосе. Любую гордость.
Несколько долгих секунд Палпатин держал на нем свой взгляд, потом отвернулся, чувствуя отвращение.
- Доставьте в его комнаты, - и глядя наконец на компаньонов мальчишки, - а этих отправьте на тюремный уровень. Если вы еще способны к этому.
Он развернулся и ушел, не потрудившись ответить на глубокий поклон Вейдера.


***


Палпатин нетерпеливо шел в комнату, где был устроен его новый джедай; пламенно рыжеволосая Мара Джейд следовала в двух шагах позади; ее недовольство новым «проектом» Мастера буквально трубило в Силе – и, безусловно, стало причиной, почему он взял ее с собой. Ее работа состояла в точном следовании его приказам и требованиям - что хотела или предпочитала она, не имело значения. Так было всегда.
Палпатин не намеревался возвращаться к «этому» сегодня, желая оставить его в беспокойном одиночестве, пока он сам наслаждался бы удовлетворением от владения им - пусть пока только телом, а не духом.
Но тяга прийти сюда была слишком велика, поэтому он сделал это под предлогом проверки предпринятых медиками мер - зная, что на самом деле он просто хотел быть здесь и наблюдать за «этим». Он был похож на ребенка, разглядывающего новую игрушку, которой ему еще не позволено коснуться.
Сравнение вызвало улыбку на бледных губах – от осознания, что уже очень и очень давно он не чувствовал ничего подобного.

Тщательно укрепленное жилище его джедая располагалось внутри огромных, изящно пропорциональных апартаментов. Высокие декоративно-резные панели дверей прятали за собой тяжелую, противовзрывную конструкцию, темные, полированные макассаровым маслом стены скрывали плиты из особого сплава металла, а в рамы больших бронированных, но свободно пропускающих свет окон были установлены прочные стержни арматуры военного образца.
Тюрьма для джедая.
Красиво украшенная и роскошно обставленная, но тюрьма, тем не менее.
Несомненно, его джедай тоже увидит это. Одна из любимых игр Палпатина - послание на подсознательном уровне, разъясняющее, что в данном контексте открытый вызов не нужен и все эти усилия предприняты, чтобы сделать их столкновение цивилизованным. Как долго просуществуют эти правила игры, зависело от его нового джедая.
Пройдя две большие комнаты, он оказался в спальне, которая к этому моменту уже напоминала медцентр, полностью оборудованный и стонущий под различными сканерами и средствами жизнеобеспечения - никто не хотел рисковать здесь, цена за неудачу была слишком высока. Палпатин предпринял много усилий, чтобы дать понять это максимально ясно.
Неподвижное тело джедая лежало на высокой кровати, опутанной проводами и сканерами, связанными с медицинскими мониторами; несколько врачей – исключительно людей, толпящихся вокруг - повернулись и отвесили почтительный поклон вошедшему Императору.
Здесь не было никаких разумных дроидов, нечитабельных в Силе - Палпатин не доверял им и никогда не позволял находиться внутри жилых Башен.
- Оставьте нас, - приказал он врачам, проходя вперед.
Приученные к сухости Императора, они тихо вышли друг за другом. Последний из уходивших был заметно моложе и спортивнее – в униформе флота, с темными волосами и оливковой кожей.
- Вы - Халлин, - просто произнес Палпатин, отмечая про себя необходимость запомнить его имя.
Человек запнулся и остановился, нерешительно кланяясь:
- Да, Ваше Превосходительство.
Палпатин слегка кивнул, не сводя с него глаз:
- Лорд Вейдер сказал мне, что вы - образцовый доктор.
- Он очень любезен, Ваше Превосходительство, - ответил Халлин, не находя других слов.
Император улыбнулся:
- Нет, он не любезен. Однако он заслуживает доверия. - Палпатин подался немного вперед, подчеркивая свои слова. - Это то, что я ценю больше, чем что-либо еще.
Халлин кивнул в понимании и сделал шаг назад - не в силах не отступить перед Императором.
- Конечно, Ваше Превосходительство.
Несколько долгих секунд Палпатин молчал, буравя взглядом взволнованного человека - оценивая его...
Прежде чем заговорить снова, он подошел еще ближе. Его низкий голос зазвучал странно приглушенно в большой, отражающей эхо комнате:
- Вы хорошо преуспели и должны быть вознаграждены. Скайуокер имеет… большую ценность для меня. Вы назначаетесь главным врачом сына лорда Вейдера; его свита должна быть восстановлена после такого длительного отсутствия. Вам будут выделены комнаты во Дворце - для проживания и для работы. Вам так же будет назначен помощник, но остальной штат вы сможете выбрать сами.
На сей раз доктор не отступил, растерявшись от почестей, которыми его удостаивали. Наконец, справившись с собой, он произнес:
- Бл... Благодарю вас, Ваше Превосходительство.
Император слегка сощурил глаза:
- Вы понимаете серьезность обязательств своей должности? Я делаю это, потому что моя вера в вас велика.
- Я… попытаюсь не разочаровать вас, Ваше Превосходительство.
- Служите так, - проскрипел Палпатин, - как будто сама ваша жизнь зависит от этого.
Доктор низко поклонился и Палпатин отвернулся - довольный собой. Он, конечно же, внимательно изучил файл человека, прежде чем принять это решение - хотя тот факт, что лорд Вейдер доверял ему настолько, что назначил сначала в свой штат, а затем и на лечение сына, был уже значительным аргументом.
Император, давший сейчас почесть такой должности, сделал это способом, который часто применял в своих целях: личное признание и несколько добрых слов со стороны монарха создавали лояльного слугу на всю жизнь - особенно, когда они совмещались с тонкой угрозой.
Именно в таких людях нуждался Палпатин, размещая их в окружение нового джедая – в верных вассалах, преданных Палпатину и потому непоколебимых - рано или поздно мальчик проверит каждого из них.
Эта мысль направила внимание Палпатина к Маре, остающейся рядом с дверью после того, как вышел доктор; ее красновато-каштановые волосы смотрелись яркой вспышкой в приглушенных тонах комнаты.
- Это не относится к тебе, дитя, - скомандовал Палпатин, когда она также повернулась, собираясь уйти.
Небольшое сжатие челюсти было единственным видимым признаком ее расстройства, хотя она повиновалась без возражений – как всегда.
Палпатин вступил на приподнятое основание, на котором располагалась кровать; на фоне темных богатых покрывал израненная, покрытая синяками кожа мальчишки казалась бледной.
От Вейдера действительно потребовалось много усилий, чтобы подчинить своего сына.
Он рассматривал его, склонив голову, когда Мара подошла ближе.
- Он совсем не похож на мать, только на отца, - в конце концов произнес Император, понимая, что ему это нравится и зная, что она не поймет.
Она, разумеется, даже не предполагала, кем он был – ничего, кроме того, что он джедай. Как бы Палпатин ни доверял своей привилегированной «руке», он не имел привычки разбрасываться ценной информацией. Он предоставлял ей лишь то, что необходимо для работы - а данная информация пока такой не являлась. Знание давало власть, а Палпатин никогда не наделял властью без надобности.
Особенно, когда это могло помешать его целям - выбор времени для открытия этой специфической части информации являлся весьма деликатным; Мара была нужна ему для достижения определенного результата - и такое знание сейчас лишь исказило бы ее мнение относительно джедая и их взаимодействия.




Мара молчала, глядя с глухим равнодушием на лежащего без сознания человека; не понимая, почему он вообще здесь, а не в тюрьме с его компаньонами.
Она знала, конечно, что он был джедаем; она отметила и одержимое внимание учителя к планированию каждой детали его заключения, и возрастающее волнение при ожидании его прибытия. И она хорошо помнила дурное обращение с такими же предателями в прошлом – весьма опасными, хотя не для ее Мастера, конечно.
Их держали день, иногда два или три - пока Палпатин не начинал скучать, мучая их. Тогда он отдавал их Вейдеру; для тренировки, как утверждал Мастер - для забавы, как часто подозревала она. Впрочем, это едва ли можно было назвать справедливой борьбой.
Несколько раз она видела, как он сам побеждал джедаев, и с помощью лайтсейбера, и без него. Мастер преподавал ей, как сделать то же самое, хотя у нее и близко не было ничего похожего на его способности в Силе. Но определенные вещи она все же могла изучить, и вначале никогда не было дефицита для оттачивания ее навыков, и только в последние годы практическое рвение лорда Вейдера в конечном счете начало давать о себе знать: джедаев становилось меньше, а промежутки между ними увеличивались - за последние несколько лет не было ни одного. Странно, но каким-то образом она скучала по тем временам.
Понятие вины давно было утрачено ею - оно не удовлетворяло требованиям учителя.
Но никакие соображения не объясняли лечения этого особого врага. Возможно, у джедая было что-то, в чем нуждался Император или, возможно, все это было частью некой большой игры.
Она взглянула на Мастера, потерявшегося в мыслях и очаровании лежащим перед ним человеком - сосредоточив на нем все свое внимание. Что он замышлял, что он хотел от джедая?



Чувствуя неуемное любопытство Мары, Палпатин быстро взглянул на нее, и она тут же, опустив глаза, отвернулась. Это сражение давно было выиграно им.
Удовлетворенный, он вновь вернулся к своему приобретению. Перед ним была угроза, которая нависала над всем, чего он достиг - последний большой протест Ордена Джедаев, исполнение их драгоценного пророчества, его уничтожение.
Сын Солнц.
Они думали, что это был лорд Вейдер, но с замечательной кривой иронией Палпатин доказал им, как сильно они ошибались - таким образом они, вероятно, возложили свои надежды о возмездии на его сына.
Как они лгали, чтобы управлять им. Как манипулировали. Как они прогнули и деформировали свою драгоценную этику джедаев, чтобы удовлетворить свои потребности, называя все это необходимостью... и какую силу они вручили этим Палпатину.
Потому что теперь… теперь наконец он ограничивал и удерживал эту угрозу, теперь наконец он получил возможность разрушить ее - и обнаружил, что не может сделать этого.
Он знал, что должен - должен уничтожить «это» сейчас. Знал абсолютно точно, встретившись наконец с ним лицом к лицу.
Но не мог заставить себя. Не предприняв усилий, чтобы завладеть «этим». Как и с Вейдером, искушение управлять такой огромной мощью было слишком велико.
И действительно, разве не это всегда предназначал для себя Палпатин? Обладать этой мощью?
Находилась она в руках Вейдера, либо его сына – не имело значения. Значение имело то, что он будет обладать ею. «Это» - этот мальчишка - едва только повзрослевший драгоценный Сын Солнц джедаев мог с легкостью выполнить пророчества ситхов, ибо он мог стать одним из них так же, как и его отец.
Во всех далеко идущих планах Палпатина эта деталь была недостающим звеном, без которого все остальное рассыпалось в пыль.
Возможность, которой Кеноби лишил его так давно своим поединком с Энакином, была вновь предоставлена ему, и опять же - рукою Кеноби. Как чудесно нелепо. Что делало владение «этим» куда более сладким.
Но как добиться полного обладания? Как заставить «это» подчиниться новому Мастеру?
Если бы он взял его десятью годами ранее, как это было с его отцом, не было бы никаких вопросов относительно его лояльности сейчас. Но та возможность была потеряна, украдена джедаями, отравившими все тщательные планы Палпатина.
Так как склонить этот ум к его собственным целям теперь? - он еще не знал. Изучение займет немало времени – но позволит затем использовать эти знания. Создать сети, которые свяжут мальчишку.
Ему не внушат страх способности или положение Палпатина - а тщательное исследование донесений шпионов за последние три года приводило к мысли, что чем больше давления оказывалось на это маленькое своенравное существо, тем больше оно противилось в ответ. Если ситх и нуждался в других доказательствах - то столкновение мальчишки c лордом Вейдером в Облачном Городе было главным из них.
Палпатин мог бы предложить тому власть – даже больше власти, чем сейчас держал его отец; станет ли это стимулом? Общественное положение, возможно; признание, несравнимый статус?
Активы и богатство? Хотя, если бы джедай стремился к подобному, он давно бы достиг этого в изобилии.
И одна только боль не поколеблет его - будь это возможно, Вейдер уже одержал бы победу; уж в чем-чем, а в этом он был силен. Нет, мальчишка не подчинится под принуждением боли, сейчас насилие только напитает его решимость.
И Вейдер, по-видимому, пробовал сделать это; Палпатин не был слеп к его амбициям, однако знал, что тот не представляет настоящей угрозы - без этого мальчишки. Слабость Вейдера всегда скрывалась в его жажде власти: власти превосходства, власти изменять события, чтобы удовлетворить собственные страсти, власти подняться над своим скромным происхождением. Это ослепляло его для любых других суждений. Но ему не хватало решимости осуществить те амбиции при Палпатине; цепи, которые связывали его, были слишком старыми - слишком глубоко врезавшимися. И именно поэтому он нуждался в мальчишке – достигнуть с ним того, чего не смог сам, как психологически, так и физически.
И как бы там ни было, у Вейдера была возможность предложить на Беспине больше, чем мог когда-либо сделать Палпатин - и этот мальчик не отказался ни от своих принципов, ни от своих друзей...
Возможно, это было слабостью сына Вейдера… сострадание джедая - он слишком много заботился о других. Ужасный и мешающий недостаток. Сострадание всегда было слабым и уязвимым местом джедаев. Понимал ли он это?
Вероятно, нет - каждое действие мальчика демонстрировало верность его мотивам, потребности защищать то, за что он переживал. Его Восстание, его товарищей, даже принципы джедаев, которые так связывали и стесняли его. Да - сострадание заставляло его доверять, а доверие вело к слабости.
Когда Палпатин разъяснит ему степень обмана Кеноби - то, как далеко тот пошел в своей лицемерной жестокости от имени их драгоценного Ордена Джедаев… заставит ли это отвернуться мальчишку от них?
Конечно. Конечно, мальчишка должен оставить любую мысль о преданности - в его положении Палпатин бы помог врагам Кеноби только из чувства злости. Отомстил бы тем, кто так бездушно использовал его.
И Палпатин примет такой мотив – пусть это не будет лояльностью, но это станет началом, переломным моментом, средством для дальнейшего продвижения. Он подойдет на шаг ближе к тому рычагу силы… Тренированной силы. Мальчик был обучен больше, чем он ожидал. Вейдер столкнулся с ним первый раз три года назад, у Альдераана, и затем у Явина, и утверждал, что Оби-Ван только начал его обучение; но сейчас это не было неуклюжим, неотполированным потенциалом, который он ожидал. «Это» было во всех отношениях джедаем.
Палпатин улыбнулся тонкой удовлетворенной улыбкой, нисколько не смягчающей его ядовитый и пристальный взгляд - прошло так много времени с тех пор, как он ощущал другого джедая. И намного, намного больше с тех пор, как он ощущал форсъюзера такой мощи. Он хихикнул в понимании, что фактически прошло время длиной в целую жизнь мальчика.
И еще более долгое время прошло с тех пор, как у него была возможность по-настоящему бросить вызов своим способностям - ибо те, кто не обладал Силой, были слишком легкой добычей для контроля и манипуляций, для управления каждой их эмоцией… Но теперь предстояла битва двух воль, двух характеров, двух разумов. Ибо джедай прочтет его намерения так же ясно, как он сам читал их.
С его отцом Палпатин обладал неоспоримой роскошью – временем, имея возможность годами опутывать его тонкими манипуляциями. Формируя взаимоотношения, зависимость и прочную связь. Теперь у него не было такого удобства - сын Вейдера являлся практически взрослым человеком, выросшим со своими собственными убеждениями и желаниями. Он никогда не станет доверять Палпатину так, как его отец.
Но доверие и не было необходимо. Только повиновение.
Непредвиденный факт, что он обучался, был любопытен, но не слишком важен. Палпатин обращал джедаев и раньше. Уж насколько упрямым был граф Дуку, насколько непокорным перед лицом Тьмы. Но у всех были слабости. И как только эти слабости находились и использовались – железная решимость джедаев чудесным образом рушилась и разламывалась.
Но, как и Дуку, Скайуокер, разумеется, будет понимать, что делает Палпатин – обычная проблема с джедаями. Именно по этой причине было так полезно дать Вейдеру свободу действий. Прежде чем жизнь мальчика падет к ногам Палпатина, ее необходимо жестоко препарировать. И необходимо обеспечить Скайуокера кем-то, против кого он будет протестовать - врагом, на котором он сможет сконцентрировать свое упрямство и своенравие. И Палпатин должен сделать это так, чтобы всегда сохранять главенствующее влияние - тщательно направляя все внимание и энергию джедая в другое место.
Задача требовала огромного напряжения сил – тем лучше, но Палпатин никогда не верил в старт с единственного игрового поля, это было не в его природе.
Он снова ощутил на себе взгляд Джейд и, придав лицу нейтральное выражение, вернул мысли к более неотложным вопросам.
- Скажи им восстановить руку, - сказал он о врачах, указывая на перевязанную культю джедая.
- Сегодня вечером? - спросила Мара.
- Разумеется, сегодня вечером, - резко бросил Палпатин, раздражаясь, что ей нужно было спрашивать об этом.
- Рука нужна для… временного использования?
Он понимал, о чем она спрашивала, и понимал, почему.
Поэтому он улыбнулся ее осторожности, вознаграждая прямым ответом:
- Нет, моя дорогая, он останется здесь надолго - как мой гость. Позаботься, чтобы ему подобрали самое лучшее. Ничто меньшее не подойдет для моего нового джедая.
Он снова повернулся в сторону спящего и по-прежнему болезненного существа, сопротивляясь убеждению встряхнуть и разбудить его. Несомненно, когда оно проснется, оно сразу даст знать об этом.
- Maра, помести второе отделение моих гвардейцев за дверью вместе с дворцовой стражей - он более силен, чем я думал. Не должно быть никаких просчетов.
- Да, Мастер, - подтвердила она. - Но замок невозможно разрушить. Это место - тюрьма, он не…
Императору нужно было лишь чуть повернуться к ней, не потрудясь даже взглянуть, чтобы она немедленно замолкла.
- В ближайшем будущем ты останешься здесь, во Дворце, - продолжал он, словно она ничего не говорила. - С этого момента ты ответственна за его заключение - пока у меня не будет уверенности, что он останется там, куда я его поместил.
Это было азартной игрой - сделать Мару ответственной, когда действительно только Вейдер мог бы контролировать мальчишку. Но она была способной и преданной, и хоть вовлечение Вейдера и являлось существенной частью его большого плана, Палпатин не горел желанием держать Вейдера в такой близости к джедаю, пока у него самого не будет гораздо лучшего понимания ситуации.



Мара нахмурилась, сощурив в отвращении изумрудно-зеленые глаза - ей не нравились обязанности няньки, они были ниже ее достоинства. Особенно, когда у этого джедая не было никакого будущего, независимо от того, что утверждал сейчас ее учитель.
- Нет, не у этого, - улыбнулся Мастер ее мыслям, выглядя более живым, чем Мара видела его за многие прошедшие годы. - Этот продвинет мою Империю. Он станет всем, чем должен был стать его отец.
Морщась, она взглянула на Мастера.
- Ты не ощущаешь этого? - тон его был, как всегда, наполовину вызывающим, наполовину разочарованным.
- Я знаю, что он джедай, - сказала она.
Он засмеялся, забавляясь ее пренебрежительным выражением лица:
- Нет, дитя, он больше, чем просто джедай. Всё подчиняется могуществу Силы.
Испытывая теперь крайнее любопытство и зная, что Мастер почувствует его, она ждала пояснения.
- Его родовая линия по отношению к джедаям следующий эволюционный прыжок, моя дорогая, вызванный прямым вмешательством Силы - вне всего, что предполагали джедаи. Я удивлен, что Кеноби преподавал ему - видимо, он, в самом деле, находился в отчаянии.
Сузив в размышлении зеленые глаза, Мара холодно взглянула на покрытого кровоподтеками и ссадинами худощавого человека, пересматривая свое мнение о нем.
Палпатин улыбнулся, и нетерпеливое предвкушение окрасило его слова темным намерением:
- Я чувствую, что передо мной стоит грандиозная задача.
Он уже забыл острые ощущения от столкновения с достойным противником, с подлинной и непредсказуемой угрозой. Управление Империей бледнело в сравнении с этим.
Неспособный устоять он протянулся дрожащими пальцами к вискам мальчика; и это действие непроизвольно заставило вспомнить о его отце – о дне, когда он нашел того на Мустафаре, сожженного и искалеченного.
Он точно так же протянулся к нему тогда, чтобы проверить, что его новый ученик будет жить - не только физически. Если связь Энакина с Силой была бы слишком ослаблена ранами… что ж… как тогда Палпатин смог бы использовать его? Он просто ушел бы прочь, оставив мальчика гореть дальше. Тому, очевидно, не удалось поразить джедая, приходившего за ним, и, если его связь с Силой была бы существенно разорвана - как нередко бывало при таких предельно критических ранах – использовать его дальше не имело смысла.
Но этого не случилось. Энакин многое потерял, но его связь с Силой всегда была чрезмерно интенсивна - настолько, что он все еще обладал большей мощью, чем любой джедай. И у него появилась причина для ненависти; цель Энакина совпала с целью Палпатина, пусть и по другим мотивам - уничтожение джедаев. Действия Кеноби связали Энакина с Палпатином больше, чем все, что он мог сделать сам. Неспособность Кеноби завершить начатое - то ли от сострадательной слабости к другу, то ли от ненависти, питаемой предательством - дала Палпатину самый существенный инструмент, которым он когда-либо обладал. И он использовал его без раскаяния.
И сейчас – невероятно - действия Кеноби принесли гораздо лучший инструмент в пользование Палпатина. Линия, о которой он думал, как о безвозвратно нарушенной, была восстановлена. Давно потерянная возможность вновь очутилась в его руках.
Осознавал ли это Вейдер? Видел ли в своем сыне своего преемника?
Понимал ли, что желанием вернуть то, что он считал принадлежащим себе, он дал шанс достичь этого Палпатину, создав слабое и уязвимое место, которое позволит Палпатину нарушить непоколебимую оборону джедая?
Понимал ли, что Палпатин c готовностью пожертвует Вейдером, чтобы получить Скайуокера - так же, как когда-то он пожертвовал Дуку, чтобы получить Вейдера?
Если понимал, то он ничего не говорил, повинуясь до конца. Будет ли его сын столь же податлив, столь же покорен?
Рука легла на лоб мальчика - Палпатин потянулся в Силе, чтобы коснуться того источника мощи… и был отброшен назад, как ментально, так и физически, словно коснувшись оголенного провода; находящийся без сознания мальчишка буквально оттолкнул его.
Мара кинулась было к Императору, однако тот устоял на ногах и указал ей отстраниться, усмехаясь и ступая обратно, вновь кладя руку на лоб своего джедая - на этот раз, используя все свои ментальные способности для подчинения мальчишки.
Веки того затрепетали и мгновение он сопротивлялся. Хотя в его наркотическом состоянии это сопротивление не являлось какой-то сознательной защитой, лишь внутренним инстинктом, противостоящим другому источнику Силы - слишком инородному для контакта; все равно, что соединение нефти с водой. И под усиленным давлением Палпатина сопротивление было сломлено, и мальчик вновь затих и успокоился.
Но как было замечательно, что он боролся с ним даже в этом состоянии, без надежды на победу, одним простым рефлексом. Будет ли он бороться, когда придет в чувство? Противостанет ли ему? И поймет ли, как бессмысленна его борьба?
Поймет ли, что в любом случае проиграет сражение?
Сказали ли ему, что чем больше он будет бороться, тем ближе ко Тьме он продвинется, потому что с огнем можно бороться только огнем - огнем, в жаре которого он сгорит сам?
Когда джедай наконец основательно ослаб, Палпатин отпустил свою хватку, проведя длинными пальцами по щеке мальчишки.
Должен ли он все-таки убить его?
Какая трата… но если он сделает это, то гарантирует тому достойную смерть. Пламя славы.
Подходящий конец для последнего джедая.

***


Дверь камеры скользнула вверх, и Лея быстро приняла вертикальное положение, принимая угрюмый и сердитый вид - для кого бы то ни было.
Однако двух вступивших внутрь имперских офицеров ее вид никак не впечатлил.
- Вставайте, вы пойдете с нами, - сказал старший, поворачиваясь сразу же к выходу.
- Где мои друзья? - оставаясь на месте, спросила Лея.
- Не имею понятия, меня послали не за ними, - ответил он; холодное незаинтересованное выражение не изменилось ни на йоту.
- Я никуда не пойду, пока не узнаю, где они, - она держала голос ровным, приняв решение, что им придется нести ее на руках, если они хотят, чтобы она двинулась куда-либо.
Офицер вздохнул, мельком взглянув на своего компаньона.
- Коммандер предупреждал, что c вами будут затруднения. И он сказал, что вы измените свое настроение, если мы скажем, куда вы идете.
Лея изогнула тонкие брови, явно сомневаясь в этом.
- Он просил пояснить, что вас отведут к тому раненому человеку, что прибыл с вами на шаттле.
Раненому?… Имеется в виду…
- К Люку? - Лея встала в волнении и надежде, сменившими неуступчивость. - Где он?
- В своих апартаментах. Мне приказано отвести вас туда.
В предвкушении момента Лея не обратила внимания на эти слова – и, подчиняясь ради возможности увидеть Люка, вышла из камеры.




Штурмовики и охранники с холодной безучастностью следили за ней весь путь от турболифта до второго контрольно-пропускного пункта между тюремным уровнем и находящимся выше него Дворцом, тщательно проверив и подтвердив ее допуск.
Затем в сопровождении четырех штурмовиков и двух офицеров она поднялась во Дворец и прошла длинный пустой коридор, выходящий на другую его сторону. Все было точно так же, как она помнила по своим редким визитам сюда с отцом. Уровень за уровнем суетящихся, раздувающихся от чувства собственной важности чиновников, слепых к ежедневно причиняемому ими страданию жизням простых людей или даже хуже – равнодушных к нему, имеющих власть преодолевать любое препятствие на своем пути, невзирая на то, каково оно.
Она всегда ненавидела подобное в этом здании зеркал и манипуляций - задолго до того, как узнала что-либо о сопротивлении, о Палпатине, о тайных политических взглядах своего отца; она всегда ненавидела это.
Она шла через все это единоличное богатство и возмутительную роскошь, не глядя по сторонам - c благодарностью ощущая себя здесь неуместной.
Прошло много времени, прежде чем она и ее сопровождение достигли вершины Главного Дворца, в которой размещался обширный шестиуровневый холл с великолепными мраморными и украшенными ковкой лестницами, любезно приводящими поворот за поворотом к усиленно охраняемому узкому коридору – расходящемуся ко входам в Башни. Этот крестообразный коридор, со сводчатыми потолками и высокими колоннами, связывал между собой все Башни. Охранники в обычной белой броне штурмовиков сменились на дворцовых стражников в синей ливрее, на смену которым в свою очередь пришли алые императорские гвардейцы.
Сейчас Лея находилась в жилой Башне - дальше, чем она бывала когда-либо - в частных уровнях с наиболее тщательными проверками безопасности. Несмотря на свою неловкость, Лея не смогла не отметить, что разрешение для ее входа в Башни было отмечено вторым уровнем допуска - что означало разрешение от высокопоставленного члена личного окружения Императора. Она прокрутила список этих людей в голове - чуть больше дюжины - начиная сильно сомневаться, что ее действительно вели к Люку, судя по роскошной окружающей обстановке.
Наконец они остановились около величественных двустворчатых дверей огромных частных апартаментов высоко в… Западной Башне - как она думала, пытаясь воспользоваться своим умением ориентироваться. Апартаменты выглядели богатыми и расточительными - светлый, выровненный мрамором холл был необыкновенно хорошо обставлен и спроектирован, и фактически был настолько большим, что позволил бы пролететь вдоль него на драгоценном «Соколе» Хана, не оставив и царапины… Лея пыталась сдержать учащенное от волнения дыхание, теряясь в догадках, кто располагает таким привилегированным положением в свите Императора.
Стройная рыжеволосая женщина кошачьей походкой подошла к ней от того места, что было похоже на крыло для штата - только внутри апартаментов. Она была поразительной красавицей - огненно рыжие волосы и фарфоровая кожа, нежного цвета щеки и полные рубиново-красные губы, и все это безупречное совершенство подчеркивалось яркими изумрудно-зелеными глазами; однако чувствовалась в ней неприветливость, ощущение настороженной отчужденности - такой обычной для большинства здесь. Она пристально посмотрела на Лею, оценивая ту ледяным взглядом.
Лея ответила ей тем же самым.
- И что это? – потребовала рыжеволосая, поворачиваясь к охране Леи.
- Лея Органа. Коммандер просил привести ее, - энергично ответил старший офицер; хотя на женщине не было униформы, она явно была главной здесь…
- Когда? - нахмурилась рыжеволосая.
- Час назад.
- Тогда вы опаздываете, - ответила женщина, резко разворачиваясь и входя в центральный коридор апартаментов.
Лею подтолкнули не слишком нежным тычком сзади. Она только мельком успела оглядеть широкий коридор, который привел их к круглому перекрестку внутри апартаментов - высокий потолок над ним представлял собой огромный стеклянный куполообразный атриум, различные срезы и грани которого формировали сложный узор, отражающийся и преломляющийся на геометрически подобранной плитке бледного мрамора на полу. Оттуда открывались четыре длинных коридора, простирающихся так далеко, что было понятно: апартаменты покрывают весь этаж Башни. Лея быстро проходила мимо разных комнат, располагающихся с каждой стороны коридора - открытые двери показывали большие, просторные помещения с длинными рядами высоких окон, из которых потоком лился яркий дневной свет весеннего утра. Мимо роскошных залов ожидания, мимо кабинетов с темными стенами, мимо библиотеки со старомодными печатными книгами, ровно стоящими на полках от пола до высоченного потолка, мимо библиотеки с более современной системой хранения, занимающей целую стену и светящейся голубыми кромками сотен чипов данных, мимо комнаты с небрежно размещенными художественными и историческими артефактами. Залы заседаний, залы приемов, внушительный официальный обеденный зал - куда они вошли - темные, чернильные стены которого были обшиты тропическим деревом хлорофомы с красивым рисунком птичьего глаза, а полированный пол был покрыт широкими плитами темного ильма.
И затем начался ряд частных комнат, расположенных за пределами общественной зоны апартаментов. Первая комната была также обшита древесиной - темные резные стены черного дерева макассар достигали высокого сводчатого потолка из мраморного алебастра темнейшего сливово-красного цвета, глянцевый мраморный пол был испещрен сливочными прожилками, связанными с плавными линиями медной инкрустации.
Невероятное пышное богатство, показанное не из реального желания произвести впечатление в этом личном пространстве, а просто потому, что к нему был приучен обитатель этих комнат. Повседневное изобилие, удобное и естественное, указывающее на проходящую внутри привилегированную жизнь.
Гладкий тисненый серебром датапад и несколько чипов памяти были небрежно оставлены на краю шикарного стола частной столовой, тяжелый резной стул чуть отодвинут назад.
Затем Лея прошла через огромный по своим масштабам высокий арочный зал, по одной стене которого шел ряд усиленно защищенных окон и глубокий балкон, обнесенный каменной балюстрадой, дающий возможность непрерывно наслаждаться как садами на крыше Дворца внизу, так и видом города вдали.
В этой комнате также находился высокий, полностью стеклянный шкаф с печатными книгами. И вся мебель здесь была на порядок больше обычной, соответствуя внушительным пропорциям комнаты. Стены были обделаны роскошным рифленым, темно-коричневым шелком, а на мраморном полу лежали тяжелые меховые ковры. В массивном камине был разведен огонь, спасающий от прохлады весеннего утра.
И при входе в следующую комнату офицеры почтительно остановились вместе с ведущей их стройной женщиной. Лея прошла в спальню, разделенную на два уровня - более низкий, куда она попала при входе, встав близко к длинному изогнутому ряду высоких окон с захватывающим дух видом, и находящийся в дальней части комнаты более высокий уровень, плотно покрытый коврами. Ближе к нему пол был выложен полированным камнем цветов песка и темного шоколада, простираясь в открытый коридор на противоположной стороне. Стены внутри покрывала прекрасная мозаика богатого коричневого и черного, как смоль, тераццо.
Мебель здесь была эстетичной и основательной - явно мужской - значительной, тяжелой, сделанной из дерева, на крепких полированных медных ножках; полностью и безупречно соответствующей стилю. Повсюду были рассеяны различные безделушки со множества планет. Довольно очевидно, что это была очень частная, личная комната.
Хмурясь, Лея взглянула на большую кровать в центре приподнятой области; белые льняные простыни покрывали лежащего на ней человека. Он был окружен различной аппаратурой и медицинским оборудованием, встроенным в изголовье и находящимся в диссонансе с органичным обликом комнаты.
Не желая идти дальше, Лея слегка вытянула шею… и поняла, кто это был; надломленным от внезапного узнавания голосом она произнесла:
- Л..люк?
Ноги тут же понесли ее вперед, и, моментально оказавшись рядом, она протянула руку к его плечу, надеясь разбудить и глубоко внутри зная, что это бесполезно.
Затем она мягко коснулась края его глаза и веки лишь слегка дрогнули в ответ.
- Что вы сделали с ним? - Лея обвиняюще взглянула вверх.
- Избавьте меня от вашего возмущенного гнева, - парировала рыжая, нетронутая ее эмоциями. - Вы изменили бы свой тон достаточно быстро, если бы знали...
И, как будто понимая, что она сказала свои слова не думая, женщина нерешительно начала подбирать другие:
- …это… мы... заботились о нем. Его прооперировали вчера вечером – по-видимому, уже в третий раз, начиная с Беспина.
Лея смотрела на нее, пытаясь понять, что та хотела скрыть.
Невысокий темноволосый доктор вошел в комнату с медицинский сканером в руках. Нахмурившись, он взглянул на рыжую, указывая на двери позади него:
- Что происходит? Все было… с кем вы говорите?
Посмотрев в направлении кровати и заметив Лею, он пошел к ней, размахивая руками:
- Нет, нет. Я сожалею, никаких посетителей пока.
Лее понадобилось несколько секунд, чтобы узнать в нем врача, который первым примчался на помощь Люку, когда тот потерял сознание на борту «Тысячелетнего Сокола» после… после Вейдера...
Он уверенно приблизился, явно знакомый со всем этим странным сценарием.
- Это распоряжение коммандера, - кратко ответила рыжая, останавливая доктора и заставляя того озадаченно перевести свой взгляд на Люка.
- Коммандера? Когда?
- Около часа назад, по-видимому. Сказал, что хочет ее видеть. Понятия не имею, зачем, - сухо добавила она.
- Нет, он не мог, - возразил доктор, поворачиваясь к Люку. - Он еще не просыпался.
Лея хмурилась в замешательстве, оглядываясь на рыжеволосую. Кто был этот коммандер? Почему он позволил ей видеть Люка?
Рыжая сощурила свои зеленые глаза, смотря на дверь.
- Ждите здесь. Наблюдайте за нею.
С грозным выражением лица она многозначительно шагнула к выходу, оставляя Лею с отчетливым чувством, что ей ничего не остается, кроме как быть сопровожденной обратно в камеру.
Она поспешно повернулась к Люку, снова шепча его имя, касаясь щеки. Никакого ответа. Зная, что на нее смотрит доктор, она резко обернулась к нему. Он улыбнулся и невозмутимо шагнул вперед.
- Пожалуйста, простите меня, протокол – не сильная моя сторона; боюсь, это болезнь, присущая большинству докторов. Я - Халлин, врач коммандера.
Он сделал еще один шаг, продолжая улыбаться с искренним, выжидающим выражением.
И Лее пришло в голову, что он не узнал ее - здесь не было никаких охранников, а она до сих пор была одета в свое гражданское платье; он не вспомнил ее. Она тихо отвела взгляд - он был так же и врачом Люка, раз находился здесь? Почему Люку назначили доктора, не говоря уже о статусе этого доктора? Что еще более важно, почему Люк вообще был здесь, а не на тюремном уровне?
Она любезно шагнула навстречу, с намерением выяснить это.
- Лея. Я - подруга Люка. Близкая подруга.
- Ах, - признал доктор. - Из Дворца?
Лея с трудом поборола хмурое выражение - как этот человек мог подумать, что у Люка могли быть друзья во Дворце?
- Вы… Вы знаете, кого вы лечите здесь?
Доктор удивленно поднял брови, словно разделяя с ней некую тайну.
- Да… а вы?
Лея заколебалась, сомневаясь, как ответить на это - тем не менее ее тон остался возмущенным, нисколько не передающим ее замешательство:
- Конечно, я знаю - я же только что сказала вам, что мы старые друзья.
Доктор полностью стушевался:
- Конечно. Простите меня. Боюсь, я плохо знаком с жизнью Дворца, с протоколом и тому подобным - кто знает, и кто не знает.
Пуская в ход свой наиболее королевский и авторитетный вид, Лея милостиво улыбнулась, прежде чем вновь начать говорить. Если и было что-то, что она могла использовать здесь, так это ее величественная манера:
- Я понимаю. Как он?
Халлин подошел ближе, по-прежнему мучась в догадках, кем была эта чудно-одетая женщина - по языку, осанке и воспитанию признавая в ней одного из членов высшего сословия, которых он не раз уже встречал с тех пор, как прибыл сюда. Он начинал привыкать к всевозможным манерам разных личностей, встречаемых им здесь, в коридорах власти. Возможно, она была еще одним «военным помощником», как коммандер Джейд - у нее определенно был необходимый острый нрав для этого.
- Он, гм… он стабилен сейчас. И комфортно чувствует себя.
Лея на мгновение нахмурилась, хоть и всеми силами старалась этого не делать. Комфортно..? Для чего Империи нужно, чтобы их самый разыскиваемый враг, враг номер один, чувствовал себя комфортно? Почему они поместили его в эти огромные и пышные частные апартаменты императорского Дворца без всякой охраны и с широко распахнутыми дверями? Она уставилась на доктора, безуспешно пытаясь связать все вместе.
- Простите меня, но почему он здесь? – выпалила она в конце концов, не в силах больше скрывать свое замешательство.
К счастью, Халлин понял ее абсолютно неправильно, поворачиваясь для проверки медицинских считываний.
- О, Император приказал, чтобы его вернули в личные апартаменты – для поправки. Я уверен, вы знаете, что он был на длительной миссии – по-видимому, далеко от Дворца. Император весьма правильно предположил, что для коммандера лучше выздоравливать в более привычной обстановке - теперь, когда завершилась последняя операция.
Он многозначительно взглянул на правую сторону Люка, и Лея, все еще ошарашенная происходящим, только сейчас обратила внимание на сделанный протез его отрубленной руки; вокруг места, где искусственная кожа прививалась к реальной плоти находилась чистая белая повязка. Она робко протянулась, чтобы коснуться его новой руки, и почувствовала тепло кожи под своими пальцами.
- Это самая последняя разработка протезирования; почти столько же нервов, как в реальной кисти. А кожа подобрана в лаборатории. Совершенно поразительно, - доктор пришел в восторг, и происходящее полностью утратило для Леи смысл.
- Но зачем вы это сделали? – все-таки она нахмурилась.
- О, мне очень жаль, коммандер потерял руку… в недавних… событиях. Вы не знали?
Доктор был прав - дипломатия не была его сильной стороной.
- Нет, я знала - и я знаю, кто сделал это. Я знаю все, - Лея не смогла сдержать гнев на тщательно смодулированный ответ доктора - словно Империя не имела никакого отношения к ранам Люка.
- Вы знаете? - доктор явно подстраховывался, сомневаясь, как реагировать на такую прямую манеру, не будучи уверенным, как много она действительно знала.
- Вейдер обладает многими вещами, но сдержанность не одна из них, - ответила Лея.
- …Да, - при прямом упоминании Вейдера Халлину стало очень неудобно. Ему ясно дали понять, что личность и происхождение Скайуокера, включая даже его имя, не являлись достоянием общественности… и было весьма очевидно, что Император намеревался оставить этот факт неизменным.
И все же эта женщина, казалось, знала правду. На мгновение Халлин задался вопросом, насколько близкой «подругой» она была, чтобы знать о нем так много. Сам он не знал ничего из охраняемого прошлого Скайуокера сверх того, что изучил за последние несколько дней - главным образом от командующего Рииса, бывшего императорского охранника, назначенного адъютантом Люка - и даже эти сведения были секретны. Некоторые из них требовалось не упоминать даже в разговоре с самим Скайуокером, и уж явно гораздо больше скрывалось от Халлина.
Может, эта женщина могла бы несколько просветить его…
- Отношения коммандера с отцом довольно… не постоянны, вам не кажется?
Лея мигнула:
- Простите?
Прерывая их, в комнату вошли высокий синекожий чагрианин и одетый в форму человек в сопровождении двух имперских офицеров. Лея сузила глаза при их появлении - опознавая только Маса Амедду, канцлера императорского двора, хорошо известного спецслужбам Альянса. Неизвестный человек заговорил сразу же, как вошел.
- Халлин, вы уверены, что коммандер не просыпался этим утром? - он оживленно шел вперед, полностью сосредоточившись на деле и лишь кратко взглянув на Лею.
- Вполне уверен, - доктор вновь повернулся к медицинским показаниям, активизируя дисплей, чтобы проверить факты. - Да, совершенно уверен.
Лея перевела глаза на Люка, плавая в своих беспорядочных мыслях и пытаясь понять значение предыдущих слов доктора, произнесенных им так буднично. Странное, целиком и полностью ирреальное утро. Очевидным вытекающим умозаключением было то, что Люк и Вейдер… но это было не так, конечно - доктор ошибался, или она неправильно поняла. Да, она неправильно поняла. Вокруг продолжался отдаленно слышимый разговор.
- Я же объяснял вам, канцлер, Кордо сказал, что он был здесь утром и говорил с ним, - произнес старший офицер, и по его тону было понятно, что его просили подтвердить одно и то же много раз.
Амедда хмуро взглянул на него:
- Помощник Императора?
- Да. Он сказал, что коммандер бодрствовал и приказал доставить сюда Лею Органу. Я только выполняю то, что мне сказали.
Странно, но это, казалось, заставило канцлера колебаться в течение какого-то времени, переведя взгляд на Люка. В конце концов он решил:
- Хорошо. Теперь я говорю вам вернуть ее обратно. Если коммандер проснется и вновь попросит увидеть ее, в чем я очень сомневаюсь, я сам подниму ее сюда.
Наконец до потрясенного разума Леи дошло … Коммандер… Этот коммандер - они говорили о Люке! Не было никакого другого коммандера, который дал приказ привести ее сюда. Они говорили о Люке, как будто он мог отдавать распоряжения… как будто они знали его!
Офицер склонил голову и щелкнул каблуками на военный манер, подтверждая получение приказа. Затем он развернулся и двинулся в направлении Леи. Она же в шокированном молчании не сводила глаз с Люка, пока офицер не взял ее за руку и не потянул прочь, оставляя Халлина тревожно смотреть, как ее фактически тащили из комнаты.
Изумленный доктор обратился к Масу Амедде, который также собирался уйти:
- Простите, разве она не друг коммандера?
Чагрианин уставился на него ледяными глазами.
- Она была другом. Теперь уже нет, - сказал он просто, отворачиваясь и не дожидаясь ответа.




Как ей было приказано, Мара дождалась Амедду за пределами апартаментов, прежде чем вернуться с ним в оперативный центр наблюдения двумя этажами выше; Император все еще смотрел на экраны, показывающие комнаты Скайуокера с различных точек обзора - Халлин в данный момент склонился над своим пациентом, забыв о происшедшем.
- Ваш выбор времени был безупречен, как всегда, Амедда, - отдал должное Палпатин, как только они вошли, поклонившись ему.
- Еще неизвестно, поверит ли она этому, Ваше Превосходительство. У нее есть только слова доктора и пока нельзя знать наверняка, - ответил канцлер, взглянув на изображения экранов.
Мара сузила глаза в уверенности, что кое-что скрывалось от нее - какое беспокойство заставило именно Амедду остановить визит мятежницы, когда сама Мара могла легко вернуться туда?
- Она сложит все части вместе - она всегда была мыслящей девушкой, - улыбнулся Палпатин, наблюдая за другим экраном, где он нашел ее - идущую вниз по коридорам главного Дворца в направлении тюремного уровня, хмурившуюся в замешательстве; впереди и позади нее неплотно шли бронированные штурмовики. Один из офицеров схватил ее за руку, так как она ушла слишком далеко вперед, и она дернулась, высвобождаясь и резко высказывая некую неслышную критику в адрес ее стражников.
- Я думал, мы будем ждать вечно, когда же доктор скажет ей, - произнес, развлекаясь, Палпатин.
Мара вновь отвлеклась от экранов - скажет ей что? Что должно было убедить мятежную принцессу, что ее драгоценный джедай фактически был имперским агентом, посланным Палпатином, чтобы внедриться в Восстание – хотя почему это было так важно, Мара не понимала.
- Что он должен был сказать? - спросила Мара, по-прежнему испытывая дискомфорт от того, что ей приказали скрыть всю охрану и разблокировать все двери в его апартаментах, представляя их как настоящее жилье, а не усиленно охраняемую тюрьму.
Что, если бы он проснулся? Именно ей пришлось бы нести ответственность за обуздание разгневанного джедая, неистовствующего во Дворце. Халлин рассказал, что он просыпался дважды на борту «Экзекутора», несмотря на действие наркоза.
- Ты слишком много волнуешься, дитя, - произнес Палпатин, не скрывая тот факт, что читал ее мысли - как обычно.
Она никогда и не скрывала их - не от него; именно поэтому он доверял ей. Хотя в любом случае она не могла скрыть их. Он научил ее всему, что она знала о Силе, научил ее устанавливать щиты вокруг своего разума, скрывать свои знания и намерения - даже от лорда Вейдера, но он не научил ее, как скрывать их от него.
- Этот способ был наилучшим... немного спонтанности... Она не найдет уловок в действиях доктора - потому что их там не было. Ты выполнила свою задачу, Амедда – свою; и я уверен, что и дальше ни один из вас никогда не разочарует меня.
Он не смотрел на нее при этих словах, доверительных и требовательных, содержащих скрытое предупреждение и все же совершенно ясных - как и всегда. Мара не реагировала, она слышала эти замысловатые угрозы, начиная с детства - как только она была доставлена во Дворец; ее редкие способности сделали ее идеально подходящей жестким требованиям Мастера.
- Но этого достаточно, чтобы заставить ее поверить, что он имперский агент? - спросила Мара.
По сведениям разведки было известно, что Органа знала Скайуокера слишком хорошо - знала в течение многих лет - было бы нелегко поколебать ее.
- Передаст ли она все лидерам мятежников? - добавил наконец Амедда, притягивая к себе любознательно пристальный взгляд Мары.
Император уверенно улыбнулся, дав достаточно неопределенный ответ, одинаковый и для вопроса Амедды, и для вопроса Мары:
- О, я уверен, что поначалу она найдет бесчисленные причины не делать этого. Но я предоставлю ей равные причины, чтобы подвергнуть ее убеждение сомнениям. Она поверит в конечном счете; и скажет своему драгоценному Восстанию - она слишком предана ему. Тем более у правды есть свойство выходить наружу; Скайуокер - доказательство этого.
Мара кивнула - в полной уверенности, что планы ее Мастера, независимо от того, какими они были, осуществятся в заданном им темпе. Так было всегда.

