СТАРИК

Как-то неожиданно и очень незаметно, где-то в последние лет -дцать, Никита Сергеевич Михалков… состарился. Нельзя сказать, что в его сегодняшние 64 года, да еще и при столь напряженном и выматывающем роде деятельности это странно – иные режиссеры до такого возраста и не доживали. Но обиднее всего то, что свою старость осознает и сам Михалков, в последнее время всеми силами стремящийся не исчезнуть в новом российском кинематографе, не потерять былое влияние и власть, удержать железной котовской перчаткой утекающий сквозь пальцы песок времени. И потому с неким чувством щемящей боли приходится наблюдать за тем, как неглупый и талантливый автор снимает фильмы, цель которых – доказать (в первую очередь, самому себе), что он еще что-то может. Может выбивать из правительства четыре десятка миллионов долларов на постановку. Может собирать многотысячную массовку. Может устраивать масштабные пиар-кампании и премьеры в Кремле. Может снимать «великое кино о великой войне», доказывая свое собственное величие.

Ведь теперь уже всем известно, благодаря откровениям самого Михалкова, что «Предстояние» он задумал после просмотра «Спасти Рядового Райана» Стивена Спилебрга (к слову, всего на год моложе Михалкова) в далеком 1998 году. «Восстановление исторической справедливости» - такова, согласно Михалкову, его мотивация. «Зависть старика» - демонстрирует иной повод создания «Предстояния» сам фильм.

Это можно заметить уже в общей форме фильма – подчеркнуто эпичной, неоправданно затянутой, предельно натуралистичной. Будто Михалкову было важно сделать фильм с массовкой на одну сотню людей масштабнее, с большим количеством взрывающихся танков и падающих самолетов, с хронометражем хотя бы на десять минут длиннее (а еще и в двух частях!). И неважно, что такой размах убивает в сюжете практически всю драматургическую логику. Так, скромный десятиминутный эпизод с бомбой, падающей на церковь, следует за кульминационной получасовой резней где-то под Москвой, которая явно просится на место финальной сцены. Михалков, конечно, в фильме пытается объяснить это хронологическим порядком: мол, битва в 41-м, церковь в 42-м. Но, во-первых, «Предстояние» - это не документальный фильм, требующий свято соблюдать порядок исторических событий; а во-вторых, режиссер все равно этот порядок не соблюдает, бросая действие из одного года войны в другой и обратно через третий.

Кажется, лучше всего новому фильму Михалкова (как, впрочем, абсолютному большинству современных масштабных отечественных проектов: от «Адмирала» до «Турецкого Гамбита») подошел бы телевизионный формат, по часу в день. Тут и рваность повествования не вызывает столь резкого отторжения, и хронометраж можно делать сколь угодно великий, и битвы показывать самого разного масштаба и настроения. Но старческие амбиции режиссера «великий телесериал о великой войне» не удовлетворит, пусть даже он будет самым дорогим на постсоветском пространстве. Телевидение быстро забывают - кино остается в веках. А потому Михалков, заставляя зрителя плотнее сжать зубы и закрыть глаза на отсутствие четкого сюжетного развития, выпускает на него сравнимую по мощности и хаотичности с брандспойтной струю из сцен, шумов, спецэффектов и актеров первого ранга на ролях, где мог сгодиться любой талантливый статист.

Но режиссер не без оснований решил, что безликий статист не вызовет у зрителя столь сильных эмоций, если это он (а не Андрей Панин) будет мочиться в штаны от страха перед раскрытием его «нежелательного» брата; если это ему (а не Валерию Золотухину) оторвет голову шасси самолета и разнесет мозги по палубе; если это его (а не Сергея Гармаша) ноги, оторванные по колени, будут красить кровью морскую воду. Да, в «Предстоянии» не жалеют даже известных актеров, а рядовое «мясо» и вовсе гибнет с пугающей скоростью. Михалкову все же хватает такта и хоть немного, но сохранившегося чувства стиля, чтобы оставлять за кадром наиболее кровавые эпизоды, но даже с учетом того, что зрителю не показывают, как эффективно саперская лопатка крошит голову немецкого захватчика, оставшегося хватает с лихвой. Голая немецкая задница, голая советская грудь, мясо на гусеницах танка, оторванные руки и ноги крупным планом – можно было все это не показывать, но все равно продемонстрировать жестокость и бесчеловечность войны, что было подтверждено не одним десятком классических военных фильмов 60-70-х годов.

