Название: Into the Storm, первая часть трилогии "The Son of Suns"
оригинал находится здесь: http://www.alongtimeago.org/index.htm

Автор: Blank

беттинг - Jediula
Жанр: Драма/Саспенс, AU с конца пятого эпизода.

Фанф по моему мнению (и не только) является одним из лучших произведений англоязычного фэндома.
Всего 23 главы. Буду выкладывать по мере вычитки.
Прошу сильно тапками не кидаться, это мой первый переводческий опыт;)

Очень интересны ваши впечатления, и мне, и самому автору, которого, конечно же, волнует мнение русскоязычных читателей.





Содержание:

Глава 1 Глава 13
Глава 2 Глава 14
Глава 3 Глава 15
Глава 4 Глава 16
Глава 5 Глава 17
Глава 6 Глава 18
Глава 7 Глава 19
Глава 8 Глава 20
Глава 9 Глава 21
Глава 10 Глава 22
Глава 11 Глава 23
Глава 12 Эпилог

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 8.5.2012, 22:09

.

.

Мара вздрогнула от того, как вскочил Скайуокер, отбрасывая книгу, в которую он пялился все утро, ни разу не перевернув страницы. Быстрые, яркие и несопоставимые эмоции пробежали через его лицо, начиная с мрачного опасения и заканчивая чем-то похожим на возмущение и негодование, глаза сузились, челюсть сжалась. На что он так реагировал, Мара не имела понятия...

Комлинк на ее ремне подал сигнал, что снова практически заставило ее подпрыгнуть, и пока она возилась, чтобы ответить, Скайуокер не сводил взгляд с дверей.

- Джейд, - сказала она.

- Лорд Вейдер направляется к вам, - приглушенный ответ в наушнике ответил на все ее вопросы, кроме одного: почему он так реагировал. Почему он ненавидел Вейдера настолько сильнее, чем Палпатина.

- Принято, - ответила она, по-прежнему смотря на Скайуокера и выключая комлинк. Послышался глухой лязг выдвигающихся замковых цилиндров, сигнализирующий о прибытии Вейдера во внешнюю комнату.

Лорд Вейдер был единственным человеком, наравне с Мастером, имеющим свободный доступ к Скайуокеру, несмотря на то, что у Мары были строгие инструкции немедленно сообщать Палпатину о его визитах. При этом в ее обязанности входила срочная проверка, что велись все записи наблюдений; что, впрочем, делалось всегда и так - каждый час, каждый день.

Через несколько секунд тяжелые и прочные двери раздвинулись, и Мара услышала шипящий звук регулируемого дыхания Вейдера.

- Лорд Вейдер, - она слегка склонила голову, не опуская глаз.

- Коммандер, - сказал он просто, не соизволив даже взглянуть на нее и отступая в сторону в ожидании, что она уйдет.

Мара пошла к выходу.

- Нет, Рыжая, останься, - быстро произнес Люк, глядя на Вейдера.

Мара нерешительно остановилась, вынуждая Вейдера повернуться к ней.

- Она уходит, - подчеркнуто пробасил он, понукая Мару возобновить движение.

- Нет. Останься, - подрезанный и напряженный голос Скайуокера заставил ее опять тревожно остановиться; однако, когда Мара повернулась к нему, глаза его оставались на Вейдере. - Я уверен, нет ничего такого, что мой отец не может сказать при тебе.

Отец! Мару шокировала твердость, с которой он сказал это, и не в силах скрыть свое чрезмерное изумление, она притянула к себе нахмуренный взгляд Скайуокера.

Вейдер медленно повернул к нему свою пустую, безликую маску, но не стал ничего отрицать.

Мара снова взглянула на Люка, внезапно понимая настолько больше всего… о нем, о том, что происходило здесь, о большой игре, в которую играл ее Мастер.