Палпатин целеустремленно шел вдоль широких и высоких коридоров роскошной Западной Башни; постоянно увеличивающееся количество охраны свидетельствовало о его приближении к апартаментам Скайуокера. Пульс стал чаще, чувства обострились – в реакции на предстоящую задачу.
Сегодня – больше, чем когда-либо - он был исполнен темными намерениями. Сегодня он окажется перед своим джедаем. Сегодня будут проведены линии фронта - пусть и едва ощутимо. Он изучал этого мальчишку лишь по информации из отдаленных источников различных агентов и шпионов, из докладов, полученных из вторых рук, но тем не менее имел ясное чувство и понимание, как нужно вести с ним борьбу. Никаких открытых действий, никаких излишних откровений. Это должна быть более тонкая игра, медленная подрывная деятельность. Смерть от тысячи порезов. Планы, скрытые внутри других планов. Некоторые из них были долгосрочны, некоторые – незамедлительны.
Некоторые уже в стадии реализации - если едкая маленькая принцесса будет столь хороша, чтобы донести нужную информацию до Восстания, когда Палпатин обеспечит ее возвращение туда. Он тщательно рассеял подсказки и следы, которые они найдут - и в своем мелком драгоценном Восстании, и далеко за его пределами, где они в конце концов начнут искать. Для возвращения его нового джедая не останется ни одной возможности. Он гарантирует это.
Мысли Палпатина вернулись к принцессе, к ее смутному, слабому присутствию в Силе, очень похожему на присутствие Мары - его замечательной и безжалостной убийцы, его «руки», когда та выполняла его распоряжения, находясь далеко от Основных Систем, разбираясь с деликатными ситуациями, требующими определенного… расстояния.
Он обучал много «рук» в течение прошедших лет - людей исключительной способности чувствительности к Силе - агентов, которые передвигались по Империи и выполняли его желания, слыша его голос, где бы они ни были и отвечая таким же образом.
Но он следил за тем, чтобы дать им только те познания, которые будут достаточны для служения ему - ничего большего, ничего, что могло бы принести ему в будущем какое-либо осложнение.
Лею Органу можно было бы обучить при желании. Не слишком многому – только тому, что сделало бы ее полезной.
Но не сейчас - сейчас она послужит его планам намного больше, убегая назад к своему Восстанию и распространяя там подозрения. Она занимала достаточно высокое положение в иерархии мятежников, чтобы они доверяли ей даже в отношении их драгоценного героя - их превознесенного «Разрушителя Звезды Смерти».
Для этого требовался кто-то именно ее статуса - чтобы преодолеть их нежелание верить; кто-то, кто на самом деле хорошо знал его и у кого были бы свои собственные сомнения в нем.
Когда идет большая игра, необходимо быть готовым сдать несколько пешек, и Палпатин, без сомнения, был согласен потерять возможность обучения еще одной «руки» ради обрезания связей его джедая с Восстанием. У него была Мара, и этого было пока достаточно.
Ей также отведена роль в его будущих планах.
Именно поэтому она была нужна здесь, рядом с его джедаем. Естественно, ей это не нравится, но она никогда не выскажет недовольство.
Таким образом, Палпатин сконцентрировался на Скайуокере. На изощренной войне слов и воли, которая должна начаться сегодня. На сетях, которые он начнет плести вокруг мальчишки, втягивая того, как можно глубже различными противоречиями и инсинуациями - хотя в этом случае они едва ли необходимы. Собственная искривленная, разрушенная жизнь Скайуокера уже была достаточно пустынной - осознание им холодного и расчетливого предательства джедаев, которым он так охотно доверял, несомненно, должно ощущаться ножом в сердце.
Потому что это предательство было правдой - подлинной, замечательной, великолепной, ироничной правдой.
Сами джедаи преподнесли Скайуокера Палпатину. Вручили на блюдечке, вместе с ключом, открывающим путь вниз - в темноту его собственных теней, так заботливо обеспеченных Кеноби.
Поскольку Кеноби лгал ему, совершил самый большой возможный грех, украв и лишив ребенка отца, а затем усугубил это тем, что лгал не только о происхождении мальчишки, но, что еще более важно, и о своей личной причастности к произошедшему - ради возможности им управлять.

Неужели Кеноби верил, что мог удержать правду в тайне?

О, мальчишка, конечно, еще будет сопротивляться, Палпатин знал это. Но это сопротивление будет просто рефлексом, заключительным фрагментом разрушенной жизни. Бледной тенью его былого непреодолимого убеждения. Его протест не выдержит долго этой зияющей раны, этой глубокой душевной слабости, перекраивающей все, во что он верил.
Потому что теперь, когда они наконец встретятся друг с другом, внутри джедая будет находиться ужасный, разрушающий его изнутри изъян.
Слишком большой, чтобы даже начать осмысливать его; и Палпатин не даст мальчишке времени для этого – не будет никакой отсрочки, чтобы прийти к соглашению в его хаосе замешательства. Он будет отчаянно одинок и потерян - утратив веру в тех, кому доверял, утратив свою самоидентичность перед лицом холодной действительности и подвергая сомнению собственную веру в свою способность противостоять Тьме…
Вот что было задачей Палпатина, когда они наконец встретятся - использовать то, что так заботливо обеспечил Кеноби и найти еще больше слабостей – любую трещину, которую можно было бы использовать. Осторожно, мало-помалу, начать подталкивать его джедая вперед ко Тьме.
Уничтожить последние обломки надежды - сейчас - пока мальчишка будет слушать. Разбить его уверенность, что желания Палпатина необязательны, а затем каким-либо образом разрушить последние остатки самоконтроля, чтобы посмотреть, как отреагирует мальчишка, что он сделает - посмотреть течет ли кровь отца в его венах.
Азартная игра. Если толкать слишком сильно и быстро, получишь лишь отчуждение - тогда как Палпатину будет необходимо поддерживать открытый диалог между ними, установить прецедент, который останется неизменным, несмотря ни на что.
Но в то же время, с самого начала, необходимо установить правила их будущих отношений. Дать уяснить, что он был Мастером, неукротимым и неприступным, и любое отклонение от его правил будет стремительно и яростно пресечено.
Никаких предупреждений, никаких оправданий.
Он был Мастером, и его слово являлось абсолютом.
Эти сложные противоречия сливались в осторожную линию шагов для их первых встреч. Но такие вещи всегда были сильной стороной Палпатина - поработить и доминировать, манипулировать в своих интересах и сломить к своему желанию, инстинктивно зная и анализируя мысли оппонента.
Ломка разума была проста и ужасно забавна – подталкивать к краю, снова и снова, физически и умственно. И смотреть, кто сколько продержится.
Это было искусством игры. И он насладится ею.



Он вошел в апартаменты Скайуокера - вновь усиленные интенсивной охраной - осмотрелся и немедленно ощутил присутствие джедая в двух дальних закрытых комнатах, понимая в тот же момент, что и тот знал о его присутствии. Хотя мальчишка был еще слабым и уставшим, не восстановившимся после операций и наркотического снотворного. Он только недавно проснулся и не имел разрешения покидать комнату.
Однако он никак не среагировал на запрет - не боролся и не возражал - возможно, потому что знал, что еще не способен к этому. Возможно, он понимал, что Палпатин находится рядом. Или такое спокойствие было следствием окружающей обстановки, которую едва ли можно было оценить неправильно?
Возможно, он просто признал неизбежность.
Ощущение Палпатина потускнело - мальчишка поднял ментальные барьеры для защиты. Палпатин улыбнулся, забавляясь: как будто они имели значение. Но он позволил мальчишке чувствовать себя в безопасности - пока.



Спокойно сидя на стуле перед окном толщиной в несколько дюймов, одетый в единственную одежду, что ему дали, Люк пристально всматривался вперед, наблюдая, как тускнеет с приходом ночи вечерний свет. Потерянный в мыслях, он рассеянно тер рукой лоб, пытаясь ослабить постоянно находящееся там давление.
Он был одет в черное - цвет, который носил редко. Соответствующая его размеру рубашка с замысловато вышитым, высоким воротником-стойкой была сшита из гладкой, изысканной ткани, приносящей прохладу коже. Крошечные, ручной работы, шелковые узелки формировали пуговицы, идущие по центру груди до половины длины рубашки. Плетеные петли для них были сделаны из такой же декоративной и скрученной в точном и сложном узоре тесьмы, идущей также по краям рубашки. Он оставил их всех расстегнутыми – изнемогая от своей высокой температуры и боясь закрытого пространства, несмотря на огромные размеры комнаты. Брюки были тоже черными и безупречно скроенными, из более тяжелой и плотной ткани. И даже ботинки из мягкой, податливой кожи, с тончайше прошитыми швами, совершенно подходили ему по размеру, являясь явно ручной работой высшего качества.
Он чувствовал себя крайне неловко в этой одежде, неуклюже и застенчиво, осознавая, что только одна рубашка, вероятно, стоила больше, чем тетя Беру и дядя Оуэн зарабатывали за год на Татуине. Это было той же игрой с его разумом, какой несомненно была и вся эта комната? Предназначенной заставить его чувствовать себя глубоко некомфортно - или же просто демонстрируя то, что ему предлагалось?
И он задавался вопросом, что сделает ситх, когда Люк откажется от этого.
Он и раньше знал, что Палпатин был ситхом - а теперь убедился окончательно. Об этом всегда шептали в окружении сил разведки - в течение многих лет этот факт являлся секретом полишинеля. И сейчас, находясь здесь, пользуясь возможностью, которой у него раньше не было, он знал это наверняка.
Он ощущал, как нечто… проживало здесь. Оно нависало и в мертвой темноте ночи, и в ярком свете дня, доминируя над всем остальным своей интенсивностью. Не как присутствие Вейдера - хотя оно было массивным расположением в Силе, неповоротливым сгустком темных намерений, слишком большим, чтобы игнорировать его. Но эта тень корчилась и искривлялась, бросая вызов определению количества, одновременно и массивная, и неосязаемая - и бесконечно опасная. Она окружала и окутывала собой все - как изменяющееся давление, как давящая тишина перед штормом.
Что он должен сделать? Что он мог сделать?
Он понятия не имел… абсолютно никакого понятия.
- Бен …-
Он протянулся своими чувствами, но только Тьма ответила ему - бесцеремонная и самодовольная, полностью уверенная в себе. Полностью чуждая – он не имел никакого опыта столкновения с ней и никакой идеи, как сражаться с ней. Она находилось здесь повсюду, покрывая все плотным, непроницаемым туманом, изолируя и сковывая, изощряясь и препятствуя. Противостоять ей - только ей, только чтобы не подпускать к себе - забирало каждую унцию его концентрации. Казалось, что его способности были странно приглушены здесь - было трудно держать связь с Силой, далеко затерявшейся от него в море толкающей и беспрестанно давящей Тьмы, ищущей любое слабое место, любой доступ.
Столкновение с этой постоянной, гнетущей тяжестью заставило его в который раз потереть виски, однако это никак не помогло ослабить давление; он напряженно сфокусировался, чтобы укрепить концентрацию. И тем не менее шторм подходил ближе…
Что я делаю?
Он опустил свою руку, все еще дрожащую от слабости.
Что мне нужно сделать?
Больше всего остального его мысли занимали друзья. Понимание слов Вейдера о том, что они были слабостью, полностью дошло до сознания. И от страха жгло сердце. Страха, что Император использует их - страха, что это сработает.
Как это может не сработать?
Звук открывающихся замков тяжелых двустворчатых дверей вытащил его из задумчивости. Поворачиваясь, он увидел рыжеволосую женщину, впившуюся в него жестким взглядом.
- Император требует твоего присутствия, - она многозначительно подняла свою руку, указывая на дверь.
Сглатывая пересохшим горлом и собирая все изнуренные ментальные способности, что у него были, Люк поднялся и прошел вперед, зная о высоких и безмолвных имперских гвардейцах, что расположились в шаге позади него, как только он пересек порог.
Он прошел вторую комнату, холодную и неприветливую, несмотря на щедрую обстановку. Второй комплект высоких дверей заскрежетал, открываясь - слишком тяжело для простых деревянных панелей, как это казалось издалека.
Войдя в третью комнату вместе со своим тихим и внушительным эскортом, он ощутил, как в Силе буквально взревело присутствие ее обитателя - концентрация мощи был настолько сильной, что Люк непроизвольно вздрогнул.
Тьма, густая и мутная, была почти материальной здесь - так близко к ее обладателю, затеняя все вокруг.
Обширная комната никоим образом не уменьшала сгорбленную фигуру ситха, непринужденно стоящего в стороне недалеко от камина, в тенях - так родственных его духу.
В камине был разожжен большой сильный огонь; белые, как кости, дрова раскалывались и трещали, делаясь ломкими в пламени. Люк ступил ближе. Янтарные вспышки огня преобладали над тусклыми лампами огромной комнаты, создавая тем самым танец теней в темноте.
Странно, но длинный стол был накрыт к ужину; два стула размещались с двух его противоположных концов. Рядом стояли нервно ожидающие лакеи.
Император-ситх повернулся, как только он вошел… чтобы милостиво улыбнуться, но тени от пламени играли жестокие проделки на его изуродованных чертах лица, придавая выражению опасную грань. Тем не менее он слегка склонил голову в приветствии… и Люк, полностью потерявшись для слов и сомневаясь, как ему поступить, сделал то же самое.
- Джедай, - признал ситх, режущий слух голос звучал тонко и пронзительно.
Он носил длинные богато отделанные широкие одежды темнейшего рубинового оттенка и тяжелую мантию цвета вороного крыла. Высокий воротник обхватывал бледную, восковую шею; белая костлявая рука держала гладкую изогнутую трость, опираясь ею на каменный пол для поддержки - хотя Люк подозревал, что, как и Мастеру Йоде, она нужна была больше для эффекта.
Хромая, ситх шагнул вперед, вслед по мраморному полированному полу прошелестела волна соболиной мантии; затем он приостановился, пристально всматриваясь в своего пленника.
Мертвенно бледный и слабый, сознающий, что усилие для короткой «прогулки» ослабило его до неудержимой дрожи и сердечного обстрела в ушах, Люк задавался вопросом, насколько ничтожный образ он создавал.
- Тебе нужно сесть, - любезно произнес Император, поднимая на себя пристальный и удивленный взгляд Люка.
Палпатин повернулся и сел на дальний от Люка стул, кивая рыжеволосой женщине, которая в ответ поклонилась и вышла, предоставляя Люку краткий обзор ярко освещенного коридора снаружи. Весь его разум обострился, протягиваясь в Силе и обрабатывая возможности.
Шесть.
Шесть охранников стояло у противоположной стены коридора, с поднятым в направлении открытой двери оружием - но Люк был уверен, что ощущал намного больше этого количества. Они должны быть и с обеих сторон дверей.
- Ты слышал меня? – вопрос был задан не совсем с вызовом, но тем не менее вернул взгляд Люка к Императору.
- Я слышал вас.
Неужели он сказал это? Так небрежно? Эти первые произнесенные им слова получились смелыми, так как мысленно он был в другом месте. И он по-прежнему не двигался.
Палпатин наклонил голову, не впечатленный его дерзостью - фактически забавляясь:
- Тогда стой. Посмотрим, кто из нас упадет первым.
Еще несколько секунд Люк стоял тихо, голова кружилась. Как ему уже удалось войти в это сражение воль?
Не нужно. Не начинай борьбу, когда не можешь ничего выиграть.



Палпатин отметил, как мальчишка пытался скрыть степень своей слабости, пока довольно шатко шел к стулу - левая рука протянулась к спинке, прежде чем он добрался до него.
Абсолютно истощенный джедай резко сел, наблюдая из-под тяжело прикрытых век за подступившими с каждой стороны высокими гвардейцами.
Император довольно улыбнулся.
- Двенадцать. – И в ответ на мгновенный хмурый взгляд, коснувшийся настороженного выражения мальчика, разъяснил: - Двенадцать охранников, полный состав. Дальше по коридору еще двадцать четыре гвардейца. Они меняются каждые девять часов. И они знают, кто ты и к чему способен. Ни один из них не будет колебаться при необходимости.
Он продолжал весьма благодушно и добровольно давать эту информацию – предоставляя ее как свою первую награду за то, что мальчишка поступил так, как хотел Палпатин; в ней было немного пользы - кроме разъяснения, насколько маловероятным был побег. Соревнование происходило между ним и его джедаем, меньшие существа имели мало значения - они служили лишь для придания большей ясности решениям Палпатина.
- Есть еще восемнадцать батальонов, назначенных в эту Башню, и столько же во всех остальных. Эти комнаты спроектированы специально для тебя – тюрьма для джедая. Моего джедая. Чтобы держать его именно там, где я хочу.
Игнорируя очевидную колкость, Люк откинулся назад, расслабляя больную правую руку на резной ручке стула и чувствуя себя смертельно усталым. В течение долгого времени они молчали, Палпатин просто наблюдал за ним. Установилась безмолвная тишина, и Люк медленно мигал, не чувствуя потребности ее нарушать.
Время сочилось в тихом ожидании…
Он поднял тяжелые дрожащие пальцы к виску, чтобы привычно потереть его, и резкий удар боли пронзил руку до самого плеча, вспыхивая в голове фейерверком; тогда невольные воспоминания притянули взгляд к правой кисти…



Он очнулся после операции от прострелов в руке, с белой повязкой от кисти до локтя. Тот же самый доктор со звездного разрушителя вновь увещевал его быть осторожным, пока он изо всех сил пытался поднять и удержать перед собой дрожащую руку, неуклюже поворачивая и рассматривая сделанный протез – абсолютную копию потерянной кисти. Через несколько секунд он был вынужден опустить ее, придерживая левой рукой из-за невероятно дубовой тяжести. По осязаниям протез был теплым, хотя он никак его не ощущал, кроме лишь тонких покалываний боли там, где касался искусственной руки…



Сейчас он вновь попробовал шевелить пальцами – и вновь ощутил покалывания, уже более острые, словно от игл или булавок, но тем не менее каждый нерв ощущался странно оцепенелым, словно он носил толстую тяжелую перчатку, притупляющую чувства и ограничивающую движения. Пальцы - одновременно полностью знакомые и все же тревожно чужие - сгибались неуклюжими судорожными движениями.
Мысли прервал голос Палпатина:
- Чувствительность вернется через несколько недель - когда приживутся нервы, и мозг поймет, как взаимодействовать с ними. Я уверен, ты быстро учишься.
От двойного смысла последнего комментария в голосе прозвучало ехидство.
Люк взглянул на него, не совсем понимая, как реагировать на это.
Палпатин благодушно улыбнулся:
- Лорд Вейдер… действует эффективно, но едва ли тонко. Он похож на грубый инструмент. Я приказывал ему лишь привести тебя сюда.
Он что, ожидал благодарности? Люк вознегодовал, принимая угрюмый вид, натянувший тонкие лучики вокруг глаз.
Разум прояснялся; изначальная волна слепой паники спала под гневом на последнее замечание Палпатина и растворилась в собственном упрямстве, заставляющим не поддаваться запугиваниям и приносящим взрыв адреналина.

Однако сказывалось его недолгое обучение у Йоды - раньше Люк немедленно бы пошел в наступление, но сейчас ему хватило изящества найти свой центр спокойствия и расслабить напрягшиеся мышцы, пережидая вспышку эмоций.
Палпатин отметил все это: и молниеносную реакцию мальчишки, и то, как быстро он ее подавил - быстрее, чем ожидал ситх.
В размышлении Палпатин прищурил глаза, и мальчишка в ответ сделал то же самое – настороженно, понимая, что его изучали.
И наблюдая за ним, Палпатин ощущал в джедае то же знакомое упрямое желание начать действовать, которое было у его отца.
- Поешь, - произнес он наконец, небрежно протягивая ладонь к столу.
- Я не хочу есть, - просто ответил Люк, даже не взглянув на предлагаемые яства.
Казалось, эти слова очень развлекли Палпатина – словно перед его глазами разыгрывалась некая шутка.
- Конечно же, ты хочешь. Я думал, ты служил солдатом в своем маленьком мелком Восстании. Разве тебя ничему не научили там? Солдат ест всегда, когда есть возможность – потому что он никогда не знает, когда представится следующая.
Люк только моргал, без всякого движения, отказываясь втягиваться в этот разговор.
- Прекрасно. Выбор за тобой, - Палпатин отклонился, поворачиваясь и кивая слуге. Тот сразу же вышел вперед и заполнил бокал перед ним вином; другой слуга сделал то же самое рядом с Люком.
Когда они отстранились, Палпатин посмотрел на них и на алых гвардейцев, стоящих позади Люка.
- Оставьте нас, - скомандовал он кратко, вновь поворачивая взгляд к Люку, пока охранники и кланяющиеся слуги выходили друг за другом.
В течение долгого времени тянулся момент ожидания.
Разумеется, Люка посетила мысль, что теперь рядом нет никакой стражи, которая остановит его. Он мог бы попытаться спастись или броситься через стол на своего тюремщика. Предпочтительно и то, и другое.
Но факт, что Палпатин позволил эту ситуацию, означал, что он также и запланировал ее. Никто не поднялся бы до управления Империей, не будучи в состоянии просчитать последствия своих действий, а независимо от того, что он думал об Императоре, Люк ни на мгновение не полагал, что тот глуп.
К тому же, если смотреть правде в лицо, в настоящее время он очень сомневался, что смог бы достигнуть двери на противоположной стороне комнаты - даже без постороннего вмешательства.
Потому он оставался тихим.
Наконец, когда Палпатин увидел, что Люк проработал этот момент, он поудобнее устроился в стуле, удовлетворенный.
- По-видимому, ты изучил кое-что.
Люк продолжал безразлично сидеть, позволяя Палпатину говорить. Тот привел его сюда, чтобы что-то сказать, и он примерно предполагал, что именно это будет. Однако ситх больше не произнес ни слова и на долгое время повисла тяжелая тишина, пока Люк в конце концов не почувствовал, что должен все же что-то сказать.
И соответствуя своему характеру, он перешел прямо к сути:
- Что вы хотите?
Палпатин многозначительно улыбнулся:
- У меня есть все, что я хочу.
Люк слегка дернулся при этом ответе, но все же сохранил спокойствие, удивляя им сам себя.
- Тогда я предполагаю, у вас есть что-то, что вы должны сказать мне? - спросил он, желая, чтобы Палпатин поскорее задал вопрос, а он смог бы отказаться. Никаких игр, никакой отсрочки неизбежного. Он предпочитал решить проблемы сразу, а не играть в эти дразнящие игры.
- Нет, - сказал Палпатин, никак больше не поясняя свой ответ.
От растерянности Люк нахмурился.
- Тогда что я здесь делаю? - спросил он, спустя время.
- Я просто хотел встретиться с сыном лорда Вейдера, - внимательно наблюдая за ним, ответил Палпатин.
Услышав такое определение, Люк автоматически и зло напрягся.
Палпатин отметил и чуть заметные изменения в его положении, и более очевидную игру эмоций в Силе.
Да! Вот то, что нужно!
- Я так понимаю, ты не знал о своем происхождении? - ища дальнейшее подтверждение, подтолкнул он.
На этот раз мальчишка не выказал ничего явного кроме сжатия челюстей - однако его чувства буквально кипели в Силе.
- Кажется, это довольно… изрядное упущение со стороны твоего предыдущего учителя, Кеноби, - продолжал Палпатин, добавляя: - Ты знал, что раньше он был Мастером твоего отца…
Люк не ответил, но это и было сказано больше как утверждение, а не вопрос.
На лице Палпатина появилась издевательская насмешка:
- Следует задаться вопросом, намеревался ли он вообще когда-нибудь рассказать тебе о твоей родословной. Может… после того, как ты совершил бы отцеубийство для него.
Глаза мальчика закрылись, челюсти сжались еще больше.
- Вы ничего не знаете об этом, они не…
- Он использовал тебя, - обрезал его Палпатин. - Не будь наивен. Это неуместно в твоем положении.
Люк замер, но не по той причине, что предположил Палпатин. Он произнес то, что не должен был говорить ни при каких обстоятельствах, и теперь был сильно напуган, что ситх поймет это.
Упрекая себя за импульсивность и принуждая разум работать, он решил укрепить предположение Палпатина - чтобы скрыть свою ошибку.
- Я не наивен. Я понимаю, что он сделал, и понимаю - почему.
- Следует ли тогда считать - раз ты его защищаешь - что ты оправдываешь его? - нажал Палпатин, пытаясь определить, на что был направлен гнев мальчишки: на лживые манипуляции Кеноби или на жестокую правду Вейдера.
И впервые Люк тоже улыбнулся. Едва уловимо. На мгновение. Понимая. Понимая, что Палпатин не был всезнающ и всевидящ и тоже мог ошибаться; и это дало Люку некоторый проблеск уверенности в себе, даже здесь. Он слегка откинулся назад, почти неощутимо расслабляясь.
- Считайте, что хотите, - сказал он.
Ничего не дающий ответ.
Палпатин промолчал, никак не комментируя эти слова, отмечая в мальчишке перемены и понимая, что кое-что - некоторое его восприятие - неуловимо изменилось. Что его джедай произвел переоценку.
Какое-то время он тихо наблюдал; огонь потрескивал за решеткой, испуская резкое шипение, когда сжигал попадающуюся на дровах влагу. Мальчишка не говорил больше - не чувствовал потребности заполнить тишину или разъяснить свой неопределенный ответ.
Не желал больше говорить.
Император мысленно переиграл свою собственную стратегию.
- И за неимением любой информации, утверждающей противоположное, я так и сделаю, джедай.
- Вы ошибаетесь, я - не джедай.
Палпатин поднял брови, склоняя голову набок.
- Он ничему не научил тебя, твой жалкий Мастер? Ты - джедай, когда ты признан им равными тебе в возможностях Силы. - Он сделал паузу, и тонкая улыбка открыла темные, изъеденные зубы. - Хотя это забавно, что твоя компетенция должна быть признана ситхом.
- Я прошу меня извинить, но я не считаю ваше мнение особо значимым в этом вопросе, - ответил Люк, не зная, лгал ему ситх или нет, но в любом случае уверенный в своих словах.
- Тогда, чье благословение ты ищешь, джедай? - спросил Палпатин, сознательно усмехаясь молчанию мальчишки. - Кеноби? Я уверяю тебя, ты уже более силен, чем когда-либо был он.
- Сила - не все.
- Разве? Именно она держит тебя здесь.
- Я не пробовал уйти, позвольте.
Палпатин рассмеялся, отдавая должное духу мальчика - учитывая серьезность его ситуации; возможно, тот больше похож на отца, чем ситх даже думал.
- Что же мне делать с тобою, друг мой? – спросил он наконец, в ответ на настороженное выражение Люка; любезный голос будто потворствовал старому знакомому, совершившему некоторый незначительный проступок. - Что я должен сделать с известным мятежником, который открыто ведет войну против меня, бросает вызов моему порядку и уничтожает мои войска?
- Я полагаю, наказание за мятеж - смерть, - ответил Люк, сам удивляясь, как мало эмоций прозвучало в его ровном голосе.
Забавляясь и вновь почти смеясь, Палпатин откинулся назад:
- Да… но какая трата!
Люк ничего не ответил, поэтому Палпатин наклонился к нему, по-прежнему улыбаясь:
- Какая потеря для нас обоих.
- Это зависит от того, что вы должны будете потерять.
- И от того, что ты мог бы получить.
Люк облокотился на спинку огромного резного стула, опираясь руками на подлокотники; взгляд стал твердым:
- Что вы предлагаете?
Император почти - почти – начал отвечать ему… и остановился; глаза опасно сузились и выражение лица мгновенно изменилось:
- Никогда не думай лгать мне.
Угроза, подразумеваемая его словами, замораживала кровь, несмотря на жар пылающего рядом огня.
Однако Люк даже бровью не повел:
- Я думал, такова игра.
- Ты не должен так стремиться играть в игры, когда на чаше весов лежит твоя жизнь, друг мой.
- Я не ваш друг.
Палпатин смотрел на него в течение нескольких секунд, затем вздохнул; на бескровных губах вновь появилась легкая, никогда не достигающая глаз, улыбка:
- Ты все усложняешь для себя самого, дитя.
- Что именно?
- Я предлагаю тебе всё. Всё, что ты когда-либо хотел. Всё, что ты даже не понимал, что хочешь.
- У вас нет ничего, что я хочу, - ответил Люк, просто и в полной уверенности.
Палпатин медленно покачал головой, снова используя возможность медленно втянуть его джедая в дискуссию, подвергающую сомнению тех, кому он доверял. Ничего слишком спорного в начале - он не хотел оттолкнуть того, только соблазнить дальше. Достаточно запутать его, заставить обдумывать и задаваться вопросами. Это будет медленным истощением, тысячей тщательно расположенных намеков и инсинуаций о его прошлом, призванных всегда оставлять мальчишку в ожидании и желании узнать больше.
- У меня есть правда – о том, кто ты на самом деле. Это не я лгал тебе и предавал тебя. Верь мне, в том, что ты здесь – точно такая же вина Кеноби, как и твоего отца; и во всем этом есть намного больше глубоких причин и фактов. - Откинувшись на спинку стула, Палпатин перешел на снисходительный тон, полностью убежденный в своей правоте:
- Задай любой вопрос, и я честно отвечу тебе.
Секунда шла за секундой, и ни один не отвел пристальный взгляд от другого, смотря глаза в глаза, читая намерения.… Наконец, слегка улыбнувшись, Люк осторожно покачал головой.
- Я не верю вам, - сказал он, отказываясь быть втянутым в разговор.
- Зачем мне лгать? Уверяю тебя, правда заслуживает гораздо большего осуждения, чем любой обман, который я мог бы наговорить. Прошлое шепчет о будущем. Твоя судьба бежит в твоей крови.
- Я не верю вам, - повторил Люк резко, еще более убежденно.
Но только в голосе, в своем намерении - не в вере. Хотя он хорошо скрыл это, признал Палпатин. Тем не менее слова ситха сильно задели его.
- Это неблагоразумно. Неблагоразумно подвергать сомнению мое слово, и более того - пытаться искушать меня. Ты знаешь, на что я способен?
- Я полагаю, вы способны на что угодно для достижения своих целей, - откликнулся мальчишка, явно используя это убеждение для основания своего недоверия.
- Да… это так.
Палпатин позволил угрозе висеть в воздухе в течение долгого времени…
- Но я никогда не буду лгать тебе, - продолжил он твердо, усиливая соблазн мальчишки, прежде чем вернуть разговор к тому, что так очевидно нарушило его спокойствие чуть раньше – к выводу о предопределенной судьбе, о том, что судьба его отца будет его собственной. - Так же, как я не лгу тебе сейчас, когда говорю, что может быть только один результат твоего нахождения здесь.
Люк ощутил давление этих слов - сказанных в такой уверенности - настолько сильное, что потребовалось время, чтобы сплотить свой разум против возрастающей массы замораживающей мысли опасности. Он понимал, что знание о Вейдере было его парализующей сомнениями слабостью. И все же, вспомнив упражнение для дисциплины мыслей, он справился с этим - Мастер Йода гордился бы им:
- Действительно? Я вижу три.
Палпатин улыбнулся, снисходительно качая головой, словно учитель, объясняющий путь вселенной запутавшемуся ребенку:
- Ты встанешь на колени передо мной.
- Или я не уступлю, и вы убьете меня. – Затем Люк слегка приподнял брови, предлагая третью альтернативу: - Или вы ослабите свою защиту, и я убью вас.
Палпатин засмеялся в искреннем веселье:
- Я думаю - нет.
- И именно поэтому я сделаю это.
- Нет, друг мой. Меня трудно убить.
Люк мрачно кивнул:
- Я буду помнить об этом.
- Надеюсь, у тебя долгая память.
- Для этого - долгая.
Палпатин улыбнулся, забавляясь - улыбкой банты, которую предостерегает блоха.
- Едва ли подходящие слова для типичного рыцаря-джедая. Но, впрочем, ты - едва ли типичный… тебе говорили, кто ты действительно, джедай? Или эту информацию упустили так же?
Вновь растерявшись, Люк не ответил, силясь проигнорировать давящую усталость и сконцентрироваться, невзирая на тяжело осевшее тело и голову, начавшую падать в истощении даже от этого короткого, но чрезмерно интенсивного напряжения. Он вспомнил слова Вейдера на борту звездного разрушителя - о его наследии, его родословной.
Палпатин наблюдал, как на лице мальчика отразилось ничем неприкрытое хмурое выражение – мгновением прежде, чем на него вновь упала нейтральная маска; однако в Силе его интерес был очевиден - болезненное любопытство, желание знать и одновременное нежелание слышать.
Прекрасное начало.
- Но ты устал, друг мой. Тебе нужно отдохнуть. Мы поговорим завтра.
Палпатин снисходительно улыбнулся, желтые глаза отразили мерцающий свет камина, понимая, что значит для мальчишки остановить сейчас разъедающий мысли разговор. Он сам получил уже все, что требовал от этой встречи, и остановить ее на данном месте было только в его интересах.
Знание было силой - а сила всегда имела цену. Если его джедай хотел больше информации, он должен будет сесть за этот стол снова.
И он вернется, добровольно. Только Палпатин и Вейдер знали правду - а, судя по реакции мальчишки, Палпатин понял, что тот ни за что не пойдет за ней к Вейдеру. Фактически он рассчитывал на это.
Здесь, за этим столом, была единственная возможность Скайуокера положить конец скрытому и преследующему его прошлому.
Как он мог отказаться от нее?

Мне очень нравится. Можно сказать даже шедевр среди фанфиков.
И конечно большое спасибо за перевод! Классная работа!

Прочёл для того, чтобы найти какое-нибудь новое знание в написании фан-фиков. Что ж, это мне отчасти удалось. Тем более, что произведение действительно хорошее, хотя альтернативы я не люблю :)
Перевод хороший, чувствуется, что выполнен с душой. Выкладывайте ещё!

Samsung, Аластор, рада, что нравится

***


Массивные двустворчатые двери с тугим скрежетом ползли по скрытым направляющим полозьям.
«Надо же, какие тяжелые двери здесь», - с сарказмом подумал Люк, сидя на стуле рядом с большими бронированными окнами.

…Он был оставлен в покое со своими мыслями весь день; не совсем один – иногда заходила рыжеволосая, с серьезным холодным взглядом, а у дверей несли пост два алых гвардейца. Поначалу он испытывал неудобство от их постоянного наблюдения, но в конечном счете пришел к выводу, что они не собираются ни общаться с ним, ни вмешиваться во что-либо; поэтому он попросту решил игнорировать их и бродил по большой двухуровневой спальне, не обращая на них внимания. Выход с противоположной стороны комнаты переходил в коридор, выложенный замысловатыми мозаичными узорами и ведущий к просторным гардеробной и освежителю.
В гардеробной аккуратно висели пять комплектов одежды, все темных оттенков: глубокого темно-синего, мрачного грифельно-серого и абсолютно черного, отлично подходящих ему по размеру.
Он ушел оттуда, не желая обдумывать это в настоящий момент.
Назад - в темную, глухую спальню; комнаты за ней были по-прежнему недоступны ему, двери охранялись неусыпными охранниками. Он внимательно рассмотрел окна. Высокие щиты транспаристила, пронизанные двумя слоями переплетающегося тонкого и сверхпрочного волокна – настолько жесткого, что его нити было видно невооруженным глазом. Такого не было даже в зданиях военных судов.
Он снова бродил по комнате, проводя как бы случайными, небрежными движениями по стенам, поражаясь и недоумевая, насколько толстыми они были. Он подходил близко, насколько только позволяли ему его настороженные охранники, к огромным резным дверям - уже зная, что они не из дерева. Прошлым вечером он видел, как они открывались, и помнил их толщину. Теперь он обдумывал, как были устроены замки.
Затем он задался вопросом, накормит ли его здесь кто-нибудь.
Он сидел, скрестив ноги, на полу перед окнами и медитировал, пытаясь определить через Силу, где находятся остальные. Неожиданное обнаружение Леи принесло улыбку на его лицо, и он почти – почти – позвал ее, чтобы попробовать установить связь, как это получилось у Беспина. Но затем испугался, что таким образом раскроет свои возможности, даст понять, что способен контактировать с ней - даже если она не ответит - и тогда ее упрячут еще дальше.
Однако он прошел по ее следу… вниз… далеко-далеко вниз. Много, много уровней ниже и далеко в сторону. И раз он нашел там ее, наверняка сможет найти и других. Таким образом, используя свое расположение относительно позиции Леи и смутное представление о расстоянии, он сделал первую ментальную карту здания, в котором находился…
И потом он снова пристально смотрел в окно, опираясь лбом о толстый транспаристил. Он смотрел на монолитные башни дворца, на отдаленные вершины города внизу. Миллионы существ проживали в нем свои жизни, обычные, нормальные жизни… Как он жаждал этого теперь… с тем же пылом, с каким когда-то жаждал волнующих приключений подальше от Татуина.
Он наблюдал пламенный закат и огромную луну, краснеющую от тлеющих угольков дня.
Затем вновь задался вопросом, накормит ли его кто-нибудь и понял, как это маловероятно - с тех пор, как он отказался есть за столом Палпатина вчера. Челюсти напряглись - в понимании, что теперь этот отказ стал сражением одной воли с другой. Глупым, маленьким сражением, только с одним реальным результатом.
У него хватило здравого смысла сесть вчера, так почему логика подвела его, когда он отказался есть? Глупо. Тем более глупо, что он знал - знал - что, если вернется к тому столу, он опять откажется есть. Абсурдно, упрямо, злобно…
Он медленно покачал головой, отчитывая себя - ибо Мастера Йоды больше не было рядом для этого. Снова и снова он упрекал себя за негативное состояние духа…

И потому, сейчас, когда двери начали открываться, последовательно высвобождая звуки многократных задвижек, он был благодарен за это вмешательство. Немногословная рыжая энергично вошла в комнату и немедленно повернулась к нему, еще до того, как двери до конца открылись.
«Слишком быстро. Она уже знала, где я. Значит, в комнате наблюдение.»
Холодные зеленые глаза зафиксировались на нем.
- Император требует твоего присутствия.
Несколько долгих секунд он оставался сидеть на месте, любопытствуя, что она предпримет, если он откажется идти. И одновременно задаваясь вопросом, зачем ему это - когда у него уже есть одно бессмысленное сражение, продолжающееся прямо сейчас; еще одно такое же вряд ли было тем, что ему нужно.
Он получал уроки - но оставался вопрос, кому они выгодны?
Понимая, что он пристально смотрит на нее, рыжая немедленно насторожилась и прищурила ярко-зеленые глаза. Люк понаблюдал за ней еще немного - всматриваясь в холодное, осторожное выражение лица своей тюремщицы и силясь понять, что он видел: защитную реакцию или реальную эмоцию. Задавая себе жгучий вопрос: что происходит на самом деле позади того ледяного взгляда.
- Как тебя зовут?
Она ничего не ответила, лишь отвела глаза. Люк наклонил голову и потер виски:
- Отличное имя. Разве что немного короткое.
Со временем она должна будет расслабиться, смягчиться немного. Надави слишком сильно сейчас, и она только отступит дальше.
Кроме того он чувствовал, что у него еще будет время установить отношения с ней, чувствовал, что по каким-то причинам должен наладить их именно с ней. В конце концов, весьма очевидно, что она была главной здесь, неся ответственность за его охрану и безопасность - за то, чтобы держать его внутри. Даже если его усилия ничего не дадут, они отвлекут его от мыслей о дотошных и мелких манипуляциях Императора - а это уже хорошо.
Наконец он встал и свободно прошел вперед; рыжеволосая тут же осторожно отступила - чтобы остаться вне его досягаемости.
- Немного щекочет нервы, да? - беспечно пробормотал он, проходя мимо.
Она склонила голову набок, холодные глаза остались подчеркнуто равнодушными.



Он вновь прошел через большой сводчатый зал, двое охранников следовало за ним, мимо тяжелой, массивной мебели, отвечающей пропорциям комнаты. Шесть имперских гвардейцев стояло в дверях, через которые он вышел, еще шесть - в дверях, в которые он вошел.
В огромный зал, точно такой же, как накануне; тусклые тени, освещенные алым огнем, длинный заставленный едой стол.
И те же желтые глаза, впившиеся в него из-под темного капюшона, то же холодное развлечение, ясно написанное на лице Императора.
Люк ощутил, как поднимается внутри гнев - и снова заставил себя успокоиться силой воли. Хотя он не смог остановить ни напряжения челюстей, ни сужения глаз - что только принесло широкую улыбку на тонкие, бескровные губы старика.



Палпатин улыбнулся мгновенно вспыхнувшим эмоциям мальчишки - тому, как он афишировал их на лице, как заявлял о них в Силе.
Понимает ли он это?
Как освежающе наивен он, как чудесно не затронут и прост. Какая жалость, что это будет потеряно, пожертвовано Тьме. Но как полезно это здесь и сейчас, вся эта страсть и рвение - как легко будет их крутить и использовать.
Поскольку любая интенсивная эмоция была слабостью - особенно по отношению к отцу мальчишки. Он ощутил эти чувства на их первой встрече: весь этот гнев, замешательство и чудесное, страстное опровержение; не неверие, нет - мальчишка знал, что это правда, но определенно не принимал ее.
И эти эмоции были ведущими сейчас. Как и верность, конечно, - его друзьям и его делу, но она была бесполезна для Палпатина. Она могло послужить его целям, но только в более ограниченном смысле. Он нуждался кое в чем большем, кое в чем более глубоком. Верность была силой – он же нуждался в недостатке. И теперь он нашел его, тот самый, что так заботливо был обеспечен Кеноби.

Мальчишка боялся. Не Палпатина, хотя он и должен бы был. Но этот урок можно будет преподать позже, так, что Скайуокер никогда его не забудет.
Нет, этот страх был совсем другим. Чудесным и разрушительным.
Мальчишка боялся повторить судьбу своего отца. Потому что та же самая слабость бежала в его крови. Этот страх ярко горел в Силе во время их недолгого разговора вчера. Страх, что его падение неизбежно, что так же было с его отцом. И все эта эмоция страха искривлялась через призму возмущения и горькой, настоящей ненависти к Вейдеру. И через предательство Кеноби – тот так легко лгал ему об отце, которого мальчишка никогда не знал, никогда не имел, которого нашел и потерял в единственном ударе оскорбленного сердца.
Замечательные главенствующие эмоции. Сильные и бесспорные.
Если бы у мальчика было время, то он, конечно, постепенно достиг бы согласия со своим наследием - время и расстояние всегда предоставляли перспективу видения. Но у Палпатина не было никакого намерения дать ему это. Он заполучил Скайуокера в идеально подходящий момент и собирался использовать данный факт по максимуму. Он толкнет мальчишку, пока тот еще качается, подчеркивая его связь с отцом, подчеркивая его настолько ощутимую слабость. Убеждая в ее действительности и в неизбежности судьбы, наследия в его крови. Держа их близко - отца и сына - держа в оппозиции. Постоянно подталкивая и понукая, не давая времени, чтобы примириться, чтобы разобраться со всем этим. Вызывая все деформирующие душу страхи и сомнения, питающие негодование Скайуокера, и затем спуская его против отца.
Великолепная зияющая уязвимость.
Были и другие слабые места, разумеется, и Палпатин использует каждое из них - но ничто не могло сравниться с этим. С тем, что уже предоставило ему джедая. Осторожными манипуляциями это даст ему ситха.
Мысль принесла улыбку на его лицо, что еще больше выбило джедая из колеи.
Палпатин отвернулся, пытаясь скрыть свое веселье, медленно прошел к стулу и, устроившись на нем, снисходительно взглянул на мальчишку:
- Сядь.



Люк немедленно ощутил, как взбрыкнуло его упрямство. Приглашение было простым, но оно подразумевало, что у ситха были замыслы на их встречу, как бы тот ни пытался их завуалировать. Однако он подошел к стулу и сел - у него тоже была повестка дня на сегодня.
Палпатин кивнул в сторону накрытого стола:
- Поешь.
Худшим было то, что Люк знал, что Палпатин прав – ему нужно поесть. Каждый солдат знал: ты спишь, когда можешь, и ты ешь, когда можешь, потому что не знаешь, когда это будет доступно тебе вновь. Два дня без еды; уже и так ослабший от ран и операций, он чувствовал, как сдает физически, если не умственно. Ему нужно поесть. Если появится шанс побега, он будет слишком слаб, чтобы воспользоваться им. Он должен поесть.
"Не будь упрям. Ешь."
- Нет.
Люк поник от собственного выбора.
Палпатин мельком взглянул на слуг, и те сразу вышли вперед - заполнить высокие дымчатые бокалы темным рубиновым вином. Ситх видел, как джедай одно мгновение смотрел на еду и затем решительно отвел взгляд в сторону, уставившись на огонь в камине. Он должен хотеть есть к этому моменту; Вейдер был проинструктирован кормить его по минимуму, а с тех пор, как мальчишка прибыл сюда, он не ел вообще. Палпатин хотел, чтобы его джедай оставался голодным и видел спасение только за этим столом – хотел, чтобы это дикое существо научилось есть из руки своего нового Мастера.
Мальчишка выбрал ошибочный путь для борьбы и знал об этом – Палпатин отлично читал его чувства в Силе - но тем не менее он продолжал сопротивляться, не мог поступить иначе. Решительный и упрямый, как его отец. Сила, которая могла стать слабостью при небольшом осторожном управлении. И слабость, которая могла стать силой, если он не будет сдерживать ее. Однако, если все пойдет по плану, это специфическое сражение будет закончено уже этим вечером.
Палпатин кивнул – и слуги вместе с теневыми охранниками Люка, поклонившись, тихо вышли из комнаты.
Люк вновь поймал дразнящий проблеск свободы из наружного коридора, увидев также и принятые меры у дальней стены, и поднятое в направлении открывшегося проема оружие.
Палпатин подвинулся ближе к спинке стула, чем привлек внимание Люка к текущему моменту.
- Я хочу знать, где мои друзья, - произнес он ровным голосом.
Император только пристально взглянул в ответ.
- Я знаю, что они здесь, в Главном Дворце, внизу, - продолжил Люк твердо. - Я хочу видеть их.
Палпатин хранил молчание, и на этот раз Люк был готов переждать повисшую тишину.
Наконец Император произнес:
- У тебя есть еще какие-либо явные слабости, о которых ты хотел бы объявить?
Его джедай только приподнял подбородок, отказываясь сходить с намеченного пути:
- Я хочу видеть их.
Палпатин слегка улыбнулся перемещаемым линиям сражения - если мальчишка думал, что мог направить их разговор, он был неправ.
- Они - предатели, их дела находятся в юрисдикции твоего отца, - ответил он, немедленно поворачивая дискуссию туда, куда предназначал сам.
- И кто командует Вейдером? - парировал Люк.
Палпатин проигнорировал вызов.
- Мне любопытно… кажется, тебе… неудобно признавать своего отца отцом, дитя.
Люк довольно долго молчал, стискивая зубы, чтобы не ответить то, что рвалось наружу - концентрируя мысли на своей цели.
Выражение Палпатина не изменилось ни на йоту – однако он внимательно наблюдал за трением челюстей мальчишки. Мысли о родстве с Вейдером уже замучили Скайуокера, и Палпатин не собирался упускать возможность провернуть этот нож глубже, расширяя рану. Тем не менее мальчишка превосходно сохранял концентрацию.
- Я хочу видеть своих друзей.
- Зачем?
- Чтобы убедиться, что они в порядке.
- Ты можешь сделать это, не видя их. Эта способность - часть твоего наследия.
Глаза мальчишки лишь немного ужесточились.
- Тебе… неудобно, что они здесь, - Палпатин произнес это больше как утверждение, чем вопрос, заставляя Люка сомневаться: прочитал Император его мысли или просто сообщил очевидное. В любом случае он не ответил.
Палпатин сделал паузу, взял бокал вина, и затем, как если бы чувствовал, что его последующее утверждение понятно, но нуждается в разъяснении, добавил:
- Их свобода продается, конечно. По определенной цене.
- Очень сомневаюсь. Если только их свобода не послужит вашим собственным целям.
Палпатин улыбнулся:
- О, ты судишь меня слишком резко, джедай.
- Не думаю, что это возможно.
Палпатин только засмеялся - словно разделяя шутку со старым другом:
- За прожитые годы я пришел к заключению, что у всего есть цена.
Люк не упустил значения сказанного, однако решил проигнорировать его. В течение долгого времени он позволял тяжелой тишине висеть между ними, пока Палпатин пристально и стойко смотрел на него…
Наконец, с тихим вздохом от нежелания уступать, но зная, что ему не оставалось ничего другого, Люк спросил:
- И какова цена?
- Хорошо сделано, джедай, - Император поставил бокал и подался слегка вперед, как если бы игра наконец пришла в движение. – Какова цена?
Он театрально заколебался, не сводя дразнящих желтых глаз с Люка и демонстрируя покрытые пятнами зубы - словно это был вопрос, над которым он задумался только сейчас. Но, даже зная его столько, сколько знал Люк, он понимал, что это неправда – и в отвращении резко откинулся назад, в отвращении от необходимости соблюдать вежливость с этим существом, от необходимости вообще находиться здесь.
В своем волнении ситх, казалось, не заметил этого:
- Так сколько… сколько стоит твоя маленькая принцесса? - И, сделав вид, что он мгновение обдумывал это, продолжил: - Ах... но она - мое исключение. Я думаю, ничто не спасет ее от плахи палача.
Люк почувствовал, как сердце пропустило удар.
- Они нужны вам живыми.
Палпатин дьявольски усмехнулся:
- Мне нужен только один из них, чтобы держать тебя, джедай. А Лея Органа слишком долго была для меня занозой. Теперь, когда она наконец в моих руках, я накажу ее для примера остальным. Мои враги долго будут помнить об этом.
От слов Палпатина, так небрежно произнесенных - словно жизнь Леи была лишь малозначительной деталью намного большей игры - Люку сдавило грудь.
- Вуки пойдет в шахты Кесселя. С его силой он сможет продержаться там год. Калриссиан пойдет с ним - хотя я сомневаюсь, что его хватит настолько же. Кореллианец останется пока здесь. Твой отец считает, что его будет достаточно, чтобы удерживать тебя.
- Вейдер ничего не знает обо мне.
- Он сказал, что ты спрашивал о нем, когда был ранен, - ответил Палпатин, легко вовлекая Вейдера в свой заговор.
- Потому что я знал, что его единственного не было на корабле.
- Тем не менее ты переживал о нем и хотел освободить от Хатта.
- Я попросил бы это для любого из них.
- Достаточная причина, чтобы полагать, что кореллианец важен для тебя, - Палпатин намеренно пожал плечами. - Если это не так, скажи мне, и я казню его этим вечером. Возможно, тогда я должен буду вернуться к твоей маленькой принцессе. Только смерть Соло может удержать ее голову от плахи. Пока.
Люк поднял руку, потирая висок. Что он должен ответить на эту провокацию? Скажет: «Да, Хан ничего не значит для меня» и рискнет тем, что Император осуществит свою угрозу только для того, чтобы раскрыть блеф Люка. Он понимает, что у него еще есть Лея для управления им…
Слишком высоки ставки, чтобы делать обманный маневр, и он не ответил ничего вообще.
Палпатин сложил пальцы домиком, ожидая ответа; атмосфера вокруг была буквально пропитана его развлечением, и Люк мог только стискивать зубы перед лицом этих непрерывных манипуляций.
Ситх еще долго продолжал смотреть на него.
- Так что? Свобода кореллианца имеет ценность для тебя?
- Сначала Лея, - ответил Люк, и глаза Императора сузились.
- Нет. Нет - у меня есть планы насчет твоей маленькой принцессы, - медленно проговорил Палпатин, устанавливая щиты, чтобы скрыть свои истинные намерения - хотя не слишком крепкие и не слишком быстрые: прямая ложь могла обнаружиться фактом, что она слишком сильно ограждена. Впрочем, Палпатин редко прибегал к такой грубости. В этот момент он очень желал исполнить свою угрозу - девчонка была надоевшим источником неприятностей, и в будущем будет постоянным стимулом для сопротивления Скайуокера.
И именно на это желание рассчитывал Палпатин: на свое подлинное стремление удалить ее в любом случае; именно поэтому он позволил сейчас мальчишке так много ощутить от него.
- Вы сказали, что все может быть куплено, - Люк понимал, конечно, что им управляли, но он так же и знал, что угроза Лее была очень и очень реальной.
Палпатин не сумел сдержать крохотной улыбки, изогнувшей уголки бледных губ.
Каким уязвимым друзья сделали его, и он ведь понимал это, и всё же продолжал защищать их.
- По определенной цене. Ты не сможешь заплатить ее.
- Получается, что она у вас есть.
Если бы Люк смог получить для Леи хотя бы отсрочку казни, это дало бы ему время придумать какой-то план, как им выйти отсюда. Или купить шанс сделать это ей и Хану.

