Название: Into the Storm, первая часть трилогии "The Son of Suns"
оригинал находится здесь: http://www.alongtimeago.org/index.htm

Автор: Blank

беттинг - Jediula
Жанр: Драма/Саспенс, AU с конца пятого эпизода.

Фанф по моему мнению (и не только) является одним из лучших произведений англоязычного фэндома.
Всего 23 главы. Буду выкладывать по мере вычитки.
Прошу сильно тапками не кидаться, это мой первый переводческий опыт;)

Очень интересны ваши впечатления, и мне, и самому автору, которого, конечно же, волнует мнение русскоязычных читателей.





Содержание:

Глава 1 Глава 13
Глава 2 Глава 14
Глава 3 Глава 15
Глава 4 Глава 16
Глава 5 Глава 17
Глава 6 Глава 18
Глава 7 Глава 19
Глава 8 Глава 20
Глава 9 Глава 21
Глава 10 Глава 22
Глава 11 Глава 23
Глава 12 Эпилог

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 8.5.2012, 22:09

17(3)

Что-то менялось.
В пределах Дворца, вокруг него - он ощущал это.

Сидя, съежившись, в морозной темноте своей камеры, в глубоких недрах огромного громоздкого Дворца, далеко от всего реального и существующего, он все же ощущал это.

Все становилось сюрреалистичным; ненастоящим. Он больше не был уверен, когда он находился в сознании, а когда нет. Единственным признаком, отделяющим реальность от кошмаров, являлось то, что реальность запоминалась с трудом, тогда как искривленные кошмары приходили на ум слишком легко.
Тьма, так долго хватавшая его за пятки, выла теперь волком в глухой ночи.
Она коверкала действительность и искажала тени вокруг, окутывая его мысли и его сны, находясь всегда близко и всегда в ожидании… что что-то произойдет.
Она льнула к нему, разжигая его злость и питая его гнев. Питая его страх каждый раз, когда он слышал шипение открывающихся дверей и тяжелый шелест ткани по холодному, твердому полу, когда возвращался его мучитель.

Ведомый кое-чем более сильным, чем истощение, слабость и сломанные кости, он расхаживал по своей камере, как пленный зверь, как запертый в клетку волк - или это был сон?
Что-то Темное и настойчивое и ужасно сильное лежало на его плечах, скрываясь в его тени вне его понимания. Толкающее, давящее, удушающее. Неумолимо близкое к нему - выжидающее своего момента.
Основного момента - точки перелома.

Он не обратится… или он уже сделал это?

Люк осознавал мощь, бегущую в нем, мощь, которую с помощью провокаций вызывал Император. Он знал, что это была Тьма. И каждый раз, когда она так легко приходила в ответ на его злость и негодование, она оставляла небольшой отпечаток в его душе, след, который не мог сжечь никакой свет, момент, проигранный Тьме. Очень много проигранных моментов…
Он отталкивал и отвергал ее.... но в те суровые, дикие мгновения она казалась настолько правой, давая абсолютную ясность среди неистового хаоса.

И теперь он не мог отодвинуть ее. Слишком много моментов - слишком много, чтобы помнить и разделять их. Они сливались в одну, размытую Тьмой, громоздкую массу в его тени, воющую в гнетущей тишине его тюрьмы.

Среди моря смятения в его душе Тьма манила к себе, как штилевой "глаз" в центре самого темного шторма.
Он так долго сражался один против бури - что за один момент спокойствия заплатил бы своим разумом. Своей жизнью. Своей душой. Он отдал бы их охотно, без колебания, если бы Тьма предложила хоть один миг мирного забвения.

Он уже был потерян?

Что-то менялось.

Он очень боялся, что это был он сам.


.


Нестерпимый жар, пробирающий до костей. Он окутывал Люка как одеяло, обещая своей хорошо знакомой, комфортной близостью избавление и убежище. Успокаивал умиротворяющим теплом болезненные мышцы и приносил облегчение от тяжести и изнурения.

