Перед важными мероприятиями мне всегда снятся очень четкие и насыщенные сны – по-видимому, раззадоренный работой мозг с удовольствием продолжает свою деятельность и вне подготовки к экзамену. Мне же лучше.
Сегодня ночью меня пригласили на пробы к Александру Сокурову. Казалось бы, что может быть проще – всего лишь прочитать свою сцену под пристальным режиссерским взглядом? Но мой радостный пыл испарился, когда я понял, что на этот раз арабовский сценарий написан неожиданно сложным языком, а главное – некоторые фразы представлены в неизвестной мне кодировке. Например, названия цветов не были прописаны – в сценарии просто даны изображения этих цветов, и мне необходимо было вплести их в реплики, как ни в чем не бывало.
-Неужели Вы не знаете? – разочарованно и сурово посмотрел на меня Сокуров.
-Я просто не понимаю, - стыд смешался во мне с чувством острого раздражения, - Знаете, я ведь и сам по основной профессии пишу; так вот, я все-таки стараюсь, чтобы человек, читая мой текст, смог его понять.
Ответа на свой выпад я не стал дожидаться и ушел в другую комнату – да и не дождался бы: Сокуров, похоже, тут же потерял ко мне интерес. Через несколько секунд совесть все же взяла надо мной верх, и я понял, что должен вернуться и хотя бы извиниться. Что бы ни было. Однако, когда я заглянул обратно в комнату для проб, режиссера в ней уже не было. Я точно был уверен, что другого выхода из нее не было – так куда же испарился Александр Сокуров?
После пары минут бесплодных поисков я вдруг заметил, что зеркало на стене висит несколько криво. Поправив его, я активировал скрытый в стене механизм, и на моих глазах зеркало открылось, словно дверь. Я прошел сквозь портал и с удивлением понял, что оказался в совершенно другом времени, совершенно другом мире. За моей спиной больше не было ни комнаты, ни самого павильона – а было огромное бирюзовое озеро, по берегам которого возвышались горы, пронзая своими верхушками облака. Сам я стоял на старом, но прочном деревянном пирсе, который вел к массивному замку. Его темно-серые показались мне неисправимо мрачными, несмотря на яркий чистый день, исполненный света – такой свет бывает, наверное, только в озерных краях Германии и Швейцарии. Так значит, сюда уходит от мира режиссер Сокуров? Осторожно ступая, я направился внутрь.
Внутри замок оказался намного мрачнее, чем я ожидал. Сокуров словно намеренно экономил на свете и отоплении, поддерживая в коридорах промозглую дымку. Тем не менее, в каждом зале мне неизменно встречались люди – они были хорошо одеты, держали в руках бокалы и держали себя с тем высоким достоинством, которое позволяло им сохранять улыбку, даже если сами они и не были счастливы в столь давящей обстановке. Или же это только мне она казалось давящей? Чем бы ни было это мероприятие, я попал на него совершенно случайно и ощущал свою бесконечную отчужденность от всех этих дам и господ.
Наконец, я нашел хозяина замка – Сокуров был окружен почитателями и друзьями, с которыми он тихо и неторопливо о чем-то беседовал. Прерывать его сейчас, тем более, у всех на виду, было бы с моей стороны верхом неприличия. Что ж, придется подождать – и я вернулся в один из предыдущих залов, где столы ломились от фруктов и вин. Доступ к ним, видимо, был неограниченный, но почему же я чувствовал себя столь неловко, отломив веточку красной смородины, будто своровав ее? Мне боялся, что один из великосветских гостей заметит мое «преступление», и так оно и случилось. Одна из дам бросила на меня высокомерный взгляд:
-Молодой человек, ну что же Вы? Даже хлеба не взяли. Смородина отлично идет с черным хлебом!
Залившись краской, я поспешно ретировался, засунул «улику» в рот и разжевал ее. Кислота взбодрила меня и привела в чувство – поэтому, когда ко мне неожиданно обратилась еще одна гостья, мне не было нужды неловко убегать и от нее. Женщине, казалось, не было еще и тридцати, ее русые волосы, спадая на плечи, только подчеркивали овал привлекательного лица. Я вдруг представил ее яркой свечой посреди замкового мрака – и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ. Слово за слово, мы разговорились, и уже через несколько минут меня покинула вся стыдливая неловкость, я позабыл и о гнетущей обстановке, и об извинениях за свое хамское поведение и даже о самом Сокурове.