Взгляд Палпатина переместился к огромному пламени камина, пока он взвешивал то, что собирался сказать дальше. Люк в выжидании затаил дыхание.



Император встал и сделал несколько шагов к огню. Непринужденная манера его действий противоречила важности, придаваемой им этому разговору. Все будущие планы зависели от того, как все пойдет сейчас.
Когда он заговорил, голос его звучал тихо и продумано:
- Двенадцать недель… да, думаю, это справедливо. Двенадцать недель твоего безраздельного внимания. Я не пойду на меньшее - не за нее.
Он обернулся к джедаю, который, нахмурившись, довольно долго пытался постичь сказанное; затем его глаза расширились, и Палпатин знал, что тот понял. Мальчишка почти немедленно отказался… но заколебался - на долю секунды - и Палпатин знал, что получил его.
- Двенадцать недель твоего согласия, джедай. По их завершению я позволю ей уйти.
Люк откинул голову и засмеялся в сомнении - не в силах поверить, что он вообще обсуждал это. Наблюдая за ним, Палпатин спешил, желая заключить сделку, прежде чем мальчишка будет слишком долго думать над ней. Если он даст ему время для этого, тот просто решит, что лучшим выбором будет начать свои собственные попытки спасения, и хотя Палпатин не боялся, что мальчик убежит, он все же не хотел прямого противостояния с ним - пока.
Он должен был пресечь такие мысли сейчас, чтобы гарантировать, что Скайуокер останется достаточно покорным в ближайшие недели. В мальчишке уже были заметны первые следы негодующего сопротивления, день, другой, и его ум будет отравлен и недостижим, он упрется и вызовет конфронтацию ничем иным, как своим собственным врожденным упрямством. Это случится в итоге в любом случае - Палпатин был уверен - но пока он не хотел этого, имея в запасе такое количество еще неиспользованных опыта и навыков, принуждений, скрытых внутри добровольных соглашений, и манипуляций внутри установленного рутинного порядка.
Необходимо было заключить некий взаимно обязывающий договор, способный связать Скайуокера откровенными и согласованными с обеих сторон условиями. Обязательством, которого его новый джедай, будучи скованным высокими моральными принципами, будет придерживаться, как только на него согласится.
Как бы ни хотел Палпатин казнить надоедливую экс-сенаторшу, отрезав тем самым одну из голов Восстания, ее жизнь принесет ему больше выгоды. Если мальчишка не уступит, то да - он выполнит свою угрозу, он не мог позволить себе поступить иначе; но тогда в игру вступят другие альтернативы.
Но эта была самой выгодной - если все пойдет, как планировалось.
И для этого было необходимо, чтобы мальчишка согласился на его условия прямо сейчас. И для этого Палпатин должен помешать ему увидеть картину целиком, должен вынудить его увязнуть в деталях.
- Я позволю ей уйти. В любое место, какое она выберет, с моей гарантией безопасного прохода.
- Ваша гарантия ничего не стоит, - возразил джедай, все же не отказываясь от сделки.
- Мое слово ситха.
- Оно стоит еще меньше.
Люк тотчас знал о нанесенном им оскорблении - хотя Палпатин довольно убедительно казался неоскорбленным.
- Тогда, что ты предлагаешь, джедай?
Попросит ли он очевидное? Договор должен казаться выбором Скайуокера в равной степени с выбором Палпатина. Если именно мальчишка предложит сейчас условия, ему останется потом обвинять только себя.
Люк молчал - частично понимая, что его ловко вели в нужном направлении, но тем не менее соглашаясь обсудить условия, чтобы увидеть, насколько многого он мог бы добиться. Если сделка будет достаточно хороша, то, возможно, ему следует обдумать ее.

Годы торговли в глубокой пустыне научили его торговаться, начиная с высокой ставки. Понимая и возмутительный характера того, что он собирался просить, и факт, что ему в сущности нечего проигрывать, он предложил:
- Отпустите их сейчас – всех. Дайте им уйти… и я останусь. На двенадцать недель.
Палпатин рассмеялся, но продолжил переговоры, закрепляя их прецедент:
- Вне рассмотрения. Я похож на дурака?
Люк принял торжественное выражение:
- Я даю вам слово. Слово джедая.
- И я должен принять его? - недоверчиво спросил Палпатин. - Когда ты отверг мое?
- Мое слово, - повторился Люк в ответ.
Палпатин сузил глаза и повернулся к Люку спиной. Спустя какое-то время он произнес:
- Я не отдам тебе всех четверых. Кто-то должен остаться.
- Не Лея, - голос Люка был тверд.
- Кореллианец, - ответил Палпатин с равной твердостью.
Люк задумался: у Палпатина все еще будет рычаг для управления им…, но получить свободу для всех остальных, он не надеялся даже на значительно меньшее.
- Как я узнаю, что они в безопасности?
Палпатин обернулся к нему:
- Ты - джедай. Разумеется, ты будешь знать это.
Люк молчал с настороженным выражением в глазах. Тогда Палпатин обезоруживающе пожал плечами:
- Я уверен, ты сможешь расторгнуть договор без всяких угрызений совести, если будешь полагать, что им причинили зло.
- В чем точно состоит договор? - спросил Люк.
- Я просто хочу продолжить наши беседы, - небрежно ответил Палпатин, словно он вообще ничего не просил. - И мне нужно твое слово - не слово джедая и не слово солдата, а твое слово - что ты сделаешь это. Что ты останешься здесь на двенадцать недель без всякого сопротивления. Добровольно. Никаких попыток бегства, никакого предумышленного неповиновения. Никакого препятствования или неподчинения. Цивилизованный диалог, с обеих сторон.
- Только это, - сухо произнес Люк.
- Только это.
Мальчишка затих, и Палпатин вынудил себя поступить так же - действовать, как если бы все это было незначительно для него.
- Двенадцать недель – долгий срок.
Палпатин видел, как мальчик обдумывает предложение, взвешивая преимущества против недостатков.
- Чтобы купить три жизни? Думаю, это довольно дешево.
- Но, видимо, не для вас. Иначе вы попросили бы больше, - почти сразу и с явной недоверчивостью ответил Люк.
Беспокоясь, Палпатин только пожал плечами, не желая подтверждать верность его предположения.
- Чем мои условия отличаются от того, что мы делаем прямо сейчас, джедай? Я сказал тебе, что желаю просто продолжить диалог. И чтобы сделать это, я хочу предложить перемирие - как жест доброжелательности.
Люк приподнял брови:
- Я не верю, что вы сделаете хоть что-то, не отвечающее вашим интересам. Эта сделка значит для вас намного больше.
- Как бы там ни было, я держу все карты.
- Кроме той, что имеет значение, - с нажимом парировал Люк.
- Даже она находится в моих руках.
- Но вы не управляете ею.
Палпатин громко рассмеялся:
- Никто не будет управлять тобой, джедай, если ты не позволишь этого. Я покупаю твое внимание, а не волю. И даже его - лишь на двенадцать недель.

Люк по-прежнему колебался. И Палпатин чуть подтолкнул его дальше:
- У тебя так мало веры в свои убеждения - раз ты опасаешься, что на тебя можно будет легко повлиять?
Люк не хотел отвечать на это.
– Что будет по истечению срока?
Понимая, что он добился своего, Палпатин мысленно улыбнулся.
- Как только договор будет выполнен – мы оба больше ничего не должны друг другу.
Двенадцать недель более чем достаточно. Более чем достаточно, чтобы привязать к себе мальчишку, чтобы поднять все его слабости и использовать их. Получить ситха.
Впервые он подошел к нему почти вплотную, встав над сидящим юношей.
-Ты боишься?
Люк стойко держал его пристальный взгляд.
- Не вас.
Он смотрел, не моргая, в те ядовито желтые глаза, хотя знал, что говорит ложь - он был бы глупцом, если бы не боялся Палпатина.
Тот смотрел в ответ с вожделением желанного; раздумывая, понимал ли Скайуокер глубину своей ошибки, ни на мгновение не сводя с него пристальных глаз. В тишине Палпатин протянул руку…..



Давление, что испытывал в тот момент Люк, фактически не давало воздуху поступать в легкие. Неужели он действительно должен согласиться на это? Его согласие купит так много, но не станет ли эта цена слишком высокой?
Знал ли Мастер Йода, что его друзья будут его слабостью? Он говорил ему, предупреждал перед тем, как Люк оставил Дагобу, чтобы тот позволил им бороться самостоятельно. Фактически он просил, чтобы Люк пожертвовал ими ради более важной цели.
Неужели он так плохо понимал его? Размышляя, Люк слегка покачал головой: он не мог оставить их тогда и не может оставить их сейчас. Он был просто не способен на это; поступить так - шло против самой его сущности. Он уже потерял так много, так много было оторвано от него, и он добровольно собирался отдать еще больше…, но он не мог не согласиться на эту сделку. Не мог бросить тех, кто был так близок ему.
Он знал – знал – что это будет дорого стоить ему…
Император протягивал белую, смертельно бледную руку, длинные, острые ногти искривлялись в виде когтей. И Люк ничего не видел кроме этой руки - сжимающейся вокруг его горла...
И он не мог остановить ее.
Сердце тяжело стучало, но он понимал, что уже сделал выбор - сделал его в тот момент, когда оставил Дагобу.
Однако, когда в тихом согласии он взял руку старика, по позвоночнику прошла невольная дрожь и его слегка затрясло от шокирующих колебаний, идущих в Силе - как будто все повсюду насильственно переворачивалось и искривлялось в конвульсивных судорогах. Рефлекторно он резко дернул ладонь назад, но ситх держал ее крепко в безжалостном и холодном, как могила, рукопожатии.
- Мы заключили договор, джедай, - сказал он серьезно. Он не отпускал Люка в течение еще долгих секунд - и даже потом сделал это весьма неохотно.

Вообще это наверное единственная вещь, где детально и правдоподобно показаны одержимость Палпатина и его прогрессирующее безумие.

Nefer-Ra, история болезни, свойственной гениям:)
Я тут, как раз, давеча размышляла: "Ну, почему у Императора Галактики гнилые зубы?!!" И ответ напрашивается только один - именно из-за прогрессирующего безумия. Типа того, как Микеланджело практически никогда не умывался, не мылся, не менял одежду и вообще жил в крайней запущенности, несмотря на то, что был одним из самых богатых людей своей эпохи.

***


Люк беспокойно мерил шагами свою роскошную тюрьму, фактически больше не обращая внимания на охранников в дверях. С равными долями тревоги и воодушевления он ждал своего посетителя.
Его раздражительная рыжая тюремщица перестала занимать позицию у дверей и провела все утро, сидя на одном из стульев перед окнами; однако жесткий взгляд фиксировал каждое его движение. Наконец, в полдень, когда ее вызвал Император, она приказала сменить ее, а затем, вернувшись, коротко сообщила, что просьба Люка с предыдущего вечера - видеть своего друга – удовлетворена.
И Люк в который раз ощутил от нее встречное течение в Силе, некий шепот - полностью скрытый, когда она находилась рядом с Императором, задушенный всеобъемлющим покровом Тьмы.
Но здесь, когда она была одна… на самом краю своего восприятия Люк различал едва прослеживаемое средоточие Силы, настолько легкое, почти незаметное.
- Кто ты? - спросил он в конце концов, зная, что она поймет вопрос.
- …Вряд ли тебе это понравится, - она подняла подбородок.
С открытым выражением лица Люк слегка склонил голову в сторону.
- Ты не джедай… и не ситх.
- Думаешь, это ставит меня ниже тебя? – спросила она с вызовом, пылая зелеными глазами.
- Кажется, это у тебя здесь оружие.
- Верно. И тебе не стоит забывать об этом.
Он спокойно посмотрел на нее, с легкой улыбкой на губах, и она отвела взгляд, показавшись внезапно смущенной своей ненужной угрозой.
- Я приведу твоего посетителя, - пробормотала она, оставив Люка смотреть на закрывающиеся двери.



И вот прошло уже полдня, но до сих пор никто не появился. А терпение точно не было добродетелью Люка.
Он сидел на подлокотнике стула, пристально вглядываясь в отдаленный город и потирая виски от постоянной головной боли, не оставляющей его все три прошедших дня. Вначале он пытался отнести ее на счет Корусканта – возможно, что-то на планете могло так действовать на него, что-то типа атмосферного давления - но постепенно понял, что боль усиливалась как с близостью Палпатина, так и в случаях его собственного использования Силы. Она накатывала волной и сжималась вокруг тяжелым обручем сконцентрированного давления.
Сосредоточенным, сознательным действием. Направленным препятствием Императора против использования Силы Люком. Или, возможно, Император так узнавал, что именно делал Люк? Хотя он не чувствовал такой боли от своего от… Вейдера.
Правда состояла в том, что он не имел абсолютно никакого понимания происходящего, и это было реальной проблемой; ни Бен, ни Йода никогда не упоминали о таких вещах или упоминали очень немного, никакого настоящего практического знания о Темной стороне, только различные отговорки, чтобы любой ценой уклониться от этого обсуждения.
И тем самым они оставили его сейчас с одними предположениями - в месте, где догадки были очень опасной вещью. Оставили его в неопределенности - в ситуации, где достоверность каждого убеждения значила все.
Он вздохнул, протирая закрытые глаза с такой силой, что в них появились сверкающие мушки - пытаясь сделать хоть что-нибудь, чтобы уменьшить давление, чувствуя себя уставшим и опустошенным.
Он проснулся очень рано, перед рассветом, в абсолютной уверенности, что кто-то звал его по имени. В потрясении, очнувшись от сна, он всматривался в темный полумрак большой чужой комнаты, ища, кто это был. Но, разумеется, никого не увидел - только вялые тени его напряженного, уже ускользающего кошмара.
Не в силах снова уснуть, он встал и встретил рассвет, одеваясь перед высоченными окнами из транспаристила. Ужасно голодный.
Медитация давалась с трудом; это раздражающее давление угнетало его, притупляя мысли и чувства и делая беспокойным и разбитым. В конечном счете он прекратил свои попытки и улегся спиной на холодный мраморный пол. Ощущаемая через тонкий шелк графитовой рубашки прохлада приносила успокоение заживающим швам. Согнув колени, он всматривался в высокий и резной, украшенный кессонами потолок, обдумывая, как много камер наблюдения было в них спрятано и были ли в комнате «слепые» места. Размышляя, что его наблюдатели думают сейчас о его причудливом поведении; переживая, как он объяснит заключенную сделку своим друзьям и как объяснит Хану, что тот должен остаться, спрашивая себя, должен ли он отступить, сейчас, пока еще есть время - понимая, что именно это они ему и скажут сделать.
Будут ли они правы?
Двери разъехались, и внутрь шагнула рыжая, смотря на него с удивленно поднятыми бровями. Очевидно она решила, что он полностью спятил.
Люк быстро вскочил на ноги.
- Я… А! В любом случае твое мнение обо мне уже не может стать хуже, - громко рассудил он, вызывая тем самым крохотное подобие улыбки на ее губах, которую она тут же прогнала, садясь на стул перед окнами.

День уже близился к вечеру, когда двери наконец отворились, и внутрь промаршировали восемь штурмовиков – первые штурмовики, которых Люк увидел с тех пор, как прибыл сюда. Затем они энергично развернулись кругом и вышли обратно - оставляя в комнате одинокого, связанного и напряженного Хана Соло.
- Хан! - Люк кинулся вперед, забывая от радости о всех своих виноватых чувствах.
- Люк! Малыш! - Хан тоже помчался вперед, но неловко остановился в двух шагах перед ним и вытянул вперед связанные руки. Действительность их ситуации быстро и эффектно напомнила о себе.
Взамен объятий Хан огляделся вокруг.
- Ничего себе. Поменяться не хочешь? Думаю, моя комната такая же большая, как эта кровать, а моя койка сделана из каменного выступа в стене, со встроенной душевой в конце.
- Отлично, - сказал Люк, легко подключаясь к знакомой манере мышления. - Шикарно просто.
- И удобно, - язвительно заметил Хан. - Не нужно слишком далеко ходить посреди ночи.
Люк кивнул, усмехаясь:
- Опять же хорошее преимущество.
- Я тоже так думаю. Может… Эй, твоя рука!
С запозданием Хан понял, что Люк придерживает свою правую руку левой, машинально оберегая ее. Малыш взглянул вниз и произнес сдержанным голосом:
- Да, мне… заменили ее.
Он вытянул руку вперед, неловко шевеля пальцами, пока Соло изучал протез.
Хан сдержал себя, чтобы не спросить очевидное: почему ему сделали это; если малыш и знал, сам он не спешил с ответом.
- Как ощущается, странно? – спросил Хан вместо этого, по-прежнему не сводя глаз с руки. Точная, совершенная, скрупулезно детализированная копия. Очень дорогой протез.
Люк только беспокойно пожал плечами, явно не желая сейчас обсуждать это.
Улавливая намек, Хан снова огляделся вокруг:
- Я думал, что иду к Палпатину, судя по обстановке. Не ожидал увидеть тебя здесь.
Прозвучавший немой вопрос стер улыбку с лица Люка:
- Возможно, он думает, что может купить меня…
Хан кивнул: это имело смысл - и, вероятно, так же объясняло и руку. И одежду, которая заставила бы даже Ландо казаться бедняком в сравнении с малышом.
Следующий вопрос потряс Люка, хотя Хан на самом деле не подразумевал то, что спросил:
- А он может?
- Нет! - защищался Люк, сильно задетый словами Хана.
- Просто…
Хан остановился, не зная, зачем он вообще это спросил - понимая, что только что больно задел малыша.
- Прости. Я знаю…
Люк уставился в пол, и обеспокоенный Хан сменил тему:
- Ты видел Чуи и Лею?
- Нет. А ты? - голос Люка сейчас же встревожился.
- Нет. Нас разделили по разным камерам. Я наорался до хрипоты, пытаясь до них докричаться. Но камеры звуконепроницаемы, скорее всего.
- Они где-то здесь. Но я… - Люк замолчал, внезапно делаясь виноватым.
Хан нахмурился:
- Люк?
Люк колебался, пытаясь найти силы, чтобы договорить:
- Я… заключил сделку. С Палпатином. Взамен…
Дальше он сказать не успел.
- Ты заключил сделку? С Палпатином!? Какого… - на секунду слова подвели Хана - но лишь на секунду. - Малыш, он не будет придерживаться никакой сделки.
Люк помотал головой, торопясь объяснить:
- Сначала он выполнит свою часть, или сделка не имеет силы. Хан, я должен был.
- Должен был? Что, черт побери, это означает? Ты только что сказал мне, что он не может купить тебя, и теперь ты говоришь…
- Хан, послушай... пожалуйста, - Люк прекрасно понимал, что он спорил не только с Ханом, но и со своими собственными сомнениями. Если он сможет убедить Хана, то тогда, некоторым образом, он докажет правильность своих действий и себе самому. - Палпатин согласился освободить всех, кроме одного, в обмен на мое добровольное нахождение здесь.
- Нахождение? – огонь поутих в глазах Хана при понимании того, что сделал Люк, хотя и было видно, что он все еще кипел.
- В течение двенадцати недель. Я останусь здесь на двенадцать недель.
- И что потом? Он просто возьмет и отпустит тебя?
- Нет. Но он не сделал бы это в любом случае, - ответил Люк искаженным голосом.
Хан немного смягчился, понимая, что у ребенка реально не было выбора - понимая, что он пытался взять лучшее из рискованной сделки в скверной ситуации. Получить хоть что-то из ничего.
- Да. Но двенадцать недель – долгий срок, Люк.
Люк молчал. Только теперь, когда кто-то еще высказал этот страх, он осознал, насколько долгим действительно будет это время.
В голову Хана пришла следующая логичная мысль:
- А кто останется?
Люк не смог посмотреть на него, не в силах встретиться с другом глазами – стыдясь, что решение уже принято, что Люк дал на него согласие. Желая, надеясь, что Хан сам…
- Я останусь, - твердо произнес Хан, имея в виду именно то, что сказал.
Люк облегченно и тихо выдохнул, будучи благодарным за сердце Хана. Медленно моргая, он молча кивнул, все еще мучимый чувством вины и не в силах что-либо сказать в тот момент.
Понимая, что он принял невозможное для друга решение, Хан обнадеживающе положил руку на плечо Люка; другая рука из-за наручников была вынуждена подняться следом – создавая несколько комичное зрелище.
- Эй, это будет точно, как в прежние времена, а? Помнишь ту дрянную тупиковую планету, на которой нам пришлось торчать? Ту, где мы устраивали пикники каждую ночь, «потому что твой глупый друг опоздал на пять дней с отгрузкой детонаторов»?
Люк мог только рассмеяться на это.
- Ты тогда представил все в очень розовом свете, - ответил он с сарказмом.
- Ну, я знаю… что это было не так. Но мы хорошо справились. Ты и я. Мы - хорошая команда.
Внезапно, сильно смутившись нахлынувшего на него духа товарищества, Хан вновь перешел к своей шутливой манере:
- И, кроме того, я выставлю счет Альянсу. В почасовой ставке. И после десяти первых часов у меня идет сверхурочное время. Плюс надбавка за риск.
Люк улыбнулся:
- Ты можешь выставить счет мне.
- Угу, любопытно, где ты возьмешь такие деньги, - легко отклонил его предложение Хан, вновь озираясь вокруг. - Впрочем, видишь ту картину? Если возьмем ее с собой, когда будем уходить, то я даже скажу тебе ее название.
Люк взглянул на огромную картину вечерней битвы под лунами и звездами, понимая, что он очень смутно узнает ее - что означало, что это невероятно известная вещь.
- По рукам, - произнес он, оценивая размер огромного холста: в два роста высотой и в четыре раза больше длиной. – Но понесешь ее ты.

а можно попросить когда все переведешь отдельным файлом выложить: fb2, pdf или txt формате.
Думаю прочитать всё сразу.

Дарт Зеддикус, долго читать придется, если за раз ;))

Если кто-то меня научит, как это выкладывать одним файлом и куда, все возможно)

- Нам нужен комлинк, - с трудом произнесла Лея, запыхавшись от бега; голова до сих пор шла кругом от безумных событий дня.
- Нам нужен корабль, - исправил Ландо, многозначительно оглядываясь на космодром из полумрака переулка, где они прятались.
- Если ты достанешь комлинк, я достану нам корабль, - парировала Лея.
Ландо повернулся к ней:
- Мне трудно спорить с этими большими карими глазами, но хочу заметить: чтобы достать комлинк, мне нужно украсть его, а если я смогу украсть комлинк ради нашего спасения, то я смогу украсть и корабль, не так ли?
Он обратился за поддержкой к Чуи и вуки кивнул, признавая здравый смысл его слов.
- Кража комлинка и кража корабля - не одно и то же, - отчеканила Лея.
- Позволю себе не согласиться: если найти кого-то, кто был бы достаточно глуп и оставил стандартную блокировку в… - начал Ландо, но Лея резко перебила его:
- Просто достань мне комлинк, хорошо?
Ландо довольно долго смотрел на нее, совершенно убежденный в своей правоте…, но в конце концов согласился:
- Хорошо. Чуи?
Они исчезли из поля зрения Леи, и она осталась одна, прячась в тенях довольно оживленного переулка космопорта Като Неймодии – постоянно нервно озираясь в ожидании увидеть знакомую белую броню.
Переживая о Хане и Люке…


Ее, Чуи и Ландо вывели из камер на рассвете и посадили вместе на тюремный корабль. Испытав облегчение от вида друг друга и перекинувшись шепотом несколькими возбужденными фразами, они попытались подслушать разговор пилотов и штурмовиков, стоящих снаружи.
Вскоре стало понятно, что им предстоит долгий путь.
- Двадцать четыре дня, - прошептала Лея.
- Двадцать четыре?! Не может быть… может, это путь туда и обратно? – пробормотал сморщившийся Ландо.
Чуи что-то пропыхтел в ответ - первый раз Лея видела, что он делает что-то спокойно; Ландо кивнул в понимании.
- Это расстояние до Кесселя, учитывая маленький размер корабля, - с тревожным напряжением перевел он.
При упоминании «привилегированного» имперского гулага Лея нахмурилась, впившись взглядом в солдат у подножия трапа корабля. Почему? Почему Кессель? Она ждала публичной показательной казни, разъясняющей всем, что никто не может избежать имперского правосудия. Какой смысл отправлять ее на Кессель? Какой смысл в ее исчезновении с лица галактики в глуши тюремной планеты?
Дальнейшее обсуждение было прервано прибытием в трюм восьми штурмовиков, которые, казалось, были примерно так же счастливы по поводу этого полета, как и Лея.
Двенадцать часов спустя они сделали остановку в месте, оказавшемся космопортом Като Неймодии - штурмовики спустились по трапу, чтобы переговорить с парой других ожидающих их штурмовиков, приведших с собой заключенного ботана; и Лея решила, что это тот самый шанс, которого они ждали.
- Чуи…
Несмотря на то, что они были единственными на корабле заключенными, их посадили вместе в один ряд, оставив вокруг пустые жесткие сидения – и это была невероятная возможность. Вдоль всего ряда, через замки, сковавших их запястья наручников, шел длинный металлический стержень; таким образом руки заключенных были эффективно связаны, а сами они могли находиться только в сидячем положении. Лея располагалась в центре, и у нее не было ни единого шанса сломать свои наручники, как и у Чуи – сломать свои, значительно более толстые; но Лея провела последние четыре часа, задаваясь вопросом, а сможет ли Чуи сломать те, что на ней, предназначенные для человека - в конце концов она попыталась выяснить это у него, толкая локтем и бросая многозначительные взгляды.
Когда Чуи понял ее, он протянул свои лапы, передвигая наручники вдоль перекладины, она сделала то же самое ему навстречу – они могли двигать наручниками до края своего места. Взяв ее крепления, он начал их разделять, огромные мускулы на могучих руках налились глыбами...
Понадобилось четыре попытки, прежде чем замки поддались, и Чуи сломал их, рванув изо всех сил запястьями в собственных наручниках... Все замерли, нервно глядя на трап…
Подняв над головой свободные руки, Лея будто танцовщица, исполняющая шимми, проворно соскользнула вниз, поворачивая голову набок и с силой протискивая плечи под перекладиной.
Освободившись, она тут же направилась в кабину, зная, что оба пилота вооружены, но предпочитая использовать свой шанс против них, чем против штурмовиков снаружи.
Оставленный не у дел Ландо, взглянул на Чуи...
- Думаешь, она сделает это шимми еще раз, если я любезно попрошу ее? - спросил он наконец, вызывая усмешку вуки.
Спустя всего несколько секунд автоматизированная система управления щелкнула, и замок, держащий их перекладину, открылся; Ландо с Чуи смогли свободно передвигаться, скользя наручниками так тихо, как только это было возможно.
Ландо устремился к кабине и примчался обратно вместе с Леей. В руках она держала два бластера, один из которых бросила Чуи.
- Эй! Разве второй не для меня? - спросил Ландо.
- Я уверена, что внизу стоит десять парней, которые могут помочь тебе, - прошептала Лея, продвигаясь вперед.
Фактически не было никакой борьбы. Никто не ожидал, что они будут свободны и тем более вооружены; все закончилось еще до того, как прохлаждающиеся штурмовики подняли свои задницы с трапа. Единственным оставшимся стоять был пленный ботан.
Ландо пошарил по ремню одного из штурмовиков, ища магнитную карту, открывающую наручники. Найдя и используя ее для себя, он бросил ключ Лее, которая в свою очередь, освободившись от сломанных остатков на запястьях, повернулась, чтобы помочь Чуи.
- Быстро, - приказала Лея. – С минуты на минуту появится подкрепление.
И они были довольно быстры, но едва ли спокойны.
Ландо наклонился подобрать бластер. Выпрямляясь, он уткнулся в потрясенные глаза ботана, чей мех пошел беспорядочной рябью, выказывая его крайнее замешательство.
- У тебя удачный день, приятель, - подмигнул Ландо, заставляя Лею закатить глаза, пока она вручала ботану ключ.
- Ландо, мы уходим, - объявила она, и они покинули ангар, торопясь затеряться в суете космопорта и оставляя бывшего пленного смотреть им вслед с открытым ртом, все еще держа в лапах ключ…


Ландо тихо подошел к Лее взади, заставив ее подпрыгнуть:
- Вот и комлинк, золотце.
- Не называй меня так, - ответила она, словно ошпарила кипятком. Мысли тут же понеслись к Хану, мешая сосредоточиться на перенастройке комлинка. - Это девять-девять-два-ноль-пять. Я нуждаюсь в немедленной эвакуации. Повторяю – в немедленной эвакуации. Свяжитесь со мною на этом канале, как можно быстрее.
Она отключила связь и повернулась к выжидающему взгляду Ландо.
- Что теперь? - спросил он.
- Будем ждать, - ответила она просто.
Ландо нахмурился:
- Сколько?
Комм загудел в руке Леи, и она, изогнув тонкие брови, ответила:
- Не очень долго.


***


Чуть позже Лея спокойно сидела в дымной забегаловке и потягивала напиток, купленный ей Ландо - настолько крепкий, что фактически, казалось, он сам испаряется из стакана, избавляя ее от необходимости объяснять, почему она не пила «это». Ранний вечер уступил позднему и темному времени суток в кантине "Удачливое Вымя" в Като. Внутри было жарко и пыльно, что очень отражало то, как она чувствовала себя сама – ожидая транспорт и нерешительно обдумывая, как высказать изводящие ее мысли.
С неослабевающим азартом группа посетителей начала новую партию в сабакк, и Лея, осмотревшись вокруг, вернулась к разворачивающейся перед ней игре. Играл Ландо. Где он взял кредиты, она спрашивать не хотела – вероятно, у того же самого вынужденного дарителя их комлинка.
Ссутулившись, Лея уперлась подбородком в кулак и наблюдала, как Ландо, объявив высокую ставку, вынуждает всех в досаде бросить карты. Двое из игроков встали из-за стола, несмотря на его протесты.
Ему надо поиграть с Люком как-нибудь - все говорили, что Люк был прирожденным игроком в сабакк. Даже Хан не хотел играть с ним больше.
- Эта леди приносит Удачу, - сказали незадачливые игроки.
Она кисло засмеялась в теплый напиток: «Явно не тогда, когда удача имеет значение».
- Ты когда-нибудь… разговаривал с Люком, Ландо? - спросила она так небрежно, как только могла.
Ландо оторвался от нового расклада карт:
- С Люком? Нет, нам не представилось шанса сделать это. Но он показался мне хорошим малым.
- Да, - она медленно кивнула. - Он - …
- Безошибочно выбирает себе врагов, - добавил Ландо сдержанно, складывая свои фишки одной рукой.
Лея кивнула, потерявшись в мыслях…
- Да… А Вейдер упоминал его когда-нибудь при тебе?
- Вейдер? - он повернул голову, ощущая беспокойство и неудобство от обсуждаемого вопроса. - Нет, не совсем. Только сказал, что хочет вернуть его, и что Скайуокер прилетит на Беспин, если там будете вы трое.
Лея повернулась к Ландо, понимая, что Чуи прислушивается к их беседе.
- Что он хочет вернуть его? - подчеркнула она, желая убедиться.
Осознавая ее серьезность, Ландо задумался, копаясь в памяти.
- Что для него пришло время вернуться, - поправил он, не понимая точно, что она хотела. - А что?
Лея быстро помотала головой, отворачиваясь.
- Ничего. Просто так.
Чуи провыл длинное предложение, обращая к себе внимание Ландо.
- Он спрашивает, мы… вернемся за ними? - перевел Ландо, явно сомневаясь, какой бы ответ он хотел сам.
- Как только у нас будет возможность, - твердо сказала Лея, смотря теперь на Чуи. - Но для начала нам нужен план. И помощь.
- Не хочу отговаривать тебя от забавы, но… вспомни, что ты рассказывала о том, что заявил тебе тот любезный пилот - о том, что Хан и так скоро будет освобожден.
- А ты всегда веришь тому, что говорят тебе имперцы? – презрительно спросила Лея. - И в любом случае, что насчет Люка?
Пока Лея находилась в кабине корабля, надежно держа в руках бластер первого пилота, она рискнула потратить время на вопросы второму, пока тот снимал блокировку запирающей перекладины.
- С нами было двое мужчин - почему их нет на корабле?
- Кого именно?
- Кореллианца. Где он?
Пилот нервно посмотрел на нее:
- Он во дворце. Коммандер оставил его там.
- Почему?
- Я не знаю, - он дернулся назад от бластера, которым Лея безмолвно поощряла его говорить дальше. - Я не знаю! Его хотели… он нужен для чего-то, я не знаю зачем. Но его собирались освободить - думаю, это будет довольно скоро.
- А другой? Где другой заключенный?
- Другой? - пилот неуверенно нахмурился. – Больше не было… не было никакого другого.
- Люк Скайуокер! - процедила Лея сквозь зубы.
Человек только помотал головой, уставившись на дуло бластера.
- Он был с нами в шаттле! Его вывезли в медицинских санях.
- Не было никакого… - человек поднял на нее глаза, замешательство сменилось пониманием. - Оу! Да. Держу пари, вам бы хотелось достать его. - Было кое-что в том, как он произнес это: некое искаженное развлечение, некое осознание того, что он неправильно понял сначала ее желание. - Запишите это, как очко в пользу опыта, - добавил он, заставляя ее нахмуриться.
И в этот момент в дверь кабины осторожно заглянул Ландо:
- Лея, нужно идти. Чуи немного волнуется о том, чтоб побыстрей убраться отсюда.
Когда она по-прежнему не двинулась с места, уставившись на пилота, Ландо взял ее за руку и мягко потащил за собой, взывая к ее разуму:
- Мы вроде как торопимся…?


Комлинк Леи загудел, возвращая ее к настоящему моменту - в сомнительную среду "Удачливого Вымени".
- Девять-девять-два-ноль-пять, - отозвалась она просто; на открытых каналах связи имена не использовались.
- Ваш транспорт доставлен в док сорок два на Южном Уровне, - прибыл ответ.
- Скоро будем. - Лея взглянула на остальных: - Вперед!
И затем поднялась, поняв наконец-то, что она скажет, когда вернется к командованию Альянса: попросту говоря - ничего.
Разумеется, все это было ложью. Должно ею быть - она ведь не настолько глупа. Все это было ложью, чтобы подставить Люка, и она не скажет никому ни слова. Она не будет играть в их игры - в независимости от того, понимала ли она их. Они потратили впустую свое время, и когда она вернет назад Люка, она все расскажет ему, и они вместе посмеются над этими возмутительными утверждениями. Они выбрали не того болвана, если надеялись, что она будет даже раздумывать о продажности Люка - основываясь просто на их словах.

не вопрос, я люблю длинные произведения. а когда у тебя будет готов весь текст, сообщи на форуме, можешь в личку Маклауду написать, или мне. как выложить единым файлом, думаю решим.

Удивительно, как быстро был установлен распорядок дня. С наступлением сумерек Люк уже терпеливо сидел, ожидая визита Палпатина; ожидая рыжеволосую, которая войдет и объявит ему об этом.
Что она и сделала, как по нотам.
Со звуком поочередно открывающихся замков двери раздвинулись в стороны, и Люку впервые удалось подсчитать количество блокировочных болтов в них.
Она вошла с грозным выражением лица, и он улыбнулся в ее холодные глаза:
- Привет, Рыжая.
- Им... – она запнулась, застигнутая врасплох его обращением, но уже через мгновение справилась с собой: - Император требует твоего присутствия.
- В общем-то я подозревал это, - ответил Люк, направляясь к выходу и не понимая, для чего он все это говорит; однако он наслаждался тем, что вывел ее из равновесия. Сказывалось еще приподнятое настроение от встречи с Ханом.
- И не называй меня Рыжей, - отрезала она, подстраиваясь под его шаг вместе с идущими позади охранниками.
- Как насчет Ржавой? - спокойно поддразнил он. - Мне нужно называть тебя как-то - а ты не говоришь свое имя. Так что выбираешь?
- Я – коммандер Джейд, - надменно произнесла она, смотря вперед.
Люк ждал, пока они фактически не подошли к последним дверям, чтобы оставить последнее слово за собой:
- Хм… думаю, мне больше нравится «Рыжая».
Затем он прошел дальше, а она осталась стоять у дверей; и Люк напомнил себе о необходимости сконцентрироваться – игра закончилась.