Он лежал на спине в пустыне, глядя на звезды и слыша краем уха знакомые бормочущие звуки фермы. Жужжание вапораторов и тихое шипение щитов по периметру. Кто-то пересек внутренний двор внизу, шелестя одеждой по сметаемому песку.
Он медленно моргал, наполненный миром и спокойствием, безмятежно смотря на раскиданные точки искрящегося света в бархатной темноте, далекие солнца, согревающие далекие миры. Песок под его спиной был мягким и податливым, и еще теплым, лишь постепенно отдающим температуру дня. Выжженный двумя солнцами воздух начинал охлаждаться в наползающем объятии ночи.
Открылись двери; звук неизвестного здесь трущегося дюрастила и шорох тяжелой ткани по пермакриту лихорадкой прошли по нему, вытаскивая из теплых воспоминаний, отрывая прочь от жара пустыни и комфорта дома, оставляя холодный, твердый пол под спиной и острую, как нож, боль при каждом вздохе в его избитых мышцах и сломанных костях.

Тяжесть реальности заставила его открыть усталые, «набитые песком» глаза. Он моргнул несколько раз, но налитые кровью глаза никак не могли сосредоточиться на темной тени, присевшей рядом с ним.
Но ему не нужно было видеть, чтобы знать кто это…

- Как ты этим вечером, мой друг? - с пустым, насмешливым состраданием проскрипел голос Императора. - Ты выглядишь усталым.

Люк не потрудился отвечать, медленно мигая и затем позволяя своим покрытым синяками глазам и вовсе закрыться, дрейфуя в тумане голода, жажды, боли и истощения.
Он почувствовал, как Палпатин предупредительно положил ему на грудь ладонь, и напрягся в ожидании.

- Отвечай мне, когда я говорю с тобой, - незлобно произнес Палпатин.

- Вы знаете ответ, - хрипло пробормотал Люк пересохшими ртом.

Палпатин улыбнулся:
- Я хочу услышать его от тебя.

Он наблюдал, как напряглись губы мальчишки в мгновенной вспышке упорства. Люк колебался на самом краю сейчас, мысленно и физически. Его тело было покрыто массой кровоподтеков и ссадин, множеством неизлеченных и кровоточащих ран. Его глаза - те замечательные глаза холодного синего цвета – выглядели теперь мутными и красными от лопнувших сосудов - настолько ужасно, что в одном из них белка не было видно совсем. Его лодыжка была сломана повторно и до ступни ее покрывала темная опухоль. Хотя, так или иначе, он смог бы стоять на ней. Палпатин бесчувственно наблюдал, как затрепетали веки мальчишки, когда тот начал терять связь с реальностью, что вынудило его сильно надавить Джедаю на грудь, призывая к нему Тьму.

Глаза Люка резко открылись, и тело напряглось в ожидании подразумеваемой угрозы. Палпатин знал, что тот не хотел отвечать, но за те двенадцать недель, в течение которых они говорили, неважно о чем, между ними установилась и закрепилась связь. Поэтому даже сейчас, в этом жутком и ущемленном положении, это укоренившееся влияние взяло верх, и, слегка вздыхая, Скайуокер отвернулся, отказываясь от борьбы.

- Как ты этим вечером? - просто повторил Палпатин, словно этого мгновенного неповиновения никогда не было.

- Я устал, - сказал Люк побеждено. - Очень устал.

Не в силах остановить себя, он посмотрел на дверь.

- Да, они там. Ждут, - сказал Палпатин, понимая, о чем думал мальчик - ощущая его беспокойное мрачное предчувствие.

Живот Люка скрутило, грудь обожгло отчаянием; он закрыл глаза, борясь с этим знанием – единственное, чем он мог помочь себе. Но это не остановит их - ничто не сделает этого. Разум оцепенел, не в состоянии справиться с действительностью неотвратимого мучения.

- Я позову их тогда… или мы будем говорить, мой друг? - спросил Палпатин.

Люк колебался, желая задержать неизбежность - зная, что это было бессмысленно, и не в силах поступить иначе.

- Говорить, - наконец, уступил он, прошептав слово в одном покорном выдохе.

- И что мы обсудим? - снисходительно спросил Палпатин, все еще держа руку на груди мальчика.

Люк чуть мотнул головой на жестком полу, слишком усталый, чтобы играть в эти игры.

- Отвечай мне, когда я говорю с тобой, - голос стал низким, резким и требовательным.

- Мне все равно, - прошептал Люк.

- Хм. Вероятно, им нужно войти сейчас, - упрекнул Палпатин. - Да. Так будет лучше.

Люк сжался, отворачиваясь от двери. Он перестал спорить – от этого становилось только хуже.