Но вместе с тем возникало еще большее количество вопросов - если он являлся сыном Вейдера, тогда где он был раньше?
И что относительно его истории, его связей с Альянсом, с джедаями? Действительно ли все это было правдой?
Конечно, да. Она видела сотни чипов данных, содержащих информацию спецотдела, следящего за ним - о его прошлой и настоящей деятельности. Он больше года находился на вершине списка наиболее разыскиваемых лиц в Империи - с первого дня, как у них было его имя. Во время его захвата на Беспине Мара знала о семнадцати независимых операциях по его захвату, финансируемых Империей - кроме их собственных совместных усилий, возглавляемых Вейдером… его…

Ее мысли мчались, складывая все кусочки. Сотни чипов данных, бесконечные усилия и часы, посвященные поиску пилота, разрушившего любимый проект Императора… И наконец, когда они получили его имя - все изменилось.

Команда разведки, занимавшаяся им, была моментально увеличена в четыре раза за одну ночь, сформировавшись затем в специальный отдел, не имеющий больше ничего общего с другими подразделениями по антимятежной деятельности. Вейдеру поручили возглавить поиск…

.

Они не знали - они не знали, что он существовал.
Она вспомнила слова Палпатина, когда он впервые пришел к своему новому Джедаю - его очарование им, его предвкушение: “Он нисколько не похож на свою мать - только на отца”.

Его мать… кто она? И где она? Он вырос один на какой-то захолустной и пыльной планете Внешней Оправы – если это так вообще? Все снова было под вопросом.
Но одна вещь стала совершенно ясной – причина, по которой Скайуокер находился здесь. Причина, почему Палпатин так жаждал его с того момента, как обнаружил его существование.

- Я что-то не то сказал? - хладнокровно спросил Скайуокер, глядя на своего отца.

- Нет, - просто ответил Вейдер.

Эти двое оставались стоять на месте, отказываясь уступать друг другу. Между ними почти осязаемо трещал воздух.

Наконец Мара обрела дар речи:
- Я должна уйти.

- Нет. Останься, - властно повторил Скайуокер, и от неожиданного требования в его голосе Мара неловко замерла.

- Ей приказано уйти, - произнес Вейдер свинцовым тоном, не принимающим никаких возражений, хотя это, казалось, ничуть не беспокоило Скайуокера. Но теперь - теперь она понимала, почему.

- Кем? - спросил Люк с вызовом.

- Императором, - ответил Вейдер.

Люк мгновенно взглянул на Мару; его авторитетное и требовательное выражение лица сменилось вспыхнувшим горьким сожалением, будто он только сейчас вспомнил, кем она была. Мара отвернулась, пытаясь избежать его взгляда и чувствуя сильное неудобство.

- Конечно, - сказал он спокойно, не спуская с нее глаз. - И вы все делаете точно то, что он приказывает.

- А ты считаешь, что ты - нет? - ответил Вейдер, возвращая к себе взгляд Люка. - Тогда, почему ты здесь?

Люк безрадостно засмеялся, отворачиваясь в искреннем презрении.

- Вы должны уйти, коммандер Джейд, - сказал он, наконец, сухим и бесчувственным голосом. - Впрочем, я уверен, вы сделаете это в любом случае.

Упрек ужалил ее. Хотя она понимала, что это нисколько не должно ее задевать; у нее не было лояльности к нему, и ее не должно волновать, что он думает о ней. Ее не волнует - исправилась она - не волнует.
Она быстро прошла между ними, крепко стиснув челюсть и опустив голову. Сердитая, взволнованная и раненая одновременно. Когда тяжелые двери закрылись позади, ее разум все еще приходил в себя от внезапного открытия. В длинном великолепном холле она медленно остановилась, не обращая внимания ни на множество глаз рассеянных повсюду охранников, ни на камеры наблюдения, записывающие каждое ее движение.

Сын Вейдера… сын Дарта Вейдера. Она сидела с ним в комнате, говорила с ним, наблюдала за ним и слушала его. Играла с ним в сабакк. С сыном Вейдера. И не поняла.
Не поняла то, с кем она находилась.