Глаза Палпатина были опасно сужены, взгляд холоден и зловещ. Однако направлен не на Люка – на Джейд, согнувшуюся в глубоком поклоне с затаенным, но хорошо читаемым чувством страха. Она распрямилась, потупив глаза, Палпатин пристально продолжал смотреть на нее. И Люк, осознав, что именно он был причиной такой реакции ситха, почувствовал внезапное желание защитить свою тюремщицу.
- Ваше Превосходительство, - поприветствовал он так, как слышал от других, переводя на себя мрачные охровые глаза Императора.
Палпатин взглянул на него, и впервые Люк распознал в Силе индивидуальное присутствие Императора, будто тот забыл полностью скрыть его. Императора мутило от ярости к женщине - в ревнивом чувстве нарушенной собственности.
И затем это ощущение полностью ушло, скрылось, когда ситх сосредоточил внимание на настоящем моменте. Он повернулся и медленно прошел к стулу - не торопясь, чтобы успеть восстановить самообладание, прежде чем сесть и вновь взглянуть на мальчишку.
- Сядь, - скомандовал он просто.
И мальчишка сел без возражений. Может, и не будет никакой борьбы, чтобы добиться его повиновения.
- Ты говорил сегодня со своим другом? - спросил Палпатин.
- Да… - ответил Люк и, сомневаясь, что еще сказать, добавил: - Благодарю вас.
Ответ понравился Палпатину, но он продолжал смотреть на джедая жестким взглядом.
- Я... хотел бы увидеть остальных, если можно? – неуверенно спросил Люк, опасаясь, что Палпатин захочет что-нибудь взамен.
- Остальных?
Люк нахмурился.
- Лею и Чуи.
- Они улетели, джедай, - самодовольные ноты в голосе смешались с притворно вежливым замешательством.
- Улетели? – тревожно переспросил Люк, повышая голос.
- Конечно. Это наш договор. Ты остаешься здесь на двенадцать недель, а им позволяется свободно уйти. Сегодня на рассвете они отправились на Неймодию и оставили корабль в космопорте Като. Их никто не сопровождал там, как мы и договорились, поэтому у меня нет никакой информации как, куда и где они сейчас. Но я уверен, что твоя маленькая принцесса уже…
- Сегодня на рассвете?! - было глупо спрашивать это после такого потока информации, но Люк был искренне удивлен, что их больше нет здесь - а он не осознавал этого.
Он немедленно протянулся Силой, в безотлагательности легко прорезаясь сквозь темный туман, что омрачал все вокруг, но не смог найти никакого следа Леи. Тут же его поразили воспоминания – о своем пробуждении перед самым рассветом, будучи уверенным, что его кто-то звал по имени. Не в страхе, а только… в понимании. Должно быть, это была Лея - видимо, она поняла, что они разделялись, и думала о нем в тот момент.
Люк упрекал себя, что не признал ее, не понял, что они улетали - сердясь на ослабление своей бдительности и решая, что больше этого не допустит. Он позволил статичному туману Тьмы сдерживать его способности - разрешил ему власть над собой, когда должен был знать, что происходит. Больше этого не случится - урок был изучен.
Слова Палпатина ворвались в поток его мыслей:
- Мы заключили соглашение, джедай. Я охотно выполнил свою часть, в точности и без задержки - и теперь ожидаю того же от тебя.
И внезапно Люк понял, что сделал Палпатин - он форсировал сделку, выполняя немедленно свою часть. И этим фактически связал Люка, не давая ему по-настоящему обдумать последствия.
Теперь договор вступил в силу - он дал свое слово.
Палпатин наблюдал за ходом этих мыслей и эмоций на лице мальчишки, наблюдал, как тот ищет какой-либо выход и понимает, что его нет. И прежде чем эта реакция перешла бы в гнев, ситх проговорил тихим, похожим на шорох гравия голосом, нейтральным и спокойным:
- Поешь.
Внимание джедая переключилось, и снова Палпатин наблюдал ряд размышлений, мелькающих на его лице, пока тот осмысливал все факторы: договор, по которому он остается здесь без сопротивления, свой голод и то, что он пойман в ловушку собственной рукой.
И вопрос, соблюдать ли этот договор вообще…
Все эти соображения крутились в голове Скайуокра, затягивая момент.
Наконец он протянулся, взял одну маленькую лепешку из горячего сервировочного блюда и положил себе на тарелку.
Палпатин не позволил своему выражению измениться ни на йоту. Вместо этого он кивнул слугам, которые заполнили бокалы вином, поклонились и вышли; императорские гвардейцы, окружающие Люка, последовали за ними.
Император позволил тишине висеть в течение долгого времени, задаваясь вопросом, почувствует ли его джедай себя вынужденным заговорить. Но Скайуокер оставался тихим; он лишь неподвижно смотрел на стол отсутствующим взглядом, блуждая где-то далеко в мыслях.
Секунды перешли в минуты, а ни один из них по-прежнему не двигался.
Наконец Палпатин проговорил:
- Положить пищу в тарелку не обозначает поесть, джедай.
Резко выдернутый из своих размышлений мальчишка вздрогнул и поднял глаза. Взглянул в тарелку, подумал… отломил кусочек лепешки и съел - ни неохотно, ни покорно.
Палпатин улыбнулся, устраиваясь поудобнее в стуле – это сражение было закончено. Будет его джедай есть потом или нет, было уже несущественно, и они оба знали об этом. Войну необходимо вести последовательно, сражение за сражением.
И сегодня Палпатин одержал звучную победу в течение нескольких минут после начала их встречи.
- Возможно, для тебя лучше, что они улетели, - предложил он наконец, старательно не допуская триумфальных нот в голосе. - Они были веревкой на твоей шее, связывали тебя и удерживали. Твоя хорошенькая маленькая принцесса использовала тебя. Использовала, чтобы вести бои, которые сама вести не в силах.
- Вы ничего не знаете о ней, - ответил Люк, чувствуя себя оскорбленным.
- Напротив, я знаю ее очень хорошо. Прежде чем она, спасаясь, бежала к слепо преданной ей кучке мятежников, она была сенатором здесь, в Имперском Центре. Уже тогда она неусыпно пеклась только о своих интересах. Знай своих врагов, джедай, - начал лекцию Палпатин.
- И своих друзей?
Император только снисходительно улыбнулся:
- У тебя нет никаких друзей, джедай. Настало время понять это. Есть лишь те, кто в любом случае будут использовать тебя. Только равным себе можно доверять – только они не зависят от твоих способностей.
- Лея ни в чем не зависела от меня.
- Конечно же это не так, - легко оспорил ситх. - Ее мелкое маленькое Восстание ничего не представляло из себя до твоего появления там. Его жалкие остатки должны были быть уничтожены вместе с Явином. Для моей Империи они были меньшей угрозой, чем блоха для банты. Но она понимала, что если они заполучат джедая - того, кто сможет представить реальную угрозу, того, вокруг кого можно будет сплотить недовольных галактики - они станут силой, с которой придется считаться. Именно поэтому она оставила тебя там.
- Я остался по собственному выбору.
- Да, разумеется, - Палпатин улыбнулся. - Вопрос - почему? Я уверен, что она действовала непривычным для себя способом, чтобы побудить тебя к этому решению. Принцессы вообще-то не общаются с пилотами, друг мой. Разве ты не замечал этого? Скольких еще пилотов она знала по имени? Она нуждалась в тебе и прекрасно понимала это. Ей был необходим контроль над тобой - так же, как и Кеноби.
- Она даже не знала о моих способностях.
- Ты так уверен? Ты путешествовал с мастером Кеноби, носил лайтсейбер. И я полагаю, ты обеспечил ее массой других разных намеков. Какие выводы она, по-твоему, должна была сделать? Окажи ей немного уважения, джедай. Этого было достаточно, чтобы увидеть, кем ты являешься и какую ценность представляешь.
- Вы не правы, - голос Люка понизился от гнева.
- Я прав, - возразил Палпатин тоном, не принимающим никаких аргументов. - Все существа стремятся управлять тобой - силой, которой ты обладаешь. Твой учитель-джедай, твое драгоценное Восстание… и твоя маленькая принцесса, которую ты так хотел спасти. - Палпатин склонил голову набок в своей характерной ласковой манере, однако глаза оставались все такими же жесткими: - Только они облекают свое стремление в сострадание, дружбу и ложь.
Люк помотал головой, не в силах сказать ни слова.
- Я говорю тебе это, джедай. И это правда. Твои доверенные союзники, твоя драгоценная принцесса… они все еще набросятся на тебя. Она будет держать оружие у твоей головы и жаждать нажать на курок.
- Нет.
- Она будет готовить твое уничтожение с точно таким же рвением, как сейчас готовит мое. Ты был ничто для нее - только возможность для ее целей, пища для ее идей. Как только она поймет, что больше не управляет своим ручным джедаем, она захочет избавиться от тебя.
- Вы лжете!
- И твой «учитель», - Палпатин плюнул последним словом в насмешливой издевке, - разве он не оставлял тебя гнить в пустыне, пока не понял, что я найду тебя? А затем потащил за собою ложью и полуправдой, дав тебе только ту информацию, которая нужна была для манипулирования тобой?
- А вы? - бросил Люк вызов.
Император откинулся назад, выдерживая паузу - обеспечивая его джедаю мысленное и физическое пространство, отделяющее Палпатина от предательства других. - Я предлагаю тебе понимание. Такое же, как я дал твоему отцу. Ты и он не так уж сильно различаетесь.
Люк сдерживал себя – но на лице вырисовывалось опровержение.
Невзирая на это, Палпатин продолжал давить, говоря убеждающим, не принимающим никаких возражений голосом - начиная связывать Скайуокера с собой:
-Да. Мы принадлежим к одной линии. Я понимаю тебя, как никто больше. Никто. Я понимаю, сколько требует от тебя каждая секунда, чтобы сдерживать свою силу, которую ты наконец начал высвобождать; я понимаю, чего это уже стоило тебе - а ты знаешь, что требования будут только расти.
- Мы ничем не похожи, - неистово прошипел Люк. - Ничем!
- Тогда, почему ты жив, джедай? Почему ты не мертв, как очень многие до тебя? Почему я потратил столько сил, чтобы находиться здесь сейчас, произнося эти слова? Если бы ты был любым другим джедаем, уверяю, я бы убил тебя к этому времени... но я вижу то, что ты намеренно отказываешься признать. Я вижу то, кем ты являешься…
Он позволил фразе зависнуть в воздухе на несколько секунд, не спуская глаз со своего джедая и держа того в тревожном ожидании…
- Тьма всегда признает свое.
Он видел реакцию мальчишки – как расширились его глаза – и знал, что выиграл этот удар.
- Я - не мой отец, - справился наконец Люк почти сорванным от эмоций голосом.
- Ты уверен?
- Абсолютно, - железно отрезал мальчишка, практически перебивая ситха; но в Силе Палпатин ощущал его колебание, вспышку сомнений, которые там не так легко было скрыть.
И чтобы дать Скайуокеру время для размышлений, он долго хранил молчание - в притворной задумчивости хмуро смотря на джедая, который в ответ сверлил его пронизывающим взглядом, очень смело и уверенно… внешне.
- Ты действительно ненавидишь его? - в итоге спросил ситх. - Или ты ненавидишь то, что знаешь, кем он заставит тебя стать?
- Он не заставит меня стать кем-либо.
- Но осознание того, что ты…
- Я представляю собой сущность моей жизни. Вейдер не участвует в ней.
- О, нет. Он участвует. Либо своим присутствием, либо своим отсутствием.
- Не так сильно, как вы полагаете, - защищался Люк.
- Но намного сильнее, чем думаешь ты, - Палпатин снова выдержал паузу. - Ты веришь в судьбу, джедай?
- Нет, - твердо сказал Люк.
- И все же ты признаешь знание будущего – у тебя самого есть способность видеть его.
- Будущее не определено, - ответил Люк. - Оно постоянно меняется согласно действиям настоящего. Я вижу это.
- Некоторые события подвижны, - признал Палпатин. - Но некоторые зафиксированы. Неизбежны.
- Ничто не неизбежно.
- Это то, чему ты веришь - или на что надеешься?
- Это то, чему меня учили.
- И конечно же ты веришь всему, чему тебя учили, - высмеял Палпатин. - А здесь ты ничему не научился?
- Многому, - многозначительно ответил Люк.
Палпатин только улыбнулся, качая головой в явном развлечении:
- Ты настолько непреклонен. Я могу научить тебя намного большему, чем когда-нибудь смог бы Кеноби. Он был глупцом и слепцом – по собственному выбору. И ты был наивен, что слушал его.
Скайуокер сохранял сдержанное выражение, но Палпатин чувствовал, что сказанное оскорбило его, поэтому продолжил провокацию:
- Ты услышал точку зрения одного человека и теперь держишь ее на вооружении. Но твой учитель был одиноким стариком, просидевшим в пустыне два десятилетия - полностью удалившись от дел. Джедаев убивали сотнями, а он не сделал ничего, чтобы помочь им – ни детям, ни юнглингам, ни падаванам, ни мастерам. Ни разу не вернулся, чтобы помочь им в борьбе. Ты уверен, что он вообще говорил, как джедай? Ты принимаешь его слово как абсолют, но ты никогда не сможешь действительно узнать так ли это. В лучшем случае твое обучение было испорчено его ограниченностью, в худшем - все, что он преподавал тебе, было не более чем мелкое сумасбродство дряхлого безумца.
Люк гневно помотал головой, возмущаясь клевете и грязи, выливаемым на Кеноби.
- Он остался, чтобы помочь мне. Чтобы защитить меня.
Палпатин приподнял брови:
- И все же, когда его помощь действительно имела бы значение, он оставил тебя одного.
- Не одного. Мастер Й… - Люк остановился - но было слишком поздно.
От удивления Палпатин встал.
- Мастер Йода?
Сердце Люка пропустило удар, живот скрутило узлом в этом ненамеренном предательстве, мгновенном промахе - и тяжело изученном уроке.
- Мастер Йода, - медленно повторил ситх, уставившись на Люка - как если бы все наконец встало на свои места. - Вот, кто стал твоим учителем, когда умер Кеноби. Вот, почему твой отец не смог повлиять на тебя.
Палпатин прошел вдоль длинного стола. Люк смотрел прямо перед собой, потрясенный своей ошибкой. Но он заставил себя думать - признать ошибку, оценить урон - у Императора было имя, но не место. И Люк глубоко запер и похоронил его название.
Однако он был разъярен своим промахом, своей слабостью в концентрации, тем, что так легко позволил себе быть раздраженным – в итоге открывая так много Палпатину.
Остановившись рядом, ситх протянул руку к упрямому подбородку мальчишки и повернул его к себе. Смотря прямо в глаза Скайуокера, он наклонился ближе с абсолютно сосредоточенным и смертельно опасным выражением на лице.
- Где он? – низкий голос, пропитанный Тьмой. Люк только тряхнул головой, попытавшись отвернуться - но Палпатин не отпускал его, впившись ногтями в плоть. - Где? – повторил ситх, однако мальчишка лишь тихо и настороженно смотрел ему в глаза, устанавливая один ментальный щит за другим.
- Ты не сможешь обезопасить его. Ты уже подвел его и сделаешь это снова. Это только…
Он внезапно замолчал, и Люк ощутил…
Как мгновенное изменение в Силе накренило все вокруг, смещая силу тяжести, словно наклонилась ось вселенной, и реальность переместилась вместе с остекленевшими глазами ситха…
Будто очнувшись, Палпатин сфокусировался на Люке, произнося эйфоричным, почти восторженным голосом, снижающимся к ликующему шепоту:
- Однажды ты скажешь мне - добровольно. Ты будешь искать меня в своем рвении предать его. Ты видишь это?
Мышцы вокруг глаз джедая напряглись в ужасающем понимании, как бы сильно он ни пытался скрыть его…, и этого было достаточно.
Достаточно для Палпатина, чтобы быть уверенным, что Скайуокер признал предоставленную Силой правду - и ее значение.
Смотря на эту вспышку эмоций, пересекающих его лицо, Палпатин улыбнулся. Голос стал крайне уверенным и удовлетворенным. Даже ласковым – наблюдая, как часто поднимается грудь джедая, как растерянно и несогласно смотрят его глаза, как он борется против внезапно сместившегося восприятия.
Ситх выпрямился, выпуская подбородок мальчишки и кладя руку ему на плечо – в пустом утешении. Торопясь использовать эту волну неожиданного откровения Силы, он впился ногтями в тонкий шелк рубашки Скайуокера.
- Он отказывался учить тебя, друг мой? А объяснял, почему? Он говорил, что видит твое будущее, как и я? Твоя судьба на моей стороне, не на его. Это написано в каждой клетке твоего существа, в крови, которая дает тебе жизнь, неизбежно, неотвратимо.
Люк оставался тихим, глядя вниз, потерянный в осознании того, что должно произойти: неужели он предаст Йоду? Это казалось настолько реальным в тот момент - момент неоспоримой ясности и знания, вызванного и вывернутого Силой. Никакого видения, как такового, никакого разъяснения - только этот факт, абсолютный, неопровержимый, внедренный в сознание, как удар под дых.
А Палпатин продолжал давить, задавая так много вопросов и не давая времени для ответов, озвучивая самые глубокие, самые темные страхи Люка.
Ситх медленно убрал руку с плеча и коснулся щеки джедая пепельными, костлявыми пальцами - в ложном сострадании. Пытаясь справиться с морем сомнений, Люк даже не заметил этого.
Император криво улыбнулся, приподняв бледные губы над желтыми зубами: этот момент абсолютной ясности дал ему уверенность - одновременно отобрав ее у мальчишки.
- Он отговаривал тебя идти к Вейдеру? Пытался оставить рядом с собой, где он смог бы контролировать тебя и ограничивать, держать в подчинении и изоляции? Чтобы ты никогда не достиг полноты своей мощи - потому что тогда она стала бы больше, чем у него, а он ни за что не позволил бы это.
Люк опустил голову, смотря в пустоту в отчаянном недоумении. Палпатин вновь протянул руку к его подбородку и, мягко поворачивая его податливую голову, прошептал:
- Как легко ты отдал ему контроль над собой, джедай. И как глупо ты должен чувствовать себя теперь, понимая, что был полностью предан тому, кто хотел только управлять тобой, используя ложь и ограничения.
Замешательство и сомнения разрывали ум Люка противоречивыми эмоциями, бушующими и питаемыми той вспышкой знания в Силе - тем эхом будущего. Адреналин толкал его действовать, кричать, защищать обвиняемых, но более глубокие страхи шептали о предательстве и подозрениях, и этот хаос буквально парализовал его.
- Они не стремились контролировать меня, - в конце концов прошептал он - как себе, так и Палпатину. - Они не...
Император только кивнул, спокойно, с ледяной уверенностью.
- Ты знаешь, что это не так. Какие бы слова сейчас ты ни произносил, друг мой, я знаю, что находится в твоем сердце.
Сказав это, Палпатин медленно обошел стул Люка, проводя бледной рукой по гладкому шелку на его плечах.
Он отдернулся - стиснув челюсти в упрямом несогласии с этой пустой софистикой, предлагаемой ему; Император только улыбнулся в ответ:
- Я могу понять твой дискомфорт, дитя. Любому на твоем месте было бы трудно признать это; признать, что он был обманут, неуместно отдав свою лояльность. И все же это очень легко можно исправить… если приложить усилие.
- Нет ничего, что нужно исправлять, - проговорил Люк, не в силах удержаться от ответа. Он так сильно старался хранить молчание, не реагируя на обвинения Палпатина… и вновь был втянут, несмотря на все свои усилия. Он понимал это, и все же был не способен полностью сдержать себя.
- Ты получил редкий подарок, дитя – знамение будущего. Он дается так немногим, не трать его впустую.
Люк не ответил, все еще пытаясь осмыслить этот жестокий момент правды в Силе - абсолютную уверенность, что однажды он добровольно выдаст потайное место Мастера Йоды отвратительному и манипулирующему ситху, стоящему сейчас рядом с ним. Действительно добровольно - по собственной инициативе, а не под давлением или принуждением. Он знал это, просто знал. Мастер Йода утверждал, что будущее всегда в движении и тяжело предсказуемо до своего наступления - однако это вызванное Силой понимание казалось жутко неоспоримым.
Зафиксированным событием. Таким, как утверждал Палпатин. Есть ли другие такие же события? Была ли его судьба так же неизбежна?
Палпатин спешил, не давая времени для обдумывания; задевая лежащую на столе руку Люка, он мягко провел по ней ногтями - изящно ломая ход его мыслей.
- Как это замечательно: увидеть свое будущее, даже если это только доля секунды. Один момент разъяснил тебе то, на что я, возможно, потратил бы впустую тысячу слов.
- Я не предам его.
- Ты знаешь, что это не так - ты знаешь, что предашь его. Ты слышал то, что прошептала Сила – правду. Да… возмездие. Как хорошо ты будешь чувствовать себя… когда воздашь тем, кто так черство тебя использовал.
Палпатин медленно остановился, пристально вглядываясь в яростный огонь, голос его был тихим и уверенным:
- Это неизбежно, ты останавливал руку судьбы слишком долго - теперь она хочет плату за силу, которой наделила тебя, за силу, которой наделила твою линию крови. И цена неизменно все та же. Судьба твоего отца - твоя судьба, она всегда была предназначена для тебя. А Судьбу, друг мой, нельзя обмануть.
- Я не… верю…
О, сколько сомнения было теперь в его голосе - насколько шатка та ранее непоколебимая вера.
Этот прекрасный момент, видение, вспышка абсолютной ясности одарили Палпатина невероятным убеждением. И относительно мальчика, и относительно себя. Он никогда не сомневался, конечно, что сможет управлять Скайуокером, всегда верил, что должен управлять им. Но это было первым подтверждением, что так будет - ясно прозвучавшим и отразившимся в Силе пониманием вне всех суждений, уверенностью вне всех сомнений.
И все, что это дало Палпатину, было забрано у мальчишки.
Находясь в отчаянной борьбе, раздираемый неуверенностью, Люк медленно покачал головой; затем приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог ничего вытянуть из суматохи вопящего внутри замешательства.
- Я…
Так близко, так сильно близко к этому опьяняющему безумству неистовых эмоций; Палпатин смог только хрипло прошептать:
- Больше не может быть никаких слов, друг мой. Только правда… и Тьма.

***


Мара терпеливо ждала своего Мастера в широкой прихожей за пределами апартаментов Скайуокера и низко поклонилась, когда Палпатин наконец появился. Он прошел мимо, даже не взглянув в ее сторону, погруженный в свой триумф, в потерю мальчишкой веры - не в его союзников, а в кое-что намного более важное: в себя самого.
Она подстроилась под его тихий темп, идя неподалеку, и он остановился, ощущая… кое-что. Некое встречное течение эмоций…
Каким-то образом Мара была затронута произошедшим, он довольно сильно ощутил это в ней - и это не касалось поставленной перед ней задачи. Но Джейд всегда расстраивалась, когда должна была остаться во дворце - он обучал ее быть орудием действия, путешествуя и выполняя его требования по всей Империи, будучи способной слышать и общаться с ним через Силу, быть его глазами и ушами, его волей…
Император слегка нахмурился: могла ли она ощущать Скайуокера в Силе? Он научил ее слышать свой голос, но Мара никогда не слышала лорда Вейдера - хотя она никогда и не пробовала, эти двое были подозрительны и враждебны друг к другу, что весьма устраивало Палпатина. Но могла ли она теперь чувствовать джедая? И если да - то почему?
«Ты слышишь его, моя слуга?»
Нахмурившись, Мара взглянула на Мастера:
- Слышу его?
«Джедая - так же, как ты слышишь меня сейчас»
Она смотрела на своего Мастера в течение долгих секунд…
- Нет, Мастер. Я ничего не слышу.
Он подозрительно заглянул в ее душу, ища ложь. Но в такой близости к джедаю он ощущал только его, только огонь неопытной мощи - одержимо гипнотической даже в страданиях отчаяния - сжигающий все меньшие огни так, что о Джейд было немедленно забыто.
В любом случае это не имело значения - она будет покорно играть свою роль. Как всегда.
Палпатин пошел дальше, и Джейд возобновила свой шаг рядом с ним - ее неясное, тусклое ощущение в Силе заставляло еще более страстно желать реализации мощи Скайуокера. Это он должен сейчас покорно идти позади своего Мастера – а не Джейд. И даже не Вейдер, уже нет. Сопротивление мальчишки только усиливало желание Палпатина победить, подчинить, завладеть.
Да, мальчишка намного лучше обучен, чем он ожидал, но конечно же еще в досягаемости, Сила заверила его в этом.
Однако это не означало легкой задачи впереди. Скайуокер каким-либо образом достигнет принятия неожиданного видения и, вероятно, попытается логически объяснить его, отодвигая подальше. Мальчишка был крайне упрям. Даже если он не сможет - даже если он будет знать, что это правда, он все равно будет бороться. Потому что это тоже в его крови. Джедай будет сопротивляться, потому что верит, что прав - и все еще по-дурацки верит, что у него есть какой-то иммунитет от Тьмы.
Он будет сопротивляться, потому что верит, что это необходимо - потому что Кеноби и Йода вдолбили в него важность влияния даже самого малого промаха.
Мальчишка будет сопротивляться из-за своих друзей, полагаясь на их благочестивое, незначащее мнение, как на свое собственное. И он будет сопротивляться от негодования на то, что заперт здесь в клетке, находясь под манипуляциями Палпатина; и просто потому, чтобы не сделать так, как хочет Палпатин.
Вызов состоял в том, чтобы обратить Скайуокера, несмотря на все эти убеждения - и даже больше - повернуть их против него. Спроектировать ситуацию, в которой, понимая, что он идет к Тьме, джедай все же продолжит идти.
В тот заключительный момент его нельзя будет толкать туда - он должен будет сделать это добровольно, соглашаясь открыть свой разум и свою душу.
Но можно было подтолкнуть его к самому краю - измотанного, спровоцированного, управляемого - к той критической точке перелома… Когда он возьмет Тьму и использует ее, как собственную.


***


Люк сидел в тишине своей мрачной неосвещенной комнаты, подтянув ноги на край стула и обхватив голову руками - борясь против непрерывно находящегося в ней давления и пытаясь рассуждать о видении, которое перевернуло его восприятие вверх дном.
Даже не о видении; не было никакого видения, как такового - только знание, глубокое и бесспорное, что он предаст Мастера Йоду. Правда - столь же абсолютная, как смерть.
Люк пристально вглядывался в яркие, отдаленные огни города, разбрасывающие рассеянные тени по спальне, которая подавляла своим размером и напоминала этим, как отчаянно одинок он здесь был.
Как он мог бороться теперь? Как мог удержаться против всего?
Ему нужно найти путь. Не позволить проглотить себя этим предзнаменованием.
Если бы только он смог…
Люк оторвался от своих мыслей, признавая волнение Силы, нахлынувшее во Тьме еще до того, как услышал голос снаружи: низкий бас, раздающий приказы, словно это было его божественное право.
«Только не сейчас», - подумал он. Но было без разницы, что он думал: даже если бы Вейдер услышал его, он не замедлил бы свой шаг.
Люк знал, что должен встать, но вместо этого только еще ближе притянул к себе колени, обхватывая их руками в необыкновенно по-детски непосредственном жесте.
В комнате зажглись лампы - даже они находилось вне его контроля здесь; с тяжелым свинцовым звуком последовательно отодвинулись блокировочные болты.
Вейдер вошел один и встал, ожидая пока грохочущие двери с тяжелым скрежетом сдвинутся обратно.
Повисла тишина. Люк не поворачивался, хотя он был не в силах проигнорировать тяжелое режущее дыхание маски своего от... Вейдера.
- Твои спутники свободны, - наконец заявил тот.
Люк промолчал, пристально глядя в ночь, разрываемый расстройством и своею неспособностью действовать. Он хотел кричать, вопить на это… существо, чтобы оно оставило его в покое, ушло и никогда не возвращалось. И все же, когда он в итоге, не оборачиваясь, заговорил, он задал лишь один спокойный вопрос:
- Что ты хочешь от меня? Я понятия не имею, зачем ты здесь.
- Я тоже, - признал Вейдер без злобы мрачно растерянным в тот момент голосом.
- Тогда уйди. Оставь меня одного. Просто… оставь меня.
Почему он не мог сделать это? Зачем продолжал возвращаться, напоминая о слабости, которую Люк нес в себе?
- Ты уже один. По своему собственному выбору, - прогрохотал Вейдер.
Люк развернулся:
- Моему выбору? Выбору!? Мой выбор - выйти отсюда и никогда не оглядываться. Мой выбор, чтобы ты… - он остановился, потирая пульсирующие от боли виски, мертвенно усталый. Какой был смысл во всем этом?
- У тебя по-прежнему есть выбор, - напомнил ему Вейдер.
- Я сгнию, прежде чем помогу тебе, - утомленный глухой голос, наполненный горячим убеждением.
- Тогда он победил. Ты станешь служить ему еще до окончания года.
- Потому что ты сделал так?
- Потому что это то, что делает он. Он уничтожил Сенат и Орден Джедаев. И разрушил Республику. Ты думаешь, что сможешь один выстоять против него?
Голос Вейдера был странно тихим, побежденным. Практически опечаленным, как показалось Люку. Или, возможно, он был просто уставшим.
- Ты видишь будущее? - спросил Люк в конце концов, вновь отвернувшись от него.
- Я получил видение сегодня, - ответил Вейдер на невысказанный вопрос сына.
Мальчик довольно долго молчал в тишине, потерявшись в мыслях. И Вейдер знал, как сильно произошедшее беспокоит его; возможно, поэтому он и пришел сюда. Даже учитывая, что теперь, когда он был здесь, Вейдер совершенно не знал, что сказать и как предложить какую-либо поддержку.
-Ты думаешь, Мастер Йода ощутил это? - Люк понимал, что этот вопрос испытывает расстояние, которое он стремился удержать между ними, но в эту секунду не был способен остановить себя - отчаянно нуждаясь в заверении, что Йода был предупрежден.
Вейдер молчал в течение долгого времени - что уже было ответом. И когда он наконец ответил, пытаясь сильно смягчить свой тон, Люк услышал в нем только пугающую окончательность.
- Нет, - ощущая отчаяние мальчика, Вейдер добавил: - Но ты не виноват. - Люк слегка повернулся, однако это было от неверия - не от надежды. - Ты говорил мне, что принял в жизни свои собственные решения, - продолжал Вейдер, - тогда ты должен признать и то, что Мастер Йода принял свои. Когда забрал тебя от меня. Когда лгал тебе. Когда он...
- Не надо, - тихо произнес мальчик надломленным от усталости и сожаления голосом; он не мог снова говорить об этом. Не этим вечером.
Вейдер затих, неспособный гневаться на него. Но под конец он должен был сказать еще кое-что – может, именно для этого он и пришел:
- Я не бросал тебя. Тебя украли у меня. Помни это.
Люк мотнул головой, не желая размывания границы между ними, никакого послабления.
- Ты хотя бы пытался найти меня?
- Я думал, что потерял тебя, когда умерла твоя мать. Я думал, что потерял вас обоих.
- Но ты не знал наверняка.
- Ты думаешь, что я оставил бы собственного сына? – Вейдер был потрясен обвинением. - Если бы я знал, что ты все еще жив, ничто не остановило бы меня найти тебя. Никто не смог бы скрыть тебя от меня.
Люк отвернулся, не в силах слушать это сейчас. Не желая. Гневаться было легче - так же, как и видеть гневного Вейдера; восстановить границу между ними и не разбираться со всем этим.
- И что бы ты сделал, если бы нашел меня… привел бы сюда?
Вейдер промолчал – понимая, что именно это было бы его намерением.
Голос Люка снизился к горькому, обвиняющему шепоту:
- Какой отец сделал бы такое своему сыну? Когда-либо.
- Ты находился бы там, где тебе надлежало быть - со своим отцом.
- Какая же это защита? - мрачно спросил Люк с явным и глубоко язвительным упреком. – Я очень устал, - добавил он в конечном счете, утомленно отворачиваясь и давая понять, что разговор закончен - по-прежнему потирая голову от туманного давления.
- Это постоянно здесь, - сказал Вейдер, - но это можно отодвинуть. Ты найдешь пространства внутри и вокруг. Именно там ты научишься существовать.
Люк оглянулся, понимая, что Вейдер говорит не об усталости.
- Существовать недостаточно.
- Бывают времена, когда существовать - просто выжить - самая большая победа из всех.
Люк помотал головой:
- Это не победа. Лишь оправдание неудачи.
- Это - то, во что ты веришь, когда смотришь на меня? – тембр в голосе Вейдера нес недвусмысленную угрозу, и Люк знал, что внезапно скользнул очень близко к краю.
Но там он и хотел находиться - по крайней мере, с Вейдером. Он не желал никакого понимания, никакой общности; никаких оттенков серого.
- Да, это.
- Я командую миллионной армией, я стою вторым после Императора. Моя воля диктует судьбы народов, планет и систем. Два десятилетия мое слово - закон.
- И ты потратил все это впустую, - обвинил Люк. - Потому что ты становишься на колени – бесхребетный, готовый продвигать амбиции безжалостного, мстительного старика...
Прежде чем он понял, что делает, Вейдер резко ступил два шага вперед, схватил Люка за руку и рванул вверх, разворачивая к себе... и затем застыл - когда его разум догнал его действия и понял, что он собирается сделать.
- Здесь твое слово - не закон, - с ядом в голосе и явной ненавистью в глазах произнес его сын. – Мною ты не командуешь.
Вейдер отпустил его, почти отбросив от себя.
- Ты - глупый ребенок. Ты ничего не знаешь о том, о чем говоришь.
- Если тебе не нравится то, что я говорю, тогда уйди, - прошипел Люк.
Не желая продолжения этой тирады, Вейдер отвернулся и направился к дверям. За долгие секунды, прошедшие пока открывались замки, его гнев стих, оставляя недоумение, каким образом они вновь пришли к тем же отношениям.
- Почему ты всегда пытаешься спровоцировать меня? – в тишине спросил Вейдер.
- Чтобы напомнить нам обоим, кто ты на самом деле, - ответил Люк, не утруждаясь повернуться.
В конце концов двери с глухим звуком закрылась, и Люк снова остался в безмолвной темноте. Он раздумывал долгое время, но не смог найти в себе сожаления ни об одном своем слове.

- Лея! - Мон широко улыбнулась, распахивая объятия для приветствия принцессы, мчавшейся с транспорта на палубу калмарианского крейсера Дом Один - главного крейсера Альянса. За ней следовали Ландо и Чуи.

- Мон, - улыбнулась Лея, искренне обнимая старшую женщину - прошло так много времени с тех пор, как она видела ее и чувствовала себя в безопасности.

Мон Мотма крепко держала Лею в течение долгих секунд, радуясь, что та благополучно вернулась назад. Они всегда были близки - фактически были семьей - будучи хорошо знакома с ее приемными родителями, Мон знала Лею с детского возраста, и теперь у них не осталось никого, кроме друг друга. Мон уже прочла рапорт Леи, написанный тою в течение недельного полета возвращения к флоту, и так же говорила с ней несколько раз, пока оба их корабля одновременно находились в реальном пространстве между прыжками – но о шпионе она не упоминала. Некоторые вещи лучше делать наедине, лицом к лицу.

- Лейтенант Грэйд проследит, чтобы твои друзья были устроены в комнатах… а у нас есть кое-что, о чем нам нужно поговорить, - сказала она серьезно, уводя Лею.

.

.

- Разрешите, - сухо проговорила Лея, беря в руки прозрачный пакет с лежащим в нем комлинком, не веря своим глазам и поворачиваясь от Мон к Криксу Мадину, чье лицо было скрыто в слабом освещении тщательно освобожденного коммуникационного блока.

- Мы не обвиняем, пока, - нейтрально произнес Мадин. Он также знал Люка, и изначально не мог принять ту правду, что лежала прямо перед ним. Но по мере возрастающих фактов в нем росло негодование, и сейчас, будучи вынужденным излагать их отрицающей все Лее, Мадин сам начал убеждаться в верности своих слов.
- Что мы действительно знаем наверняка – это то, что с этого комлинка посылались закодированные сообщения. С этого устройства мы можем отслеживать их более точно.

- Все отсылают несанкционированные передачи, - спорила нисколько не убежденная этим Лея.

- Они закодированы, - мягко ответила Мон. - Как только у нас появился этот комлинк, мы проследили более сорока передач с его диапазона частоты за последний год – и все закодированы. Это стандартный комм, Лея - у него вообще не должно быть способности работать на такой сжатой частоте.

- Вы даже не уверены, что этот комм - его, - парировала Лея, не желая сдаваться так легко, и все же внутри вновь зашептал тот тихий голос, что мучил ее раньше.

- Этот комм находился в его контейнере, - спокойно сказал Мадин.

- Мы не говорим, что он принадлежит ему, - возразила Мон, желая дать Лее время, чтобы принять очевидное, - мы только ищем ответы.

- Если бы я была имперским агентом, не думаю, что я бы оставила свой переделанный комлинк в моем собственном контейнере, - ответила Лея, подразумевая большой персональный ящик из пластила с написанным сбоку по трафарету именем владельца. Контейнеры перевозились с корабля на корабль при каждом перераспределении. В них содержалось все личное имущество - ничтожно малое в случае Люка: униформа, рабочая и гражданская одежда, читатель, масса, связанных с работой информационных чипов… и этот комлинк.

- Мы тоже не слепы, - мягко заверила Мон, успокаивая гнев принцессы. - Лея, мы знаем, что у нас был шпион - знаем это уже почти год.

- Люк был с нами три года, Мон, - прервала Лея.

Мадин покачал головой:
- Мы только узнали о шпионе год назад - но он, наверняка, действовал до этого.

- Он? - спросила Лея многозначительно. Она думала, что из всех присутствующих Мадин будет наименьшим обвиняющим, так как он сам являлся имперским невозвращенцем и находился раньше так же под подозрением.

- Последняя закодированная передача с этого комлинка вышла меньше, чем за два часа до имперской блокады Хота, - сказал Мадин серьезно. - Одна была послана за три недели до установки последнего базисного оборудования на планете, еще одна - отправлена за день до прибытия туда первых подразделений для установки лагеря, включая разбойный эскадрон. Хоть мы и не знаем, что они содержали – мы не можем взломать код – но, думаю, в значительной мере даты сами говорят за себя.

- Да. Я не сомневаюсь, что это оборудование шпион использовал для передачи информации - я только подвергаю сомнению личность владельца, - сказала Лея, слыша, как повышается тон ее голоса, заставивший руководителя ком-отдела нервно обернуться. В конце концов, это именно он объединил все части, получив данный табельный комлинк для установки переназначения.

Все медленно доходило до сознания Леи… и она почувствовала себя физически больной.

Мадин был прав, конечно - около года они просто знали о существовании шпиона, сливающего информацию, и все это время пытались поймать его. Но тот всегда избегал всех их тонких уловок, всех тщательно расставленных ловушек, в мельчайших деталях разработанных штатом командования – членом которого был и Люк.

Он предал их? Сидел на тех заседаниях со своей искренней улыбкой, всегда фонтанируя предложениями, и всегда расстраиваясь при неудачах… неужели он сидел среди них и смеялся, зная, как близко они находились к разыскиваемому ими шпиону и как все же световыми годами далеко?

Она покачала головой, тщательно рассматривая факты и сильно обкусывая при этом ноготь - до тех пор, пока не пошла кровь. Боль странным образом успокоила ее, отвлекая от холодной действительности.
Это не мог быть Люк - это был не Люк - тот, о ком они говорили, не так ли?

Но было слишком много обстоятельств и фактов, которые медленно и неотвратимо складывались, как кусочки мозаики.

Именно его подразделение, казалось, всегда было вовлечено во все острые ситуации. Разбойный эскадрон в первую очередь оказывался в гуще событий, влетая из одной неприятности в другую. А потом, когда Люка назначили коммандером эскадрона – именно его подразделение всегда проходило на волосок от гибели. Только разбойный эскадрон уходил от преследования так, что Империя дышала ему прямо в затылок, как это было на Хоте.
Хан постоянно говорил, что Люк был магнитом для неприятностей.

Хан. Лея почувствовала жжение в горле при мысли о нем. Что с ним сейчас? Потому что, если Люк действительно был имперским оперативником, тогда…

Она нахмурилась, сомневаясь снова - нет, он не был. Он не был. Независимо от того, что происходило, это было не тем, чем казалось. Люк никогда бы не предал их. Он никогда бы не предал ее. Она слишком хорошо знала его.

- …пытались взломать его в течение трех недель, но это - подвижный код, - извиняющимся голосом объяснял родианец, руководитель ком-отдела, говоря на общегалактическом с сильным акцентом. - Он переписывает себя каждый раз во время передачи. Ключ к изменяющемуся алгоритму находится где-нибудь в предыдущей коммуникации, но без ключа к ней, у нас нет никакого способа связать все это.

- Как давно? – просто спросила Лея, не в настроении для оправданий.

- Я сожалею, но мы точно не знаем. Если бы мы смогли сломать один ключ - хотя бы один ключ - тогда мы смогли бы в итоге расшифровать все, но у нас нет никакой исходной точки, а передачи очень короткие - очень небольшой продолжительности. И они посылались внутри действующих сообщений - обычных коммуникаций между флотом. И, возможно, имеется больше дюжины сообщений, которые мы попросту не нашли - те, что не были автоархивированы. А любой разрыв в порядке ломает последовательность ключа и возвращает нас назад в исходную позицию.

-Спасибо, руководитель, - выразила признательность Мотма. - Пожалуйста, продолжайте свои попытки - я уверена, что нам не нужно подчеркивать насколько это важно.

- И насколько важно, чтобы эти факты пока не разглашались, - добавила Лея, все еще цепляясь за надежду и не желая утечки любой информации, где фигурировал Люк. Она вернула положенный в пакет комлинк оправдывающемуся от ощущения своей вины родианцу. Пришедшая в голову мысль повернула ее к Мадину:
- Но, в любом случае, почему вы обыскивали имущество Люка?

- Мы… - Мон заколебалась, и Лея подготовилась к некому новому удару. - Коммандер Скайуокер был причислен к погибшим, Лея. После сражения на Хоте.

Лея побледнела.
- Что?!

Мадин начал было говорить, но Мон подняла руку, останавливая его, желая, чтобы Лея услышала это от нее.
- Люк пропал без вести и считается умершим. Вот почему освобождали его контейнер - именно так мы нашли комлинк, который вернули руководителю ком для служебного переназначения. И когда он проверял его - тогда-то и нашел некоторые вещи.

Лея только уставилась на Мон, не в силах принять что-то большее.

- Когда Люк впервые вышел на связь с вами после Хота? - спросила Мон.

Изо всех сил Лея пыталась вспомнить - казалось, это было целую жизнь назад.
- Мы… гипердвигатель Сокола был поврежден еще в системе Хота. И мы ползли к системе Беспина на главном двигателе несколько недель. Потом ждали запчасти для ремонта; я не доверяла Ландо, чтобы рисковать связью с вами, кроме того одного сообщения. Я думаю… возможно… пять недель - возможно, семь?

- Он не вернулся, Лея, - сказала Мон мягко. - Он не воссоединился с флотом.

- …Где он был? – все, что она смогла произнести.

- Как раз это мы бы и хотели выяснить, - зловеще пробормотал Мадин.

- Он рассказывал тебе о том, где был? - нажала Мон. – Хоть что-то?

- Нет, я думала, он прибыл из-за сообщения, что я послала вам… - Лея затихла. - Откуда он узнал о нас, если не был с флотом? И зачем бы он вообще прилетел, если был бы имперским агентом? Зачем все это?

- Мы предполагаем… мы думаем, что у него, возможно, была определенная миссия, - ответил Мадин.

- Какая?

Мон выдержала паузу, глядя на Мадина, затем сказала:
- Мы предполагаем, что эта миссия – ты, Лея. Или, может, все мы - руководители штаба.

- Я?! - сердце пропустило удар, заходясь в бешеном ритме в ответ на это обвинение - подразумевающее настоящее предательство.

Мадин вышел вперед.
- Подумайте - если бы он смог передать одного из лидеров Альянса имперцам, а потом, казалось бы, вызволить ваших спутников, он смог бы по-прежнему вернуться к нам с неповрежденным прикрытием. Возможно даже для того - чтобы поймать второго руководителя - и, конечно же, чтобы продолжать передавать информацию.

Лея помотала головой.
- Я уже была у них.

- Но у них не было способа его возвращения к Альянсу, - возразил Мадин.

- Зачем ему бы это понадобилось? Когда он мог просто вернуться сразу после Хота.

- Нет, если бы он следил за Соколом на своем крестокрыле. Его истребитель улетел одним из последних - очень близко к вашему времени. И что удивительно, имперский флот сразу же прекратил блокаду, чтобы пойти за вами - за Соколом. Чуть ранее Соло послал передачу, говоря, что он выведет вас на Соколе; это было на закодированной частоте, но любой с кодами командования Альянса мог принять ее, узнать, где вы были и передать на имперский флот - включая Скайуокера.

Прикладывая все силы, Лея пыталась найти изъяны:
- Если бы он преследовал неисправный Сокол, он мог бы сообщить о нашем местоположении в любое время – Империя взяла бы нас намного раньше.

- У нас нет всех ответов, Лея, - признал Мадин. - Мы думаем, что он мог приземлиться на одном из звездных разрушителей, которые преследовали вас, а затем потеряли. Может, он принял решение остаться с имперским флотом, чтобы использовать свое знание капитана Соло, как отправную точку для вашего поиска - зная, что вы не сможете быстро возвратиться к Альянсу. Вы сами сказали, что Облачный Город принадлежал другу Соло - мы полагаем, что и Скайуокер мог знать об этом. Учитывая ваше местоположение, когда флот потерял вас, и факт, что у Сокола не было гипердвигателя, он мог легко вычислить ваше направление, - Мадин слегка склонил голову. - Или у вас есть лучшее объяснение того, как он взял и просто нашел вас спустя семь недель?

- Его ранили - ужасно, - сказала Лея. - На Беспине. Вейдер… отрезал ему руку. Вы сделали бы это кому-нибудь из своих?

В наступившей тишине Мон повернулась к Мадину, но выражение того не смягчилось ни на йоту.
- Вы видели рану?

- Да, видела. Я обрабатывала ее на борту Сокола.

Мадин некоторое время обдумывал это:
- Она кровоточила?

- Что? - нахмурилась Лея.

- Была ли рана свежей – насколько ужасно она кровоточила?

Лея была безмолвна в течение долгих секунд.
- Она... она не кровоточила. Она была обожженной…

- Словно ее прижгли? - уточнил Мадин.

- К чему вы ведете?

- Я спрашиваю, была это свежая рана или же просто старое повреждение - обработанное, чтобы выглядеть, как новое. Верьте мне, кровотечение из отрезанного члена - ужасно. Если же вы просто удалите протез со старой раны...

- Это не было старой раной! Она не кровоточила, потому что Вейдер использовал лайтсейбер.

- Я думаю, это очень удобно, - возразил Мадин.

- Вы думаете, мы думаем… - парировала Лея, которая была доведена его поведением до предела. - Кажется, мы думаем слишком много. Но пока вы не можете доказать, что этот комлинк использовал он, и пока вы не можете доказать, что он был агентом, я думаю, что имею право ставить это под сомнение, не так ли?

- Лея, пожалуйста … - начала Мон, неизменно взывая к голосу разума.
Лея развернулась и вылетела как ураган; усталая, раздраженная, настроенная защищать Люка. Мучимая своими собственными невысказанными сомнениями.
.
.
.
Люк уставился на коммандера Джейд поверх своей печатно-бумажной книги, размышляя о том, что ему необходимо лучше узнать свою тюремщицу. Необходимо узнать, как она думает, как она будет реагировать в трудной ситуации, на что обратит внимание, и что пройдет мимо нее.

Крайне очевидно - его никогда больше не оставляли одного, кроме того времени, когда он спал. Кто-то всегда был рядом с ним «при исполнении служебных обязанностей», как они поясняли, несмотря на скрытые камеры наблюдения. Иногда охранник или два, иногда человек возраста Хана, именуемый лейтенант-коммандер Риис – еще один агент в штатском, как и Джейд - но главным образом, это была сама коммандер Джейд, к ее заметному неудовлетворению и досаде. Его оставляли в покое только ночью, когда он удалялся в спальню за огромные, укрепленные и запирающиеся двери, и тогда дюжина или около того охранников оставалась в гостиной снаружи. Но камеры продолжали работать - в этом он был совершенно уверен.

И каждый раз, рано утром, рыжая возвращалась, нарушая его уединение, отключая подсветку окон вне зависимости от того бодрствовал он уже или нет, неподвижно и тихо затем всматриваясь в отдаленный город, пока он вставал и одевался.

Всегда там – невооруженная больше, но всегда держащая открытый комлинк, соединенный с охранниками снаружи, принимая каждое их сообщение в свой наушник.
Из ее односторонних разговоров было очевидно, что она была ответственной. И это означало, что именно ее мыслительные процессы управляли и его лишением свободы, и попыткой вернуть его, если бы он сбежал.

Несмотря на козни Палпатина, Люк не намеревался оставаться здесь навсегда. В момент, когда договор закончится, он предпримет действия – и тогда первый человек мимо которого ему нужно будет пройти, станет Джейд.

После трех недель расхаживания по своей тюрьме, огромные комнаты начали казаться решительно меньше. Ему разрешили выходить за пределы его спальни в так называемую «комнату дневного пребывания», которая связывала спальню с частной столовой, в которой каждый вечер он встречался с Императором все за тем же прекрасно сервированным столом - иногда в течение часа, иногда в течение трех или четырех часов. Каждый вечер подавался ужин, и каждый раз никто из них не ел. C оттенком сухой иронии Люк задавался вопросом, не думали ли повара о том, чтобы фактически прекратить готовить.

Но, по крайней мере, теперь он питался в течение дня, признав, что он проиграл в этом сражении, завтракая и обедая, и привыкая жить без ужина. И он даже кое-чему научился из этого поражения - выбирать свои поединки с большей осмотрительностью – думать прежде, чем открывать свой рот. Он понял, что Палпатин не допускает слабостей или ошибок, и поэтому сам Люк должен уделять больше внимания каждой их встрече, каждому отдельному слову, которое он говорил.
И он учился этому - весь его день теперь формировался знанием того, что Палпатин придет к нему на встречу с наступлением сумерек, и чертовски лучше быть готовым к этому, потому что не было никаких поблажек и никаких выходных дней. Изредка, только изредка, слова ударяли его, и когда это происходило, он учился не зацикливаться на них, не позволять себе никаких моментов слабости, никакой передышки – ибо Палпатин всегда возвращался с удвоенной силой.

Но между этими встречами, в перерывах между этим интенсивным давлением, долгие дни тянулись в отупляющей неподвижности - не было ничего, чем можно было бы заняться в этой роскошной клетке, кроме всякой разной бессмыслицы. Поэтому, несмотря на то, что он находился здесь на лезвии ножа, его начала изводить скука, делая каждый день мучительно более долгим, чем предыдущий, и заставляя отчаянно нуждаться в чем-то, что могло бы занять его разум.

В конце концов, он обратился к высокому книжному шкафу в гостиной.

Он просил авточитатель, но Джейд решительно отказала ему. Что она думала о его возможности совершить успешный побег, отразив действия многочисленных сил имперской охраны с помощью пятибитового авточитателя - осталось для него загадкой. Однако от нечего делать, он направился к печатно-бумажным книгам… и почувствовал, как упало его сердце…

"Организованное Исследование Иерархии Флота и Командующих Структур"

"Культурное Сходство Различных Обществ"

"Этикет и Протокол в Современном Суде"

Список продолжался… Он скривился в лице, поворачиваясь к рыжей:
- Тут есть вероятность нормальных книг?

- Это и есть нормальные книги, - ответила она равномерно, не отвлекаясь от своего собственного посеребренного авточитателя.

- Я подразумеваю книги, которые я фактически захочу читать, - ответил он, возвращаясь к книжному шкафу.

- Это - полезные книги. Важные.

- "Психология Массового Восприятия"? - спросил Люк недоверчиво. - Ты читала это?

- Император выбрал их, - парировала она, игнорируя его вопрос. - Когда ты прочтешь их все, я проинструктирована позволить тебе больше.

- Все?! Тут около сорока книг, - мгновенная вспышка упрямства заставила Люка сделать шаг назад, но факт, что Джейд, а не Палпатин, сказала ему об этом, смягчил удар, и, по правде говоря, чем еще он мог здесь заняться?

Он вытащил книгу наобум - "Качественные Тактические Данные для Планетарных и Межсистемных Наступлений".

Поставил ее назад.

- Тогда, вероятно, тебе нужно начать, - туманно ответила Мара, взглянув поверх своего "читателя".

- Что? Ты будешь проверять меня? - поддразнил он, повернувшись к ней и пытаясь вытянуть из нее хоть что-нибудь – больше от скуки, чем по какой другой причине.

- Нет, я буду наблюдать за тобой, - ответила она равнодушно, не поднимая головы.

- Фантастика! - кивнул он с удивленным сарказмом. - Только одна вещь хуже, чем скучать до слез, читая эти книги - это наблюдать за кем-то, скучающим до слез при их чтении. Прими мое сочувствие.

Она вновь взглянула на него, не поднимая головы - с еле заметным оттенком разделяемого с ним развлечения в глазах.

- Итак… с чего мы начнем? Твой выбор, Рыжая.

.

Таким образом, спустя неделю и пять прочтенных книг, он уставился на свою тюремщицу, задаваясь вопросом, как проникнуть внутрь ее головы. Разум буквально оцепенел от трехчасового чтения мучительно сухого тома "Политическая, Социальная и Экономическая Структура в Основных Системах".

-Как насчет колоды карт? - спросил Люк, закрывая хлопком книгу. - Мне разрешат колоду карт - или они являются смертельным оружием в хороших руках?

Оторвавшись от читателя, Мара выгнула брови:
- Я предполагаю, это зависит от того, насколько хороши твои руки.

- Они ужасны – теперь мне позволят карты?

- С кем ты собираешься играть, пилот? - спросила Мара, зная ответ.

Он усмехнулся:
- Хочешь сказать, что ты никогда не играешь?

- Играю во что?

У нее была догадка…

- В сабакк.

- Так и знала, что ты был сабакк-игроком.

Если вам когда-либо нужно найти пилота, надо просто прогуляться до любой ближайшей кантины космодрома и оглядеться внутри - те пять парней, что сидят кружком за сабакк-столом, будут пилотами. Пилоты всегда играли в сабакк - это было у них в крови точно так же, как и полет.

Люк пожал плечами.
- Или мчаться, или ждать, - произнес он уклончиво.

- Что?

- Мчаться и ждать - жизнь пилота. Ты либо на вылете, и кто-то очень настойчиво пытается убить тебя, либо в корабельном доке в ожидании вылета, думая о том, что скоро кто-то очень настойчиво попытается убить тебя. Не совсем приятные вещи для размышления - поэтому берешь колоду карт.

- Или ты мог бы пойти и заняться любой другой работой, - сказала Мара.

Люк помотал головой.
- Запрещено оставлять летную палубу, когда ты находишься в состоянии боевой готовности. Иногда мы помогаем техникам и механикам, но у них есть различные роботизированные системы для этого. Думаю, мы фактически только мешаемся у них под ногами. Они кажутся довольно нервными, когда видят нас рядом с кораблями.

- Захватывающе, - насмешливо сказала Мара, отворачиваясь. - У тебя не может быть сабакк-стола здесь.

- Почему?

- Слишком технологичное устройство. Я бы не хотела, чтоб ты начал демонтировать его.

- Почему? Что я могу сделать с демонтированным сабакк-столом?

- Думаю, ты никогда не узнаешь об этом, - ответила она, по-прежнему не глядя на него.

- Тогда обычную колоду.

Мара вздохнула - обычная колода использовалась для игры в сабакк без электронных импульсов, которые изменяли чип-карты. Пилоты часто играли так на полетных палубах - учитывая сосредоточение боевой техники, большая часть которой была активизирована, производящие импульсы технологии были благоразумно запрещены.

- Я не играю обычной колодой, - уклончиво произнесла она.

- Нет, ты играешь, - сказал он, совершенно уверенный.

Мара взглянула на него, задаваясь вопросом, прочитал ли он ее мысли. В голову пришла идея, что играя, она сможет несколько лучше понять суть его мышления… и следовательно это могло быть причиной, по которой он сам пытался заставить ее играть.

Люк сложил руки на груди.
- Что? Боишься, я обыграю тебя?

Она сузила изумрудные глаза.
- Ты настолько хорошо играешь?

- Я - пилот, - ответил он просто, как будто эти два понятия были синонимами.

.

.

.

- Наконец, кто-то, с кем можно играть в сабакк! - провозгласил Люк с усмешкой, смотря на идущего к нему Хана.

Он прибыл с его регулярным еженедельным визитом – как обычно, абсолютно не торопясь, измеряя шагами расстояние и отмечая проблемные и безопасные участки, а так же количество охраны и наблюдения.

Медленно - очень медленно - они разрабатывали кодовую систему общения; после того, как им запретили что-либо, кроме самой бессмысленной болтовни. Хан видел, что раздражительная рыжая, как правило, всегда слонялась поблизости, и сам Люк упоминал, что он никогда больше не оставался один - опять же говоря об этом в весьма расплывчатых и просторных выражениях - но они учились обходить и это. Они использовали обычные медвежьи объятия, когда Хан входил в комнату, сердечно хлопая друг друга по спине, так как в эти несколько секунд они были достаточно близки для шепота друг другу, а звук их хлопков заглушал слова от микрофона камеры наблюдения в потолке.

- В Башне - охрана, - прошептал Хан в этот раз, отвечая на предыдущий вопрос Люка, полученный во время прощальных объятий на прошлой неделе.