Он вновь услышал шелест ткани по полу, почувствовал касание плаща на плече - даже оно остро царапало его изодранную, саднящую кожу, заставляя резко отдернуться, что тут же зажгло боль в натянутых и горящих мышцах.
Раздался знакомый звук скребущего дюрастила, и он напрягся, слыша подступающие к нему тяжелые шаги и активируемые силовые пики, их трущее гудение, прорубающее воздух…
Они собрались вокруг… и напали.

.

- Хватит, - спокойно произнес Палпатин, и мир вокруг замер; Люк выпустил удушливый хрип - первый звук с момента, как его начали избивать. Он давно уже не кричал.

- Уйдите, - приказал Ситх, и безмолвная стая охранников вышла из камеры; никакого следа вины, ни намека на сострадание. Только слепое повиновение.

Когда двери, наконец, закрылись, водворилась тяжелая тишина. Палпатин сохранял спокойствие, и Люк слышал только медленный и обрывающийся стук своего сердца, рваное дыхание своих легких… Он тихо лежал, ожидая, когда затихнет ослепляющая боль, хоть немного.

В конце концов, послышался все тот же шелест тяжелых тканей, заставляя Люка затаить дыхание. Но все, что ему оставалось – лежать, свернувшись на запачканном кровью холодном полу и пытаться дышать, дрейфуя где-то между болью и беспамятством.

Палпатин присел рядом и, взяв за плечо, повернул его лицом к себе, возобновляя сводящие с ума разрушительные приступы боли.

- Мы будем говорить, мой друг? - спросил он снова.

- Что вы хотите? – задохнулся Люк в отчаянии и безысходности. В этот момент, чтобы ни хотел Палпатин, если бы Люк мог, он сделал бы это.
Палпатин был невозмутим и рационален, нисколько нетронутый болью, причиненной по его приказу без какого-либо настоящего вызова со стороны мальчишки - он больше не утруждал себя поиском причин или оправданий. Теперь это было лишним.

- Ничего. У меня есть все, что я хочу, - ответил он эхом слов их самой первой встречи. - Что хочешь ты?

Надежду.
Одно слово, отчаянно пришедшее к нему. Все, в чем он нуждался. Но он не сказал его.

- Я могу дать тебе это – только, если ты прекратишь бороться со мной, - сказал Палпатин, и Люк знал, что тот слушал его мысли - меньшего он и не ожидал.

Палпатин мягко убрал пальцем волосы с его глаз - самое близкое к подлинному состраданию действие, что Люк когда-либо от него видел.
- Ты потерян, дитя... но я верю в тебя. В то, кем ты можешь стать. Ты будешь моим самым великим учеником.

Люк не стал отвечать, лежа на боку с полузакрытыми глазами. Что он мог сказать?

Палпатин равнодушно склонил голову на бок.
- Я знаю, что прошу трудную вещь у тебя.

Мальчик перевел на него взгляд, и Палпатин снисходительно улыбнулся:
- Я говорил, что понимаю тебя. Ты так сильно похож на своего отца.

Люк медленно мигал, не собираясь противоречить. Возможно, Палпатин был прав.

- Но эта борьба давно проиграна, мой друг. Ты знаешь это. Ты проиграл ее, как только прибыл сюда. Ты проиграл ее, когда коснулся первый раз Силы, в момент когда ты оставил Татуин, в момент, когда ты родился. В момент, когда твой отец встал на колени передо мной.

Мальчик слабо вздохнул. Но, несмотря на его рассредоточенный взгляд, Палпатин знал, что он слушал.

- Твой отец сделал тебя тем, кто ты есть. Из-за него ты будешь служить мне - и ты знаешь это, - Палпатин выжидающе замолчал, однако его Джедай только закрыл глаза. - Но я понимаю тебя - я знаю, почему ты делаешь это, даже если ты сам не понимаешь себя.

Мальчик открыл глаза, и Палпатин вглядывался в них, настолько апатичные и блеклые теперь, казавшиеся серыми на фоне темных ушибов. Но он был уверен, что они зажгутся снова и станут яркими и холодными, как всегда. Его Джедай боялся сейчас, боялся коснуться Силы - напуганный отвечающей ему Тьмой.