А она, как считалось, была лучшей - профессионалом, обученным с детства улавливать каждый нюанс, замечать мельчайшие детали… и все же у нее не было никакого понятия.
Но они были такие разные... или не совсем – только несколько минут назад абсолютное требование в тоне Скайуокера заставило ее замереть.
Почему Император не сказал ей? Почему он не разъяснил этот один немыслимый факт, когда все остальное сделал таким ясным? Почему поставил перед ней задачу охранять его, когда знал, как она относится к Вейдеру - насколько мала ее симпатия к нему, насколько мало доверия она испытывает к нему?
Почему он дал ей возможность узнать Скайуокера, прежде чем эта бомба разорвется под ней?
Ведь он понимал, что, в любом случае, придет момент, когда она узнает об этом; возможно он настал немного раньше, чем Император предназначал, но эффект был практически тот же.
И он любил эти свои маленькие игры. Это было так похоже на него - играть ради своего собственного развлечения.

Не спеша, она возобновила свой шаг по коридору, чтобы проверить, что ее Мастер знал о визите Вейдера. По правде говоря, не имело никакого значения, кем был ее заключенный - он все равно будет потерян, так или иначе. Потому что рано или поздно, терпение ее Мастера закончится, и он набросится на Скайуокера…

И разорвет его на части.

Где-то, в какой-то момент, она забыла об этом - забыла, что у Палпатина был мотив, который не изменится. И понимание личности Скайуокера только подчеркивало этот жестокий факт. Палпатин сломает его или убьет, пытаясь сломать - и любой связанный с ним, любой вовлеченный им, независимо от своего желания, будет втянут и погребен - побочным эффектом.
И это не должна быть она. Это не будет она. Возможно, это и было уроком, который ее Мастер хотел ей преподать - поскольку она сама, несомненно, забыла об этом.

Она ускорила шаг до военного темпа, сердитая на себя за то, что позволила осторожности подвести ее, пусть даже немного. Сердитая на Скайуокера, пробравшегося мимо ее защиты - и благодарная Мастеру за разъяснение ее слабости – присущей любому человеку эмоции, особенно этой.

.

.

После того, как Джейд ушла, они еще долго стояли в тишине, смотря друг на друга; выражение Скайуокера было нечитаемым, чувства скрыты и защищены - кое-что, в чем он становился исключительно хорош.

Наконец Люк повернулся и спокойно прошел к высокому окну, вставая спиной к своему отцу и ничего ему не говоря.

Вейдер мог только стоять и наблюдать за ним, осознавая, что его визит уже перерос в конфликт, и не имея понятия, как рассеять его. Не имея понятия, зачем он вообще продолжал приходить сюда вновь и вновь.
Что-то приводило его назад, более сильное, чем любые стены, возводимые мальчиком. Некая вызывающая привыкание потребность, более мощная, чем любое враждебное неприятие. Даже притом, что он понятия не имел, как выразить или даже как назвать это, оно возвращало его сюда опять и опять…

- Люк…

Мальчик продолжал молчать.

- Кто дал тебе это имя? – спросил наконец Вейдер, заставляя Люка слегка повернуть к нему голову.

- Я… не знаю. Я никогда не спрашивал.

Снова потянулась тишина….
Испытывая неудобство от долгого молчания, и не зная, как продолжить, Вейдер направился к дверям. И тогда услышал очень тихий голос своего сына:

- Каким… было твое имя?

- Что? - он слышал вопрос, но был настолько не уверен, как с ним быть, что буквально застыл на месте.

Оставаясь у окна и глядя на наступающий сумрак, его сын повторил:
-Твое имя?

Вейдер молчал в течение долгих секунд.
- Энакин. Энакин Скайуокер.

Прошла целая жизнь с тех пор, как он произносил это имя, с тех пор как он даже думал о нем - длиною в жизнь его сына.

Он чувствовал себя очень неудобно, говоря это - неуклюже и неестественно. И чувствовал что-то еще - какое-то более глубокое сожаление…
От того, что открыл свое имя сыну при таких обстоятельствах. Как признание, что он не является больше человеком, которым был. Человеком, которым его сын гордился бы.
Несмотря на то, что Люк стоял, наполовину отвернувшись, Вейдер видел, как тот повторяет губами фамилию, и понял, что до этого момента сын даже не знал, была ли она его настоящей фамилией или же просто очередной ложью - одной из многих.

- Ты… служил Императору, когда я родился? - голос снова был тих, не передавая ни одной эмоции, которые Вейдер мог так ясно прочитать в Силе.