Это определить было намного легче, чем ответить на вопрос предшествующей недели о камерах наблюдения. Было невозможно трудно определить их в высоте великолепия императорского Дворца, чтобы не остановиться и не начать разглядывать потолки, как идиот, или же, идя с постоянно поднятыми вверх глазами, не спотыкаться и не сбиваться при этом с пути. Хан отказался от первого варианта в пользу второго и был теперь весьма уверен, что охранники считали его неспособным к ходьбе по прямой без посторонней помощи.
Он догадывался, что вопросом этой недели, сообщенным в медвежьих объятиях, когда он будет уходить - еще один раз, когда они были достаточно близки для перешептываний - будет вопрос о точках безопасности и контрольно-пропускных пунктах. Притом он беспокоился, что охранники могут подумать, что они слишком много обнимаются…

В данный момент Хан небрежно шел к ряду абсурдно армированных и укрепленных окон, глядя на книгу, лежащую на столе, за которым обычно сидел Люк. Подойдя ближе и подняв ее, он взглянул на титульный лист.
"Осуществление Преобразований: Формирование Социологической Архитектуры Новой Империи" гласило мрачное название, заставившее брови Хана взметнуться вверх. Он с сомнением посмотрел на Люка.

- Тебя заставляют читать это?! - спросил он тоном, каким обычно проверяют выбор чтения ребенка.

Люк пожал плечами - уклончиво, как всегда. Как всегда. Хан не мог не заметить, как много носил в себе малыш в эти дни, пряча все под плотной маской отстраненного равнодушия. Но, впрочем, а что еще он мог сделать? Находясь пять недель в заключении в этой странной роскошной тюрьме, никогда не оставаясь в покое, постоянно встречаясь с Палпатином и Вейдером - не было ничего удивительного, что он развил несколько своеобразную защиту. Чем скорее они выйдут отсюда, тем лучше.

- Фактически довольно интересно, если помогает справиться с изводящей скукой, - сказал Люк, забирая у него книгу. - И я изучил кое-что.

Хан вопросительно поднял подбородок, пока Люк клал книгу обратно, аккуратно придерживая страницу, на которой он остановился.

-Если тебе надоедают достаточно, что угодно может стать интересным.

Соло оценивающе и удивленно взглянул на него, отброшенный сухим и бесстрастным тоном в голосе Люка, отделяемого парсеками от обсыпанного песком малыша с Татуина - и в прямом, и в переносном смысле. Он отвернулся к высоченному и тяжелому стеклянному книжному шкафу. Малыш, казалось, поставил себе монументальную задачу прочитать все книги, стоящие там, несмотря на их тяжелую тематику - возможно, он захотел бросить вызов.

- Докуда ты дошел? - спросил Соло, подходя к шкафу у дальней стены и ощущая на себе неодобрительный взгляд Джейд. Ей не нравился он – хотя, как понимал Хан, находиться здесь с малышом нравилось ей еще меньше.

- До половины четвертой полки снизу, - сказал Люк, искоса глянув на шкаф. Размер комнаты подразумевал, что эта полка находилась на достаточно большом расстоянии от пола, там, где обычные бумажные книги сливались мрачно-окрашенными переплетами в длинные полосы.

Хан открыл стеклянные двери и потянулся вверх.
- Значит, ты прочел "Инфраструктура Командования и Установленные Военные Фонды: Вскрытые Противоречия"? - процитировал он.

- К сожалению, да, - насмешливо ответил Люк.

- Как насчет… что за черт? “Королевская Кровь - Генеалогическое Оправдание за Автократию”?

- Очень, очень долгая книга, - сказал малыш с чувством. - И полнейший бред.

Последние слова, казалось, были гораздо больше нацелены на Джейд, чтобы посмотреть ее реакцию, понял Хан. Но если она и была как-то задета, то хорошо это скрыла.

- Хочешь что-нибудь взять с собой? - спросил Люк. - Я могу порекомендовать… ну, ничего из этого, фактически. Может, что-нибудь о структурах командования флотом. Возможно, пригодится когда-нибудь.

- Спасибо, - ответил Хан с сарказмом, тряся головой. - Знание того, кто приказывает стрелять в меня, не очень помогает, на самом деле, если они все еще продолжают стрелять.

- По крайней мере, ты будешь знать, кого проклинать.

- А, мне не нужно знать звание для этого - я проклинаю в вольном стиле, - криво ухмыльнулся Хан, возвращаясь к столу и вытаскивая стул. - Ты будешь сдавать карты или как?

Малыш уселся напротив, перетасовывая старомодные карты.
- Сабакк или астер?

- Астер для начала; потом я покажу тебе, как надо играть в сабакк.

Люк озорно улыбнулся.
-Ты говорил это на прошлой неделе.

- Я усыплял тебя ложным чувством безопасности, - ответил Хан, беря искусно сделанные, инкрустированные фишки слоновой кости из маленькой эбеновой коробки, столь заботливо предоставляющей им колоду старинных карт. Он надеялся забрать их с собой, когда они уберутся отсюда.

С сомнением поднимая брови, Люк раздал карты – и игра началась. Только вот это не была игра вообще - или, во всяком случае, не та, которая действительно требовала карт.

- Окей, тогда… я сразу поставлю двадцатку на это, - произнес насмешливо Хан, подталкивая вперед пару изящных фишек от сложенной перед ним кучи после изучения и перестроения восьми карт в его руке.

Люк поднял голову, бросив на него взгляд - «сразу» обозначало «прямо за дверью» - фишки же были охранниками.

Хан усмехнулся.
- Понимаю, ты думал, что я поставлю около дюжины, да?

- Это обычная ставка.

- Ну, позволь мне сказать тебе, приятель, что я собираюсь вышвырнуть все фишки сегодня - судя по тому, как я оцениваю свой расклад. Ставлю на палки красной масти.

Красной.
Это значит, все охранники были императорскими гвардейцами - никакой дворцовой стражи в синих костюмах, тоже необычно. Люк пододвинул в банк четыре собственных фишки с пятью единицами, затем перевернул одну карту из центральной колоды лицевой стороной вверх, изучил свои карты и взял ее, заменив своей случайной картой.

- Слушай, это ни к чему мне - зачем ты положил ее? - нахмурился Хан. - Нет, подожди - я возьму ее.

- Думаю, это должно засчитаться, как отказ, - сказал Люк, но Хан уже брал карту.

- Нет, нет – видишь, у меня первоклассная карта, - Хан поместил карту с фигурой Мастера вниз, что означало, что он говорил о центральной лестнице в Главном Дворце. Постепенно и кропотливо каждой фигурной карте было назначено определенное место во Дворце, а фишки этим вечером были охранниками, посчитанными Ханом по пути сюда. Хан двинул три чипа с десятью единицами в банк - в общей сложности получалось тридцать, что заставило Люка поднять брови.

- Серьезно? - спросил он.

- Эй, я думаю, что могу подсчитать свои карты, - оскорблено ответил Хан.

- Скажи мне, что ты до сих пор не держишь ставку на палки.

- Ха! На фляги, - насмехаясь, ответил Хан. Дворцовая стража.

- Это - большая ставка, - ответил Люк задумчиво.

- Да-а, - согласился Хан. - Я предполагаю, что иногда так бывает - ты платишь свои кредиты, а потом пользуешься случаем и рискуешь.

- Значит, ты собираешься держать высокую ставку весь день?

- Боюсь, что так. Подожди, пока я не получу туза.

Туз был главным входом в Башню, который всегда хорошо охранялся. Люк тревожно поднял брови.

- Я запросто удвою это, - предупредил Хан, взглянув на банк, где лежали фишки.

- Есть какая-нибудь особенная причина, почему ты держишь такую высокую ставку сегодня? - небрежно спросил Люк, сомневаясь, что Хан знает причину такого увеличенного числа охранников, но пытаясь все же выяснить это.

Хан помотал головой:
- Как я сказал - я ставлю только то, что лежит передо мной. Возможно, тебе следует быть осторожнее.

- Верь мне, я осторожен.

- Да, брось! Это забавная игра, - сказал Хан, намекая на свое излюбленное выражение для обозначения смехотворно-нелепых возможностей: “Забавная прогулка через Звезду Смерти”.

- Ты видел банк? - Люк многозначительно и пристально посмотрел на груду сложно-тисненных чипов на столе, представляя, что это только часть количества охранников, через которых они должны будут пройти к выходу из Дворца.

- Просто ты смотришь на весь банк, - ответил Хан.

- У нас нет достаточного количества фишек, чтобы увидеть весь банк, - подчеркнуто произнес Люк.

- Эй, пятьдесят процентов любой игры это карты, которые ты получил в этот день.

- Я не верю в удачу, - ответил Люк. - Мы сами делаем свою удачу.

- Чертовски правильно, - согласился Хан. - Я предпочту подтасованные карты удаче любого дня.

- Что, если не получится подтасовать карты?

- Всегда есть какой-нибудь способ подтасовки, - сказал Хан, поднимая со стола верхнюю карту и держа ее рубашкой к Люку - тогда, как сам он смотрел на лицевую часть.
- Что это за карта, скажи?

Люк взглянул на Хана - и этого было достаточно для ответа.
- Восьмерка, палки.

Хан опустил карту на стол лицом вверх - восьмерка палок.
- Видишь? Вот это - то, что я называю подтасовкой карт.

Люк задумчиво посмотрел на Хана.
- Что замечательно - если ты единственный за столом, способный провернуть эту уловку.

- Эй, даже если ты не единственный, это все равно чертовски большое преимущество, - Хан хлопнул по картам, понимая, что их беседа становится немного слишком определенной. - Ты играешь или нет?

- Я играю, - сказал Люк, все еще размышляя о большей картине. - Я только жду правильных карт. Они придут.

- Но не на этой неделе?

- Слишком много фишек на столе, - объявил Люк, бросая карты вниз.

- Мудрый выбор, приятель. Ты не мог оценить это лучше меня, - усмехнулся Хан, таща к себе фишки. - К тому же, я думаю, что мне они понадобятся сегодня.

- Превосходно, - нахмурился Люк, уставившись на груду фишек перед Ханом, пока тот раздавал следующую партию в этой несуществующей карточной игре. - Я думаю, мне, действительно, нужно начать подтасовывать карты.

.

- Стало быть, тебе дали чуток больше пространства для прогулок, - сказал Хан, жестикулируя головой к свободно открытым дверям в гостиной, ведущим в столовую. Эти три комнаты были всем, куда у малыша был доступ.

- Угу, - неопределенно ответил Люк, перестраивая свои карты без какого-либо порядка с изображаемой заботой. Они играли уже в течение часа, передав разными способами большую часть информации. - Не так много, правда, чтобы включить туда посадочную площадку.

- Ну, это вряд ли. Тебе нужно бы было пройти еще четырнадцать этажей вниз для этого, - небрежно сказал Хан, не поднимая глаз.

Оба оставались тихими в течение долгих секунд, ожидая, что Джейд их прервет, но если она и заметила, то позволила этому пройти без комментариев.

Наконец Люк взглянул на Хана, и тот небрежным кивком головы вновь указал в сторону, по-прежнему расставляя свои карты - площадка была на восточной стороне башни.

- Хм... - просто сказал Люк, двигая десять изощренно украшенных фишек в центр стола и поднимая вопросительно брови.

Хан фыркнул.
- Как хочешь. Давай попробуем это удвоить, окей?

Он выдвинул двадцать фишек вперед, заставляя Люка нахмуриться.
- Это… тридцать или это двадцать на мои десять?

Теперь нахмурился Хан.
- Это тридцать. В целом.

- Ты должен перевернуть карту, - неопределенно сказал Люк, выглядя потерянным в своих мыслях.

Хан протянулся и перевернул верхнюю карту колоды. Люк взглянул на него.
- Ты видел колоду?
(используется игра слов - "deck" обозначает, как "колоду карт", так и "палубу")

- Что?

- Колоду, - многозначительно повторил Люк. - Ты видел колоду?

- Эту колоду? - Хан нахмурился, с сомнением смотря на колоду карт.

Люк только тихо продолжал сверлить его взглядом, желая, чтобы тот понял его.
- Колоду, на которую ты только что ставил.

- Слушай, теперь я не знаю, о чем ты говоришь, - растеряно сказал Хан, наклоняясь вперед.

- Как ты можешь не знать, о чем я говорю?

- Ты спрашиваешь, не жульничал ли я?
Как он мог жульничать в несуществующей игре?!

Люк подсчитал до десяти, протягивая и кладя свою руку на фишки…
- Я говорю… ты просто предлагаешь тридцать - или ты видел колоду?

Рыжая теперь смотрела на них, начиная проявлять любопытство.

Хан таращил глаза в течение еще нескольких секунд… затем понимание ударило его - что малыш говорит о летной палубе - посадочной площадке.
- О… нет, нет, - Хан сделал паузу, снова входя в роль. - Нет, я не видел колоду, я делал ставку, основываясь только на том, что было передо мной.

Люк, забавляясь, покачал головой, не встречаясь с Ханом глазами.
- Парень, мы должны прекратить играть в эту игру.

- Или найти лучший способ для нее, - ответил Хан, подавляя усмешку.

Некоторое время они не смотрели друг на друга - боясь, что если они сделают это, то начнут смеяться - задаваясь вопросом, пытался ли кто-нибудь, наблюдая кадры безопасности, следовать за этой абсурдной игрой высокой ставки.
.
.
.
Лея стояла одна в темноте, в своей комнате, закрыв рот руками. Она просто стояла, неподвижно и очень тихо.

Прошло время - долгое, долгое время, в течение которого она мучительно наблюдала тянущиеся в иллюминаторе звезды. В конце концов, выпустив долгий, утомленный и глубокий вздох, она очень спокойно вышла из комнаты и направилась к офису Мон.

- Мне нужно кое-что рассказать вам, - сказала она просто.

Понимая по дрожанию голоса, что это было очень важно, Мон беспокойно нахмурилась.
Она повернулась к Харлину, своему помощнику:
- Можете дать нам несколько минут, пожалуйста?
Тот дипломатично кивнул и вышел, оставив их наедине.

Лея долго не решалась начать, понимая, что Мон никак не торопила ее, давая время собраться с духом, пока она изо всех сил пыталась заговорить

- Я… думала о передаче наших данных... и о Люке, - она знала, что ей не нужно уточнять детали.

.

Предыдущим вечером, когда уже заканчивалась ее смена, Мон вновь вызвала Лею к блоку коммуникаций, заставив сердце колотиться по дороге туда в нехорошем предчувствии.

- Лея, пройди сюда, пожалуйста, - жестикулировала Мон, указывая на маленькую заднюю комнату, в которой руководитель ком-отдела и два его лучших специалиста провели последние четыре недели, работая над расшифровкой старых автоматически заархивированных передач, прослеженных от комлинка, найденного в имуществе Люка.

При ее появлении руководитель ком опустил глаза и отступил полшага назад.
Конечно же, там были и Мадин, и Акбар со своим скрипучим и громким дыханием в ограниченном пространстве.

Лея напряглась - все это плохо выглядело.

- Лейтенант Лимэрит, пожалуйста, - попросила Мон.

Тот, тихо кивнув, повернулся к Лее:

- Я… сожалею, госпожа.

Он протянул свои длинные, тупоконечные пальцы к пульту управления и включил сообщение - обрезанное и искаженное помехами, прерывающееся шипением… но, тем не менее, ясно распознаваемое:

- …все шансы, что в ближайшее время мы будем перемещаться. Разведывательные корабли, включая меня, послали в системы на Кореллианском Торговом Пути; это на таком же расстоянии, как и Внешняя Оправа. Там будет располагаться полупостоянная база, поэтому вам необходимо обеспечить наилучшую возможность, когда все будут на месте. Координаты дам позже, когда получу подтверждение.

Было хорошо - пусть и странным, искривленным способом - услышать снова голос Люка; даже при таких условиях. Он продолжал говорить, сделав лишь краткую паузу, словно раздумывал, не упустил ли чего.

- Насколько я знаю, Мон Мотмы не будет на этой базе. Ни Мадина, ни Акбара. Там будет находиться Лея Органа при поддержке генерала Рийкена. На данный момент информации больше нет. Свяжитесь со мной в течение трех недель.

Вот и все. Вероятно, потребовалось меньше секунды, чтобы сообщение было заново сжато и закодировано. И потребовалось меньше секунды, чтобы проклясть человека, которому она абсолютно доверяла три года. В наступившей тишине Мон начала говорить - тоном человека, который не хочет продолжать, но знает, что это необходимо.

- У нас есть четыре расшифрованных сообщения. Мы дали фрагмент одного из них ботанам, не говоря им, кто на нем, и попросили проверить голос по их имперским и независимым агентским базам данных. Они пропустили его через свое оборудование. - Она замолчала, и затем мрачно забила последний гвоздь. - У них есть этот голос, проходящий, как голос имперского агента под именем Волк - нет никакого визуального удостоверения его личности, но очевидно, что он - тот, кто заново выстраивал сломанные связи между Черным Солнцем и Империей после массового убийства фаллиенов, вербуя Ксизора для работы на Императора. Фактически у них ничего на него нет, кроме информации, что он - сын чрезвычайно высокопоставленной персоны в личной свите Императора. Одно время они предполагали, что он может быть сыном Оруса Кардо - его единственный сын причислен к императорской гвардии, и он подходящего возраста - на четыре года старше, чем заявлял о себе Скайуокер. Но шпионы ботанов во Дворце заявили, что сын Кардо все еще там. Кто бы он ни был, контакт ботанов в Черном Солнце утверждает, что этот агент - Волк - пропал, оборвав с ними связь около трех лет назад после одной из успешных миссий Черного Солнца. Единственное описание, которое у них есть - это то, что он был человеком среднего роста, спортивного телосложения, двадцати с небольшим лет, со светлой кожей, светлыми волосами и голубыми глазами.

Лея не стала спорить по тонкостям описания - это было мелко, она понимала это.

- Я сожалею, Лея, - проговорила Мон, нежно кладя руку ей на плечо.

- Если это будет хоть каким-нибудь утешением для вас - то он дурачил нас всех в течение долгого времени, - добавил Мадин.

Лея посмотрела на него застывшим взглядом:
- Нет. Не будет.

- Кажется, этот вопрос… решен теперь, - сказал Акбар в тишине. - Нашим новым приоритетом, думаю, является необходимость рассмотрения ущерба. Нужно произвести изменения всех кодов и протоколов связи, как можно быстрее. У него был доступ к именам наших собственных агентов и их местонахождению?

- К некоторым, - признал Мадин. - Он был также иногда ведомым для моего оперативного спецотдела. Мы уже начали отзывать некоторых агентов - в качестве предосторожности, разумеется.
На последних словах он взглянул на Лею, но та никак не среагировала на сказанное.

- Это, вероятно, повлияет на наш собственный сбор разведывательных данных? - спросила Мон, уже полностью погрузившись в дело.

- До некоторой степени. Замена отозванных агентов займет время, но мы во многом полагаемся на ботанов в настоящий момент. Они придерживаются своих собственных сетей, как вы знаете - и так как у нас нет никаких детальных сведений об этом, у него также ничего не было, - ответил Мадин. - В любом случае, мы предупредили их – и всем, с кем у него был контакт, было назначено перераспределение.

И, таким образом, все продолжали говорить вокруг Леи, и все было решено, все было урегулировано. И все вращалось вокруг одного жизненно важного факта… что один из самых близких людей в ее жизни - тот, кому она слепо доверяла, за кого она отдала бы свою жизнь, чтобы защитить его - лгал.
Он предал ее веру, обманул и дезориентировал. Он продал ее - стал ее другом, несомненно уже зная и намереваясь сделать это.

На ум пришли слова имперского пилота на Кэт Дато, когда она спросила его, где Люк, и хотя он не признал его как заключенного, он явно понял, о ком она говорила. Теперь, оглядываясь назад, вспоминая выражение, с которым он говорил, будто бы думая, что она ищет врага - все это приобретало смысл.
“Да-а, я держу пари, что вам хотелось бы добраться до него.”

Он знал - знал, что Люк был имперским шпионом. Он знал!

Это все было правдой? Коммандер, апартаменты… его происхождение! Ботаны сказали, что он был сыном кого-то высокопоставленного в личной свите Императора - и она знала… они все знали то, что он мог сделать!
Лея продолжала молчать, смотря на все широко раскрытыми глазами, полностью потерянная в мыслях, что ей теперь делать.

- Я думаю, мы должны подытожить все через какое-то время. Вероятно, необходимо провести встречу старших членов совета, чтобы согласовать наши действия, - сказала Мон в наступившем молчании.

- Я хотел бы… поднять вопрос о целесообразности делать это чем-то общеизвестным, - пробормотал тревожно Акбар, - последствия могут очень пагубно сказаться, как на моральном духе, так и на репутации Альянса.

- Конечно. Думаю, нам нужно вынести все вопросы и предложения на собрание этим вечером?

Пробежавший легкий гул согласия подтвердил, что никто не хочет обсуждать все детали прямо сейчас. Никто не хочет встречаться сейчас глазами с Леей, поняла она. Комната опустела и затихла, оставляя внутри только Лею и руководителя ком-отдела.

- Мы еще все проверим, госпожа, - наконец, произнес родианец слабым тонким голосом. - Возможно, это не то, чем кажется - возможно, мы все поспешили с выводами.

- Спасибо, Лимэрит. - Что еще она могла сказать? Он, в самом деле, ей никогда не нравился; раньше он всегда… до крайности раздражал ее. А теперь, как казалось, он был ее единственным союзником.
Был ли, действительно, в этом смысл, рассуждала Лея - или это было простой формальностью перед лицом фактов?

Тем не менее, руководитель ком-отдела тянул время, не желая оставлять этот вопрос.
- Я… я не думаю… ну, я знал коммандера - посредством его репутации, главным образом, но… он был хорошим человеком, хорошим пилотом. Хорошим командиром. Он заботился о своих людях - о своей команде. Я не могу поверить, что он сделал бы это, госпожа. Это не то, кем он был.

Лея смотрела на напряженного родианца – так сильно желая верить ему.

Он покачал головой, быстро мигая огромными глазами.
- Это только один факт, госпожа. Это только один единственный факт. Я знаю, что это кажется достаточно изобличающим, я не слеп. Но… это - лишь один единственный подтверждающий факт. По правде… я бы хотел что-то еще, чтобы поверить, что это был он. Мне нужно знать что-то еще. Больше, чем только эти сведения. Их одних недостаточно.
Он отвел взгляд - затем вновь посмотрел на нее - и только потом спокойно вышел.

Лея тихо шла назад к своей комнате – стоящий гул активной деятельности на борту казался отдаленным и призрачным. Когда она пришла, она долго и неподвижно стояла в темноте, пристально смотря на звезды, закрыв рот руками.

Потому что она знала… она знала, что это был не единственный факт.

.

Прошло более двух часов мучительных сомнений, прежде чем она решила…

В конце концов, она выпустила долгий, утомленный и глубокий вздох. Очень спокойно она вышла из комнаты, направляясь к кабинету Мон, зная, что должна сказать правду. Как бы сильно это ни разрывало ее сердце.
Это было слишком значащим и слишком важным, чтобы промолчать, и она была слишком близка к тому, чтобы сделать это молчание рациональным.

Потому что даже теперь - даже со всеми этими изобличающими доказательствами… она все еще сомневалась…

Дни плавно перетекали один в другой. Часы различались лишь страницами бесконечных книг, прочитанных Люком. Время угнетало своей повторяющейся монотонностью.

Каждый день, около полудня, доктор Халлин приходил к нему с проверкой его здоровья, оставаясь с ним на довольно короткий промежуток времени. Всегда дружелюбный, странно открытый и словоохотливый, он весьма свободно шел на легкий светский разговор, одновременно стремясь понемногу пойти дальше, используя свою искренне-общительную и в то же время профессионально-вежливую манеру. Кроме еженедельных посещений Хана, эти визиты были единственным неконфронтационным общением, имеющимся у Люка, и он, разумеется, не мог не попытаться получить из него хоть какое-либо представление большей картины происходящего.

- Ну, как мой подопечный сегодня? - добродушно спросил Халлин, доставая из чемоданчика переносной сканер.

- В общем-то так же, как и последние семь недель, - ответил Люк просто, используя время для изучения этого невысокого, худощавого человека, идущего к нему с протянутым медицинским сканером.

- И как вам жизнь в таком ритме? Насыщена событиями? - уточнил Халлин, считывая показания.

- О, вы знаете, нет ни минуты для себя, - с сарказмом ответил Люк, ища способ узнать от доктора какую-нибудь информацию, чтобы это не было слишком очевидно. - Как идет жизнь в реальном мире?

- Если бы я знал, - сдержанно ответил доктор, все еще смотря на показания. - Нам не слишком позволяют выходить наружу.

Люк поднял брови:
- Да что вы? Не могу себе представить, каково это.

- Как идет чтение? - спросил Халлин, глядя на оставленную открытой книгу на инкрустированном деревянном столе рядом с ними, аккуратно уклоняясь от смысла сказанного Люком.

- Ну, я закончил вчера последнюю книгу из шкафа, а когда встал утром, там уже был полностью новый комплект. Похоже на какое-то волшебство.

- Может быть, здесь побывала «книжная фея», - весело сказал Халлин.

- Она могла бы оставить мне пару кредитов, - ответил Люк в том же духе. - Или хотя бы записку, написав что-то типа: «Ты – молодец».

Доктор взглянул на него с напускной серьезностью, на лице играла лишь чуть заметная улыбка:
- Ты - молодец.

- Спасибо, - мрачно ответил Люк. - К сожалению, новые книги, как бы это ни было невероятно, еще более скучны, чем предыдущие. Поэтому я полагаюсь на вас в том, чтобы услышать хоть что-то мало-мальски интересное о происходящем за этими дверями.

Халлин вернулся к сканеру, направляя его к месту соединения искусственной протезной плоти с настоящей кожей его пациента, на губах появилась подлинная улыбка.
- О, вы знаете, что я не должен говорить об этом. Такие разговоры никак не помогут вам.

- Если они никак не помогут, почему бы тогда не поговорить?

Халлин поднял на него глаза, говоря твердым, но искренним голосом:
- Мы стараемся помочь вам, Люк. Вы понимаете это?

Люк не смог удержаться от резкого вызова в ответе:
- Я понимаю, что вы держите меня запертым в этих комнатах каждый день.

- Что ж, если это поможет вам чувствовать себя немного лучше, то это весьма большие комнаты, - с легкостью ответил доктор, оглядывая крайне внушительные размеры жилья и надеясь рассеять темный тон в голосе Скайуокера.

Одна только эта комната была близка к размеру всей квартиры Халлина, а если посчитать к ней еще и здоровый, просторный рефрешер, и изящную гардеробную, то, вероятно, намного больше. И недавно полученная квартира доктора в Северной Башне сразу казалась весьма миниатюрной в сравнении. Внезапное вхождение в этот исключительный мир великолепия и избытка заставляло даже Халлина, выросшего в богатой среде столичной планеты, испытывать небольшую благоговейную дрожь и страх.

Но, будучи сыном Вейдера, его новый пациент на каком-то подсознательном и инстинктивном уровне должен быть привычен ко Дворцу. К его непринужденно пышным стандартам и масштабам жизни, даже если он и не помнил о них. Может быть, именно поэтому неприятие им роскошных, богатых комнат сейчас по-настоящему его не трогало.

- Поразительно, но это не помогает мне чувствовать себя лучше, - ответил Люк без колебания.

- И это не кажется знакомым? - рискнул Халлин.

- Быть запертым? Теперь чертовски знакомо.

- Нет, я имею в виду комнаты, - поправил доктор. - Хотя лейтенант-коммандер Риис думает, что вы не очень хорошо можете помнить их - ваши предыдущие апартаменты находились в Северной Башне. А здесь, по его словам, вы жили меньше года до того, как уйти.

Люк растерянно уставился на доктора.
- Видите ли, я в смущении...

- Да, как и я в этом месте, - не поднимая глаз, бойко перебил худощавый доктор. – Но, кажется, это естественное явление здесь. Тот, кто заявляет, что знает во Дворце все - или лгун, или шпион - и в любом случае лучше избегать и того, и другого, судя по моему опыту… хотя, я уверен, вы, конечно же, знаете об этом.

Люк нахмурился, чувствуя, что разговор резко ушел ситх знает куда.
- Почему?

- Почему что?

- Почему я должен знать об этом?

Халлин взглянул на него.
- Ну, не я - тот, кто живет здесь. То есть я живу сейчас, но относительно недавно…

- Подождите. Я не живу здесь. Почему вы думаете, что я живу здесь?

- Ну… это ваши апартаменты - и вообще…

Люк решительно помотал головой:
- Нет, это не так - я никогда не был здесь раньше. Кто вам сказал такое?

- Ваш помощник, - сказал доктор, оправдываясь. - Я думал, что он должен бы знать.

- Мой кто?!

- Ваш помощник - или адъютант, или еще кто-то в этом роде – лейтенант-коммандер Риис. Человек из главного офиса передней части ваших апартаментов, - пытался объяснить Халлин, несомненно веря, что Люк уже понял его.

- Это не мои апартаменты, и он не мой помощник, и я понятия не имею, о чем вы говорите.

Халлин искал ложь в голубых глазах человека, но видел только ошеломленное замешательство. Но коммандер Риис объяснял еще раньше о сыне Лорда Вейдера – как об имперском агенте, который был предан и взят в плен во время своей засекреченной миссии среди группы мятежников. Он исчез почти за год до того, как был пойман ее лидер, указавший Вейдеру, где искать его сына. Но когда тот был найден, стало очевидно, что мятежники промыли ему мозги, занимаясь идеологическим внушением - вероятно, в течение многих месяцев.
Халлина заверили, что для выхода из этого состояния необходимо простое консультирование - некий вид контролируемого депрограммирования – никакого дополнительного вклада доктора на этом этапе не требовалось; никакого вообще, акцентировал помощник. И, действительно, его вмешательство могло оказаться довольно вредным.

После объяснения всех фактов лейтенант-коммандер Риис потратил время и усилия, чтобы очень многозначительно подчеркнуть, насколько секретна была эта несомненно деликатная информация, ограниченная самым узким кругом представителей наивысшего эшелона власти во Дворце. Да и то в него входили только те, кто имел прямой контакт со Скайуокером и поэтому обнаружил бы правду в любом случае. Сам Император принял решение о том, что доктор должен знать все факты, объяснил Риис.

И хотя он больше ничего не добавил, Халлин умел читать между строк, иначе бы он не поднялся так высоко в имперских вооруженных силах - сам Император утвердил его, как личного доктора Скайуокера, сам Император посчитал его достойным знать эту информацию, и сам Император спросит с него за любые нарушения. Довольно отрезвляющая мысль.

Поэтому прямо сейчас он должен бы был разумно проглотить свои вопросы, как он делал это ежедневно - немного кивнуть в знак согласия, а затем вежливо извиниться и уйти. Вернуться в свою смехотворно роскошную квартиру в жилой Башне императорского Дворца столицы, сесть, налить выпивку и поздравить себя с безумной удачей за возможность здесь находиться.
И все же… он не мог остаться незатронутым этим молодым человеком, смотрящим на него сейчас с такой надеждой в поиске какого-то ответа… казалось, что он просто ждал, как будто знал, что учитывая все факты, доктор сделает правильный выбор. По-видимому, предполагая, что раз у него самого хватало смелости и характера противоречить Императору и приводить в замешательство Дарта Вейдера, то и остальные, без сомнения, сделают то же.
Халлин смотрел в эти пронзающие глаза…
Не делай этого. Не втягивайся. Просто развернись и уйди. Тебе сказали, что этим уже занимаются. Ты ничего не должен делать.

Но, если этим и занимались, они не продвинулись слишком далеко - и кто, как раз, были эти «они»? За все время, что Халлин бывал здесь, кроме коммандера Джейд он никого больше не видел. Никогда.

Он опустил взгляд и приглушил голос:
- Что вы делали в это время в прошлом году, можете вспомнить?

- Не точно, - Люк нахмурился, сбитый с толку вопросом, понижая свой собственный голос в ответной реакции. – Полагаю, что я был… в секторе Сесвенна. Зачем вам это?

- С кем?

- С Разбойным Эскадроном. Я боевой пилот, - пожал он плечами вместо дальнейших объяснений; он мог кое-что сказать доктору, доверяя ему, но он так же знал, что все эти комнаты прослушивались, а он не собирался больше ни с кем делиться деталями.

- Под прикрытием?

Люк колебался, не понимая, куда клонит Халлин.
- Видите ли… как это ни странно, но когда мы признавали себя частью мятежного Альянса, имперцы тут же пытались найти нас, чтобы открыть по нам стрельбу. Так что, да. Мы действовали под прикрытием.

- Я имел в виду – тайно - как имперский шпион в Восстании.

Люк застыл.
- Что?!

Голос Халлина оставался ровным и спокойным.

- Люк, год назад ваше прикрытие было раскрыто, и мятежники взяли вас в плен. Они пропитали вас своими идеями, чтобы перевоспитать вас. Мы полагаем, что они…

- Подождите... что?! - это было все, что Люк смог произнести в тот момент.

Доктор нахмурился - безусловно, ему должны были сказать об этом - как можно проводить лечение в его состоянии без этого основного фактора?
- Никто не… объяснил вам это?

- Это - то, что вы думаете? Кто вам сказал такое? - Люк не знал, следует ему возмутиться, оскорбиться или просто рассмеяться. Он даже не собирался оспаривать это - настолько абсурдным было утверждение.

- Неважно. Главное то, что мы пытаемся пройти через…

- Это важно для меня, - упрямо сказал Люк. - Я хочу знать, кто состряпал такой идиотизм.

Халлин терпеливо вздохнул. У Скайуокера, несомненно, присутствовал, как акцент системы внешней оправы, так и нестандартный сленг.
- Как вы думаете, почему ваше передвижение здесь ограничивается?

- Почему я заключен здесь в тюрьму? - исправил Люк. - Потому что я - член мятежного Альянса, потому что... я - Джедай.

- Я понимаю, - произнес Халлин ровным голосом. Он выдержал паузу, прежде чем выдать свой следующий вопрос, понимая, что Скайуокер становится все более разгневанным. Впрочем, он не ощущал никакой угрозы для себя. - Могу я спросить – вы… знаете о своем происхождении? О том, кто ваш отец?

- Я в курсе, да, - Люк не мог заставить себя уточнять это вслух. - Я также знаю, что двери, через которые вы вошли - толщиной в один фут - имеют ступенчатый блокировочный замок, а стены укреплены проходящей через них арматурой, и стекла окон сделаны из транспаристила военного образца, и только в этой комнате установлены, по крайней мере, четыре камеры наблюдения. Вам это кажется нормальным?

- Нет. Но как я уже сказал, ваше суждение... компрометирует и ставит вас под угрозу в настоящее время. Подумайте, учитывая ваше происхождение, как бы вы могли стать членом Альянса мятежников?

- Мое происхождение, как вы выразились, является единственной причиной того, почему я сейчас нахожусь не в камере вместе с Соло или, что более верно, почему мы оба уже не мертвы.

Пока он говорил, дверной замок начал цикл своего открывания, и Скайуокер, наклоняясь вперед, тихо добавил:
- Вот видите, мы пересекли линию - добрались слишком близко до правды. Вас собираются вывести отсюда и сказать, чтобы вы помалкивали, Халлин. Вам скажут, что я ошибаюсь, а они правы, потому что это та история, которую они хотят распространить, придерживаясь данного сценария и держа ваш рот на замке. Неужели вы верите им?

Люк знал – ощущал - покалывание внутри быстрого и живого разума доктора, его сомнения.

Халлин взглянул на дверь и затем обратно на Скайуокера, чьи голубые глаза пригвоздили его открытым и неотразимо пристальным взглядом.
Неужели это было правдой? Все, что он утверждал?
Проведя здесь меньше двух месяцев, Халлин успел уже понять, что Дворец был скопищем игр власти и обмана.

Это было правдой?

Наблюдая игру сомнений на лице доктора, Люк почувствовал внезапный приступ вины из-за того, что столько сказал ему, понимая, что это подвергнет его опасности. Он должен был молчать. Как бы там ни было, какое ему дело, что доктор думал о нем? А если это не имело значения, он не должен был вступать в спор, но даже если бы и имело... Люк все равно не должен был ничего рассказывать - это ничего не меняло, кроме того, что он подверг доктора риску, открыв тому правду.

Вот, что было его проблемой здесь - если он не играл в мелкие игры Палпатина, то людям причиняли вред. Не ему, а тем, кто находился рядом. Тем, кто не имел никакого отношения ко всему происходящему - люди были лишь пешками в игре беспринципного Ситха, как этот небольшой, темноглазый человек, стоявший перед Скайуокером с напряженным от неуверенности лицом. Если бы Люк, играя на условиях Палпатина, нарушил правила и вынужден был заплатить за последствия, он принял бы на себя удар, не задумываясь. Но этого никогда не случалось.
Всегда был кто-то третий, кем играл Палпатин - с самого первого дня, как Люк оказался здесь - а почему бы и нет, когда это так хорошо работало на него… и будет работать снова.

И тот, и другой замолчали, глядя на шестерых красных гвардейцев, шагнувших в комнату по обе стороны двери, с оружием наготове, и Люк склонился к доктору, выпуская расстроенный вздох.
- Просто… согласитесь - согласитесь с ними, если вы хотите видеть завтра. Но верьте мне, когда я говорю вам, что они лгут. И доверяйте мне, когда я говорю вам, что, если они будут думать хоть одну минуту, что вы верите мне, вы не увидите завтрашний день.

Высокий, широкоплечий и одетый в безукоризненную форму человек, вступил между настороженными охранниками и, не входя полностью в комнату, сделал вежливый, ожидающий жест.
- Примите слова благодарности, доктор. Следуйте за мной, пожалуйста.

Халлин нахмурился, глядя на коммандера Рииса, затем повернулся обратно к Скайуокеру, неуверенный, что происходило на самом деле.
- Кто вы?

- Следуйте за мной, пожалуйста, - повторился Риис, тон его был вежлив и учтив, но при этом тверд, как дюрасталь, намекающий на то, что он не привык, чтобы его заставляли ждать.

Халлин покорно кивнул, но пока он шел в сторону высоких и одетых в алые одежды охранников - его фигура казалась карликовой на фоне их угрожающей массы - он обернулся, чтобы взглянуть на Скайуокера еще раз, внезапно начиная верить ему.

Люк отвернулся от двери после того, как она полностью закрылась, пройдя весь цикл блокировки, и протягивая руку, схватил со стола прочитанную им книгу, чтобы в отчаянии швырнуть ее через всю комнату.
.

.

Ранний вечерний сумрак посылал тусклые тени медленно ползти через комнату, в которой сидел Люк, спокойно ожидая возвращения Джейд. Его внимание разделилось между наблюдением скучающего охранника, стоявшего у двери, и концентрацией на тщательно скрытой связи с Силой.
Он был безупречно одет в темно-синие рубашку и брюки - элегантная, подогнанная и сделанная на заказ одежда была теперь весьма привычна для него, а изысканные ткани совершенно обычны - так что больше не они носили его, а он носил их, чувствуя себя достаточно уверенно и удобно, оставляя манжеты и воротник небрежно расстегнутыми.

Он находился в гостиной, двери в столовую были сейчас заперты - слуги накрывали там стол для ужина, которого никто никогда не касался. Слуги - никаких дроидов здесь, отметил Люк. На ум кратко пришли мысли об Арту и Трипио – находились ли они еще на Соколе? Очень сомнительно, что он снова когда-нибудь увидит их.

Люк поднялся и подошел к высоким окнам, свободным от всяких преломлений, несмотря на их солидную массу и толщину, пристально вглядываясь в город, такой близкий и вместе с тем настолько далекий - до такой степени, что казался ему нереальным. В памяти всплыл похожий на полузабытый сон Татуин.

В безупречных стеклах транспаристила отражался призрачный образ огромной, бездушной комнаты, в которой он стоял - ее высокий, сводчатый потолок и громоздкий масштаб, такой обычный ему теперь; однако память о его маленьких, тесных, но уютных комнатах на множестве различных кораблей и планет заставила сердце болезненно и тоскливо сжаться.

В целом ему был разрешен доступ к трем наиболее укрепленным комнатам, которые, как он знал теперь из расплывчатых намеков, сделанных мимоходом в случайной законспирированной манере доктором Халлином, были частными комнатами гораздо больших апартаментов, комплектованных помещениями для слуг и помощников, приемными аудиториями, тренировочными залами, комнатами отдыха, библиотеками, залами заседаний, офисами и бесчисленным множеством других бессмысленных комнат, которые умудрялись составлять огромную растянувшуюся резиденцию.

Поверил ли доктор Люку после их короткого разговора несколько дней назад или просто потакал ему из-за его расстройства ограничениями, Люк не знал. Они не возвращались к тому разговору, но Халлин, казалось, по-настоящему желал сделать пребывание Люка немного легче, хотя, понятно, что и этому были свои пределы.

Немного изучив Императора к этому моменту, Люк также понимал, что манипулирующий всеми Ситх вполне способен ввести в его близкое окружение кого-то, кому Скайуокер сможет доверять, предлагая, таким образом, иллюзию некоторой связи. Но, на самом деле, это далеко было не так - потому что в то время, как Халлин, казалось, был готов рассказать интересующие Люка факты из мира, находящегося за границами его роскошной тюрьмы, доктор так же, безусловно, полагал, что это место было именно тем, где Люк и должен был находиться как сейчас, так и потом.

Джейд, несмотря на ее слишком очевидное знание правды - по крайней мере, ее части - казалось, также поддерживала этот фарс насчет его тщательно созданного прошлого и ожидаемого здесь будущего, решительно именуя его тюрьму, как «твои апартаменты», доставляя ему книги из его библиотеки, пищу из его кухни, приносимую членами его штата, которые вежливо ему кланялись и никогда не задавали вопросов, что, вероятно, и служило причиной того, что они здесь находились. Если бы Люка назначили сюда личным помощником, то первый вопрос, который бы он задал, звучал так: « Почему на этих дверях замки, способные сдержать армию?».

Но никто не спрашивал этого. Они только приносили ему безупречно выстиранную одежду и декоративно украшенные подносы с едой и безучастно улыбались, когда он спрашивал, как их зовут, нервно глядя на Джейд, если та была в комнате. И, как правило, она там была - или, если не она, то кто-нибудь еще.

Как ни странно, он привык к чьему-то постоянному присутствию достаточно быстро – оно не имело больше никакого значения - как бы там ни было, за ним явно всегда наблюдала довольно обширная система слежения. Люк проводил небольшие эксперименты с нею: когда Джейд ненадолго покидала комнату, он небрежно перемещался туда, где через проем двери его не было видно, и затем наблюдал направление ее взгляда, когда та возвращалась.

И Джейд всегда знала, где он - моментально поворачиваясь в его сторону. Пока он нашел только одну мертвую точку. Она срабатывала в течение двух дней, а когда он попытался использовать ее вновь неделю спустя, она уже перестала быть слепой. Люк, конечно, мог бы легко повредить камеры с помощью Силы, разорвав провода или нарушив схему, но пока в этом не было большого смысла - через несколько часов их все равно поменяют и только узнают о его способности к этому.
Нет - это будет одноразовый сюрприз, который он отложил в резерв для более решающего момента.

Он и Джейд начали периодически играть в сабакк - уже несколько недель к этому моменту - и оба, по-видимому, играли по одинаковым скрытым мотивам. Джейд была хороша, но ей явно не хватало большего опыта, тогда как Люк, вплоть до недавнего времени, застряв на Хоте, играл по паре часов почти каждый день.

Сначала он чередовал победы и поражения, затем в качестве теста старался упорно побивать ее три дня подряд, что привело к отказу Джейд играть в течение нескольких последующих дней. Так что Скайуокер подолгу играл один или читал, пока она не смогла сопротивляться дальше своему отчаянному желанию попытаться побить его снова. И он позволил ей это - только, чтобы посмотреть, как она будет действовать.

Конечно, игра не всегда шла, как планировалось. Карты не занимали чьей-либо стороны, а Джейд оказалась довольно способной к блокировке, когда он пытался прочитать ее. Тем не менее, Люк тщательно наблюдал за нею, одновременно изучая, как можно незаметно пройти мимо ее ментальных щитов, получая от карт подтверждение, когда это у него получалось.

И она изучала его так же - он видел, как она наблюдает за ним. Постоянно следя за любыми знаками и жестами, могущими помочь ей просчитать его, несомненно полагая, что рано или поздно это все пригодится. Она была крайне тщательна, основательна и доскональна - его тюремщик.

И это было тем, что ему нравилось в ней.
Теперь он мог следовать за ее отдаленным присутствием в Силе, когда она уходила вниз на несколько уровней Западной Башни. На девять уровней, всегда одинаково. Она была человеком установленного порядка - ее первая реальная слабость, недостаток. Если не считать ее невероятно резкие манеры, конечно - но они были не столько недостатком, сколько… просто явлением, данностью.

Теперь ему было легко выделить ее в толпящемся скоплении умов, ее расплывчатое ощущение в Силе распознавалось даже на расстоянии, как только он стал лучше знаком с нею. В целом Люк знал ее уже семь недель своего заключения.

Семь недель... еще пять недель до начала действий. Договор был заключен на двенадцать недель повиновения.
Три недели, как он начал готовить спасение Хана.

И Мара была его ключом - хотя, разумеется, она не осознавала это. Он проводил по несколько часов каждый день, спокойно прослеживая ее шаги по ее индивидуальному присутствию в Силе, перемещающемуся вниз и вверх по коридорам и этажам всякий раз, когда она покидала его тюрьму.
Он ощущал, как она концентрируется на одних участках и, как проверяет и командует на других. Как почтительна становится, находясь рядом с Императором. И, таким образом, он постепенно создавал умственную карту Башни, в которой он находился, чтобы точно знать, куда ему нужно будет идти. Информация формировалась в план.

И все это затем скрывалось позади его ментальных щитов.
Поскольку каждый вечер к нему приходил Император. Каждый вечер - одни и те же разговоры, одни и те же возражения, жестокие и бескомпромиссные, подстрекающие и провоцирующие, бросающие вызов и оспаривающие его ответы, проверяя каждый его предел.
И сегодняшний вечер не будет другим...

.

.

Палпатин расположился на стуле, изучая своего Джедая, тихо сидевшего напротив, устанавливая слой за слоем свои защитные барьеры в подготовке к вечернему нападению. Он очень быстро научился, как это делать - как не допускать Палпатина до определенных частей своего ума, как скрыться в тенях при свете дня. Необходимость всегда была сильным учителем.

Но Палпатину не нужно было никакого особого знания, чтобы понимать то, что готовит его Джедай – то, что он попытается бежать, было неизбежно. Фактически Палпатин был бы разочарован, если бы тот не сделал этого.

Но мальчишка стал умнее и опытнее - и он не сделает никакого глупого и непродуманного рывка к свободе. Он знает, что, скорее всего, у него будет только одна попытка, поэтому наверняка выстраивал более тщательные планы. Тем более что на карте стояла жизнь его друга.

В его положении Палпатин бы уже попытался бежать, несмотря на данное слово, оставив кореллианца гнить здесь, но он знал, что мальчишка не сделает этого. Он сдерживал себя и рисковал – что было очень предсказуемо - потому что попросту не мог бросить своего друга. Потому что по-прежнему был верен ценностям, которые Палпатину пока не удалось из него вытащить, хотя по его напряженности становилось видно, что он борется против этих укоренившихся и сковывающих его ограничений, понимая, что они только мешают и стесняют его движения здесь. Вся эта сила - вся эта интенсивность духа, решимость и смелость - растрачивалась впустую на какое-то благочестие и чахлую сторону Силы, которая заставляла молить обо всем, что ты получал от нее, и даже тогда позволялась только крупица того, на что ты был способен на самом деле. Его Джедай будет благодарить его после того, как поймет это...

Когда Мара выходила из комнаты, мальчишка вновь кинул взгляд в открытые двери - на предполагаемую за ними свободу.

- Ты ошибаешься, если считаешь, что это я держу тебя здесь в плену, - начал Палпатин.

- Тогда отоприте двери, - Люк повернулся к Ситху.

Палпатин улыбнулся:
- И куда ты пойдешь, Джедай?

- Подальше отсюда.

- Побежишь назад к твоему драгоценному Мастеру Джедаю?

Мальчик поднял подбородок, но ничего не ответил. Он редко заглатывал приманку в последние дни - он учился, когда нужно спорить, а когда нужно позволить провокации пройти мимо. Ценные уроки для его будущего положения - Палпатин вновь улыбнулся.

- Он не примет тебя обратно, Джедай. Не возьмет. Ты испорчен, и ваша связь теперь разорвана.

Мальчишка промолчал, и Палпатин продолжил - нанося удар, доказательств которого он ждал несколько недель. Никакой лжи.
- К твоей маленькой принцессе? Эта связь тоже разорвана, Джедай. Она не примет тебя.

Мальчик остро взглянул на него, чуть заметно нахмурив брови, но вновь ничего не ответил.

- Я говорил тебе, что однажды она спланирует твое уничтожение? Ты не верил мне.
Мои шпионы сообщили, что она прибежала к своему Восстанию с рассказами о твоем происхождении и родословной. Ты, правда, думаешь, что сможешь возвратиться к той жизни?