Настолько близкой теперь…

- Ты борешься, потому что именно для этого ты был рожден, дитя. Ты борешься, потому что это в твоей крови. Ты борешься, потому что не знаешь, как остановиться, - Палпатин мягко покачал головой, снисходительно продолжая говорить дальше. - Но у тебя больше нет ничего, за что бороться, мой друг - поэтому ты просто борешься против. Потому что это все, что тебе осталось. - Он взял мальчика за подбородок, поднимая к себе его оцепенелый взгляд. - Позволь мне дать тебе что-то, стоящее борьбы. Что-то, стоящее любой цены, любого риска.

- Что? - утомленно и осторожно пробормотал Люк.

- Мощь, - прошептал Ситх со вспыхнувшими глазами.

- Я не хочу этой мощи, - безнадежно слабо отказался мальчик.

- Она уже есть у тебя, дитя, - произнес Император, с напускной заботой вытирая кровь на его лице. - Она уже свободна. У тебя больше нет выбора не использовать ее. Так же, как нет выбора не дышать.

- Я могу выбрать... остановиться. Закончить это, - прошептал он.

Палпатин только покачал головой:
- Ты знаешь, что я никогда не позволю тебе этого, мой друг. Ты стоишь слишком дорого мне.

Он вновь вытер медленно сочащуюся кровь из глубокого рассечения над глазом мальчика – тот нисколько не вздрогнул; казалось, он вообще больше не замечает подобного.
- Ты никогда не мог позволить это себе. Я говорю тебе - ты родился для борьбы. - Палпатин улыбнулся, держа испачканную алую руку перед теми потерянными голубыми глазами. - Это в твоей крови.

Он опустил руку, но Люк не двигался, не говорил, вся сила для борьбы оставила его.
Да, он чувствовал это, завывание первобытной неукротимой мощи, более сильной, чем любой шторм, зовущей, чтобы он использовал ее, обертываясь вокруг него, как тяжелый плащ, - давая власть над собой и душа одновременно.
Вся надежда покинула его в этом проклятом месте, отдавая теням его разум и душу. Он так давно был брошен и оставлен здесь. Один против всех атак на него. И стало слишком трудно держать свет внутри себя. И медленно, постепенно, делая едва заметные коварные шаги, создавая трещины и провоцируя ведомые гневом вспышки, Палпатин отрывал этот свет от него… пока вокруг не остались только тени.

Он принадлежал им теперь, и Тьма окутывала его, признавая своим созданием.
И Император знал это.

.


Они были вокруг, Лея чувствовала это - повсюду вокруг нее. Приближались. Охотничий клич стаи в темноте. Она не видела их, только слышала, слышала их дыхание, когда они бежали по сторонам от нее, звериное ворчание в черной как смоль ночи, и вспышки глаз в тенях.

И затем она вновь оказывалась у края каньона, снова и снова, так же как было раньше, скользя ногами и взрывая выбоины в мягком песке, распыляемом в пропасть бездонного колодца.
А стая приближалась, с тяжелым частым дыханием во тьме, подталкивая ее к ужасающему падению…

Тело Леи дернулось от сна настолько яростно, что Хан вскочил, хватаясь с криком за лежащий всегда под подушкой бластер.

- Что…?

Лея сдавленно зарыдала, и Хан понял, что ей снова приснился кошмар.

- Эй, ты в порядке? - мягко пробормотал он, обнимая ее.

Но она уже уклонялась от его рук, соскальзывая с кровати и закутываясь в покрывало в ночном холоде корабля.

- Все хорошо. Это был просто… - она не договорила, но ему это и не было нужно. Он знал, что ей снилось.

Каждую ночь теперь - каждую ночь они приходили в ее сны...

.

.

Дни проходили в сплошном пятне боли. Никакой передышки. И всегда охранники - умы, наполненные насилием и враждебностью. И затем Император, проклинающий и умасливающий, капризный и изменчивый - решительный, злобный, жестокий.

И опять охранники.

И потом другой день, точно такой же, как предыдущий.

И еще один.

И еще.

Сны стали острыми и колючими, как когти, рвущие его здравомыслие, как ногти Императора, царапающие кожу, когда он проводил костлявыми пальцами по его запутавшимся волосам.


.


Ослепительно белый свет кровоточил выгоревшими от солнца воспоминаниями о Каньоне Нищего, грозно вырисовывающимся среди далеких дюн Татуина.
Снова ребенком, не старше девяти-десяти лет, Люк сидел на самом краю пропасти, свесив ноги с отвесного обрыва, и пинал пятками стену каньона, сбивая мелкие камешки, резко падающие в глубокую тьму находящегося далеко внизу разлома в безжизненной, холодной скале, никогда не видящей дневного света.