И даже натурализм можно было бы простить, если бы Михалков не лукавил. Беда, увечья и смерть красочно настигают второстепенных персонажей и массовку, но обходят стороной всех главных героев и «особ приближенных», вроде белобрысого зека-белоруса в исполнении усердно коверкающего язык Дмитрия Дюжева и Артура Смольянинова, нацепившего на спину дверь для защиты от пуль. Неуязвимость экранных Михалкова и его дочки порой доходит до абсурда: Наденьку (повзрослевшую и внезапно обнаружившую полное отсутствие актерского таланта) спасает от настырного немецкого самолета молитва, по произнесении которой пилот совершает глупейшую ошибку и роняет машину в воду; а ее отец после столкновения с танком выбирается из-под земли, засыпавшей его, как всамделишный ромеровский зомби. Михалков вообще в фильме на редкость часто спасается в последний момент, иногда волей случая (бомба зацепилась за паникадило и дала время сбежать из храма до взрыва), иногда собственной ловкостью (спортивный прыжок через забор в той же сцене или профессиональное «восхождение» по грузовику на крышу барака в начале).

В столь частом спасении от смерти можно усмотреть еще одно доказательство того, насколько Михалков не хочет признавать свою старость и близость приближающегося конца. В «Предстоянии» он ничего не боится, всех ободряет, над всем смеется, на все способен, даже если вокруг него огонь и смерть. Впрочем, столь же вероятно, что такая неординарная выживаемость главного героя - суть штамп, дань жанру. А штампов и банальностей в «Предстоянии» немало, что является еще одним признаком все большего старения Михалкова как режиссера и сценариста. Взрыв моста именно в тот момент, когда на нем находится наибольшее количество людей – штамп. Взрыв пароходика со вздорной дамочкой и бюстами Сталина – штамп. Молоденькие радостные необстрелянные курсанты, глупо и бессмысленно гибнущие в первом бою – штамп. Стреляющийся командир штрафников, проваливший приказ сверху – штамп. Затворившие окна и двери жители поселка, не желающие спасти Надю от немцев – штамп. Расстрел цыган, в ходе которого выживает лишь оставшаяся на безопасном расстоянии маленькая девочка – штамп. Даже финальный медленный-медленный подъем-отъезд камеры с затемнением – и то штамп.

При этом в картине есть несколько сцен необычных, дающих понять, что Никита Михалков когда-то был действительно сильным режиссером. Длинный напряженный план, во время которого камера медленно движется вдоль винтовки к глазам солдата и обратно к курку. Перестрелка в сумрачной синеве, где страшно уже оттого, что не видно ни своих, ни чужих. Сцена с тикающими часами на руках только что перебитых курсантов. Создается впечатление, что Михалков мог бы снять крепкий военный фильм «Предстояние»…

…Если бы не снимал «Утомленных Солнцем 2», не цеплялся по-стариковски за прошлые достижения (как свои, так и чужие). Как батальное полотно «Предстояние» еще можно воспринимать, но как продолжение сильной и глубокой драмы оно не только не смотрится, но и извращает оригинальную ленту. В «Утомленных Солнцем 2» главный герой не комдив Котов – тот не был настолько примитивным и двухмерным героем, и его не окружали плоские персонажи без личности и истории. И Надя – это маленькая девочка, искренне верящая в торжество коммунизма, а не медсестра, устраивающая сеанс стриптиза на морозе для умирающего танкиста на фоне иконы. «Утомленные Солнцем» были фильмом образным – образ танков у поля, образ красного шара, апокалипсический образ людей и собак в противогазах, образ заблудившегося грузовика - а в «Утомленных Солнцем 2» образов практически нет, а те, что есть, донельзя просты.

Михалкова можно попытаться оправдать: «Утомленные Солнцем 2» - фильм гораздо более массовый, рассчитанный на самую широкую аудиторию и ставящий перед собой совершенно другие цели. И, если подумать, массам-то он как раз понравится: зрелищность и дороговизна для большинства посещающих кинотеатры важнее, чем связность и глубина сюжета. Но стоит ли это массовое признание и игры с гигантским бюджетом столь сильного творческого и личностного падения? Ответ, в конечном счете, и определяет возраст кинематографиста. Михалков, сняв «Утомленные Солнцем 2. Предстояние», ответ получил. Он богат. Он влиятелен. Он амбициозен. Он завистлив. Он банален.

И его это не волнует. Он старик.