- И как она узнала? - потребовал он напряженным голосом.

Император расплылся в широкой улыбке, демонстрируя темные, испорченные зубы:
- Не суди меня слишком строго, Джедай. Я преподношу тебе подарок, разъясняя, насколько ограничена была дружба тех, кто находился рядом с тобой. Из страха они подавляли тебя. Вынуждали действовать так, как они. И ты сдерживал и сковывал себя, скрывая свою силу, словно должен был стыдиться ее. Но когда им нужны были твои способности, они ждали, что ты полностью используешь их, не так ли? Они связали и заперли тебя в клетку мнимыми обязательствами и проецированными на тебя ожиданиями. Они требовали от тебя слепой преданности и вот - все, что тебе дали взамен. Вот все, что ваша дружба значила для нее.
Она предала тебя, Джедай - не я. Она одна знала эту информацию, и у нее одной был выбор, что с нею делать, защитить тебя или отказаться от тебя. И она выбрала. Она обеспечила то, что теперь никто не придет за тобой и никто не спасет тебя. Она оставила тебя, когда ты выбросил свою свободу ради нее.

Пока Палпатин говорил, мальчик отвернулся и смотрел на огонь; игра теней, мерцающая на его лице, подчеркивала, как застыли его черты, как стиснулись челюсти. Замолчав, Палпатин долго ждал в тишине, пока его Джедай осмыслит это предательство - это клеймо изгоя, поставленное теми, ради защиты которых он с готовностью отдал бы свою жизнь. Это понимание должно было сжигать его изнутри.
И все же он сохранял самообладание, сидя спокойно и молча, не отводя глаз от огня.

- Там нет никаких ответов, дитя, - сказал Ситх, наконец, несмотря на то что мальчишка молчал. - Ты в действительности думал, что они помогут тебе, сыну их врага? Они судят тебя по действиям твоего отца. Ты виновен в их глазах в той же степени, что и он – точно так же, как ты был виновен в глазах джедаев.

Хмурый взгляд мальчика стал глубже, выражение на лице - темным и штормовым… и в том лице Император впервые увидел жесткий край его отца - тот холодный, неистовый потенциал для опустошительного разрушения. От удовольствия Палпатин облизнул тонкие губы - наконец, часы тщательно продуманных манипуляций начинали приносить плоды.

- Они были не нужны тебе, Джедай. Они только мешали.

- Они научили меня всему, что, как кажется, вы сейчас цените во мне.

- Я ценю способности, что находятся в твоей крови. Я ценю тебя за то, кто ты есть. Все, что они сделали, это попытались изменить тебя, твою естественную природу. Теперь мне приходится разъяснять это тебе, чтобы ты мог увидеть цепи, которыми тебя связали.

Люк медленно помотал головой.
- Нет. Это вы заблуждаетесь.

- А твой отец? Тебя не удивляет, что он видит с такой же абсолютной ясностью то, что не можешь увидеть ты? Поскольку ему также не доверяли, хотя он верно служил им много лет. И в качестве единственной награды его попытались заставить шпионить за тем, кого он уважал. Они не доверяют никому из вашей линии, дитя. Ваши связь с Силой и упорство воли неудобны им. Они предпочитают покладистых лакеев.

- Я не похож на него, независимо от того, что вы думаете, - отверг мальчик, гнев начал стягивать голос.

- Я дал ему свободу и власть, которые он заслуживал. Они же только сдерживали и душили его.

- Он был Ситхом, - сдавленно прошипел Люк, раздраженный подразумеваемой ассоциацией.

Палпатин покачал головой, торопясь, пока его Джедай был захвачен мыслями и чувствами, питаемыми Тьмой.
- Он был чудом, наделенным способностью связи с Силой, которую они не понимали, а потому пытались ограничить его так же, как теперь они попытались сделать это с тобой. Их мелкие законы предназначены для управления слабоумными и неспособными думать за себя. Правила предназначены, чтобы управлять массами – чтобы задушить необычное и исключительное и предложить поддержку и равенство слабому. Они пытались держать тебя на своем непритязательном уровне, но их законы не для тебя. Они пытались помешать тебе, ограничить и спрятать, чтобы затем набросить цепь на шею... но у них не получилось сделать этого.

Скайуокер отрицательно помотал головой, но Палпатин продолжал, не обращая внимания на этот нерешительный протест, говоря низким и настойчивым голосом, совершенно уверенным и гипнотическим в своем стремлении.
- Ты был слишком своенравным и диким, слишком сильным для того, чтобы управлять тобой. Да и как они могли контролировать то, что не могли понять? Они никогда бы не смогли понять тебя … и ты хорошо знал это, хотя и не мог объяснить. Ты не знал, почему слышишь вой, похожий на завывания волка в ночи. Зовущий тебя вернуться к своей стае. Ты ощущаешь эту примитивную тягу каждым фибром своего тела. Этот инстинкт пропитывает каждую клетку твоего существа. Именно поэтому он отвечает на твое малейшее требование. Именно поэтому ты здесь. Я говорил тебе - если бы ты был просто другим Джедаем, я давно бы убил тебя, но Тьма признает то, что принадлежит ей. Я понимаю тебя так, как никто и никогда не сможет этого сделать.

Мальчик закрыл глаза, закрываясь от слов, разъедающих душу непоправимыми сомнениями. Но он впервые не опроверг и не отказался от них.

- Загляни внутрь себя и ты увидишь правду - почувствуешь ее. Ты родился для Темной Стороны. Ты был создан ею. Судьба требует тебя - и ты разрываешь себя на части, пытаясь отрицать это. Ты так отчаянно цепляешься за Свет, но живешь ложью; и это разрушает все и всех вокруг тебя.

- Лжец … - прошептал Люк, больше в глухой надежде, чем в обвинении.

- Тогда, где они сейчас, мой друг? Все те, кто стремился использовать тебя? Их нет здесь. Когда они увидели, что упустили свой шанс, они отвернулись от тебя и обвинили в том, что ты никогда не делал. И если ты не испытываешь к ним ненависти за это, тогда ты преднамеренно слеп. Если ты не хочешь возмездия, тогда ты лжешь - и мне, и себе самому.

Терзаемый возражениями и сомнениями, ни на йоту не смягчая выражение своего лица, Джедай отвел взгляд.

- Чего ты хочешь – на самом деле - в этот момент? - нажал Ситх.

Мальчишка вновь взглянул на него. Измученные глаза сверкнули пламенем, не имеющим ничего общего с мерцающим светом камина; это был его собственный огонь, дикий, безумный и жестокий - тот, что накормил душу Палпатина.

- Что ты чувствуешь сейчас, Джедай? Что ты чувствуешь действительно в своем сердце? Скажи мне, что ты прощаешь их, что ты оправдываешь их. Скажи мне, что их предательство не сжигает тебя. Скажи мне свою ложь… хотя мы оба знаем правду.

Люк оставался тихим, погруженным в себя, пытаясь не слушать. Логика и эмоции боролись друг с другом под обвиняющей тирадой Палпатина, питаемые страхом - реальным страхом. Потому что, если тот был прав - даже просто лишь стремясь понукать им – но что, если Палпатин был прав? Его предали? Использовали? …И судьба поместила его сюда – именно в то место, где он и должен находиться?
В первые моменты, когда Лея спасла его у Беспина, он наивно полагал, что произошедшее там было самым ужасным событием в его жизни - что ничего уже не могло стать хуже. И теперь… теперь судьба вмешалась, чтобы доказать, как сильно он ошибался. Она забрала у него все - друзей, убеждения, самоидентичность, свободу - все было вырвано у него, и он остался один. По-настоящему один.

Ему оставили его отца - чтобы разъяснить, кем он фактически был.

И оставили Палпатина. Его голос. Жестокий, черствый и непреклонный, как всегда.

Он всматривался в эти злобные желтые глаза, и слова подвели его.
Все, что он мог сделать в этот момент, это встать, и шатаясь выйти из комнаты, осознавая – ощущая –удовлетворенную и самодовольную ухмылку Ситха в его спину.

.

.

.

Мара вздрогнула от того, как вскочил Скайуокер, отбрасывая книгу, в которую он пялился все утро, ни разу не перевернув страницы. Быстрые, яркие и несопоставимые эмоции пробежали через его лицо, начиная с мрачного опасения и заканчивая чем-то похожим на возмущение и негодование, глаза сузились, челюсть сжалась. На что он так реагировал, Мара не имела понятия...

Комлинк на ее ремне подал сигнал, что снова практически заставило ее подпрыгнуть, и пока она возилась, чтобы ответить, Скайуокер не сводил взгляд с дверей.

- Джейд, - сказала она.

- Лорд Вейдер направляется к вам, - приглушенный ответ в наушнике ответил на все ее вопросы, кроме одного: почему он так реагировал. Почему он ненавидел Вейдера настолько сильнее, чем Палпатина.

- Принято, - ответила она, по-прежнему смотря на Скайуокера и выключая комлинк. Послышался глухой лязг выдвигающихся замковых цилиндров, сигнализирующий о прибытии Вейдера во внешнюю комнату.

Лорд Вейдер был единственным человеком, наравне с Мастером, имеющим свободный доступ к Скайуокеру, несмотря на то, что у Мары были строгие инструкции немедленно сообщать Палпатину о его визитах. При этом в ее обязанности входила срочная проверка, что велись все записи наблюдений; что, впрочем, делалось всегда и так - каждый час, каждый день.

Через несколько секунд тяжелые и прочные двери раздвинулись, и Мара услышала шипящий звук регулируемого дыхания Вейдера.

- Лорд Вейдер, - она слегка склонила голову, не опуская глаз.

- Коммандер, - сказал он просто, не соизволив даже взглянуть на нее и отступая в сторону в ожидании, что она уйдет.

Мара пошла к выходу.

- Нет, Рыжая, останься, - быстро произнес Люк, глядя на Вейдера.

Мара нерешительно остановилась, вынуждая Вейдера повернуться к ней.

- Она уходит, - подчеркнуто пробасил он, понукая Мару возобновить движение.

- Нет. Останься, - подрезанный и напряженный голос Скайуокера заставил ее опять тревожно остановиться; однако, когда Мара повернулась к нему, глаза его оставались на Вейдере. - Я уверен, нет ничего такого, что мой отец не может сказать при тебе.

Отец! Мару шокировала твердость, с которой он сказал это, и не в силах скрыть свое чрезмерное изумление, она притянула к себе нахмуренный взгляд Скайуокера.

Вейдер медленно повернул к нему свою пустую, безликую маску, но не стал ничего отрицать.

Мара снова взглянула на Люка, внезапно понимая настолько больше всего… о нем, о том, что происходило здесь, о большой игре, в которую играл ее Мастер.

Но вместе с тем возникало еще большее количество вопросов - если он являлся сыном Вейдера, тогда где он был раньше?
И что относительно его истории, его связей с Альянсом, с джедаями? Действительно ли все это было правдой?
Конечно, да. Она видела сотни чипов данных, содержащих информацию спецотдела, следящего за ним - о его прошлой и настоящей деятельности. Он больше года находился на вершине списка наиболее разыскиваемых лиц в Империи - с первого дня, как у них было его имя. Во время его захвата на Беспине Мара знала о семнадцати независимых операциях по его захвату, финансируемых Империей - кроме их собственных совместных усилий, возглавляемых Вейдером… его…

Ее мысли мчались, складывая все кусочки. Сотни чипов данных, бесконечные усилия и часы, посвященные поиску пилота, разрушившего любимый проект Императора… И наконец, когда они получили его имя - все изменилось.

Команда разведки, занимавшаяся им, была моментально увеличена в четыре раза за одну ночь, сформировавшись затем в специальный отдел, не имеющий больше ничего общего с другими подразделениями по антимятежной деятельности. Вейдеру поручили возглавить поиск…

.

Они не знали - они не знали, что он существовал.
Она вспомнила слова Палпатина, когда он впервые пришел к своему новому Джедаю - его очарование им, его предвкушение: “Он нисколько не похож на свою мать - только на отца”.

Его мать… кто она? И где она? Он вырос один на какой-то захолустной и пыльной планете Внешней Оправы – если это так вообще? Все снова было под вопросом.
Но одна вещь стала совершенно ясной – причина, по которой Скайуокер находился здесь. Причина, почему Палпатин так жаждал его с того момента, как обнаружил его существование.

- Я что-то не то сказал? - хладнокровно спросил Скайуокер, глядя на своего отца.

- Нет, - просто ответил Вейдер.

Эти двое оставались стоять на месте, отказываясь уступать друг другу. Между ними почти осязаемо трещал воздух.

Наконец Мара обрела дар речи:
- Я должна уйти.

- Нет. Останься, - властно повторил Скайуокер, и от неожиданного требования в его голосе Мара неловко замерла.

- Ей приказано уйти, - произнес Вейдер свинцовым тоном, не принимающим никаких возражений, хотя это, казалось, ничуть не беспокоило Скайуокера. Но теперь - теперь она понимала, почему.

- Кем? - спросил Люк с вызовом.

- Императором, - ответил Вейдер.

Люк мгновенно взглянул на Мару; его авторитетное и требовательное выражение лица сменилось вспыхнувшим горьким сожалением, будто он только сейчас вспомнил, кем она была. Мара отвернулась, пытаясь избежать его взгляда и чувствуя сильное неудобство.

- Конечно, - сказал он спокойно, не спуская с нее глаз. - И вы все делаете точно то, что он приказывает.

- А ты считаешь, что ты - нет? - ответил Вейдер, возвращая к себе взгляд Люка. - Тогда, почему ты здесь?

Люк безрадостно засмеялся, отворачиваясь в искреннем презрении.

- Вы должны уйти, коммандер Джейд, - сказал он, наконец, сухим и бесчувственным голосом. - Впрочем, я уверен, вы сделаете это в любом случае.

Упрек ужалил ее. Хотя она понимала, что это нисколько не должно ее задевать; у нее не было лояльности к нему, и ее не должно волновать, что он думает о ней. Ее не волнует - исправилась она - не волнует.
Она быстро прошла между ними, крепко стиснув челюсть и опустив голову. Сердитая, взволнованная и раненая одновременно. Когда тяжелые двери закрылись позади, ее разум все еще приходил в себя от внезапного открытия. В длинном великолепном холле она медленно остановилась, не обращая внимания ни на множество глаз рассеянных повсюду охранников, ни на камеры наблюдения, записывающие каждое ее движение.

Сын Вейдера… сын Дарта Вейдера. Она сидела с ним в комнате, говорила с ним, наблюдала за ним и слушала его. Играла с ним в сабакк. С сыном Вейдера. И не поняла.
Не поняла то, с кем она находилась.

А она, как считалось, была лучшей - профессионалом, обученным с детства улавливать каждый нюанс, замечать мельчайшие детали… и все же у нее не было никакого понятия.
Но они были такие разные... или не совсем – только несколько минут назад абсолютное требование в тоне Скайуокера заставило ее замереть.
Почему Император не сказал ей? Почему он не разъяснил этот один немыслимый факт, когда все остальное сделал таким ясным? Почему поставил перед ней задачу охранять его, когда знал, как она относится к Вейдеру - насколько мала ее симпатия к нему, насколько мало доверия она испытывает к нему?
Почему он дал ей возможность узнать Скайуокера, прежде чем эта бомба разорвется под ней?
Ведь он понимал, что, в любом случае, придет момент, когда она узнает об этом; возможно он настал немного раньше, чем Император предназначал, но эффект был практически тот же.
И он любил эти свои маленькие игры. Это было так похоже на него - играть ради своего собственного развлечения.

Не спеша, она возобновила свой шаг по коридору, чтобы проверить, что ее Мастер знал о визите Вейдера. По правде говоря, не имело никакого значения, кем был ее заключенный - он все равно будет потерян, так или иначе. Потому что рано или поздно, терпение ее Мастера закончится, и он набросится на Скайуокера…

И разорвет его на части.

Где-то, в какой-то момент, она забыла об этом - забыла, что у Палпатина был мотив, который не изменится. И понимание личности Скайуокера только подчеркивало этот жестокий факт. Палпатин сломает его или убьет, пытаясь сломать - и любой связанный с ним, любой вовлеченный им, независимо от своего желания, будет втянут и погребен - побочным эффектом.
И это не должна быть она. Это не будет она. Возможно, это и было уроком, который ее Мастер хотел ей преподать - поскольку она сама, несомненно, забыла об этом.

Она ускорила шаг до военного темпа, сердитая на себя за то, что позволила осторожности подвести ее, пусть даже немного. Сердитая на Скайуокера, пробравшегося мимо ее защиты - и благодарная Мастеру за разъяснение ее слабости – присущей любому человеку эмоции, особенно этой.

.

.

После того, как Джейд ушла, они еще долго стояли в тишине, смотря друг на друга; выражение Скайуокера было нечитаемым, чувства скрыты и защищены - кое-что, в чем он становился исключительно хорош.

Наконец Люк повернулся и спокойно прошел к высокому окну, вставая спиной к своему отцу и ничего ему не говоря.

Вейдер мог только стоять и наблюдать за ним, осознавая, что его визит уже перерос в конфликт, и не имея понятия, как рассеять его. Не имея понятия, зачем он вообще продолжал приходить сюда вновь и вновь.
Что-то приводило его назад, более сильное, чем любые стены, возводимые мальчиком. Некая вызывающая привыкание потребность, более мощная, чем любое враждебное неприятие. Даже притом, что он понятия не имел, как выразить или даже как назвать это, оно возвращало его сюда опять и опять…

- Люк…

Мальчик продолжал молчать.

- Кто дал тебе это имя? – спросил наконец Вейдер, заставляя Люка слегка повернуть к нему голову.

- Я… не знаю. Я никогда не спрашивал.

Снова потянулась тишина….
Испытывая неудобство от долгого молчания, и не зная, как продолжить, Вейдер направился к дверям. И тогда услышал очень тихий голос своего сына:

- Каким… было твое имя?

- Что? - он слышал вопрос, но был настолько не уверен, как с ним быть, что буквально застыл на месте.

Оставаясь у окна и глядя на наступающий сумрак, его сын повторил:
-Твое имя?

Вейдер молчал в течение долгих секунд.
- Энакин. Энакин Скайуокер.

Прошла целая жизнь с тех пор, как он произносил это имя, с тех пор как он даже думал о нем - длиною в жизнь его сына.

Он чувствовал себя очень неудобно, говоря это - неуклюже и неестественно. И чувствовал что-то еще - какое-то более глубокое сожаление…
От того, что открыл свое имя сыну при таких обстоятельствах. Как признание, что он не является больше человеком, которым был. Человеком, которым его сын гордился бы.
Несмотря на то, что Люк стоял, наполовину отвернувшись, Вейдер видел, как тот повторяет губами фамилию, и понял, что до этого момента сын даже не знал, была ли она его настоящей фамилией или же просто очередной ложью - одной из многих.

- Ты… служил Императору, когда я родился? - голос снова был тих, не передавая ни одной эмоции, которые Вейдер мог так ясно прочитать в Силе.

Отчаянная жажда знать, сдерживаемая колеблющимся нежеланием… и страхом. Страхом, что это знание потянет и потащит его вниз - туда, куда он идти не хотел. И все эти чувства искривлялись через жестокое внутреннее опустошение, через все еще открытые и кровоточащие раны.

- Да, - что еще он мог ответить.

Горячее сожаление хлынуло волной через Люка, останавливая дыхание Вейдера, хотя все, что Люк сделал - это очень медленно кивнул, оставаясь стоять спиной к отцу.

- У меня была… - Люк не договорил. Но в этом и не было необходимости. Надежда.
Надежда... на что?

Что тот Энакин был жив - пусть и недолго - когда он родился, понял Вейдер. Надеялся, что человек, память о котором он лелеял все эти годы, был еще жив тогда. Его настоящий отец.
Понимание пришло к Вейдеру не сразу, но достаточно мощно, чтобы скрутить его изнутри.
Тот Вейдер не был его отцом - им был Энакин Скайуокер.

И Вейдер уничтожил того человека - предал и разрушил его. Добровольно пожертвовав Энакином, чтобы получить мощь Дарта Вейдера, которой он владел теперь без всякого сожаления.

- Я делал то, во что верил. Верил, что это правильно, - пророкотал он своим басом.

Его сын слегка обернулся, не встречаясь все же с ним глазами.
- И до сих пор делаешь так?

Он знал, что это было предложение перемирия. Не понимания или принятия и, безусловно, не примирения. Но предложение попытаться найти какую-то среднюю позицию для начала. До сих пор - пока его сын фактически не озвучил это - он не осознавал, как отчаянно хотел этого сам. Возможность свободно разговаривать походила на дождь в глубокой пустыне.
Он так сильно хотел ответить «да» - чтобы предложить что-нибудь, чтобы сохранить это. Чтобы сказать все, что его сын хочет услышать.

Вместо этого, не желая лгать, он обошел вопрос.
-Почему ты так уверен, что я не прав?

Наконец его сын повернулся к нему, голубые глаза были унылы и удручены.
- Как ты можешь даже спрашивать это.

Это не был вопрос, он услышал в голосе сына только горькое и искреннее признание глубины пустоты между ними.

- Ты изменишься, - сказал Вейдер. - Придешь к большему пониманию твоего места в галактике, твоего права.

- Как ты? – горько спросил Люк.

- Как я, - признал он без всякого сомнения. - Ты поймешь со временем.

Люк покачал головой.
- Я уже понимаю тебя - и это пугает меня больше всего.

Вейдер ступил полшага вперед, злясь, что его сын вынужден чувствовать себя так - чувствовать так из-за джедаев, которые украли его и стремились только управлять им.
- Ты не должен бояться того, кто ты. Ты должен гордиться этим.

- Чем? - спросил Люк в искренне отвергающем презрении.

Вейдер сердито посмотрел на него, не в силах понять это отторжение.
- Твоей силою, твоими способностями. Признай то, кто ты есть.

- Я не знаю этого больше… - прошептал его сын, отступая назад, чтобы удержать расстояние между ними; одинокий, безнадежно запутанный.

Это хорошо, сказал Вейдер себе; это хорошо, что мальчик начинает ставить под сомнение то, что говорили ему джедаи о том, кем он должен быть. Это было его шансом, их шансом. Все, что хотел Вейдер, могло быть достигнуто. И все же… что-то в нем не могло не реагировать на мольбу души его сына.

- Ты - мой сын. Ты всегда будешь им, - произнес он сильным и твердым голосом.

- Я потерян… - Люк поднял глаза на своего отца в тяжелом и неохотном признании. - И все, что ты хочешь - это только потянуть меня еще дальше от света.

- Я веду тебя к истинному пониманию.

- Я понимаю, - сказал Люк снова, - я просто не могу согласиться с этим.

- Тогда ты не понимаешь. Император покажет тебе истину - он заставит тебя принять ее.

Люк опустил голову, впервые признавая возможность своего поражения, хотя бы частично.
- Он заставит меня повиноваться, возможно.

Было ли это значащим признанием или только моментной слабостью? Люк больше не знал - так много всего, в чем он когда-то был уверен, так много истин, на которых он строил свою жизнь, превратились в призрачный дым теперь. Но была одна вещь, которую он все еще знал – знал всем сердцем и душой.
- Но я никогда не поверю, что Палпатин прав - я никогда не поверю, что он делает что-то более выдающееся, чем простое удовлетворение собственного тщеславия и своих корыстных интересов. Никто не может заставить меня сделать это - ни ты, ни он. Ничто.

- Ты просто...

- Нет. Я больше не буду делать этого, - сказал Люк, твердый голос полностью подавил недавний проблеск хрупкого колебания. - Я больше не буду искать тебе оправдания, пока ты задабриваешь свою совесть или утверждаешь причины для моего нахождения здесь.

Вейдер неловко замолчал, сомневаясь, что сказать против этого пронзающего заявления, не желая сводить все к очередному конфликту.

- Ты должен уйти. Пожалуйста, оставь меня, - Люк отвернулся, унылый и отрешенный.

Горя от расстройства, Вейдер все же стоял на своем - не собираясь быть отвергнутым махом руки.
- Нет. Я не уйду - я не оставлю тебя.

Люк не поворачивался.
- Ты уже сделал это - двадцать два года назад.

- Ты был отнят у меня - я не оставлял тебя, - сделал сильный упор на последние слова Вейдер.

- Я не говорил, что физически, - парировал Люк, нанося резкую и глубокую рану, демонстрируя тем самым, как быстро менялся теперь его темперамент.

- Я сделал свой выбор. И я поклялся, что не буду сожалеть о нем.

- Тогда почему ты здесь? - пробормотал Люк. Еще одно едкое замечание, брошенное так небрежно с невозмутимо спокойным лицом.

- Потерять тебя - никогда не было моим выбором.

- Лишь принести меня сюда - было.

Еще один удар попал в цель без всяких усилий, с холодной и режущей точностью, заставляя Вейдера задаться вопросом, не учился ли мальчик слишком многому у Палпатина.
- Я сказал тебе - я не жалею о своих решениях.

Люк пристально взглянул на бесчувственную маску, пытаясь найти за ней глаза своего отца, но мог видеть только собственное отражение, темное и искаженное.

- Я жалею о них, - наконец прошептал он снова тоскливым голосом, полностью сокрушая Вейдера в этот безусловно искренний момент своими быстрыми и интенсивными переменами. - Я надеялся… - он коротко рассмеялся без всякого намека на развлечение, без всякого защитного выражения на лице, перетянутом горечью поражения, перейдя в одно мгновение биения сердца от резкой и презрительной манеры к полной открытости, сняв внезапно все свои щиты. - Так глупо… наивно, слепо, безрассудно. И каждый раз, когда ты возвращался, какая-то крошечная часть меня надеялась снова. Глупо - потому что все, на что я когда-либо надеялся, я потерял.

Он отвел взгляд, не в силах поверить, что он сделал это признание своему отцу - но он был опустошен, исчерпан и утомлен от одних и тех же игр, идущих по кругу, с постоянно скрываемыми ощущениями и намерениями. Что-то побуждало его к правде в этот момент, говоря, что это был последний предоставляемый шанс.
- И каждый раз, когда ты возвращаешься, ты только напоминаешь мне об этом. - Люк покачал головой с мучительным, разбитым и смирившимся, наконец, взглядом. - Я не могу больше делать это.

Люк ожидал хоть какую-нибудь реакцию от своего отца, какое-нибудь признание - что-нибудь вообще. Что-то, что позволило бы ему увидеть, что он рассматривался своим отцом как что-то большее, чем просто возможность для использования в своих целях.

- Тебе в самом деле плевать на меня? - спросил он в итоге; слова чуть громче неясного шепота.

- Ты - мой сын, - ответил Вейдер, не зная, что еще сказать.

Люк снова безрадостно рассмеялся - неспособности его отца сказать что-то большее.

Он вновь исследовал маску, пытаясь посмотреть за нее, пытаясь увидеть человека внутри... возможно, он ничего не видел, потому что там ничего не осталось?

- Тогда не возвращайся больше, - сказал он, придавая словам тяжелую значимость простым и искренним тоном.

Внутри Вейдера все оборвалось от понимания, что его сын только что принял некое всеобъемлющее решение. Вес его слов уничтожил всю его надежду. Однако он не сделал ни одного движения, передающего его чувства - слишком гордый, чтобы показать свою слабость, даже сейчас. Люк держал его взгляд в течение долгих секунд, прежде чем отвернуться. И не представляя, что еще можно сделать, дабы закрыть брешь между ними, Вейдер, молча, повернулся и вышел из комнаты.

Люк стоял неподвижно, с натянутой, напряженной спиной, наблюдая в окне отражение своего отца - наблюдая, как тот смотрит на него в тишине, прежде чем окончательно развернуться и выйти. Тогда он расслабился, но не обернулся, зная из своего опыта, где были скрыты камеры - не желая разделять с ними этот крайне личный момент.

Долгое время он стоял так, уставившись в темноту.
.
.

Вейдер шагал прочь, еле сдерживая эмоции, потрясенный заявлением своего сына, сказанным с таким непримиримым убеждением.

Несмотря на знание, которое уже было у него, Вейдер только сейчас понял, как сильно Люк должен был лелеять и дорожить памятью своего отца - добродетельного Джедая, боровшегося за те же самые свободу и справедливость, как это делал Люк. Как сильно он должен был восхищаться им, уважать и любить.

Как сильно он теперь должен был ненавидеть его. Презирать и чувствовать отвращение.

Только сейчас Вейдер понял, как разрушающе подействовали на его сына слова, сказанные Вейдером на Беспине. Он уничтожил в сознании Люка все опоры и убеждения в одно единственное мгновение, раскалывая основание, на котором он стоял, и, оставляя его с открытой и кровоточащей раной, которая никак не могла зажить.
Как он мог думать, что эту жестокую, изобличающую, переворачивающую жизнь Люка действительность можно изменить простыми словами? Что можно вернуть себе сына, чью душу он разрушил и чью надежду полностью уничтожил?

Но он не собирался брать всю вину на себя - Оби-Ван сделал это. Ему было недостаточно, что он запутал, обманул и повернул против Вейдера его жену, наполнив ее своими высокими, нереалистичными идеалами, своими благочестивыми убеждениями и самодовольными обвинениями. Ему было недостаточно, что он привел ее на Мустафар, что он набросился на него там, разрушил и оставил гореть.
Нет, он ко всему прочему взыскал свою последнюю безжалостную месть - украл у него сына, не только физически, но и морально. Спрятал его, наполнил голову всякой ложью, так же, как он сделал это с Падме. Обеспечивая Вейдеру невозможность достичь своего сына даже сейчас.

Финальное карающее возмездие Оби-Вана за то, что Энакин бросил вызов джедаям.

Ему пришлось долго ждать, но как он должен был смаковать это ожидание, зная, что его месть обожжет Вейдера со всей яростной силой мустафарского огня. Что он будет продолжать гореть каждый раз, видя сына, потому что не было ничего, что он мог сделать, чтобы изменить это.

Раскаленная волна ярости хлынула через него, сжигая полностью чувство вины и раскаяния, любого признания своей собственной причастности к этому. Только Оби-Ван – все Оби-Ван.
Он не мог простить Энакину то, что тот встал между ним и Куай-Гоном. Никогда не мог признать, что Энакин был более силен, чем он. И он всегда сдерживал его, контролировал и стремился управлять так, как и говорил Палпатин. И когда Энакин вырвался на свободу, Оби-Ван забрал у него все, что имело значение в его жизни.

И вот теперь этот последний беспощадный удар. Нанесенный прямо в сердце Вейдера. С холодным, жестоким расчетом.
Как отчаянно он ненавидел его в этот момент…

Вейдер остановился, неподвижно застыв в богатом, роскошном холле. Черный, похожий на вороново крыло плащ, обвился вокруг; темная фигура, укрытая тенью…
В этот момент - как он ненавидел себя.

.

.
.

Наступил еще один, бесконечно тянущийся в бездействии день. Люк стоял в длинном затененном обеденном зале, размышляя над сомнениями, семена которых так тщательно были посажены Палпатином. Возможно, эти раздумья в отсутствии какой-либо другой деятельности и были причиной того, что Люка оставляли в покое в течение долгих, тоскливых часов. После трех лет непрерывного адреналина, питаемого фронтовыми действиями в бою с более сильным противником, берущими каждую унцию его изобретательности и способностей, как умственных, так и физических, после трех лет его полной отдачи борьбе - только бы выжить день изо дня, час за часом - это вынужденное, неумолимое спокойствие было вялым и оцепеняющим мучением.

Игнорируя взгляды охранников, Люк пристально и безучастно смотрел на главное здание Дворца за окном, вспоминая, как маленьким ребенком он наблюдал по холовидению официальную церемонию завершения его строительства, вспоминая свои мысли о том, как далеко и нереально для него это было, будто некая картинка в холофильме.
К тому времени, как ему исполнилось шестнадцать, он решительно настроился однажды увидеть эти шпили в реальности. Достигнуть Корусканта, столицы Империи, и встать перед императорским Дворцом - чтобы увидеть эти башни по-настоящему.

Чуть больше года спустя он встретил Бена Кеноби.

Бена, который так легко лгал ему. Смотрел ему в глаза и бессовестно лгал. Из всех людей, почему лгал именно он? Он мог бы сказать ему правду – и верить, что Люк примет правильное решение и совершит правильные поступки... Бен был такого невысокого мнения о нем, думая, что Люк не способен к этому? Что он не заслуживает такой веры?

Я доверял тебе... Я бы умер ради служения твоему делу, и все, что ты сделал, это лгал и использовал меня. Ты не заботился обо мне… никто не делал этого… Все только использовали меня.

Он медленно моргал, безучастно смотря вперед, пока небо полностью не стемнело, становясь в его глазах слепым пятном. А лгал ли Бен вообще? Конечно же, это Вейдер и Палпатин лгали ему.
С какой стати он даже предположил подобное? Он знал правду. Палпатин крутил ею для своих собственных целей - но она все еще оставалась правдой, он просто не хотел верить ей.
Потому что, если он сделает это…

Это будет означать, что та же слабость, что потянула вниз Вейдера, бежала в его крови. Неумолимый и неизбежный провал. Медленное, неотвратимое падение к Тьме… независимо от того, что он сделает.

Бег от правды ничего не менял. Опровержение не было защитой - казалось, что он просто бежит по все больше сужающемуся кругу… и будет делать это до тех пор, пока не останется куда бежать. Но по-прежнему в тени его ждала действительность - в его тени.
Здесь, так близко к Тьме, она выла, как волк в ночи, и он слышал ее призыв - чувствовал его.

Он вспомнил свои детские сны - ночной кошмар, постоянно один и тот же; он в черной, как смоль, ночной пустыне, во впадине каньона, слышит позади себя звук обсыпающегося по склону сланца, заставляющий сердце сжиматься и выскакивать от страха… и замечает едва-едва различимый силуэт, скользнувший в пределах его видимости, черный на черном.
Волк во мраке, охотящийся на него… Он помнил, как поворачивался и бежал, слыша позади себя бег по хребту каньона, стук когтей по камням, близкое - всегда близкое - частое и тяжелое дыхание, резкое и строгающее, переходящее в рычание по мере того, как оно приближалось, настолько близко, что находилось в его тени....
Люк заморгал, прогоняя прочь воспоминания, все еще достаточно яркие, чтобы сдавить ему грудь.

Действительно ли Палпатин был прав - Тьма признавала свое собственное?

Слишком много всего - слишком много, чтобы поглотить и усвоить все сразу. Слишком много, чтобы найти путь в одиночку. Он чувствовал, как все это жестоко перемалывает его каждый день; чувствовал, что его решимость колеблется и его опровержение слабеет. Какой был смысл в оспаривании? Кто слушал его? Даже он сам больше не делал этого.
Он опустил взгляд, наполненный мыслями разочарования и расстройства; в глазах мерцало остаточное изображение окна.

Окно.

Слова Палпатина эхом отозвались в его голове: “Тюрьма, чтобы держать Джедая”.

Он снова взглянул на окно, пытаясь сморгнуть свою слепоту, уставившись на транспаристил и видя моноволокна, пронизывающие толстое стекло. В течение уже нескольких недель он изо всех сил пытался обойти одно единственное, самое большое препятствие в его плане, чтобы выйти из этих комнат. Люк вновь внимательно рассмотрел толстое, тяжелое и небьющееся стекло.

И все же, почему он верил словам Императора начет этого? Почему он верил словам Императора вообще о чем-либо?
Потому что это, наверняка, правда.

Не имеет значения. Почему ты просто сидишь здесь и делаешь точно то, что он хочет? Почему ты не борешься с ним, почему ты не пытаешься добраться до Хана - почему ты не пытаешься выйти отсюда?

Куда я пошел бы?

Сейчас не имеет значения, где ты ЕСТЬ - имеет значение лишь то, где тебя НЕТ. Не имеет значения, говорит ли он правду. Правда не означает, что ты должен делать то, что он хочет.

Находясь один на один со своими мыслями, Люк впервые обдумал идею о том, что только правды было недостаточно. То, что Палпатин говорил ее, не делало его правым. Он нахмурился в негодовании.

Правда не дает ему власти над тобой. Прекрати делать то, что он хочет. Начни сопротивляться.
Как?
Просто СДЕЛАЙ что-нибудь.
Я дал слово.
Ты дал слово, чтобы остаться. Слушать. Чтобы не пытаться бежать… Он придерживается буквы сделки - сделай то же самое. Если ты фактически не пытаешься уйти, то просто... проверь теорию… Он играет с тобой в игры разума - не позволяй ему этого.

Люк взглянул на транспаристиловое окно с новой целью; стекло было абсолютно свободно от всякого преломления и искажения, мешая тем самым судить о его толщине, но по краям он мог видеть, как оно исчезало в тяжелой раме сплава внутри декоративного камня - две стороны этой рамы давали хорошее представление о толщине стекла. Оно выглядело довольно прочным, более толстым, чем даже крупное обзорное окно космического корабля. Смотря близко и немного искоса против света, он мог видеть, что стекло пронизывали два слоя тонких, прозрачных моноволокн, вплетенных и установленных в тяжелый сплав рамы, из которого они были созданы.
У всех транспаристиловых окон на звездолетах эти моноволокна служили защитой против воздействия взрыва, но обычно они были настолько тонки, что были невидимы невооруженным глазом, и состояли только из одного слоя. Люк не мог вспомнить, чтобы он когда-либо еще видел два слоя - фактически он вообще видел эти моноволокна только находясь очень близко к стеклу и только на самых крупных военных кораблях. Для того чтобы им быть видимыми, особенно на том расстоянии, где сейчас стоял Люк, стекловой щит должен, как бы то ни было, быть полностью неуязвимым и неразрушимым.

Необходимо было что-то способное к перерубанию этих волокон – он вполне был уверен, что без них смог бы разрушить стекло твердым ударом Силы, несмотря на его толщину.
Можно ли было только одной Силой перерубить и их? Возможно…

Но он должен убедиться…

Он отвел взгляд, понимая, что простоял, уставившись на окно, подозрительно долго и теперь надеялся, что охранник в углу и тот, кто следит за ним по системе безопасности, подумают, что он просто смотрел через, а не на него, не заподозрив его ни в каком преступном намерении.

Но он не должен делать этого - он дал слово…
Не разрушай его тогда - только… проверь.
И в тот день, когда и если у него получится разрушить окно по-настоящему, что он будет делать дальше? Выпрыгнет из окна и потом с балкона? С двадцатого уровня? Он достаточно убедительно доказал себе на Беспине, что не может справиться с такой высотой.
И снова сомнение. Неуверенность в себе. Он мог справиться с такой высотой - он уже делал это.
Но даже, если он и сделал это каким-то чудом - что из того? Здесь ему еще нужно будет пройти мимо явно очень сложной системы наблюдения, не имея точного понимания, где находится Хан и как до него добраться.
Он знал, что Хан находится в нижней части основы Главного Дворца… и что каждый служащий там, заработал свое место фанатичной преданностью Императору.
Безоружный. Тогда, как он знал, какое количество охранников обычно «прогуливается» по Дворцу. Он прекратил свои попытки сосчитать их, когда счет дошел до двух сотен - точное число становилось уже формальностью.
Не было абсолютно никакой логической причины ломать окно.

За исключением той, что он устал вестись Палпатином.

Устал сидеть здесь и ничего не делать.

Устал находиться под наблюдением и…

Находиться под наблюдением - как под наблюдением камер, так и под наблюдением охранников. Которых было так много, что это становилось формальностью... Слишком много охранников - слишком много, чтобы их можно было сосчитать…
Ему не нужно выпрыгивать - он может выйти отсюда… просто спокойно выйти.
Люк слегка кивнул себе, оглядываясь назад на транспаристиловое окно.
Ему обязательно нужно проверить свою теорию… но он должен скрыть ее позади чего-то еще… позади большего заявляющего действия.

Глаза тщательно прошлись по огромной мрачной столовой и остановились на том проклятом столе…
Он улыбнулся.
.

.

.

Мара шла по темному богатому холлу, направляясь от главной комнаты наблюдения двумя этажами выше апартаментов Скайуокера к информационному модулю несколькими этажами ниже, куда она была вызвана Императором. Это был обычный марш от уровня Скайуокера до любого места - этажи, находящиеся непосредственно выше и ниже него оставлялись пустыми, частично для безопасности, частично из-за чрезмерных укреплений, которые развернул ее мастер, дабы удержать своего драгоценного Джедая. И ничего из этого не казалось ей слишком необходимым.
Кроме странного, отдаленного контакта, который она иногда ощущала от Скайуокера, похожего на ментальный шепот, она ни разу не видела ничего, чтобы подтвердить веру ее Мастера в то, что Скайуокер был хотя бы просто Джедаем, не говоря уже о том, что ему требовалось что-то из этих чрезвычайных мер безопасности.
Однако знание о его происхождении наполнило ее решимостью оставаться осторожной и по отношению к его способностям, и по отношению к нему самому. И все же…

Даже сейчас, когда она думала об этом, Мара знала, что, несмотря на ее лучшие усилия, ее напряженность рядом с ним начинала спадать в ответ на его открытую и миролюбивую манеру поведения - почему он был так… дружественно настроен? Он был опытным военным - таким же, как и она - он знал, что ничто не заставит ее колебаться в кризисной ситуации; так что он пытался сделать?

Его искренний вид был... беспокойством для нее. Ей не нравилось это - не нравилось, что он заставлял ее смотреть ему в глаза.
Не нравилось, что она думала о нем прямо сейчас.

Мара видела, как менялось выражение его лица, как менялось все его поведение, когда рядом находился Император - да даже, когда просто другие охранники были рядом… Видела, как немедленно поднимались его щиты. Было нечто, что он разделял только с нею. Нечто… волнующе подлинное. Искренняя попытка установить отношения - некую связь.
Но ничто и никак не объясняло ей, зачем он делал это. И так как ему удавалось каким-то образом быть и общительным и осторожным одновременно, она очень сомневалась, что когда-нибудь это узнает.
Осторожным... она вновь задалась вопросом о его прошлом, о том, о чем он никогда не упоминал; где, например, он обучался? Люк был примерно ее возраста - родившись во времена истребления Джедаев. Но, по-видимому, судя по тому, что он где-то обучался, он нашел способ для этого, нашел учителя.
Очень немногие существа были способны противостоять властному ментальному присутствию ее Мастера, и все же он держался уже очень долго. Для этого был необходим хорошо натренированный ум - чтобы суметь концентрироваться, несмотря на тщательно создаваемую вокруг атмосферу хаоса и замешательства. Она понимала, что это должно отнимать у него много сил.
И исходящее от него спокойствие сильно тревожило ее; его открытость, его нежелание судить ее. Она была имперцем, его тюремщиком – это, как ничто другое, давало ему право иметь самое низкое мнение о ней. Однако через туманный контакт, что она ощущала от него, Мара никогда не чувствовала, чтобы он осуждал ее за это.
Эта сознательное отсутствие предубеждения против нее было очень беспокойным. Каждая мысль ее Мастера всегда была окрашена расстройством и чувством разочарования на ее постоянное несоответствие его ожиданиям. Со Скайуокером было только… принятие.

Джейд знала, конечно, что видела лишь поверхность - лишь то, что он позволял ей увидеть, но… и в этом была та же самая честность, что пронизывала все ее с ним отношения. Тем не менее, было похоже, что она смотрит на поверхность глубоких вод. И это привлекало ее в…

Она задрожала от холода, взглянув на покрытое облаками солнце, еще виднеющееся над зубчатым горизонтом далеких зданий. Ее срочно вызывал Император - вероятно желая сделать приготовления к своему ежедневному посещению его Джедая.
Мара не завидовала Люку в том, что он был пойман в ловушку здесь, ее Мастером - с только одним возможным исходом. Как мог он держаться против этого неоспоримого знания? Какой был смысл?
Джейд, молча, разразилась проклятиями, понимая, что нарушила одно из своих собственных основных правил - назвала его по имени.

Мара ждала у входа, пока охранники открывали двери информационного модуля. Ее мастер не потрудился взглянуть на нее, но, тем не менее, она поклонилась ему, прежде чем войти.

Император пристально смотрел на ряд нескольких двух- и трехмерных экранов, спроецированных перед ним в пространстве, большинство из которых содержало письменную информацию, которую она со своего места прочесть не могла.
Наконец он взглянул на нее через изображения.
- Почему ты здесь, когда Скайуокер бодрствует?

Никакой преамбулы - он редко утруждал себя любезностями.

Мара нахмурилась.
- Мне сказали, что вы хотели видеть меня немедленно, Мастер.

- Я сказал тебе никогда не оставлять его одного, когда он не спит. Всегда оставаться близко к его комнатам.

- Охранники при своих обязанностях - один из них находится с ним в комнате, - осторожно ответила Мара, пытаясь не допустить в голос слишком раздражительные интонации.

- Он - Джедай. Охранники полезны только, чтобы замедлить его. Остановить его в том, что он задумает, они естественно не смогут.
Палпатин замолчал, и в наступившей абсолютной тишине Мара поняла, что он призывает к себе Силу.

Широко улыбнувшись и продемонстрировав желтые зубы, он произнес:
- Ах, я полагаю, мой Джедай собирается сделать что-то довольно опрометчивое…

Последнее слово было заглушено громким ревом общей тревоги, заставившим Мару в шоке подскочить. Комлинк на ее ремне настойчиво заверещал несколько секунд спустя.

В досаде она оглянулась на Мастера - его, казалось, это по большей мере развлекало.

- Твоя ошибка, дитя. Пойди, исправь ее -

Он говорил через Силу, поскольку рев сирены фактически заглушал любую попытку произнести что-либо вслух. Проклиная все на свете, Мара развернулась кругом и, сломя голову, понеслась к апартаментам Скайуокера.

.


К тому времени, как она достигла его комнат, в ближнем коридоре столпилось уже около четырех десятков вооруженных охранников, нацеливающих свое оружие в сторону открытых двухстворчатых дверей частной столовой. Мара протолкнулась через них в комнату, приводя в готовность собственное оружие. И вошла в обстановку контролируемого хаоса.

В комнате было приблизительно две дюжины охранников, представляющих собой смесь дворцовой стражи с бластерами в руках и алых гвардейцев, держащих либо силовые пики, либо маленькие высокомощные пистолеты, обычно скрытые под их церемониальными плащами. Все стояли к ней спиной, повернувшись к противоположной от входа стене, рядом с камином. Проталкиваясь, Мара взглянула направо и остановилась перед окном - бесценный старинный стол комнаты превратился в дрова для растопки.

Транспаристиловое окно было крайне выгнуто наружу, а его поверхность испещрена трещинами, настолько густыми, что стала полностью непрозрачна; разрушенные остатки держались только за счет сетки моноволокн. Тяжелая армированная рама каркаса частично деформировалась, в месте, куда пришелся главный удар, металл был сломан - но она удержалась, независимо от того, что ее поразило. Потому что, разумеется, это не был только стол - каким бы тяжелым он ни был, с его помощью невозможно было бы даже поцарапать поверхность. Нет, стол в большей степени оказался просто между ударной силой и окном - стекло транспаристила было предназначено для противодействия трехступенчатому взрыву детонатора.

Мара думала, что эти меры чрезвычайно завышены, когда Император начал строить эту тюрьму. Даже большие обзорные окна таких военных кораблей, как Звездные Разрушители, были сконструированы только против двухступенчатого удара.
Ее Мастер всегда говорил, что Орден Джедаев был увядающим и слабым в управлении Силой, тогда как Тьма приобретала все большую власть, оставляя их неспособными восстановить баланс - но эта демонстрация грубой мощи конкурировала со всем, что она видела от Императора.
Впервые к ней пришла мысль, волнующая и тревожная в своих последствиях.

Равнялись ли способности Скайуокера способностям Палпатина?

Действительно ли он представлял подлинную угрозу?

Отвернувшись, она быстро проложила себе путь к переднему ряду охранников, найдя Скайуокера спокойно стоящим лицом к стене, заложив руки за голову.

- Привет, Мара, - голос его был спокоен и почти что весел, словно он был удивлен спровоцированной им крайней реакции.

Мара фыркнула - очевидно, теперь они называли друг друга по именам. Откуда он узнал ее имя?

- Не хочешь сказать своим дрессированным нерфам уйти? - предложил он.

Она почти услышала прошедший по комнате гневный шум.
И почти увидела, как он улыбнулся ему.

- Хорошо, все успокойтесь, - сказала Мара как охранникам, так и Скайуокеру.

Его голова слегка повернулась влево, тон внезапно и полностью изменился.
- Даже не пытайся… я серьезно.

Мара повернулась и увидела дворцового стражника в синем обмундировании, нацеливающего на спину Скайуокера специальное стрелковое оружие – чуть больше газовой трубки - с пусковой кнопкой. Охранник на мгновение заколебался, но затем вновь прицелился.