Сверху упала тень - обжигающая жара немедленно сменилась прохладой - и он повернулся, жмурясь от ярких венцов двойного солнца. Он увидел позади незнакомого мальчика своего возраста - хотя его одежда, обсыпанная песком пустыни, была похожа на одежду Люка, и копна каштановых волос выцвела под солнцами точно так же, как у него.

Он не смотрел на Люка, он смотрел дальше, всматриваясь в глубину пропасти, полностью очарованный...

В болезненном любопытстве Люк наклонился вперед, пытаясь увидеть то, что так захватило внимание мальчика...

Глубокий каньон упал в жуткую темноту, поднявшийся ветер хлестал раскаленный песок, закручивая его в вихри. Он оглянулся, но мальчик уже ушел, а солнечное небо сменилось ночным, со вспыхивающими на черном бархате знакомыми звездами.

Далеко внизу он услышал бросающее в дрожь завывание, дикое и первобытное, заставляющее всматриваться в дно каньона, где текла быстрая река, вытеснившая столетние сухие камни; звезды искаженно отражались в ее чернильных глубинах, а волны выбрасывали по краям белую пену - далекая черная лента на фоне красной ржавчины высоких стен ущелья.
Ветер яростно завопил, сшибая и толкая его вперед, не давая никакой возможности схватиться за скользящий под руками песок.

Он упал с горного хребта, летя вперед с протянутыми руками и отчаянно крича в надежде, чтобы хоть кто-то услышал его.
Во время падения он перевернулся лицом к ночному небу, и весь его мир, вся его жизнь сжимались к далекой, узкой прорези между границами каньона в приближающемся все громче и громче реве реки...

Тяжелый, сокрушительный удар потряс его тело, когда он плашмя упал в ледяную и темную, как чернила, воду, моментально теряя небо в ее глубинах -
Задержать дыхание...
Однако его тянуло глубже, оставляя убегающий след жемчужных воздушных пузырьков -
Не дышать…
Вниз; замораживающая, окутывающая тьмой вода давила на него, несмотря на все его усилия бороться с ней-
Не дышать…
Вниз… давно ушедшая действительность, ноги, пинающие пустоту, без надежды всплыть наверх -
Не дышать... еще секунду...
Легкие горели, ни верха, ни низа, ни неба, ни света, только черная смоль -
Еще одну секунду…
Грудь поднялась в отчаянии, чтобы втянуть воздух; пальцы протянулись, чтобы найти что-нибудь... хоть что-то -
Только еще секунду...
Легкие сжались в борьбе -
Не дышать…
Не...

Дышать -

Он закрыл глаза от усталости и головокружения… и прекратил бороться, прекратил сопротивляться, прекратил надеяться.
В удушье он потянул воздух - и только темная вода ответила ему, затопляя легкие и давя на него, как камень… и все остатки надежды ушли с этим вздохом, вытесненные чернильной, ледяной водой -

Он закрыл глаза и тонул…


.


Лея вскочила в кровати, цепляясь за простыни и судорожно сильно вздыхая от наступившего удушья; отчаянная, безрассудная, испуганная.

- О! Все хорошо! Все хорошо, Лея. Все хорошо… - Хан поднялся и обнял ее, пытаясь привести в чувство, пока она в панике ловила ртом воздух. Голос его был потрясенным и успокаивающим одновременно. - Все в порядке, - повторил он много раз. - Все в порядке, Лея. Все хорошо... Все хорошо. Никто не причинит тебе вреда. Никто не сможет сделать этого. Ты в безопасности... ты в безопасности... в безопасности.


.
.
.


Его встряхнули от сна, посадив вертикально, пока он силился открыть глаза, затем бросили вниз.
Пытаясь защититься, он сразу свернулся на полу, зная, что это не поможет, и слыша шипящее гудение силовых пик.
Первый удар последовал сразу же, как он упал - по пояснице, заставляя и без того больные мышцы яростно сокращаться. Второй обрушился на плечо, еще два – по рукам, сводя тело спазмами и выбивая из легких воздух. И слишком много ударов потом. Слишком много, чтобы различить по отдельности. Только сплошная боль, неукротимая, жестокая, острая, забирающая дыхание и пронзающая разум.

- Хватит, - голос Палпатина, невозмутимый, спокойный, холодный.