Поэтому, когда хозяин пригласил всех к выходу для вечернего представления, я даже не подумал задержаться. Мы вышли на тянущийся до самых гор зеленый луг на берегу озера, уже освещенного багряным закатом. Небо прорезал, оставляя за собой розовый след из облаков, какой-то объект, направляющийся к пикам на противоположном берегу. Гости подняли головы, некоторые вытянули руки и начали отслеживать траекторию его движения своими указательными пальцами. Меня вдруг осенило: перед нами – ракета. Неужели в этом заключается сокуровское «представление»? И что будет, когда она достигнет цели? Воображение нарисовало картину ядерного взрыва, дымный гриб, поднимающийся над горами, слепящий свет и огонь, за мгновение уничтожающий всех нас: меня, мою неожиданную спутницу, Александра Сокурова и его замок посреди этих чудесных лугов.
Но нет – ракета скрылась за одним из пиков, а секунду спустя из глубины гор раздался приглушенный грохот. Одна снежная шапка, словно испугавшись, осыпалась вниз, но в остальном ничего будто бы не изменилось. Невидимую цель поразил неизвестный стрелок – впрочем, скоро он раскрыл себя: в небо над замком ворвался реактивный истребитель, а за ним еще два. Все трое начали нарезать круги и петли к радости зрителей, не ожидавших подобного авиашоу. Несколько минут спустя ведомые, наигравшись, улетели за горы, а главный истребитель развернулся для финального трюка. Он должен был пронестись над самой кромкой воды, подняв багровые брызги к последним лучам заходящего солнца.
Но что-то пошло не так. Самолет накренился и стал ощутимо заваливаться на одно крыло. Отклонившись от озера, он пронесся у нас над головами, всколыхнул траву на лугу и на огромной скорости врезался в деревянный замковый сарай. Моя знакомая бросилась вверх по холму, по-видимому, надеясь помочь пилоту. Я хотел было поспешить вслед за ней, но пятка как некстати выскочила из слишком большого ботинка. Припрыгивая на одной ноге и пытаясь вернуть непокорную обувь на ее должное место, я направился через луг к месту аварии. Но тут раздался взрыв – и постройку охватило пламя. Моя спутница остановилась и взмахнула руками, я прикрыл глаза ладонью. Огонь взметнулся в темнеющее небо.
Когда все кончилось, многие гости уже разошлись, а хозяина не было видно – скорее всего, Сокуров ускользнул через портал так же, как до этого появился. Я понимал, что должен последовать за ним, вернуться в свое время, свою реальность, и оставить альпийский сон за покосившимся зеркалом. Но что-то все же удерживало меня – моя русая спутница взглянула на меня и сказала всего одно слово:
-Пойдем?
И мы пошли, столь близко друг другу, что я мог легко представить себе тепло ее спины, которое, если бы она остановилась на мгновение и прислонилась ко мне, я почувствовал бы у своей груди, под которой билось, раззадоренное важностью момента, сердце. Чем больше я глядел на нее перед собой, тем сильнее в голове моей роились вопросы. Стоит ли она того, чтобы остаться здесь, в чужом для меня мире? Да и так ли уж плохо продолжить свою жизнь не там, а тут? Но готов ли я к столь серьезному шагу – не столько ради нее, сколько ради себя?
Нужно было что-то предпринять – и быстро. Пока мы дошли до близлежащей деревушки, ночная тень уже плотно окутала мир вокруг нас, и я не мог знать, долго ли еще пробудет открытым портал. Я попросил ее остановиться. Она развернулась и посмотрела на меня. Я несколько секунд просто стоял и разглядывал это лицо, заново взвешивая все те вопросы, что не оставляли меня с того момента, как мы покинули замок. Наконец, я понял, что мне нужно ей сказать нечто важное.