Со щелчком дротик вылетел из пистолета быстрее, чем мог проследить глаз… чтобы остановиться, вращаясь в воздухе, недалеко от плеча Джедая. Прежде чем у Мары был шанс среагировать, дротик дернулся и пулей вонзился в незащищенную шею стрелка, отбрасывая того с визгом назад.

Этот транквилизатор был сделан на заказ генетиками Императора, чтобы воздействовать на Скайуокера в течении нескольких секунд, но охранник, разумеется, был простым человеком, поэтому он лишь успел выдернуть стрелку из своей плоти и тут же потерял сознание.

Все подались немного вперед; и без того напряженная атмосфера повысилась еще на несколько градусов.

- Я думаю, все должны успокоиться, - сказала она твердо, осознавая, что в любом случае ей необходимо восстановить контроль; хотя где-то внутри тревожно начало шевелиться первое нервирующее предчувствие.
Внезапно она перестала иметь дело с простым заключенным - теперь она имела дело с Джедаем. Каким-то образом, где-то в пути, она позволила себе отклонить и игнорировать этот факт, тщательно поощряясь повседневным спокойствием Скайуокера вкупе с его нежеланием открыто использовать Силу. Это был старейший трюк в игре - оставаться податливым и сговорчивым, чтобы привести врагов в чувство ложной безопасности. Она была и сердита, и смущена, признавая, что это сработало.

- Я спокоен, - в голосе Скайуокера звучал редко слышимый резкий край, спровоцировавший новый всплеск адреналина в крови Мары. - Я предупреждал его не делать этого.

Убрав бластер, Мара сняла с пояса маленькую медицинскую капсулу, вынула оттуда ампулу и загрузила ее в инъектор. Затем она вручила его стоящему рядом с ней охраннику и указала головой на Джедая. Сама она отступила, вновь доставая и нацеливая оружие.

- Нет, - произнес Скайуокер, поворачивая к ней слегка голову. - Ты сделаешь это.

Мара настороженно нахмурилась.
- Почему?

- Потому что я доверяю тебе.

Это было самое странное, что можно было сказать в данных обстоятельствах, но звучало это необъяснимо правдиво, заставив Мару почувствовать себя явно неловко.

Подняв с вызовом подбородок, словно он предложил ей сложную задачу, она вручила свой бластер охраннику, взяла инъектор и вышла вперед, прекрасно понимая, что, если он захочет убить ее, никто не успеет ему помешать. Но, судя по поврежденному окну, если бы он хотел убить ее, он мог бы сделать это давным-давно.
И только приблизившись к нему, Мара поняла, что здесь может быть совсем другая проблема.
Стиснув зубы, Мара вплотную подошла к его спине, взяла за левую руку и потянула ее к себе без всякого сопротивления с его стороны, когда сама она опиралась на него всем своим весом, чтобы удержать его у стены, нажимая ступней так, что если бы он попытался обернуться, она смогла бы повалить его. Затем она повернула его уступчивое и податливое запястье, подняла вверх тонкую и темную ткань рукава и поднесла иглу к вене, понимая, что от напряжения момента у нее дрожат руки, заставляя трястись и наконечник иглы.

- Проклятье!

- Все в порядке, Мара, - он чуть повернул голову, говоря очень тихим, для нее одной, голосом.

- Заткнись! - яростно прошептала она, не зная, почему все это так сильно затрагивало ее. Это не был страх, это было… она моргнула, пытаясь сдержать расстройство от противоречивых эмоций, пытаясь не думать об этом.

Игла скользнула в вену, окрасив содержимое инъектора мутным алым цветом, прежде чем она быстро ввела его. Несколько секунд спустя Джейд почувствовала, как его мускулы начали расслабляться. Правой рукой он облокотился на стену перед собой, чтобы не упасть, когда начал терять сознание; напряженное тело ослабло, дыхание стало медленным.
Не зная, зачем она это делает, Мара подхватила его за руку, когда вытащила иглу и, поддерживая его вес, мягко скользнула вместе с ним на колени. Глаза его уже затуманились и потеряли концентрацию.

- Почему ты доверяешь мне?! - срочно прошептала она, отчаянно нуждаясь знать ответ в этот момент. Он мягко улыбнулся, но уже начал «пропадать». Джейд подвела руку к его качающейся голове, удерживая его взгляд. - Почему?!

- Я вижу… мимо… твоей…

Но глаза его уже закрылись, и она опустила Скайуокера на пол, откидываясь назад и садясь на корточки на расстоянии вытянутой от него руки.

Вспоминая, где она была, Джейд взглянула на наблюдающих за ними охранников.
- Вернитесь к своим обязанностям. Я доложу Императору.

Охранники потянулись из комнаты, шепчась друг с другом при разглядывании разрушенного окна, которое совершенно выбивало их из колеи. У таинственного заключенного внезапно обнаружились способности, о которых раньше мало кто знал. И даже те, кто знал, признавали, что слышать об этом, и видеть доказательство этого собственными глазами, было двумя очень разными вещами. Присутствие здесь Джедая делало все определенно очень тревожным.

Наблюдая за его дыханием и не осознавая уход охранников и течение времени, Мара качалась на пятках.
Как он делал это? Как он пробирался мимо всей ее защиты?
Волнующие эмоции, давно забытые и тихо тлеющие в глубине ее души, зажглись смутным шепотом его присутствия в Силе. Что она чувствовала? Когда она закрывала глаза и ощущала этот рассеянный, неясный резонанс, что дергало ее мысли? Это… было сочувствие? Вина? Почему он делал это? Почему она позволяла ему?

Теперь, когда Мара осталась одна, невнятные звуки схватили ее горло, наполовину ярость, наполовину рыдание. Чтобы прекратить это, она сильно ударила его кулаком по ребрам, хоть и понимала, что он не может ничего почувствовать, находясь в неловкой позе в бессознательном состоянии.

- Дурак! - обвинила она. - Ты - дурак, раз доверяешь мне, Люк Скайуокер. Это то, что ты получишь! - Джейд вскочила на ноги, отшатываясь от него и устанавливая расстояние между ними, ментальное и физическое. - Я воткну тебе нож в ребра, как только это будет нужно. Помни это!

Мара сделала два коротких шага вперед, намереваясь жестко и зло пнуть его в бок, но замерла, не в силах сделать это.

Осознавая, что она кричит на кого-то, кто не слышит ее, Джейд взяла себя в руки и перешагнула через его тело, не смотря вниз - решительно закрывая эту крошечную и уязвимую часть себя, которая так охотно откликалась на его гипнотически завораживающее присутствие.
Она не могла не ощущать его – но она могла перестать слушать его.

Она остановилась около разрушенных остатков щита военного транспаристила и провела пальцем по разбитой и растрескавшейся поверхности, отмечая с близкого расстояния, что многие из моноволокн фактически рассечены и полностью переломаны под силой того невидимого удара. Понимая, что второй удар, вероятно, сломал бы стекло до конца, открывая проем.

Она прикрыла глаза, потерявшись в мыслях и впервые испугавшись за своего Мастера.

- Ты волнуешься слишком много, дитя.

Мара в шоке обернулась, ее уже и так раскромсанные нервы были глубоко уязвлены. Император спокойно прошел через комнату к выгнутому и поврежденному окну, протягивая к нему свою руку.

- Какой мощью он обладает, - улыбнулся он в признании и полном восторге.

Когда Мара была моложе, были, конечно, и другие джедаи. Но ни одного, как этот.
То небольшое количество, что избежало чисток, скрывалось в маленьких группках мятежников, разбросанных по галактике без какого-либо реально организованного сопротивления в первые годы Империи, и к тому времени, как она заняла положение Руки Императора, их стало еще меньше.

Но она помнила тех немногих, приносимых к Императорскому Дворцу - как правило, Лордом Вейдером. Он, словно хищник, приносил домой добычу своему Мастеру. Они держались день, иногда больше, прежде чем Император уничтожал их. Иногда Мару вызывали, чтобы стать свидетелем их конца, понять способности, которыми они обладали, понять, что можно было сделать, чтобы противостоять им - понять, каково это находиться в присутствии Джедая. Иногда он давал им оружие, иногда нет. Часто Император давал им лайтсейбер и обращал против них Вейдера - особое шоу для личного развлечения ее Мастера.

Некоторые из них были более сильные, чем другие, некоторые были чуть старше возраста падаванов, и те, и другие сражались с отчаянной страстью. Некоторые были мастерами - те дрались и умирали со спокойным достоинством, хотя Палпатин утверждал, что это было несущественно – раз в конце все они погибали.

Но ни один из них не владел такой мощью; иначе они, разумеется, бросили бы ее против врага в свои последние отчаянные мгновения. И ни один из них никогда не держал такой власти над ее Мастером, становясь ведущей и навязчивой идеей, ослепляющей его к любой опасности.
Она почти сказала об этом - почти проговорила свои страхи вслух. Почти спросила, был ли Скайуокер угрозой.
Но она удержала язык за зубами, зная, что ее Мастер расценит это, как подвергание сомнению его способностей, что было, конечно, недопустимо.

Палпатин резко отдернул руку от разрушенного стекла; крошечная алая капля сформировалась на кончике его белого, как полотно, пальца.
Мара смотрела на нее, красно-рубиновую на бледно белом - глубоко тревожащее зрелище - никогда прежде она не видела крови своего Мастера.

Эта темная капелька крови на бледной коже потянула ее сознание к обволакивающей, сверхъестественной неподвижности, как будто само время прекратило существовать …

… … …
… … … … … … …

Что-то… что-то приближалось, похожее на шторм, бушующий в ночи; темные тучи, стирающие лунный свет.
Двуличие, предательство… лояльности, которым брошен вызов, решительная преданность. Все в движении,
неустойчивое.
Все изменялось, даже она сама. Ничто не могло остаться незатронутым, сама судьба уступала…
Кроваво-красное солнце, холодное, как смерть. Оно тотчас разделилось и стало двойным в ее затуманенном
видении; тишина, шепчущая загадки:
«Сын Солнц…»

Небо стемнело, и солнце стало блекнуть, изменяясь в мертвенно-бледную луну, и она услышала - почувствовала - что-то дикое и первобытное в безысходности кромешной ночи, словно волка, бродящего во
тьме…
Пепельная луна вновь зажглась кроваво-красным, с неба упала единственная алая капля, приземляясь в ногах
ее Мастера, впитываясь в подол его длинной, соболиной мантии…
…Это мгновение, этот туго натянутый отдельный момент…

Многочисленное развитие возможностей запутывалось между собой, все будущее циркулировало в одном
моменте.
Одно решение, одно несгибаемое желание.
Слабость, которая является силой…

… … … … … … …
… … …

Завывание волка в темноте заставило ее резко вздрогнуть, рывком приводя к чувству реальности из этого сюрреалистического видения.
.

- Что ты видела? - голос Мастера был мгновенен и требователен.

Мара медленно покачала головой - независимо от того, что это было, оно рассеялось в воздухе, как эфир, как сон после пробуждения.
- Я видела… - она изо всех сил пыталась вернуть что-нибудь из своего видения, но только одно было в памяти, горело там, как образ, который остается, когда слишком долго смотришь на солнце, - волка… волка во мраке… на охоте.

- На охоте на кого?

Она почти что ответила: «На вас».
Но когда Мара открыла рот, понимание убежало от нее, как тот волк во мраке, и все, что она могла сделать, это безучастно смотреть в пятнисто- желтые ее Мастера.

В конце концов, она отвела взгляд, рассредоточено просматривая глазами комнату, пытаясь вызвать хоть какие-то моменты ясности. У нее был опыт лишь нескольких видений в жизни и, когда они приходили, они были похожи на это - изломанные, фрагментированные, крайне реальные, но моментально рассеивающиеся в памяти, как только они заканчивались.

Джейд помотала головой и затем обрела дар речи, вспомнив, с кем говорила:
- Я не знаю, Мастер, я сожалею…
Она знала, что это и рассердит, и расстроит его - то, что ее способности были так ограничены - поэтому попыталась быстро перевести разговор на другую, более реальную для выполнения тему.

- Я распоряжусь немедленно заменить окно.

- Да, иди, - тон его был нетерпелив и раздражителен.

Мара поклонилась, оглянулась на лежащего без сознания человека и направилась к дверям, чтобы позвать охрану - затем остановилась, развернулась назад и, не поднимая глаз, кающимся тоном произнесла:

- Мастер... я приношу извинения. Я не должна была оставлять его. Он - слишком большая опасность, я понимаю это теперь.

- Только теперь? - знакомое жало разочарования в голосе.

Но когда она взглянула на него, его глаза и внимание уже полностью сосредоточились на неуклюже лежащей фигуре его Джедая. О ней было забыто.

Комментарии приветствуются ;)

Спасибо за огромную и качественную работу! Каждый день захожу на сайт и первом делом сюда , даже в закладки добавил.

А что насчет коментариев, мне лично просто не хотелось здесь "мусорить". (хочется чтоб рассказ шел без разрывов)

Комментарии всегда мотивируют на дальнейшую работу. И скромных переводчиков, и тем более авторов;)

Автор этого фика просил дать ему ссылку на место, где я выложу перевод, чтобы почитать впечатления читателей, если они имеются. Пока я ему не даю ничего...

Боюсь, что максимум коментов собирает выкладка в ЖЖ. Если что - от меня автору большой привет, он восхищение в рисованном виде принимает?

Мда, посылать автора, не владеющего русским языком, в мой ЖЖ, наполненный трепом, не очень хочется...

Думаю, восхищение приятно в любом виде))) Я в нетерпении;)

- Император требует твоего присутствия, - произнесла Мара без всяких эмоций, ни разу не взглянув на него.

По его предположению прошло около девяти дней с тех пор, как он разрушил окно.
Больше недели наркотик держал его одурманенным - в сознании, но не способным ни стоять, ни ходить, ни собраться с мыслями, ни даже просто реагировать на что-нибудь вокруг себя.

Независимо от того, что это был за наркотик, Люк не мог нейтрализовать его Силой, что при размышлении об этом сейчас наводило на мысль о его самовоспроизводимости - в противном случае у него получилось бы очистить свой организм. Вещество должно было дублировать себя быстрее, чем он справлялся с его удалением, держа тем самым Люка постоянно в туманном сознании пустоты наркотического дурмана. Память об этих днях состояла из рассеянных обрывков различных смешанных образов, никак не связанных ни временем, ни обстоятельствами.

У него лишь были отдаленные и искаженные воспоминания о приходящих и уходящих людях, о вездесущей Маре, смотрящей на него, когда он просто наблюдал за ней, медленно открывая и закрывая глаза, не в силах сделать что-то большее, чем просто сидеть в кресле у окна. Книги оставались непрочитанными, карты на столе нетронутыми. Бесконечно тянущаяся болезненная неподвижность. Он помнил о повышенных голосах и резких словах, когда в зоне видимости проплывал Вейдер. Помнил о Палпатине, который, сидя в большом и тяжелом кресле напротив, всегда что-то говорил, укорял, бранил, всегда слишком быстро, чтобы успеть за смыслом его слов. Люк помнил его тонкие, бледные губы, шевелящиеся над гнилыми зубами, и не имел ни малейшего понятия о сказанном им.
Помнил, как только смотрел на него в тупой, монотонной тишине…

И когда в итоге, собрав каждую унцию своей воли и концентрации, он пробормотал: “… остановите…” – одно только слово – злобный старик прервал свою обличительную речь с холодным развлечением в глазах.

- Остановить что, Джедай?

- Это… - проговорил Скайуокер, понимая, что тратил слишком много сил на то, чтобы тяжело открыть глаза.

- Ты усвоил урок? - с ядовитым безразличием спросил Ситх.

Люку потребовалось много времени для ответа. Много времени, чтобы осмыслить вопрос, и еще больше, чтобы понять, что у него не оставалось никакого выбора - либо он согласится, либо останется в том же состоянии. Он понимал, как много времени уходило на его ответ, понимал, как много требовалось, чтобы собраться и сконцентрироваться для этого, остро ощущая насмешку ждущего и смотрящего на него Палпатина.

Вероятно, прошли целые минуты, прежде чем ему удалось произнести:
- Да…

В комнату тот час была вызвана Мара для введения ему противоядия, что она и сделала, ни разу на него не посмотрев - хотя он постоянно наблюдал за ней мутными от наркотика глазами.
И затем Люк уснул – насколько, он не имел представления.

Но, когда он проснулся, был поздний вечер. Скайуокер лежал в широкой и высокой кровати на совершенно гладких простынях - словно он ни разу не шевельнулся за все время, пока там находился.
Он прекрасно понимал, что ему дали совершенно прозрачное предупреждение - имелся наркотик, с помощью которого его можно было контролировать, практически заставить находиться в "мертвом" состоянии при желании.

Было ясно, что и Мара, и некоторые охранники носили этот наркотик с собой, чтобы в случае необходимости выстрелить им из специального стрелкового оружия – очевидно наркотик нельзя было распространить с помощью газа, иначе бы они воспользовались этим.
И было ясно, что у Мары был доступ к противоядию.

Сейчас она держалась на осторожной и преднамеренной от него дистанции, отвергая любую попытку контакта. А ее ощущение в Силе было так холодно, жестко и закрыто, как никогда раньше.

Он помнил… как она ввела ему наркотик в самом начале, когда на него наступала забавная по своей величине масса охранников... Помнил, как она говорила с ним, как поворачивала к себе его лицо. Но ее слова потерялись в наркотическом дурмане, как и понимание, смог ли он ответить ей что-нибудь.
Однако он понимал, что встревожил ее - испугал, возможно. Отдалил от себя, что никогда не было его целью.

Из всех находящихся здесь людей, Мара была единственной, до кого, казалось, он мог дотянуться, чтобы наладить какую-то связь. Единственным человеком, с кем он хотел попытаться сделать это. Было что-то... резонирующее в ее присутствии.
Но теперь она больше не смотрела ему в глаза. Никто здесь не делал этого. Никто, кроме Палпатина.

Он перекатился на бок и стал ждать, когда комната прекратит вращаться. Затем заставил себя подняться, чтобы сесть на краю кровати, стараясь удержаться, пока вокруг медленно и тошнотворно плыла реальность.
- Как долго я был в этом состоянии? - спросил он, наконец, надеясь вытянуть ее на разговор.

Из-за пересохшей гортани голос получился грубым и рваным; тело била дрожь, то ли от холода - на нем были только одни брюки для сна, то ли из-за остаточного действия наркотиков - он не знал.
Она не отвечала ему, не смотрела на него.

Мысль о том, чтобы встать, казалась сейчас нереальной.

- Ха, ты не разговариваешь со мной? - пробормотал Люк, протирая "набитые песком" глаза и продолжая свою попытку. - Перестань, не похоже, чтобы тебе уж так нравился тот стол.

Однако она не поворачивалась к нему. Скайуокер провел дрожащей рукой по волосам, довольно ясно осознавая, каким слабым он был.

- Тебе разрешено дать мне воды?

Никакого ответа.

- Тогда предполагаю, вопрос о еде не стоит вообще? - Он наклонил голову, пытаясь поймать ее взгляд. -Да брось, Рыжая?! Ты единственная, с кем стоит разговаривать здесь.

Люк ощутил какой-то глубокий дискомфорт в ней, какое-то неловкое замешательство и удивление на эти слова.
Она слегка повернула голову, сощурив на него свои зеленые глаза, и он сумел выдать в ответ утомленную и кривую усмешку, которая, казалось, только заставила ее нахмуриться еще больше.

- Ну давай, одно слово? Тебе будет легче, если ты будешь знать, что я чувствую себя сейчас практически, как тот стол?

- Нет, - сверкнула Джейд глазами. Ее голос был резким и обвиняющим, хотя и без его обычной язвительности.

И, тем не менее, она заговорила.

- Видишь, как легко ты поддаешься - ты совсем не можешь сопротивляться мне, - улыбнулся он, поддразнивая ее, наполовину закрыв глаза от усталости.

Ее нефритовые глаза чуть-чуть смягчились, встречаясь с его, она качнула головой, и самая маленькая из возможных улыбок коснулась уголков ее губ.

- Мара!

Ломая момент и окутывая их обоих, в комнату нахлынула волна Темной энергии, словно некое изменение давления в воздухе. Голос Палпатина был жесткий и резкий, наполненный до краев раздражением, глаза уставились на Люка, черные вороньи одежды колыхались на фоне сумрачного красного неба в окнах.

Джейд низко поклонилась, ощущая всплеск раскаяния.

Люк остался сидеть на месте, все еще слишком слабый, чтобы встать. Однако глаза его вспыхнули, и все умственные щиты, на которые он только был способен в этот момент, были подняты.
Палпатин пристально и долго смотрел на него, и Люк ощутил то же самое горящее чувство нарушенной собственности, что он чувствовал от Императора раньше – хотя, обстоятельства того события ускользали от его пока медлительного разума.

-Иди за мной, - поворачиваясь и выходя из комнаты, коротко приказал Палпатин.

Люк продолжал сидеть на кровати еще в течение долгих секунд, по-прежнему дрожа и задаваясь вопросом, что предпримет Ситх, если он останется здесь. Но тот уже был в дурном настроении, а Люк был слишком уставшим и слишком опустошенным, чтобы усугублять ситуацию дальше.
Единственным его желанием было продержаться этот вечер.

Подтянув к себе халат из темного виссона, он, не завязывая, накинул его на плечи, медленно встал и направился к гостиной, держась рукою за стены. В дверях он остановился, чтобы собрать силы для оставшегося пути по прямой, решительно не желая показывать свою слабость перед Ситхом, хотя тот, в любом случае, наверняка знал о ней.
Палпатин, молча, сидел в кресле рядом с высокими окнами гостиной комнаты, второе кресло стояло напротив. Джейд прошла вперед и встала, заняв неподвижную позицию у закрытых дверей столовой.

-Ты свободна, Мара, - не оглядываясь на нее, бросил властно Император.

Кипя от гнева, Палпатин не спускал злобных глаз со своего стоящего в дверях спальни Джедая, понимая, как сильно тот будет негодовать на дурное с ним обращение и, как максимально долго попытается протянуть, прежде чем начать разговаривать.
-Сядь, - кратко указал он, кивая головой на кресло напротив.

Ощущая сильную слабость, мальчишка даже и не думал отказываться. Тяжело дыша и спотыкаясь, он прошел вперед и протянул к креслу руку, чтобы удержать равновесие. Затем он сел, плотно сжал губы и возмущенными глазами уставился в пустоту.

Но он сел.

Палпатин наблюдал за ним, испытывая злость и раздражение, но совсем по другой причине.
-Ты пытался вести беседу, Джедай? Надеялся найти родственный дух? Может, даже союзника?

Мальчик не отвечал, даже не смотрел на него.

- Я бы искал его в другом месте, Джедай. У нее нет никакого сострадания - никакой слабости.
Это был выпад в сторону Люка. Но он продолжал молчать, как и женщина, что покорно вышла, закрыв за собой тяжелую дверь.

В огромном сумеречном зале повисла тревожная тишина. Палпатин сузил глаза.

- Какой ты тихий сегодня. Одно единственное слово от другого существа дает тебе такую решимость? Может мне нужно вернуть ее и разорвать на части, чтобы разъяснить тебе, что если я хочу, чтобы ты был здесь один, то так и должно быть. Мне сделать это, Джедай?

Палпатин ждал, по-прежнему кипя от злости.
Потребовалось несколько секунд для слабого, еще не пришедшего в себя человека перед ним, чтобы осознать серьезность данной угрозы. И еще чуть больше времени для понимания, что он должен что-то сказать, чтобы спасти свою тюремщицу – человека так усердно несущего ответственность за его сохранность в пределах досягаемости Императора.

Люк ничего не ответил.

Возможно, он усвоил урок, что сострадание всегда будет его слабостью, которую Палпатин всегда будет использовать против него.
Пока он сам не отсечет это чувство, пока сам не решит избавиться от него.

Он продвинулся настолько, чтобы уничтожить этот дефект?

Но притупленное восприятие Люка было поражено ясным пониманием того, что это не Мара была нарушенной собственностью Императора , и ее отчитывали не за то, что она с кем-то разговаривала. Ее упрекали за то, что она разговаривала с Люком.

И именно Люк был собственностью Ситха, на которую покушались.

Это противное осознание совершенно парализовало его, пока он не почувствовал, как усик Темной энергии прорезается через сковавшие его мысли.

Люк почувствовал, как Палпатин зовет через Силу Мару. И хоть он и знал, что она была несколько чувствительна к Силе, он все же вяло этому удивился.

Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза в течение долгого времени.
Пристальный, без эмоций, взгляд Люка и выжидающе возбужденный остротою момента взгляд Палпатина.
Оба не говорили ни слова, и только звук открывающихся дверных запоров нарушал безмолвную тишину.
Когда двери с лязгом открылись, Мара без колебаний вошла внутрь и склонилась в ожидании.
Палпатин не смотрел на нее, его глаза оставались на Скайуокере.

С ничего не выражающим лицом Люк отвел взгляд, переводя его на кроваво-красный закат.

Он смутно начал ощущать характерное формирование Темной мощи вокруг, тянущееся сопротивление энергии, похожее на прохождение стали сквозь сталь, и затем необыкновенный приток Силы, когда Палпатин призвал ее к себе, заставив нервы Люка натянуться до предела.
Он видел, как руки Палпатина начали подниматься…

- Нет, - он сказал это тихим и низким голосом, но знал, что Император услышал его.

Мгновение он думал, что Палпатин все равно сделает то, что задумал - не захочет отказаться от того, чему так отдался.

Но в следующий момент Ситх расслабился – мало-помалу рассеивая энергию в тумане сознательной ментальной неразберихи. Он легко улыбнулся женщине, показывая разрушенные зубы.
- Спасибо, Мара. Ты можешь идти.

Та нахмурилась, явно понимая, что только что произошло нечто важное, во что она не была посвящена. Но она была хорошо обучена и, не сказав ни слова, лишь низко поклонилась, отступила назад и вышла. Двери сомкнулись за ней.

- Было бы жалко потерять ее, она - отменный убийца. Я обучал ее с детства.

Люк медленно моргал, абсолютно точно зная, что тот убил бы ее; хладнокровно убил бы женщину, которую воспитывал с детства.
Как он мог сражаться с ним, с тем, кто так легко и небрежно обращался с жизнями?
Что могло устоять против подобного? Ситх точно знал, как манипулировать им.

Он был прав? Сострадание было слабостью?

Палпатин вновь поудобнее устроился в кресле; алый закат за окнами омывал его бледную кожу кроваво-красным заревом.
- О чем ты думаешь, Джедай?

- Разве вы не знаете? - Люк слышал горечь в собственном голосе.

Палпатин спокойно встретил его прямой взгляд:
- Сострадание - твоя самая большая слабость, как я только что продемонстрировал тебе. В твоем положении я охотнее позволил бы ей умереть, чем просил бы за нее, за моего врага.

Разве мальчишка не понимал, насколько был уязвим? Понимал - и всё же продолжал удерживать эту слабость, зная, что Палпатин будет использовать ее против него.
Это было сильной стороной Палпатина - видеть слабость в каждой душе - и он восхищался ею. Даже малейшая трещина могла быть взломана и использована. Сострадание могло быть так легко превращено в парализующее бессилие.
Он вылечит своего Джедая от этого самого большого человеческого недостатка, несоответствующего их природе.

Люк ощетинился на небрежное вторжение Императора в его мысли, но не так сильно, как раньше. Это больше не оскорбляло его; он предполагал это и даже ожидал. Его мысли больше не были его собственностью, усилие по их ограждению было слишком тяжело для него сейчас. Ему удавалось благополучно удерживать лишь самую сокровенную и малую их часть.

- Мне это ничего не стоило, - сказал он, наконец.

- И все же.

Люк пожал плечами в согласии:
- Если, по-вашему, я настолько слаб, тогда почему я здесь?

-Это развлекает меня. И я вижу сырой потенциал.

- Я не перейду, - тон был абсолютен, хоть и без своей обычной резкости, сказывались усталость и болезненность от последствий наркотиков.

- Я не прошу тебя об этом.

- Лжец.

Палпатин молчал, и на мгновение Люк напрягся, ожидая интенсивной ответной реакции. По его мнению - это было худшее оскорбление, которое он мог бросить Императору, однако Палпатин казался нисколько не оскорбленным.

- Нет. Мне не нужно этого - мне достаточно, что ты здесь. Со мной.

Лицо Люка пересекло хмурое выражение, и он едва не задал вопрос. Но Палпатин видел, как все же он сдержал себя, отведя взгляд. Тем не менее, он ответил - было важно, чтобы мальчик знал это.

- Потому что ты - мой. Ты всегда был моим, вне зависимости от того, где тебя скрывали и какой изменой и ложью пичкали твою голову. Я исправляю то, что принадлежит мне по праву.

Снова пристальный взгляд мальчика встретился с его, но он снова ничего не спросил.
- Я не перейду.

Палпатин отметил эту упрямую и противоборствующую умственную позицию, которой его Джедай так непреклонно окутывал себя с тех самых пор, как попал сюда в ловушку, несмотря на все изысканные рассуждения и уговоры Палпатина, несмотря на все его острое и жесткое высмеивание.
Все их встречи были похожи, и Палпатин смаковал каждую из них, наслаждаясь возможностью постепенно проводить в жизнь свои доктрины, сосредотачивая свои намерения в борьбе против этих несгибаемых принципов, вскрывая и поднимая каждую слабость и, зная, что он медленно и безвозвратно разрушал основания. Отравлял надежду и иссушал убеждения мальчика до тех пор, пока все, что у того осталось, было ничем неподкрепленной упрямой волей, ищущей цель - готовой быть направленной туда, куда считал нужным Палпатин.

Ситх дико улыбнулся.
-Тогда это - твоя жизнь теперь. Эти комнаты, наши разговоры.

Он наблюдал за реакцией мальчика, побледневшего и отчаянного, но…
- Я не перейду.

- Ты находишься в тюрьме внутри тюрьмы внутри еще тюрьмы. Эти комнаты предназначены держать Джедая. Штат Башни состоит только из моих самых преданных охранников и персонала. Дворец - крепость, которую никогда не нарушали. Никто на этой планете не поможет тебе - все здесь происходит по моей воле. Все здесь - все - находится под моим прямым контролем. Ты никогда не увидишь вновь ни одного другого живого существа. Только ты и я, только эти комнаты.

-Почему? Почему вы просто не убьете меня? - это была почти просьба.

-У меня нет никакой необходимости в этом, это будет лишь ненужной тратой.

- Я убью вас, как только получу шанс.
Тот факт, что он еле сидел в своем изнуренном состоянии нисколько не уменьшил враждебной решимости слов.

Да, было нечто от отца в мальчике... немного больше с каждым днем. Изменение было чудесным, почти незаметным, но непреклонным, день за днем, неделя за неделей. Палпатин улыбнулся про себя, понимая, каким истощенным был сейчас его Джедай и, понимая, что тот осознавал это также, несмотря на всю показываемую решимость. И его готовность пожертвовать собой или вынудить Палпатина сделать это только подчеркивала его отчаяние.

- Со временем твои чувства изменятся, - уверенно гарантировал он.

- Нет.

-Ты настолько упрям, мой друг. Настолько целеустремлен. Это очень полезные качества для служения мне.

- Вы сказали, что не нуждаетесь во мне, - Люк не взглянул на него, однако, в голосе ясно слышался вызов.

-Я не нуждаюсь в тебе, я хочу. Есть различие. Я нуждаюсь в Вейдере, чтобы держать мою Империю в подчинении, но ему недостает проницательности и тонкости, чтобы быть полезным мне дальше. Он… - Палпатин сделал паузу, закатывая бледно-желтые глаза в надуманном размышлении, - как я уже говорил тебе, схож с использованием грубого инструмента.

- Я думал, вы одобряли такой подход. Звезда Смерти едва ли была утонченной. - Люк получил удовлетворение, увидев краткую тень, пробежавшую через лицо Императора при упоминании его дорогостоящей неудачи, однако длилось это лишь мгновение.

- Как и Лорд Вейдер, это было оружие своего времени, - он улыбнулся. - И оно принесло гораздо больше пользы, когда было уничтожено. Гораздо больше той, что могло принести, если бы использовалось дальше.

Люк посмотрел на него.

- Его уничтожение вывело тебя из укрытия, - Император наклонился вперед, будто бы делясь тайной. - Я обменял бы половину своего флота на это.

- Вам нужно было сказать мне об этом, - тон Люка был полон сарказма.

-Ты должен был сообразить, - возразил Палпатин.

Люк только снова отвернулся.

- Но сейчас время для таких обширных зачисток закончено. У меня есть моя Империя...

- Не совсем такая, какой вы ее представляете.

- Напротив, - уверенно заявил Ситх, - очаги сопротивления становятся все меньше и меньше. Характер моей Империи изменяется. Я больше не нуждаюсь в грубом инструменте, я хочу что-то с более высокой точностью. Что-то способное двигать мою Империю вперед - мое творение… мой замысел. Ты - уникальный Джедай от беспрецедентной линии, завершающее поколение подобного рода. Огромная мощь в балансе с великолепной проницательностью - более тонкое оружие. Я нахожу эту комбинацию… интригующей.

Именно это дискомфортное сочетание похвалы и обесчеловечивания часто применял теперь Палпатин, зная, сколько неловкости и беспокойства это приносило его Джедаю. Зная, что у того не было никакого ответа, никакого представления, как реагировать на это.

- Я не перейду, - Люк понимал, что он стал часто повторять эти слова, когда поддерживать диалог становилось слишком утомительно, или, когда он попросту хотел бросить вызов.

- А я думаю, ты сделаешь это. Я наблюдаю за тобой долгое время, мой друг, и хорошо знаю тебя. Знаю, как работает твой ум. Знаю, что побуждает тебя и что сдерживает, что беспокоит и что волнует. Я знаю твои границы и пределы, к которым ты еще должен подойти. И я вижу, как рушится твоя защита… Ты станешь большим активом, когда будешь повиноваться мне.

- Я не…

- Ты уже говорил, - Палпатин чувствовал, как начинает расти внутри раздражение; он знал, что делал мальчик и не желал так легко давать ему контроль над разговором. - Я хочу твою силу и твое повиновение. Но я не нуждаюсь в них. И я могу ждать столько, сколько потребуется. Мне приносят удовольствие наши маленькие дискуссии.

Выражение лица его Джедая оставалось спокойным, глаза смотрели в сторону, не поддаваясь на провокацию:
-Я не перейду.

Император уже ощущал, как разгорается гнев на упрямство мальчика.
- Конечно же, ты перейдешь, - буквально выплюнул он. - Ты сам знаешь, что твои слова – обман. Повторение их не сделает их верными и не поможет защититься против меня.

Заявление Палпатина пробило брешь в решимости утомленного противостоянием Люка.
Это было правдой?
Люк знал, что его резервы, используемые им, начиная с Беспина, как физические, так и умственные, истощаются.
Он ощущал убежденность Палпатина, его уверенность… это было правдой?
Он не знал больше. Он устал, и запутался, и был разочарован, и изо всех сил пытался просто бодрствовать. Он устал от борьбы, когда всем было плевать на нее. Никого это больше не беспокоило.
Это было правдой?
Он дал Палпатину контроль над собой, придерживаясь бесполезной этики? Должен ли он бороться с огнем только огнем?
Это было правдой?
Он ожидал быстрый конец - сказать "нет" и быть убитым. Не это, не изоляцию и не безоружность, к которым привело его собственное решение – принятое им обязательство, связавшее его руки и держащее здесь более крепко, чем все стены.
И постоянно назидающий, постоянно провоцирующий Палпатин. Постоянно сеющий крохотные семена сомнений, наблюдая потом, как они прорастают вопреки всем усилиям Люка игнорировать и опровергать их. Всегда такой рациональный, такой логичный. Такой безжалостный. Смерть от тысячи порезов.
Люк мог развязать свои руки и остановить это в любое время, он знал … но ценою будет жизнь Хана.

Палпатин улыбнулся, внимательно наблюдая и наслаждаясь, как все больше и больше уменьшалась решимость его Джедая, понимая, что и его Джедай также осознавал это.
Это была долгая и трудная задача – выкорчевать и отделить его от среды союзников, которые сами же и поспешили покинуть его, после того, как их маленькая драгоценная принцесса прошептала им о его происхождении.
Трудная задача - разрушить слепую веру в собственных учителей, которые показывали ему лишь один путь, боясь того, что большее соблазнит и испортит его. И тем самым создали преграды для единственного, кто, вероятно, мог спасти их - полностью ограничив его столь мощный потенциал из-за своих собственных фанатичных и параноидальных опасений.

Он покажет им всю невероятную мощь, которую они бессознательно удерживали. Мощь, которая могла бы свергнуть его Империю, если бы у них хватило духа для использования ее.
И его Джедай - каким глупцом он должен чувствовать себя, что доверял им, насколько сильно должно быть чувство, что его предали.
Все, что у него осталось - был он сам - его вера в собственную способность отличать правду от несправедливости, вера в собственный самоконтроль. И даже она рушилась здесь, в этой тщательно управляемой обстановке.
Настало время начать испытывать эту последнюю опору. Увидеть, что может спровоцировать реакцию его Джедая. Это было финальной задачей Палпатина.
Он уже видел, на что мальчик был способен, теперь осталось выяснить, как вызвать это.

- Почему ты разрушил окно? - спросил он с нескрываемым любопытством.

Люк устало и тяжело откинулся назад, поддерживая голову рукой.
- Это причинило вам беспокойство? - произнес он язвительно.

- Никакого беспокойства, Джедай, - сказал Палпатин, забавляясь. - Но это прояснило степень твоих способностей - я был не уверен в них. Теперь я знаю, что ты можешь, а что – нет.

Люк долго молчал, не позволяя себе отключиться, направляя все свое сознание на защиту и укрытие собственных мыслей. Ему было необходимо уйти от этого обсуждения - в таком состоянии он боялся невольно выдать что-либо.
-Я сказал бы то же самое насчет вас - ваши врачи весьма интенсивно поработали. Откуда они получили мой образец крови? У них должно было быть время, чтобы синтезировать такой наркотик - я предполагаю его разрабатывали специально?

- Да. Отрадно было видеть, как хорошо он сработал... Вероятно, ты ощущал нечто прямо противоположное.

Палпатин знал, что наркотик стал неожиданностью для мальчишки. Он получил удар по своей уверенности, поняв, как легко Палпатин мог при желании им управлять и боялся, что тот вновь будет использовать это средство против него. Такое чудесное возмущение на то, что его могли так сильно контролировать.

- Образец? - напомнил Люк, не позволяя себя втягивать.

Палпатин отметил изменение темы, это уже было активным участием в разговоре - мальчик больше не уклонялся от него, но сознательно пытался направить беседу. Почему?

- Ты бы удивился, узнав, где у меня размещены агенты и шпионы, - он презрительно пожал плечами. - Алчность всегда была частью естественной природы, именно она - ключ ко множеству замков.

- Не в Альянсе, - в полной уверенности заявил Люк, постукивая пальцем по ручке кресла в раздумье. Другая рука по-прежнему подпирала обессиленную голову.

- Неужели? К этому времени у меня бы должен быть агент там.

Поймет ли он масштаб игры? …не в этом состоянии. Однако Палпатину было любопытно, что тот сможет распутать.

Люк раздумывал довольно долго.

- Не те, кого я знаю.

- Конечно, нет.

- Не врач. Альянс использует дроидов, а вы не доверяете искусственным машинам, плюс на них слишком легко обнаружить любые изменения в программе.
Он обдумывал, искал… Несмотря на огромную усталость, ум его мчался, как и всегда, соединяя части друг с другом, помня о нераскрытом агенте в высокопоставленных рядах Альянса.

- Весь командующий состав имеет доступ, но… - он отклонил версию, как неправдоподобную, раньше, чем договорил, выискивая другие возможности.
- Возможно, кто-то из технических специалистов, кто-то, у кого есть доступ к полному хранилищу данных. У него должна быть возможность вытащить медицинские информационные файлы и должен быть доступ к расшифровке кодов. Отдел информационной поддержки, может быть… кто-то, размещенный в комотделе... слайсер мог бы довольно успешно вытащить данные из проходящих передач.

- Отличная работа, Джедай, - поздравил Палпатин с примесью оценивающей окончательности в голосе.

Долгие секунды Люк наблюдал за стариком… тот знал его теперь - но и Люк знал его тоже. И ощущал его внезапное желание завершить эту игру, усиленно пытаясь это скрыть.
Было что-то большее… что-то, чем тот не желал делиться…

- Если это был кто-то из информационной поддержки, то у него был полный доступ к существующим материалам, - глаза Люка сощурились в понимании. - Это означает, что он без проблем мог изменить прошлые записи.

Глаза Палпатина сузились в ответ, мальчишка дошел до слишком многого, объединив вместе больше частей, чем он ожидал.
- Твоя принцесса все еще предала тебя.

И, наконец, все сошлось: необъяснимые кусочки головоломки встали на свои места, составив для Люка безупречную картину. Он знал основные факты – те, что ему давал Палпатин – но их было недостаточно, чтобы связать все воедино. Должно было быть что-то еще. Ситх хотел не только достигнуть своей главной цели, но и развлечься. И сделал так, что Люк заключил сделку на освобождение Леи, отдав собственную свободу в обмен на свободу женщины, которая доставила Альянсу осуждающую его информацию. Все, наконец, встало на свои места.

- Именно поэтому вы хотели освободить ее, - это был не вопрос, не обвинение, только констатация факта. - Вы связали меня со шпионом, не так ли? Поместили что-то в существующие материалы данных, но знали, что этого недостаточно, и вам был нужен кто-то пользующийся безупречным и безоговорочным доверием. Тот, кто принесет информацию, достаточную для того, чтобы смешать вашу тщательную ложь с настоящей правдой, и заставить все казаться истиной. И именно поэтому вы хотели освободить остальных - освободить только ее было бы слишком подозрительно. Но вы вынудили меня бороться за это, не так ли? Все это было частью вашей маленькой схемы.

Теперь он полностью бодрствовал, придя в себя и слыша обвинение и горечь в своем голосе - глухом и странно пустом при этом. Как будто он говорил все это автоматически, испытывая на самом деле немного истинных чувств.

- Ничто из этого не меняет того факта, что она предала тебя. Я дал ей информацию, но у нее был выбор, Джедай. И она могла выбрать молчание.

Люк протер рукой сухие, словно набитые песком глаза, удивляясь, как мало гнева он ощущал - гораздо больше было разочарования и покорности.
- Вы сделали это, чтобы держать меня здесь - оторвать как можно дальше от Альянса.

- Чтобы разъяснить тебе истинную степень их лояльности.

- И где находится ваша лояльность? - обвинил Люк.

- Я не даю лояльность, Джедай. Я требую ее.

Люк помотал головой.
- Я - не мой отец.

Это был первый раз, когда он назвал так Вейдера, первый раз, когда он признал какую-то связь со своим отцом - понял ли он это сам, в высоком напряжении момента? И, не давая Люку времени для раздумий,
Палпатин поспешил выжать больше пользы из этого,
- Разумеется, ты похож на него. Намного больше, чем ты, возможно, предполагаешь. У тебя его своенравие и его упорство, его решимость, его прямота... Ты даже внешне похож на него. И ты идешь путем, который он выбрал…

- Я не Ситх! - закричал Люк, приподнимаясь в свирепом опровержении.

Искренне очарованный, Палпатин пристально и долго вглядывался в это бурное выражение… и, когда он заговорил, его голос был весьма спокоен, как будто Люк вообще никак не реагировал.

- У тебя его глаза… такие же разгневанные и такие же жесткие, такие же холодные. Изумительной пронзительной синевы, похожей на лед в темноте.

Люк заморгал в замешательстве, полностью растерявшись от неожиданного наблюдения.

- Разве Кеноби не говорил тебе этого? - продолжил Палпатин, скорее обвораживающим, чем осуждающим голосом, - Я удивлен. Оби-Ван и твой отец… они были похожи на братьев, фактически они ими и были. И все же, когда твой отец бросил вызов Кеноби, тот выследил его без…

- Я не хочу слушать вашу ложь, - зло вмешался Люк.

- Правда - трудная вещь для...

- Ваша версия правды.

- Правды.

Люк только покачал головой.
- Я не верю ни одному слову, которое вы говорите.

- Я когда-либо лгал тебе, Джедай?

- Вы лгали о Лее, - обвинил Люк.

- Я сказал правду.

- Я понял правду. Вы сказали мне только то, что было нужно для манипулирования мной.

-Я прояснил правду для тебя - настоящую правду, - Палпатин сделала паузу, понимая, что мальчик вновь уводил его от темы. Он становился все лучше в подобных отвлечениях, уклоняясь более тонко и вынуждая Палпатина либо отвечать ему, либо уступать в споре. Он замолчал, ища путь, как вытащить мальчика к своей собственной повестке дня.

-Как правда может быть манипуляцией? Ты свободен сделать свои собственные выводы.

- Я никогда не буду свободен здесь, - отклонил Люк, вызывая улыбку Палпатина признанием этого факта.

- Ты никогда не был бы свободен и с Кеноби, - сказал он с легкостью и в полной уверенности. - Он просто по-другому скрывал свои манипуляции. Это - удел всех из твоей линии крови. Сила требует цену - так же, как она потребовала ее от твоего отца. - Палпатин отвел взгляд, всматриваясь вдаль, как если бы он что-то вспоминал, голос его стал мягким и зачаровывающим, притягивая к себе Люка. - Оби-Ван был учителем и другом твоего отца - его наставником. Твой отец доверял ему так же всецело, как сейчас это делаешь ты. И, тем не менее, раны, которые у него… Оби-Ван разрезал его - весьма буквально – по частям. А потом стоял в стороне и наблюдал, как твой раненый и беспомощный отец горит. Разве он не рассказывал это тебе, твой почтенный Рыцарь Джедай?

В изнеможении откинувшись назад и неохотно слушая, Люк молчал, не в состоянии отвернуться.

- Я спас твоему отцу жизнь. Оби-Ван же оставил его медленно и мучительно умирать на Мустафаре. Оставил - чтобы пойти за тобой и за твоей матерью.
Он вновь повернулся к мальчику, встретившись с ним глазами и видя, как скептицизм и подозрение в них уступили место более элементарным эмоциям - эмоциям ребенка, потерявшего мать.
Более примитивному и естественному страху.
Желтый взгляд держал в плену холодно-синий так, как никогда раньше - потому что это было глубже любой доктрины, глубже любого сознательного принятия или отрицания. Это было тем самым моментом - моментом, чтобы подтолкнуть. Сломать те хрупкие барьеры - раскромсать их, пока он колебался, ибо все его щиты, вся его оборона были бессильны против этого самого разрушительного и опустошающего оружия - правды…

Сейчас… он будет слушать.

- Ее похоронили… всего несколько дней спустя. Ты никогда не упоминался - и ты не был причиной ее смерти.
Палпатин оставил заключение висеть в воздухе, давая мальчику возможность для собственного размышления…

Масса конфликтующих чувств в тех синих глазах вознаграждала без слов. Палпатин тщательно держал нейтральное выражение, не давая мальчишке ничего, чем тот мог бы воспользоваться, ничего против чего он смог бы реагировать. Это должен был быть его ответ, его чувства…

- Я не верю вам, - наконец, прошептал он, потерянный и опустошенный.

- Каждое слово - правда.

Мальчик смотрел - просто уставился - на Палпатина; и позади того неподвижного взгляда боролась за освобождение неистовая буря хаотичных эмоций, тело напряглось, мускулы затвердели.

Все эти чувства, все эти дико противоречащие эмоции удерживались так жестко под контролем того, кто был так слаб и так неустойчив сейчас. Это было опьяняющим для Ситха, восхитительным.
Как близко Скайуокер находился сейчас к границе потери контроля, как подчинял эти эмоции, испытывающие все его самообладание. Палпатин мог только наблюдать за этим в тихом очаровании и восторге. В уверенности, что тот даст им волю и власть в любой момент…

Мальчишка не двигался в течение долгого времени; напряженная, предвещающая неподвижность, смешанная со всей его кинетической энергией, походила на спокойствие перед штормом. В увлеченном предвкушении Палпатин наблюдал, как сжимаются в кулаки руки и как ногти оставляют тонкие углубления в полированных ручках кресла…

Очень медленно и тщательно, используя каждую унцию силы воли и выдержки, Скайуокер встал и тихо вышел из комнаты, бесшумно качнув и закрыв Силой тяжелые двери позади себя.
Долгие минуты Палпатин ждал в глухой тишине, тихо дыша и рассеяно смотря на место, где сидел его Джедай, слыша сильное биение собственного сердца. Хрупкое спокойствие пьянящего и неистового ожидания.
Прошло много времени, прежде чем он ощутил необходимость подняться, с неохотой оставляя высокое напряжение момента, зная, что то, что он ждет, еще не произошло.
Затем, не оглядываясь, он ушел.