Хватит

Воздух встал в горле, мышцы продолжали непроизвольно сокращаться.
Громче, чем крик, - шелест плаща по гладкому полу, близкий как никогда.

У головы шаги остановились; воцарилась тишина.
И опять шорох одежд, касающихся пола рядом с ним.

- Джедай?

Он не мог говорить.

- Джедай? - рука очень мягко провела по его лицу и волосам, заставляя вздрогнуть.

- Им нужно продолжить?

Он не мог говорить, и только окровавленные губы изрекли все тот же ответ:
Нет

- Думаю, им нужно вернуться, - голос стал жесткий, разочарованный.

Нет, Мастер, - беззвучно шевельнулись в тишине губы.

Он ощутил улыбку, наслаждение.

- Это было так трудно, мой друг?

Долгая тишина, тяжело бьющееся в груди сердце.

- Это было так трудно?

Нет. - Губы едва двигались.

Опять молчание. Он пытался дышать, игнорируя боль и сглатывая кровь, пока она не задушила его.

- Мне нужно уйти, мой друг? Ты хочешь, чтобы я ушел?

Да

- Тогда я оставлю тебя. С ними.

Тяжелый, черный плащ оцарапал лицо Люка.

Нет, подождите...

Палпатин шел не оглядываясь -

- Нет… Мастер! -

Шаги слегка замедлились, и потом вновь начали удаляться.

- Пожалуйста! -

Они остановились. Люк потянул воздух, в безумном отчаянии находя силы для голоса, хриплого, ломаного:

- Нет, Мастер. Пожалуйста… не уходите.

Та повторная улыбка обожгла его разум. Он не должен был видеть ее, не должен был слышать ее в голосе Ситха. Она сожгла его душу.
- Я никогда в самом деле не оставлю тебя, мой друг. Никогда больше.

Его Мастер развернулся и направился назад, шурша тем черным плащом, посылающим дрожь по его спине; присев рядом он заговорил чуть слышимым, чарующим голосом:
- Ты хочешь, чтобы они остановились? Ты ненавидишь их за то, что они делают тебе? О, как сильно ты должен их ненавидеть. Как сильно бояться. Как легко ты позволяешь им контролировать тебя.

- И как легко ты можешь остановить их –
Это было только для него одного.

– Это - мой подарок тебе, мой друг. Тот, который я не мог дать тебе раньше этого момента. Подарок свободы.

Люк знал, что эта свобода была также рабством. Но это больше не было важно.

- Однако я не могу вручить тебе ее, мой друг. Ты должен сам взять ее. Она находится повсюду вокруг тебя, лишь ожидая, когда ты призовешь ее, беря под свой контроль. Но ты должен сделать это. Ты один.

Голос его Мастера перешел к шепоту, когда он наклонился к Люку, болезненно проводя пальцем линию по его запачканной в крови щеке.

- Призови ее к себе. Только ты один можешь закончить это.

И затем его Мастер встал и пошел к дверям, и Люк знал, что теперь ничто не помешает ему уйти. И что, когда он уйдет...

Двери закрылись, лязгнули замки, и охранники вновь окружили его.

Нет... не опять… не снова...

- Хватит -

Гнев и страх хлынули в него, и Тьма ответила, мощная и знакомая, идя по огненному следу, вспыхнувшему в его разуме-
И он не отодвинул ее. Не сдержал.
Никакой случайности, никакого мимолетного промаха.

Он открыл себя ей, открыл свои ум и душу, позволяя наполнить себя-

Безошибочная ясность; знание абсолютной, безоговорочной мощи. Никаких ограничений, никаких последствий. В ожидании, что ее используют, указав направление и цель, она кричала об освобождении-

Воздух был заряжен, как в момент перед ударом молнии-

Сверху к нему надвигалась силовая пика - так медленно - очень медленно - как будто само время поклонилось Тьме. Люк изогнулся и легко поймал прямолинейный наконечник. Заряд прошелся по его руке, но удар был поглощен Тьмой; боль по-прежнему ощущалась, но она не имела больше значения. Его гнев обошел ее, сужаясь к абсолютному центру.

Он направил Тьму к человеку, держащему пику, и ударил его Силой, разрывая одновременно во все стороны. Органическое тело издало звук, похожий на треск шелка и водяной взрыв, наполняя пространство алым ливнем.
И человека не стало.