Отчаянная жажда знать, сдерживаемая колеблющимся нежеланием… и страхом. Страхом, что это знание потянет и потащит его вниз - туда, куда он идти не хотел. И все эти чувства искривлялись через жестокое внутреннее опустошение, через все еще открытые и кровоточащие раны.

- Да, - что еще он мог ответить.

Горячее сожаление хлынуло волной через Люка, останавливая дыхание Вейдера, хотя все, что Люк сделал - это очень медленно кивнул, оставаясь стоять спиной к отцу.

- У меня была… - Люк не договорил. Но в этом и не было необходимости. Надежда.
Надежда... на что?

Что тот Энакин был жив - пусть и недолго - когда он родился, понял Вейдер. Надеялся, что человек, память о котором он лелеял все эти годы, был еще жив тогда. Его настоящий отец.
Понимание пришло к Вейдеру не сразу, но достаточно мощно, чтобы скрутить его изнутри.
Тот Вейдер не был его отцом - им был Энакин Скайуокер.

И Вейдер уничтожил того человека - предал и разрушил его. Добровольно пожертвовав Энакином, чтобы получить мощь Дарта Вейдера, которой он владел теперь без всякого сожаления.

- Я делал то, во что верил. Верил, что это правильно, - пророкотал он своим басом.

Его сын слегка обернулся, не встречаясь все же с ним глазами.
- И до сих пор делаешь так?

Он знал, что это было предложение перемирия. Не понимания или принятия и, безусловно, не примирения. Но предложение попытаться найти какую-то среднюю позицию для начала. До сих пор - пока его сын фактически не озвучил это - он не осознавал, как отчаянно хотел этого сам. Возможность свободно разговаривать походила на дождь в глубокой пустыне.
Он так сильно хотел ответить «да» - чтобы предложить что-нибудь, чтобы сохранить это. Чтобы сказать все, что его сын хочет услышать.

Вместо этого, не желая лгать, он обошел вопрос.
-Почему ты так уверен, что я не прав?

Наконец его сын повернулся к нему, голубые глаза были унылы и удручены.
- Как ты можешь даже спрашивать это.

Это не был вопрос, он услышал в голосе сына только горькое и искреннее признание глубины пустоты между ними.

- Ты изменишься, - сказал Вейдер. - Придешь к большему пониманию твоего места в галактике, твоего права.

- Как ты? – горько спросил Люк.

- Как я, - признал он без всякого сомнения. - Ты поймешь со временем.

Люк покачал головой.
- Я уже понимаю тебя - и это пугает меня больше всего.

Вейдер ступил полшага вперед, злясь, что его сын вынужден чувствовать себя так - чувствовать так из-за джедаев, которые украли его и стремились только управлять им.
- Ты не должен бояться того, кто ты. Ты должен гордиться этим.

- Чем? - спросил Люк в искренне отвергающем презрении.

Вейдер сердито посмотрел на него, не в силах понять это отторжение.
- Твоей силою, твоими способностями. Признай то, кто ты есть.

- Я не знаю этого больше… - прошептал его сын, отступая назад, чтобы удержать расстояние между ними; одинокий, безнадежно запутанный.

Это хорошо, сказал Вейдер себе; это хорошо, что мальчик начинает ставить под сомнение то, что говорили ему джедаи о том, кем он должен быть. Это было его шансом, их шансом. Все, что хотел Вейдер, могло быть достигнуто. И все же… что-то в нем не могло не реагировать на мольбу души его сына.

- Ты - мой сын. Ты всегда будешь им, - произнес он сильным и твердым голосом.

- Я потерян… - Люк поднял глаза на своего отца в тяжелом и неохотном признании. - И все, что ты хочешь - это только потянуть меня еще дальше от света.

- Я веду тебя к истинному пониманию.

- Я понимаю, - сказал Люк снова, - я просто не могу согласиться с этим.

- Тогда ты не понимаешь. Император покажет тебе истину - он заставит тебя принять ее.

Люк опустил голову, впервые признавая возможность своего поражения, хотя бы частично.
- Он заставит меня повиноваться, возможно.