Палпатин почти достиг своих апартаментов, когда ощутил момент, похожий на безмолвный крик, на шторм, выпущенный в темноту. Распространение Силы, глубокое и необузданное, продлившееся не больше секунды, но дикое, и безудержное, и отчаянно потерянное.

Выжидающая усмешка превратилась в развращенный, наслаждающийся смех.
В тот же момент от неукротимой мощи произошедшего вздрогнула Мара.

.

.

Мара Джейд вернулась на следующее утро с первыми лучами рассвета, испытывая определенный трепет. Выход Силы, который она ощутила накануне, был исключительной мощи, а, значит, это должно было быть весомое действие, выраженное либо в поступке, либо в эмоции; отсюда возникал вопрос – какое разрушение мог вызвать Джедай в тот момент и какие доказательства потери его контроля она увидит.

Мара шла в беспокойной тишине через длинный и еще сумрачный холл, жалея, что у нее не хватило присутствия духа изменить свой обычный порядок, чтобы зайти сначала в оперативку и просмотреть данные видеонаблюдения прошлого вечера. Удивляясь, почему она чувствовала побуждение сразу помчаться сюда.
Крепкие, высокие двери блокировали замки, пока Джейд задумчиво шла через мрачную глухую столовую, массивные двери гостиной распахнулись и закрылись позади, пока она продолжала свой путь, подходя ближе к алым охраннникам и слыша звук открывающихся механизмов его спальни; неповоротливые, тяжелые двери открылись…

На сцену полного разрушения.

Мара нерешительно вступила в разоренную и неузнаваемую в своем опустошении комнату.

Все - каждый отдельный предмет - было превращено в обломки. Внутренность комнаты была наполнена и покрыта массой беспорядочных, раздробленных осколков, ни одной целой части, ничего, что было бы крупнее лучины для растопки, ничего, что можно бы было как-то узнать. Стулья, столы, кровать, шкафы… одеяла, шторы - все было разрушено, штукатурка выдолблена из стен, переломанные обломки вмурованы в них, комната была сведена к остову развалин.
И в центре всего этого - скрестив ноги и медитируя, все еще в том же длинном, темном халате и брюках для сна, в которых он был вчера - тихо сидел Скайуокер.
Он повернулся, мягко и спокойно, как будто вообще ничего не изменилось.

- Привет, Рыжая.

И в нем - в нем - было изменение. В его подрезанном голосе, в его глазах, во всем его тщательно выдержанном поведении.
Она замерла, почувствовав, как бегут мурашки по ее спине, когда он поднялся и с легкостью пошел к ней; развязанный халат волочился позади разорванным и истрепленным подолом. Мусор развалин рассеивался с его пути, хотя он на него не смотрел и никак не жестикулировал.

- Я должен увидеть Соло сегодня. Устрой это. И мне нужно подстричься.

Сдержанное хладнокровное самообладание солдата после сражения, борющегося за возвращение в нормальное состояние. На лице и шее несколько мелких, с запекшейся кровью порезов.
Поравнявшись с ней, он остановился и наклонил голову, чтобы встретиться с ней глазами. В этот момент они были невероятно синими, одновременно и отчаянными, и сильными, и безрассудными - лишающими Мару всякой уверенности в том, как он будет реагировать и, что он будет делать дальше.
Люк склонился к ней и его близкое властное присутствие забрало у нее каждую толику решимости сопротивляться желанию отступить назад, не зная, как обращаться с ним в этом состоянии.

- Тебе, наверное, нужно убрать там, - заговорщически прошептал Скайуокер, словно разделяя с ней некоторую частную шутку.

Затем он прошел дальше к высоким окнам гостиной и встал к ней спиной, глядя на рассвет.

- Похоже, дождь, - небрежно заметил он, ни к кому не обращаясь.

.
.
.

Когда Хан подошел к знакомым массивным дверям роскошной тюрьмы Люка, он застал картину приводимого в порядок бедлама. Обе группы входных противовзрывных дверей были нетипично заперты и находились под более усиленной и осторожной охраной, чем обычно; охранников вообще было повсюду больше раза в три. Вдоль широкого главного холла стояли большие ящики, наполненные чем-то похожим на мусор, оставшийся после взрыва - мелкими нераспознаваемыми обломками. Пока с него снимали наручники и открывали тяжелые блокирующие замки на двери в столовую - первую из трех комнат Люка - он оглянулся по сторонам; просторная неиспользуемая комната справа была также заполнена ящиками с мусором.

-Ха! Малыш был занят, да? - спросил он своих охранников, смотрящих перед собой в гробовом молчании.

Он провел последние две недели, то сходя с ума от тревоги, что с малышом случилось что-то непоправимое, то заверяя и воодушевляя себя мыслями о том, что Император по какой-то адской причине нуждается в Люке и потому не сделает тому ничего безрассудного. Однако спустя девять дней, которые он провел, шатаясь по камере, стуча по двери и страдая от бессонницы, лежа с открытыми глазами и прокручивая в голове всевозможные сценарии, к нему по-прежнему никто не приходил.

И, когда сегодня, наконец, дверь открылась, он хотел увидеть Люка так сильно, что шел вперед, протянув руки в наручниках и ухмыляясь, как идиот.
К тому же он снова и снова изнывал от беспокойства, подготавливая себя на протяжении всего пути к любой возможной ситуации.

Кроме этой, конечно.

Он прошел через пустой обеденный зал к запертым дверям следующей комнаты, замедляя шаг, чтобы рассмотреть ремонтируемое массивное повреждение в центре длинного и высокого ряда окон столовой. Были полностью удалены три стекла, штукатурка вокруг них была сбита, открывая тяжелое укрепление, скрытое внутри - сложную структуру стальных перекладин и массивных плит из сплава, установленных друг против друга; транспаристил окон соединялся с этой конструкцией, проходя тонкими моноволокнами не только через сами стекла, но и через каркас рамы. Охранники нервно пихнули его вперед и перед тем, как открыть двери гостиной, заняли у нее позиции.

Он вошел в большую гостиную со сводчатыми потолками. Постоянная гнетущая тишина огромного и безличного места раскалывалась идущим из спальни непрерывным шумовым потоком вместе с приглушенными звуками множества голосов.

Сидящий у окна Люк небрежно повернулся и посмотрел на Соло.

Что-то изменилось - Хан сразу увидел это, хотя и не понял, что. Что-то в Люке... он выглядел… другим. Не только в том, как был одет - Хан привык к Люку в дорогой, безупречно скроенной и отлично сидящей одежде. В ботинках ручной работы, в роскошных рубашках из тончайшего шелка или льна, создающих полное впечатление ухоженного и состоятельного человека; слишком многое вокруг него соответствовало самоуверенной чрезмерности Дворцовой жизни, хотел этого ребенок или нет.

Его волосы были коротко подстрижены - с тех пор, как Хану позволялось видеть его последний раз - очень коротко.

Но не стрижка заставляла его казаться настолько другим сегодня. Это были его движения, его глаза, осторожность охранников, ходящих вокруг него на цыпочках.

И что-то подсказывало Хану, что он должен сделать то же самое.

Затем малыш встал и подошел к нему, широко улыбаясь… и он снова стал Люком… просто… возможно, с некоторой остротой в манерах.

Хан автоматически раскрыл в ответ объятия. Это был тот момент - несколько кратких секунд - когда они имели возможность тихо обменяться краткой информацией, обнимаясь и хлопая друг друга по спинам.

- На этой неделе мы уходим. Поздно, - пробормотал Люк, и, отстраняясь от него, Хан тихо кивнул.

- Смотрю, ты был занят, да? - усмехнулся Хан, жестикулируя к ближайшей комнате.

- Нет. Нисколько.

Было что-то трудно улавливаемое в поведении малыша – что-то неустойчивое и резкое. С близкого расстояния Хан заметил, что лицо того покрыто мелкими порезами и ссадинами, и это заставило Хана нахмуриться в немом вопросе.

Люк просто отвернулся в ответ - как будто не заметил - в беспокойном, напряженном движении.

- Входи. Что за сомнения, Рыжая? - пригласил он, не оборачиваясь.

Хан оглянулся и увидел подтянутую, стройную рыжеволосую, выходящую из спальни, чтобы, как обычно, контролировать их разговоры. Но взгляд его пошел дальше, уловив проблеск полностью пустой спальни со стоящим внутри туманом пыли.

Затем, кивнув на по-военному короткую стрижку Люка, Хан спросил:
- Кто-то добрался до тебя с садовыми ножницами?

Люк только снова посмотрел вдаль и неопределенно пренебрежительно ответил:
- Думаю, это единственная стрижка, которую здесь знают.

Об этом тоже не хочет говорить.

Хан нахмурился.
- Ты в порядке?

Голос ребенка оставался полностью нейтральным:
- Да. Все хорошо.

- Кажешься немного... напряженным, - нажал Хан.

- Нет, - ответил Люк.

Хан тревожно посмотрел на Джейд. Она продержала его взгляд целую секунду, прежде чем отвести глаза - слишком долго для нее.

Голос Люка вернул Хана к нему:
- Похоже, что прошла целая вечность с тех пор, как ты был здесь - есть, о чем поговорить.

Хан не упустил смысла сказанного - у них было большое дело, которое нужно обсудить за их короткую встречу, не упоминая ни о чем прямо.

- Так, как идет жизнь на нижних уровнях? - спросил Люк.

- Хм… хорошо. Утром меня переместили из маленькой белой коробки девятого уровня в маленькую белую коробку седьмого... довольно неплохой вариант.

- Ну ты знаешь, что говорят о важности разнообразия, - сказал Люк. – Возможно, я сам навещу тебя в следующий раз.

Хан слегка приподнял брови, понимая, что Люк говорит о побеге. Это казалось странным и окольным способом действий, учитывая, что Хан часто проделывал путь через весь Дворец, а Люк никогда не бывал за пределами этих трех комнат.

- Лишишь меня моей регулярной прогулки?

Люк немного помолчал, раздумывая.
- Мы можем встретиться на полпути - уверен, что смогу устроить это. - Он наполовину повернулся к своей настороженной тюремщице. - Что ты скажешь, Рыжая? Побежишь вприпрыжку за мной на следующей неделе?

Она только, молча, подняла брови.

- Ей нравится эта идея, - сказал Люк, возвращаясь к Хану. - Она очень взволнована.

Соло же не спускал своих глаз с Джейд.
- Откуда ты знаешь?

- Она подняла обе брови.

Джейд отвернулась и плавно прошла к стоящему чуть поодаль стулу, чтобы дать им видимость частной жизни, которой здесь, конечно же, попросту не существовало. Как ребенок мог выдерживать это? Постоянную слежку, каждую минуту?

Когда он обернулся к Люку, глаза и мысли ребенка по-прежнему были на ней.

- Рыжая думает, что я собираюсь сделать что-нибудь глупое сегодня, - заметил он с сарказмом и забавляющимся тоном - скорее больше дразня молчаливую Джейд, чем разъясняя это Хану.

Соло задался вопросом, как бы отреагировал малыш, если бы Хан сказал, что он с ней в этом согласен…

Люк тотчас повернулся и уставился на него острым пронзительным взглядом, давая Хану понять, что не обязательно было говорить это вслух. Но не получив продолжения, так же быстро, как он и возник, гнев Люка исчез, и он только рассмеялся, отворачиваясь и подходя к высоченным окнам.

- Что ж, вы оба неправы, - легко произнес он, смотря на горизонт. – Со мною все в порядке.

На долгое время повисла хрупкая тишина…

- Итак, - Люк внезапно вернулся к разговору, - как тебе жизнь на уровне…?

- Седьмом, - повторился Хан, пытаясь ответить естественно непринужденным тоном. - Минус седьмом, как я, подозреваю, учитывая явную нехватку окон. Видишь, тебе здесь полагается и свежий воздух, и дневной свет. На нижних ярусах таких привилегий нет.

- Да, но зато ты получаешь еженедельную прогулку по Дворцу. Это - изрядные десять минут свободы.

Уловив вопрос в последних словах, Хан соответственно среагировал:

- Я бы сказал, минут двадцать даже – и, верь мне, я максимально использую их. Если бежать во весь дух, то будет и десять. Хотя, решетки на входе в Башню здорово тормозят меня - зато дают время осмотреться вокруг. Плюс посты безопасности каждые три…

- Достаточно, - просто сказала Джейд.

Оба замолчали на несколько секунд, Люк полуобернулся лицом к комнате.

Не поднимая головы, Соло исподтишка пытался рассмотреть мелкие ссадины по всему лицу малыша, ощущая тревогу от его изменчивого поведения.

- Ты выглядишь усталым, - сказал он, наконец, с настоящим беспокойством в голосе.

- Просто надоело сидеть взаперти, - уклонился Люк. - Хочется глотнуть свежего воздуха.

Хан кивнул, ничуть не успокоившись.

- Ты знаешь, - сказал он в итоге, повернувшись к городу за окнами, - в последний раз, когда я был на Корусканте, я жаловался, что мне негде остановиться. А сейчас я нахожусь в Императорском Дворце. Не в лучшей комнате, конечно, но все же…

Люк резко повернулся, понимая его.
- Как давно?

- Четыре или пять лет назад.

Не очень далеко - был вывод.

- Что ты делал?

- Доставку, - неопределенно ответил Хан.

- Куда?

- На Тиренские острова , это район практически на экваторе. Там есть несколько пригодных мест.

Сейчас было не время для уточнения координат.

- Хотя, мне не понравилось там. Может, и хорошо для короткой остановки, но слишком жарко, чтобы оставаться надолго, - многозначительно произнес Хан.

- Мне нравится жара, ты знаешь, - заверил Люк.

- Ты просто слишком часто находишься в ней. Так уж получается, - ответил Хан, сохраняя непринужденный тон.

Люк улыбнулся, понимая, о чем тот говорит, но, чтобы слегка рассеять сказанное для слушающей Мары, произнес:
- Нет. Я рожден и воспитан пустыней. Помню, как новизна снега на Хоте перестала быть актуальной, как только я опустил скат Сокола при приземлении.

- Ха! Но именно ты постоянно и добровольно вызывался там на проверку периметра, таща меня за собой, - добродушно обвинил Хан, довольно глядя, как малыш улыбается, пусть и совсем немного.

- Я соблюдал график дежурств, - ответил Люк с легкостью, не поворачиваясь от окна.

-Ты был коммандером подразделения и мог не включать себя, ты знаешь.

Люк небрежно пожал плечами:
- Мне нравилось на Явине и Киркапусе. Люблю растительность, - его взгляд опустился к зеленым садам на крыше Главного Дворца. - Как в местных садах. Хотелось бы как-нибудь побывать там.

Хану потребовалась секунда, чтобы понять смысл, и он мельком взглянул вниз, делая равнодушное выражение.
- Ну, в отличие от меня, ты находишься в правильном месте. В них нельзя попасть из Главного Дворца, они полностью ограждены. Думаю, ты даже не сможешь пройти через…

- Прекратите это, - вновь прервала Мара, корректируя их беседу.

Люк насмешливо и вопросительно повернулся к ней. Но ее это не забавляло.

- Прекратите обсуждать, как добраться от Башен до Дворца.

-Я уже знаю, как добраться от Башен до Дворца, - пренебрежительно сказал Люк, отворачиваясь.

Мара сощурила глаза.
-И как бы ты узнал это?

Он указал глазами в сторону спальни:
-Тебе иногда нужно использовать дроидов, а не разумных существ. Все, находящиеся в той комнате, поднялись в Башни, пройдя утром через Дворец – и это находится в сознании каждого пришедшего сюда, Рыжая. Включая тебя.

Это не было реальным вызовом, но Мара, как и Соло, отчетливо слышала ноты сдерживаемой агрессии - и это было настолько необычно для Хана, что заставило его беспокойно поежиться.

-Ты не можешь читать мои мысли, - отклонила она с незначительным намеком на свою неуверенность в этом.

- Ты думаешь, твои щиты останавливают меня? Нет.

- Лжец.

Люк полуобернулся к ней, скрывая лицо в яркости дневного света:
- Я когда-нибудь лгал тебе, Рыжая?

Она отвернулась, не желая втягиваться с ним в спор, когда он был так необычно изменчив. Но Скайуокер не позволил ей так легко отделаться.

- Боишься? - спросил он со злой усмешкой.

- Едва ли, - солгала она, не собираясь быть запуганной им.

-Ты должна, - сказал он просто ломким и насмешливым голосом. И неловкая правда в его следующих словах полностью заморозила ее. - Я боюсь.

И затем он вновь отвернулся, и все его внимание сосредоточилось на Соло, оставив Мару внимательно изучать его, не слушая больше ни слова из того, что они говорили.
Он соскальзывал. Незаметно. Бесконечно малыми шагами. Находясь слишком долго под влиянием ее Мастера, разбитым и связанным, ограниченным и провоцировавшимся; он потерял видение и продвинулся к краю, став быстро изменчивым, неустойчивым и непостоянным.

И он сам знал это.
.
.
.
Вейдер шел через высокие, роскошно украшенные коридоры, ведущие к Тронному Залу, в отвращении скрипя челюстью на советников, сенаторов и моффов, прекращающих все свои злобные сплетни, чтобы успеть проворно и вежливо ему поклониться, хотя он никогда не признавал их в ответ.

Он был вызван ко двору - в место, которое он ненавидел; пышность и торжественность, раздуваемые его Мастером в своем правлении, были противны ему до отвращения.
Вейдер не был глуп - и не был слеп к тому, что делал его Мастер. Запутанные формальности и этикет двора были предназначены явно для того, чтобы запугать, смутить и внушить неуверенность любому, вступающему в это исключительное окружение - чтобы пресечь любую дерзость и злоупотребления. Таким образом, была сформирована элита, имеющая личную заинтересованность в удержании их собственного положения, а значит, в более широком смысле, и положения Императора, пока Палпатин держал к себе близко всех тех, кто имел какую-либо власть. Он сделал это своей работой - знать каждого из них.
.

Прежде, чем войти в Тронный Зал, необходимо было пройти Зал Ожидания - такое же большое и расточительное пространство, состоящее из трех уровней и захлебывающееся в постоянной болтовне на множестве языков. Всегда переполненное буквально сотнями лакеев и подхалимов, ходатайствующими о входе в следующий зал в надежде на получение покровительства Императора. А оно всегда было строго нормировано. Хотя, когда тот был в благосклонном настроении, его щедрости не было никаких пределов. Но чтобы получить должность или любую другую выгоду, это нужно было сделать за счет кого-то другого, и рискнуть либо развлечением Императора, либо его гневом. Это называлось ботинками мертвеца.

Огромный зал затих, наблюдая за решительно идущим и не смотрящим по сторонам Вейдером, не имеющим времени для мелочных игр власти всех этих презренных паразитов.
Они были всем тем, от чего, как он когда-то думал, его Мастер избавится. Всем тем, кого он когда-то надеялся, получив власть, удалить сам. Теперь, с каждым днем, их становилось все больше и больше, набивая собою стены этих залов и этого Дворца, обменивая власть на деньги или деньги на власть. Он ненавидел их всех, их слабости вызывали отвращение - но не большее, чем его собственное согласие терпеть их.

Грандиозные, от пола до потолка, двери Тронного Зала, где его Мастер держал Суд, распахнулись, и алые императорские гвардейцы отстранились, пропуская Вейдера - его никогда не заставляли ждать.

Он прошел вперед, не нарушая широкий шаг и оставляя позади шуршащие тени. Собравшиеся внутри Тронного зала повернулись, чтобы рассмотреть нового участника, и опустили головы в вежливом признании его статуса.

Тронный Зал включал в себя палату для аудиенций, где находились резные, рифленые столбы и арки, отделанные тысячами и тысячами маленьких листов розового и желтого золота, отражающих сияние даже при самом слабом свете, тончайшие алые и сине-кобальтовые бороздки пронзали металл плавными линиями и завитками, превращаясь в рисунок грандиозного масштаба. Высокий сводчатый потолок был отделан мозаикой самого темного синего цвета с тонким и плетеным золотым орнаментом, давая совершенное представление ночного неба.
По обе стороны от этой основной палаты располагались ряды декоративных и позолоченных от пола до потолка раздвижных панно, за которыми находились менее официальные, но одинаково роскошные частные приветственные комнаты, в которые допускалось очень малое количество избранных.
В дальнем конце внушительного и напыщенного зала находилось богато украшенное возвышение.

На этом возвышении стоял драгоценный Трон Солнечных лучей Палпатина, хваленое «место пророчества» потухшего Ордена Джедаев, взятое из Храма перед его разрушением. Трон преломлял едва различимый около возвышения свет за счет кованой чеканной поверхности драгоценного металла солнечных лучей, формирующих спинку сиденья и содержащих выгравированное печально известное пророчество о Сыне Солнц; прекрасный, древний подлинник и единственный экземпляр существующего пророчества. Если бы у Вейдера был выбор, он уничтожил бы его - пророчество, висящее цепью всю жизнь на его шее, вместе со стулом, на котором оно было вырезано.
На полу широкого и глубокого возвышения, где стоял трон, располагался полукруг, зеркальная половина которого завершала круг уже на полу самой палаты. Он был выложен мозаичным узором из сливочного мрамора терассоти, когда-то такого естественного на Корусканте, и теперь давно ушедшего в небытие. По окружности внешнего края узор был равномерно выложен приглушенно серо-голубыми цветами, в центре же находился бледный красновато-коричневый круг; сложная филигранная работа.
Вейдер часто задавался вопросом, признавал ли кто-нибудь еще этот пол, как пол почтенной Палаты Совета Джедаев; вероятно, нет - кто мог остаться в живых из тех, кто видел это?
Он хорошо понимал, как много удовлетворения приносит его Мастеру такое осквернение - осознание, что его трон опирается на пол, на котором ему когда-то не позволялось стоять.

Сейчас Вейдер сам ступил на полукруг, находящийся перед возвышением, становясь на колено перед своим Мастером, опустив глаза, согнув спину и пристально глядя в пол, на котором он когда-то стоял, как Джедай.

Наполняло ли это также его Мастера холодным развлечением?

Он всегда клялся, что, если когда-нибудь он поднимется до Императора, он выкорчует и разрушит этот пол, превратив его в прах. Если он поднимется до Императора.
Но пол оставался, и он все еще сгибался на одном колене каждый раз, когда приходил сюда.

И он знал теперь, что его желание никогда не исполнится. Этот пол пережил сотни поколений джедаев - переживет и двух ситхов, включая его Мастера.

Мысль приносила маленькую толику удовольствия.

- Лорд Вейдер.

Палпатин расслабленно сидел в своем троне, когда все остальные были вынуждены стоять. Кроме него никому сидеть в Суде не разрешалось. Он любил свою власть. И ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем пускать ее в действие.

- Каково ваше требование, мой Мастер? - спросил Вейдер, уставившись глазами в этот давно знакомый пол.

- Встаньте, мой друг, встаньте, - великодушно предложил Император. - Все продолжает идти, как планировалось.

Вейдер молчал, точно зная истинный предмет их разговора. Не желая играть в эти бессмысленные словесные игры со своим Мастером, он не знал, почему он все же втягивался в них, учитывая контекст. Хотя и понимал, что Палпатин был прав - мальчик балансировал на грани… но что-то еще удерживало его. Некоторое чувство долга или самоограничения, которое всегда избегало Вейдера. Или, может, это было простое упрямство - в этом он и сын были очень похожи.

С каждым днем он видел все большее отражение себя в своем сыне. Видел его уязвимость, изменчиво-подвижное колебание настроения, несмотря на то, что он изо всех сил пытался сохранить контроль. Ощущал изменение чувства мальчика в Силе.
Люк понимал это также - и он боролся с этим, всеми силами пытаясь удержать связь с чем-то, чего больше не существовало. Не могло существовать здесь, в такой близости к Императору.

Вейдер посмотрел на своего Мастера, сидящего в тишине. Он ожидал какой-то ответ? Подтверждение его собственной оценки этого? Если так, то это было в первый раз.
Но у Вейдера было уникальное восприятие по этому вопросу. Бесспорная… личная связь.

- Да, Мастер, - сказал он, наконец. - Хотя кое-что остается неповрежденным - какую-то границу еще нужно преодолеть.

В раздумье Палпатин прищурил глаза, наклоняясь вперед и медленно кивая. Однако он продолжал молчать, уставившись на Вейдера в течение долгого времени, и больше размышляя не о его словах, понял Вейдер, а о нем самом.
Вейдер сохранял спокойствие, не желая участвовать в этом дальше и уже сожалея о своих словах - чувствуя, что некоторым образом предал мальчика.

Раньше, до прибытия его сына, он заговорил бы сейчас, испытывая дискомфорт от пристального и пытливого взгляда Мастера. Теперь же он чувствовал себя необычно спокойным - близкое присутствие его сына, его родство и способности, давали Вейдеру уверенность там, где прежде ее не было совсем - не перед его Мастером.
И как Вейдер не попытался скрыть эти чувства, Палпатин их понял.
Он тревожно двинулся, поднимая щит за щитом, но знал, что уже было поздно - он уже слишком многое отдал тем, что стоял смело перед лицом Мастера, тем, что высказал свои мысли и тем, что вообще имел это близкое понимание своего сына.
Палпатин вновь расслабился. Приняв какое-то решение.

- Вы преуспели в последнее время, Лорд Вейдер, и я хочу вознаградить вас, - объявил Император, быстро и решительно произнося слова.

Под маской глаза Вейдера сузились. Вознаградить? Его Мастер не вознаграждал. Что делал коварный старый Ситх?

- Я реструктурирую флот, чтобы он лучше отвечал потребностям моей Империи. Вы получите новые обязанности и полномочия, мой друг - в знак признания вашей образцовой службы.

- Да, Мастер, - сказал Вейдер тревожно в поиске ловушки, слыша осторожные ноты в собственном глубоком голосе.

- Моя Империя и мой флот выросли до небывалых размеров, Лорд Вейдер. Я установил Декрет о разделении флота для большей эффективности на два отдельных формирования. Одно будет называться Центральным Флотом, ответственным за все аспекты поддержания стабильности в Центральных Системах и Колониях. Второе будет называться Флотом Внешнего Кольца, контролирующим все другие территории и несущим обязанности, включающие дальнейшее расширение Империи и охрану ее от всех мятежей и подрывной деятельности. Территории Внешнего Кольца требуют сильной руки, верности и приверженность имперской политике. Ваш опыт и усердие в этих областях заработали вам право командовать Внешним Кольцом от моего имени, мой друг. Я не могу думать ни о ком, кому я доверял бы больше, чем вам.

Ах, вот он - поворот ножа.

Он отсылался, понял Вейдер. Подальше от Дворца и подальше от его сына. Его Мастеру нужно было время, чтобы полностью склонить мальчика на Темную сторону Силы, гарантируя его преданность себе. Присутствие Вейдера было теперь нежелательным осложнением. Территории Внешнего Кольца были громадны, и без законной причины привести флот к Центральным Системам, Вейдер будет оставаться вдали в течение долгих периодов времени. Мастерски сделано... но, впрочем, он и не ожидал меньшего от человека, поставившего на колени Республику.

Палпатин растянул тонкие губы в торжествующей улыбке.
- Вы должны немедленно отправиться в сектор Меридиана, мой друг. Вашему флоту будет приказано присоединиться к вам в ближайшие дни.

Вейдер в шоке поднял подбородок:
- Прямо сейчас?

Император сделал паузу, пристально смотря вниз и держа на Вейдере жесткий, горящий взгляд в течение долгих секунд, пока тот не сдался; держащие его цепи были слишком старыми и слишком прочно укоренившимися, чтобы он мог сопротивляться им.

- Как вы желаете, Мастер.

Палпатин продолжил, словно не было никакой заминки:
- Поступило сообщение, что большая группа мятежников скрывается в астероидном поясе Гиона. Выследите их от моего имени так, как это можете только вы, Лорд Вейдер. Уничтожьте их. Это - первая миссия для вашего нового флота, мой друг, и вы должны полностью посвятить себя ей. Я знаю, что вы не подведете меня.

Окончательность его последних слов указала на то, что тот свободен идти. Вейдер низко поклонился в ответ, развернулся и пошел прочь.

Шелестящий шепот на его обратном пути заставил его в раздражении стиснуть зубы. Слепые, властолюбивые дураки, они видели только то, что Император вознаградил верность своего привилегированного слуги.

Вейдер знал правду - эта пустая честь забирала у него сына… а также все шансы обеспечения лояльности мальчика.

Странно, но в этот момент, первое значило для него гораздо больше, чем второе.

Ждем продолжения!

Набрела на фанфик случайно, прочитала и не могу не выразить восхищения (собственно, зарегилась благодаря фанфику ;))

Прежде всего, хотелось бы выразить восхищение автору за грандиозность и объем данной работы. В конце концов, многие фанаты и простые обыватели задумывались над сей великой сагой на тему «а что было бы, если…». Но даже если их посещали оригинальные идеи, не каждый взялся бы их выразить на бумаге - расписать свои мысли, да еще так, чтобы было интересно, интригующе, захватывающе и вызывало желание читать дальше – так сможет не каждый.

Автор взял за основу один из переломных моментов Звездных Войн и представил все так, что не поверить в такое развитие событий невозможно! Читаешь и думаешь, да, Люк сказал бы именно так, да, Вейдер не сделал бы иначе, точно, разве Хан не пошутил бы по такому поводу?

Печально, что Альянс так сомневается в собственном герое. Больно и обидно за Люка.

Тяжело представить, что он чувствовал, подвергаясь постоянным манипуляциям Палпатина, разрушающего его веру в Альянс, учителя, друзей, даже самого себя.

И за такой образ Императора тоже отдельное спасибо – во время чтения понимаешь, что вот оно, самое настоящее Зло. Оно лишает надежды и веры, подавляет волю, ломает и подчиняет.

А Люк… Люк – простой парнишка с пустынной планеты, волей случая ставший героем и волею судьбы начавший путь Джедая. Не смотря ни на что, восхищаюсь его волей и тому, как похож здешний Люк на себя в фильме.

Фанфик вызвал бурю эмоций, кучу идей и желание пересмотреть классическую трилогию! И спасибо переводчику за доставленное удовольствие ^_____^ ))))))

С нетерпением жду продолжения!

Мне нравится, как выдержаны характеры здесь. В соответствии с ОТ. Поэтому читаешь именно о хорошо знакомых по саге героях, а не о придуманных персонажах под их именами.

Одиннадцать долгих недель - будоражащих, напряженных, изнуряющих.
И вот все скрытые надежды и ожидания преобразовывались в реальные возможности. Наконец, сквозь появившиеся под давлением трещины наружу проступали знакомые врожденные черты.
Палпатин встал и прошествовал вокруг безупречно накрытого к ужину стола, за которым никогда не ели, кладя протянутую руку на плечо Скайуокера и моментально ощущая его натянутость и настороженность, наэлектризовавшие атмосферу комнаты.

Присутствие его Джедая в Силе проревело едва сдерживаемым от возмущения гневом, угрожающим попрать всякий здравый смысл.

- Именно поэтому они не стали бы учить тебя, мой друг. Именно поэтому они спрятали тебя в той пустыне, оставляя там гнить. Наверняка ты спрашивал себя, почему они отложили твое обучение?

Палпатин остановился позади стула, по-прежнему держа руку на плече мальчишки, в абсолютной близости от этой дикой подвижной мощи, влекущей и подстегивающей его. Он снизил голос до шипящего шепота, будто бы разделяя оскорбление, нанесенное Джедаю.

- Они боялись тебя. Того, кем ты мог стать.

Он замолчал, понимая, что шагает по тонкой грани. Он хотел вызвать у мальчика реакцию, которая продемонстрирует то, к чему тот способен, подталкивая и провоцируя его. Увидеть это своими глазами - ощутить. Узнать степень мощи, которой мог управлять сын Вейдера; узнать была ли равна она мощи его отца. Но в то же время он желал, чтобы Джедай потерпел неудачу, признав тем самым ограничения преподававшихся ему уроков и необходимость в помощи Палпатина, чтобы выйти за их пределы.

Пришло время взять управление на себя и, усиливая имеющееся у него преимущество, повести разговор в необходимом ему русле, в то время как мальчишка действовал в прямо противоположном направлении.
- Зачем обучать того, кого однажды, возможно, придется уничтожить? Почему бы не подождать и не понаблюдать? С нетренированным умом было бы гораздо легче… справиться, если бы возникла такая потребность. Как ты думаешь, почему Кеноби тихо жил в пустыне, ожидая, пока ты рос?

Он склонился к нему настолько близко, что волосы Скайуокера буквально шевелились от его дыхания, вынуждая слегка отодвинуть голову. Палпатин прошептал:
- Хочешь ли ты правду, мой друг?

Джедай вздохнул, собираясь с ответом, но Палпатин спешил, не давая ему для этого шанса, сжимая напряженными пальцами плечо и заставляя молчать.
- Правду - настоящую правду. Твой драгоценный учитель был помещен туда, чтобы быть твоим судьей, присяжными и палачом.
Люк в отрицании помотал головой, но не стал вырываться из его хватки:
-Это неправда…

-Тогда почему он не учил тебя? - потребовал Палпатин, точно зная по напрягавшимся плечам мальчика, что нанес ему удар.

Тем не менее, тот сидел прямо и неподвижно, глядя перед собой голубыми глазами в поиске ответа:

- Чтобы защитить меня.

- От ситхов? Мы не ощущали Кеноби, обученного Рыцаря Джедая, и все же мы должны были ощутить тебя? Ты знаешь, что это невозможно. Ты знаешь правду, - прошипел Палпатин. - Кеноби спрятал тебя в пустыне и затем отстранился, чтобы наблюдать с расстояния, как ты растешь и как борешься, пытаясь жить обычной ограниченной жизнью. Зная, как сильно это мешало тебе - и все же он не раскрывал правды о твоем наследии. Не давал тебе никакой информации, никакого объяснения, хоть какого-нибудь – не важно. Почему?

Палпатин обеими руками надавил на плечи мальчика, удерживая его на месте и требуя полного внимания, говоря убийственно осуждающим голосом:

- Ты говоришь, он хотел защитить тебя, но что может быть лучшей защитой, чем знание, дитя? Потенциальных джедаев обучали с младенчества - но Кеноби никогда не пытался сделать это, никогда не предлагал тебе свое руководство, хотя он знал – знал - что когда-нибудь это случится... это было неизбежно. Нет, он не учил тебя, потому что он выжидал, мой друг. Выжидал, чтобы посмотреть с кем ему придется иметь дело - будет ли он в состоянии управлять тобой - потому что, если бы он не смог, его задача состояла бы в уничтожении тебя, только бы не оставить тебя вне его контроля.

В конце концов, Палпатин на месте Кеноби поступил бы именно так.

-Но он учил меня.

-Да. Потому что они пошли ва-банк, решив сыграть в азартную игру – рискнуть в попытке наполнить тебя их ложью и манипуляциями, чтобы получить контроль над тобой, прежде чем я найду тебя.

Чувствуя, как играют от напряжения мускулы на плечах мальчика и видя его замешательство, Палпатин улыбнулся… Словно поняв это, не вставая с места, Джедай вырвался от него с чувством отвращения и негодования. Ситх позволил ему это с той же улыбкой на лице, стремясь разжечь его эмоции.
Никакой прямой лжи - только правда, которую видел всегда логичный и убедительный Палпатин.
Шепчущие сомнения начали крепко обосновываться в голове мальчишки, несмотря на его попытки противостоять им и отрицать их. Тысяча крошечных порезов от тысячи быстрых ударов делали свое дело. И если хоть один из них будет кровоточить, значит, удар достиг цели.

И они кровоточили, Палпатин знал это. Его голос перешел к торжествующему шепоту:
- Но они не могли полностью контролировать тебя. Не могли изменить твое происхождение и поэтому не могли изменить твою судьбу. Ничто не может сделать этого.

Он оставил мысль висеть в мрачной тишине, освещенной в большей степени танцующим огнем, чем садящимся на горизонте солнцем, понимая, что острое, как лезвие ножа, молчание мальчика, говорило красноречивее всяких слов.

Отвернувшись, он отошел и встал у камина, всматриваясь в яркое и разрушительное мерцание пламени, хотя каждая частица его сознания была сосредоточена на сдержанной и тихой фигуре его Джедая позади. Напавший на него сейчас хаос сомнений затмевал ясность мышления, приводя в движение острый край его характера, этот чудесно изменчивый потенциал.
Все еще пристально глядя на огонь, Палпатин покачал головой, произнося следующие слова голосом, пронизанным напускным сочувствием и пустым возмущением:

- Как жестоко - удерживать от осиротевшего ребенка знания о его прошлом, о его родителях. И наблюдать, как он изо всех сил пытается выжить, брошенный на какой-то забытой всеми планете.

Он медленно повернулся к мальчику, чей взгляд был намертво прикован к столу.

- Именно так они поступили с тобой, Джедай, сознательно, преднамеренно. Они использовали созданную ими изоляцию для управления тобой. Они забрали у тебя все, не я. Они отняли тебя у твоего отца и спрятали тебя от меня - отказали тебе в твоем неотъемлемом праве. Ты был бы воспитан, как преемник – как Наследник Империи. Они знали это. Ты обвиняешь меня в том, что я держу тебя здесь, я же полагаю, что освобождаю тебя от принуждающей и ограничивающей среды, которой тебя связали… я даже не могу описать тебе жизнь, которой тебя умышленно лишили.

Палпатин подошел и встал рядом с Джедаем, вновь положив руку ему на плечо в пустом участии. Опустив голову, потерянный в мыслях, мальчик никак не реагировал.

- В своей корыстной попытке управлять тобой, думая, что они полностью контролировали тебя, они потянули тебя в центр их ничего нестоящего Восстания, зная об опасности, в которой ты будешь находиться и, зная о глубокой уязвимости, с которой тебя оставляли. Это легко исправимо, конечно, но все же печально, что последствия их действий принесли тебя сюда связанным, разбитым и преданным теми, кому ты доверял.

Палпатин ступил ближе, довольный тем, что мальчик позволил ему говорить так долго, не высказывая никакого автоматического опровержения. Долгие недели тщательных манипуляций приносили свои плоды; безусловно, его слова разжигали в Скайуокере все большие сомнения, практически лишая всякого сопротивления высказываемым обвинениям.

- Но, возможно, я могу понять, почему они так сделали. Находиться рядом с тобой означало риск, что ты начнешь задавать слишком много вопросов о своем прошлом, в котором они принимали непосредственное участие ради возможности завладеть тобой. И это, несомненно, ставило их в довольно трудное положение. Ставило перед необходимостью обосновывать свои… сомнительные действия.

Малейшее напряжение плеч мальчика было его единственной видимой реакцией. Однако Император ощутил, как в его мыслях мелькнула мгновенная защитная реакция, и знал, что в них должна быть его мать. После предыдущих откровений Палпатина в них обязаны быть вопросы, обжигающие сердце. Вопросы, которые мальчишка должен жаждать задать...
Тем не менее, он не сделал этого - поэтому Палпатин молчал. Он знал, что мальчик спросит, когда будет готов услышать ответ… а что может быть лучше для голоса обвинения, чем добровольный слушатель?

- Они использовали тебя. Более бездушно, чем ты предполагаешь. Использовали и не дали ничего взамен, даже правды. Ты не был достоин даже ее в их глазах. - Он понизил голос в жалости и отвращении: - Как ты можешь защищать их, зная это? Почему ты оправдываешь их?

Скайуокер вызывающе поднял подбородок, но против этой лавины обвинений не нашел никаких слов в их защиту.
Палпатин удовлетворенно улыбнулся, но мальчик не видел этого.

- Оби-Вана, может, и давно нет, но я хорошо знал его и могу сказать тебе без тени сомнения, что он нисколько не заботился о тебе. Он слепо служил своей идее и пожертвовал бы чем угодно ради нее, не колеблясь. И все же он прятался в пустыне, вместо того, чтобы встать передо мной лицом к лицу. Вот - правда о человеке, чью память ты так блюдешь. Совет Джедаев, которому он принадлежал, скрывал их истинные намерения позади высокой морали и возвышенных идеалов, которые, возможно, они когда-то и символизировали в минувших поколениях, но затем они стали далеки от этого. Совет, которым так умело управлял Мастер Йода, жаждал все большего влияния. Они контролировали все - политику, торговлю, планетарную защиту - манипулируя событиями в галактическом масштабе.

- А вы не делаете этого? - голос Люка был тих и ровен, но все же содержал вызов.

Палпатин улыбнулся - это был первый, прорвавшийся через длительное время и испытывающий недостаток обычного яда, упрек... хотя по-прежнему такой же спокойный и решительный, как всегда.

- Я руковожу своей Империей, - сказал он без всякого чувства раскаяния. - Я делаю то, что необходимо и ничего не скрываю. Я говорил тебе, что я не лгу. Я не скрываю свои цели. Совет Джедаев не искал ничего более духовного, чем власть. Республика рушилась - а они боролись со мной за управление… и они проиграли. В тебе Мастер Йода видел способ вернуть свой утраченный статус. Это была азартная игра, но он с готовностью на нее согласился, потому что ему нечего было проигрывать. Но сам он не бросал вызов моей власти - он боролся со мной раньше… и знал, что не сможет победить. Поэтому взамен он нашел другого, стороннего человека. Незначащий и потребляемый товар в его глазах. Его вполне устраивало, скрываясь в тени, послать тебя на резню - невинно осужденного его личным соображением, послать тебя сделать то, на что он сам был не способен. Пожертвовать тобою и всеми вокруг тебя без малейшего…

- Я думаю, что наш разговор закончен, - сказал Люк просто, отворачивая голову. Тихим, но твердым голосом.

- НИКОГДА не прерывай меня! - закричал Палпатин, шумно хлопая по плечу мальчика и сотрясая все его тело толчком Темной мощи.

Реагируя на такой свирепый упрек, сердце Люка буквально застучало по ребрам, тело вызывающе напряглось, а руки сжались в кулаки.
- Я думаю, наш разговор закончен, - он услышал подрезанный тон своего собственного голоса, наполненного расстройством и враждебностью, но в тот момент это не волновало его.
Он был больным и уставшим от постоянного управления и манипуляций. От соблюдения договора, который он не должен был заключать, от борьбы, когда всем было плевать, от сдерживания себя, когда он знал, на что был способен.

- Нет. Наш разговор не закончен, Джедай – он только начался.

- Тогда я закончил вас слушать, - от с трудом контролируемого гнева голос стал резким. Люк встал и направился к выходу. Огромные двупольные двери, идущие в гостиную, качнулись и закрылись перед его лицом, резонируя многократными хлопающими задвижками.

- Сядь!

- Откройте двери, - с холодной яростью приказал Люк.

- Сядь, - прошипел Палпатин с недвусмысленной интонацией.

Но Люк не поворачивался. Позади он услышал тяжелый шелест одежд Императора, и Сила неожиданно ворвалась в его разум, давая совершенный образ стола за его спиной и каждого лежащего на нем ножа, фактически вибрирующих от окружающей их энергии.
Отвечая на его требование - не Палпатина. И в тот момент он понимал, как легко может достичь этого.

Громыхнувший удар кулака Палпатина о стол заставил его немного вздрогнуть. И, разгневавшись на себя за эту реакцию, он еще сильнее сжал челюсть.

- СЯДЬ!

Но Люк молча смотрел вперед.

- Двери не откроются только потому, что ты уставился на них, - бросил Палпатин.

Презрительный и ироничный тон Императора зажег пламя огня внутри Люка, смещая прочь все мысли и соображения. Сузив глаза, он обратился к огромным, тяжелым, обитым деревом дверям...

И призвал Силу…

Пришедший наплыв энергии ощущался, как изменение давления, как первый вздох при всплытии из глубоких вод, как кислород, которым он дышал; естественный, живительный, мощный.

Эта интенсивная волна фактически затопляла Люка, погружая его в незнакомое завихрение необузданной мощи, в которой ничто не было скрыто - давая настолько глубокое восприятие, что ему были видны малейшие частицы окружающей обстановки. Мощь Силы нарастала, концентрируя и объединяя энергию в единый поток, используя его расстройство и слепую ярость, как никогда раньше.
Он потянул к себе этот огромный источник мощи, с абсолютной точностью заставляя его концентрироваться в кристально острый фокус. Задавая направление, определяя цель и разрешая ему контроль в одно и то же время... позволяя все, что было необходимо…

Отдаваясь ему полностью…

Внутри полыхало пламя, сводящее мышцы в борьбе за управление этим необъятным наплывом невероятной мощи.

Он увидел двери – впервые по-настоящему увидел их - каждое тончайшее древесное волокно обивки и каждую бороздку плотных плит сплавов под ней. Увидел ряды тяжелых стержней, внедренных в укрепления из органической стали, которые в свою очередь были связаны и скреплены тросами из перенниума от пола до потолка и установлены в решетке из массивных балок под безобидной штукатуркой стен. Все эти мыслимо возможные укрепления были тщательно разработаны, чтобы только удержать его.
И эта преграда стала ничем для него – абсолютно.

Он швырнул в нее Силу - стену плотной, неостанавливаемой энергии - и тяжелая деревянная обшивка, покрывающая истинную природу дверей, просто разрушилась под этим ударом. Сначала ушла тонкая резьба, а затем исчезла и вся масса дерева, сжимаясь и превращаясь в пыль под продолжающимся давлением.

Но он нажимал и толкал дальше.

Находящийся внутри металл начал скрипеть и стонать, сдаваясь под брошенной в него мощью и нагреваясь до красного каления так, что остатки древесины на нем начали тлеть и обугливаться.
Люк наклонил голову, полностью отдаваясь своей задаче, формируя цель для неразборчивой ярости, никогда им прежде неиспытываемой, бросая все свое разочарование против того, что стояло на его пути.

Сотрясаясь, двери вывернулась назад на несколько дюймов, каменная кладка вокруг взорвалась в порошок, и в тот же момент тяжелые задвижные стержни начали терпеть крах, таща за собою тяжелые балки и натянутые тросы блоков укреплений в стене.
Следующий толчок вызвал визг пытаемого металла, и поверхность уже полностью черных дверей начала разрываться, покрываясь трещинами и сдаваясь этому невыносимо тяжелому непрекращающемуся прессу.

Наконец, Люк выбросил перед собой руки с открытыми вперед ладонями.

Окружающие стены взорвались под невидимым ударом, и массивные двери оторвались, словно были сделаны из соломы. Вспахивая огромные борозды на своем пути, они с немыслимой силой поразили противоположную стену и упали вниз грудой искореженного металла, разбивая и превращая в осколки и пыль роскошный мраморный пол.
После такой физической и ментальной какофонии шума наступившая тишина фактически зазвенела в ушах Палпатина.

Люк оставался совершенно неподвижен, стоя в облаке кружащей и оседающей на черный мрамор пыли.
Он не оборачивался, смотря вперед на огромное, зияющее отверстие в стенах футом толщиной, на место, где раньше стояли тяжелые противовзрывные двери, на лопнувшие толстые тросы и разорвавшиеся сплавы металла.

- Очевидно, они все-таки откроются, - сказал он, наконец.

Он спокойно вышел в гостиную, пройдя мимо разрушений без единого взгляда, и вошел в следующую смежную комнату, чьи собственные огромные двери закрылись за ним в сдержанной тишине.

.

Лицо оставшегося в одиночестве Палпатина, оценивающе рассматривающего невероятное разрушение, вызванное его Джедаем, медленно разошлось в широкой коварной улыбке. Он знал мощь, которую потребовало это действие; мощь, которую Скайуокер призвал к себе так легко и естественно.

Медленно, в гулкой тишине, он начал смеяться.

.

В безмолвии все еще пустой спальни Люк резко упал на колени. Темный момент безупречной ясности ушел, и все его тело колотила дрожь - от холодного осмысления этой краткой близости. Во мраке огромной, мертвой комнаты он взглянул на свободу за толстыми стеклами высоких окон, отчаянно боясь, что она была потеряна для него. Возможно, что никогда и не могло быть по-другому.
Возможно, это было все, чего он заслуживал.

Это была судьба?

Смотря в немой тишине на луну над Башнями, чувствуя воющее требование Тьмы, как никогда прежде, он вспомнил снова свой детский сон - волка в тенях ночи, рыскающего в одиночестве и проскальзывающего мимо любой охраны.
Всегда охотясь... рыча и выпуская заиндевелое дыхание в холодной полумгле.
Охотясь на него, как он думал.
Но теперь… теперь, когда он спал, был только он сам в тех черных, как вороново крыло, тенях, и Тьма цеплялась за него и удерживала, обвиваясь вокруг, как плащ.
Оставляя его бродить в одиночестве бесплодной ночи.