Тьма продолжала литься в него, неукротимая и свободная, и он дал ей цель.
Голова вскинулась, глаза дикие.

Охранники отпрянули от него, и он перевернулся на полу, вставая на ноги. Сила мчалась через него, не останавливаясь, давая жизнь разорванным мышцам, сплачивая сломанные кости, отбрасывая все раны и прорываясь через истощение и боль. Он ощущал их страх, и это только накормило его желание мести. Люк не смотрел на них, ему это было не нужно - Тьма пронеслась со скоростью мысли, от человека к человеку, от трупа к трупу.

Он прорвался сквозь них, как торнадо, как пожар, отдав каждый последний клочок контроля неистовой яростной мощи. Молниеносное возмездие, холодное, жестокое и беспощадное.

Когда в живых остался только один, колотя в дверь в поиске спасения, он сделал паузу…
И медленно повернулся. В кровавой маске лица сияли холодные и синие глаза, похожие на сумеречный лед.

С абсолютным спокойствием он обернул Тьму вокруг гвардейца, заставляя того взглянуть ему в глаза, держа его пронзающим взглядом несколько секунд, давая время понять...
Затем его глаза стали жестче, и Тьма ответила тем же; он сжимал ее очень медленно, сдавливая кости и легкие хрупкого тела, не спуская взгляда с тех испуганных глаз, пока жизнь внутри не перестала существовать.

Он отвернулся и пошел прочь, полностью скручивая Тьму внутри себя; искаженная улыбка удовлетворения чуть подернула окровавленные губы.

Очень тихо он сел на одинокий стул; охваченный холодным спокойствием и странно далекий от кровавой расправы вокруг - от влажных стен испещренных темно-алым цветом, от резкого металлического запаха свежей крови в воздухе.

Где-то глубоко внутри совесть завопила в ужасе, когда он содрогнулся в мгновенном понимании того, что сделал. Но он призвал к себе Тьму, и она успокоила его, как бальзам, душа внутри тот крик.

О, и как хорошо он себя чувствовал.


.


Палпатин стоял в тенях коридора, прикованный к месту этим потворствующим ему вознаграждением; наслаждением от достижения этой заключительной, так долго предвкушаемой им цели. Такая мощь; такая адская агония была выпущена. Это был необыкновенный момент, превосходящий все его ожидания, стремительный и дикий, жестоко поэтичный, совершенно захватывающий и приводящий в восторг.

Его павшему Джедаю потребовалась меньше минуты, чтобы убить их всех.


.


Люк тихо сидел на стуле, замкнутый и окруженный Тьмой. Мощный, властный и излучающий силу.
Его Мастер вошел в комнату в пылком экстатическом чувстве от своей победы, упиваясь неистовой мощью, циркулирующей вокруг. Она рикошетила между ними, от одного к другому, возрастая и увеличиваясь от их близости.
И сейчас, только сейчас, он понял, почему.

Тихо посмеиваясь, его Мастер прошествовал через кровавую сцену. Костлявые белые пальцы прошлись по волосам Люка, оставляя жгучие следы Тьмы при соприкосновении – мощь одного резонировала с мощью другого.

- Ты родился в этот момент, мой друг. Если когда-либо ты будешь сомневаться, помни это. Помни то, к чему ты способен. Теперь нет ничего вне твоей досягаемости.

Сильные пальцы сжались в кулак, и голова Люка дернулась назад.
- Ничего, кроме меня. Ты должен понимать это.

Это было сказано, как заявление безусловного факта. Но Тьма шептала о его страхе - шептала правду.
Люк мгновение держал пристальный взгляд на глазах своего Мастера, обдумывая… И затем опустил его в подчинении - пока.
- Я понимаю.

Он почувствовал себя резко усталым; тело начало оседать. Боль, так легко незамечаемая раньше, сейчас волнами нахлынула на него снова. Зрение затуманилось, становясь расколотым и размытым, дыхание стало рваным.

Но Люк ждал.

Он отчаянно хотел спать, отдохнуть. Но он ждал, пока его Мастер не даст ему позволения на это. Он ждал бы, сколько потребуется.

- Отдохни теперь, Темный Джедай -

С абсолютным облегчением и спокойствием Люк упал во Тьму, позволяя ей полностью окутать его своим холодным объятием.
Смутно он чувствовал на щеке руку Мастера и ощущал его смех в своем разуме.

И потом это тоже ушло, осталась только Тьма.