Было ли это значащим признанием или только моментной слабостью? Люк больше не знал - так много всего, в чем он когда-то был уверен, так много истин, на которых он строил свою жизнь, превратились в призрачный дым теперь. Но была одна вещь, которую он все еще знал – знал всем сердцем и душой.
- Но я никогда не поверю, что Палпатин прав - я никогда не поверю, что он делает что-то более выдающееся, чем простое удовлетворение собственного тщеславия и своих корыстных интересов. Никто не может заставить меня сделать это - ни ты, ни он. Ничто.

- Ты просто...

- Нет. Я больше не буду делать этого, - сказал Люк, твердый голос полностью подавил недавний проблеск хрупкого колебания. - Я больше не буду искать тебе оправдания, пока ты задабриваешь свою совесть или утверждаешь причины для моего нахождения здесь.

Вейдер неловко замолчал, сомневаясь, что сказать против этого пронзающего заявления, не желая сводить все к очередному конфликту.

- Ты должен уйти. Пожалуйста, оставь меня, - Люк отвернулся, унылый и отрешенный.

Горя от расстройства, Вейдер все же стоял на своем - не собираясь быть отвергнутым махом руки.
- Нет. Я не уйду - я не оставлю тебя.

Люк не поворачивался.
- Ты уже сделал это - двадцать два года назад.

- Ты был отнят у меня - я не оставлял тебя, - сделал сильный упор на последние слова Вейдер.

- Я не говорил, что физически, - парировал Люк, нанося резкую и глубокую рану, демонстрируя тем самым, как быстро менялся теперь его темперамент.

- Я сделал свой выбор. И я поклялся, что не буду сожалеть о нем.

- Тогда почему ты здесь? - пробормотал Люк. Еще одно едкое замечание, брошенное так небрежно с невозмутимо спокойным лицом.

- Потерять тебя - никогда не было моим выбором.

- Лишь принести меня сюда - было.

Еще один удар попал в цель без всяких усилий, с холодной и режущей точностью, заставляя Вейдера задаться вопросом, не учился ли мальчик слишком многому у Палпатина.
- Я сказал тебе - я не жалею о своих решениях.

Люк пристально взглянул на бесчувственную маску, пытаясь найти за ней глаза своего отца, но мог видеть только собственное отражение, темное и искаженное.

- Я жалею о них, - наконец прошептал он снова тоскливым голосом, полностью сокрушая Вейдера в этот безусловно искренний момент своими быстрыми и интенсивными переменами. - Я надеялся… - он коротко рассмеялся без всякого намека на развлечение, без всякого защитного выражения на лице, перетянутом горечью поражения, перейдя в одно мгновение биения сердца от резкой и презрительной манеры к полной открытости, сняв внезапно все свои щиты. - Так глупо… наивно, слепо, безрассудно. И каждый раз, когда ты возвращался, какая-то крошечная часть меня надеялась снова. Глупо - потому что все, на что я когда-либо надеялся, я потерял.

Он отвел взгляд, не в силах поверить, что он сделал это признание своему отцу - но он был опустошен, исчерпан и утомлен от одних и тех же игр, идущих по кругу, с постоянно скрываемыми ощущениями и намерениями. Что-то побуждало его к правде в этот момент, говоря, что это был последний предоставляемый шанс.
- И каждый раз, когда ты возвращаешься, ты только напоминаешь мне об этом. - Люк покачал головой с мучительным, разбитым и смирившимся, наконец, взглядом. - Я не могу больше делать это.

Люк ожидал хоть какую-нибудь реакцию от своего отца, какое-нибудь признание - что-нибудь вообще. Что-то, что позволило бы ему увидеть, что он рассматривался своим отцом как что-то большее, чем просто возможность для использования в своих целях.

- Тебе в самом деле плевать на меня? - спросил он в итоге; слова чуть громче неясного шепота.

- Ты - мой сын, - ответил Вейдер, не зная, что еще сказать.

Люк снова безрадостно рассмеялся - неспособности его отца сказать что-то большее.

Он вновь исследовал маску, пытаясь посмотреть за нее, пытаясь увидеть человека внутри... возможно, он ничего не видел, потому что там ничего не осталось?

- Тогда не возвращайся больше, - сказал он, придавая словам тяжелую значимость простым и искренним тоном.

Внутри Вейдера все оборвалось от понимания, что его сын только что принял некое всеобъемлющее решение. Вес его слов уничтожил всю его надежду. Однако он не сделал ни одного движения, передающего его чувства - слишком гордый, чтобы показать свою слабость, даже сейчас. Люк держал его взгляд в течение долгих секунд, прежде чем отвернуться. И не представляя, что еще можно сделать, дабы закрыть брешь между ними, Вейдер, молча, повернулся и вышел из комнаты.

Люк стоял неподвижно, с натянутой, напряженной спиной, наблюдая в окне отражение своего отца - наблюдая, как тот смотрит на него в тишине, прежде чем окончательно развернуться и выйти. Тогда он расслабился, но не обернулся, зная из своего опыта, где были скрыты камеры - не желая разделять с ними этот крайне личный момент.

Долгое время он стоял так, уставившись в темноту.
.
.

Вейдер шагал прочь, еле сдерживая эмоции, потрясенный заявлением своего сына, сказанным с таким непримиримым убеждением.

Несмотря на знание, которое уже было у него, Вейдер только сейчас понял, как сильно Люк должен был лелеять и дорожить памятью своего отца - добродетельного Джедая, боровшегося за те же самые свободу и справедливость, как это делал Люк. Как сильно он должен был восхищаться им, уважать и любить.

Как сильно он теперь должен был ненавидеть его. Презирать и чувствовать отвращение.

Только сейчас Вейдер понял, как разрушающе подействовали на его сына слова, сказанные Вейдером на Беспине. Он уничтожил в сознании Люка все опоры и убеждения в одно единственное мгновение, раскалывая основание, на котором он стоял, и, оставляя его с открытой и кровоточащей раной, которая никак не могла зажить.
Как он мог думать, что эту жестокую, изобличающую, переворачивающую жизнь Люка действительность можно изменить простыми словами? Что можно вернуть себе сына, чью душу он разрушил и чью надежду полностью уничтожил?

Но он не собирался брать всю вину на себя - Оби-Ван сделал это. Ему было недостаточно, что он запутал, обманул и повернул против Вейдера его жену, наполнив ее своими высокими, нереалистичными идеалами, своими благочестивыми убеждениями и самодовольными обвинениями. Ему было недостаточно, что он привел ее на Мустафар, что он набросился на него там, разрушил и оставил гореть.
Нет, он ко всему прочему взыскал свою последнюю безжалостную месть - украл у него сына, не только физически, но и морально. Спрятал его, наполнил голову всякой ложью, так же, как он сделал это с Падме. Обеспечивая Вейдеру невозможность достичь своего сына даже сейчас.

Финальное карающее возмездие Оби-Вана за то, что Энакин бросил вызов джедаям.

Ему пришлось долго ждать, но как он должен был смаковать это ожидание, зная, что его месть обожжет Вейдера со всей яростной силой мустафарского огня. Что он будет продолжать гореть каждый раз, видя сына, потому что не было ничего, что он мог сделать, чтобы изменить это.

Раскаленная волна ярости хлынула через него, сжигая полностью чувство вины и раскаяния, любого признания своей собственной причастности к этому. Только Оби-Ван – все Оби-Ван.
Он не мог простить Энакину то, что тот встал между ним и Куай-Гоном. Никогда не мог признать, что Энакин был более силен, чем он. И он всегда сдерживал его, контролировал и стремился управлять так, как и говорил Палпатин. И когда Энакин вырвался на свободу, Оби-Ван забрал у него все, что имело значение в его жизни.

И вот теперь этот последний беспощадный удар. Нанесенный прямо в сердце Вейдера. С холодным, жестоким расчетом.
Как отчаянно он ненавидел его в этот момент…

Вейдер остановился, неподвижно застыв в богатом, роскошном холле. Черный, похожий на вороново крыло плащ, обвился вокруг; темная фигура, укрытая тенью…
В этот момент - как он ненавидел себя.

.