Идея, наверное, не оригинальна. В таком случае, автор может лишь утверждать, что правда не знаком с многочисленными аушками на эту тему.

«У джедаев нет кошмаров».

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Энакин Скайуокер впервые сказал себе эти слова. И с каждым разом всё сильнее осознавал, что лжёт.

Когда Энакин впервые увидел страшный сон, в котором мама упрекала его за то, что он её бросил, он испугался, но не придал этому значения. И теперь, спустя много недель, сны стали повторяться. Разные сны: то мама скрывалась в вихре песчаной бури, то развеивалась, как погасшая голограмма, то её затаптывали копыта огромных бант. Одно было общим – она всегда звала его на помощь. А он лишь кричал: «Мама, я иду!», но не мог пошевелиться, не мог сдвинуться с места.

Энакин не мог понять смысла этих снов. Он знал одно: должно случиться что-то страшное. Если уже не случилось.

Все его кошмары всегда сбывались.

Сегодняшний сон оказался ужаснее всех прочих и заставил его подскочить на узкой корабельной койке. Энакин вытер со лба холодный пот, пригладил торчащие волосы. Воспоминание было столь живым, что стояло перед глазами, точно качественное головидео.

Мама парила в воздухе, под двумя палящими татуинскими солнцами, и протягивала к нему руки, с пальцев которых сыпался песок цвета крови. Её губы не шевелились, но крик: «Энакин, помоги!» звучал так надрывно, что, казалось, сотрясал пустыню и само небо. А потом лицо её поплыло, словно кто-то растянул в стороны уголки её глаз и рта, как порой балуются дети, только выглядело это не смешно, а страшно. Фигура мамы превратилась в бесформенную буро-коричневую тень и рассыпалась брызгами песка. На этом Энакин проснулся.

С трудом угомонив бешеное сердце, он заставил себя собраться и подумать. Сомнений нет, это не просто кошмары. С мамой скоро произойдёт – или уже произошла – какая-то беда, и она зовёт его на помощь. Он не может медлить, он должен отправиться к ней. Но как?

Говорить учителю бесполезно, у того всегда один ответ: мало медитируешь! Кроме того, Оби-Ван скорее лопнет, чем отклонится от положенного маршрута хоть на тысячную долю парсека. И хотя задание их уже выполнено и ничто не мешает прямо сейчас сменить курс и направиться на Татуин, он ни за что не согласится.

«Эх, а вот Квай-Гон бы сразу согласился!» - подумал Энакин, но сразу же одёрнул себя. Джедай не фантазирует и не мечтает о том, чего не может быть, джедай действует так, как нужно здесь и сейчас. Сила подсказала ему, что его мать в опасности, возможно, в смертельной. Значит, он отправится на выручку.

Вопрос, как именно, по-прежнему тревожил Энакина, пока он спешно одевался и проверял снаряжение на поясе. Подумав, он вытащил из кармана следящий маячок и положил на полку у кровати – теперь учитель не сможет отследить его. А в голове понемногу зрел план.

Энакин вспомнил, что говорил Оби-Ван перед тем, как отослать его отдыхать. Перелёт сулил быть долгим, и кораблю требовалась дозаправка. Поэтому придётся остановиться на одной станции, которая как раз располагалась на Триеллуском торговом пути. И пока учитель будет возиться, он незаметно выскользнет из корабля и отыщет себе подходящий транспорт.

Теперь оставалось самое трудное – ждать. Но на сей раз терпение Энакина оказалось вознаграждено: план сработал идеально.

Перед остановкой Оби-Ван не поленился навестить ученика, но Энакин так удачно притворился спящим, что вызвал бы завистливые вздохи всех ведущих корусантских голо-актёров. В глубине души послышался тихий шепоток совести, и Энакин едва не испортил собственную игру, устыдившись на миг. Но успешно преодолел порыв, стоило ему напомнить себе подробности сегодняшнего сновидения.

Корабль остановился на космической станции. Энакин убедился, что учитель ушёл расплачиваться – здесь в ходу были только твёрдые кредиты – и выбрался из корабля. Прячась под незримым плащом Силы, он миновал группы космолётчиков, техников и рабочих; теперь оставалось лишь выбрать судно.

Вскоре Энакин увидел подходящий корабль – грузовой челнок FDS-53 «Д'лора», довольно подержанный и неприметный, а главное – быстрый. Пилот позаботился запереть за собой люк, но для Энакина это не оказалось проблемой даже без инструментов. Через несколько секунд он уже расположился в кабине, дожидаясь, пока рабочие закончат заправку.

Прежде, чем завести двигатели, Энакин привычно потянулся к Силе, проверяя, всё ли в порядке. Ответ пришёл мгновенно: корабль исправен, пилот один, ни с каким криминалом не связан. Пальцы легко пробежались по кнопкам, и челнок тут же покорно отозвался, точно ездовой зверь под искусным наездником. Шум двигателей показался Энакину биением собственного сердца, в ушах зазвенело. «Я иду, мама!» Он стиснул зубы и решительно дёрнул на себя штурвал.

Уже в открытом космосе, разгоняясь для гиперпрыжка, Энакин принялся задавать курс на Татуин. И здесь его подстерёг неприятный сюрприз.

- Эй, ты не Рагадо! – послышался из панели управления синтезированный женский голос, замигали оранжевые и красные огоньки. – Ты угнал наш корабль!

- Слушай, я не знаю, кто ты, но это очень важно, - сказал Энакин, сообразив, что это говорит дроид-навигатор, встроенный в корабельный компьютер. – Я верну твоему хозяину корабль, правда верну! Только сперва закончу одно дело.

- Все органические существа так говорят. Но моя программа не предусматривает подобного, - отозвалась дроидесса и после паузы спросила: - Куда ты летишь?

- На Татуин.

- Мог бы договориться по-хорошему, - странный сигнал из динамика прозвучал точь-в-точь как человеческий вздох, - мы и так собирались туда. Пара сотен кредитов, и мы бы взяли тебя на борт. Или ты решил сэкономить?

- Неважно. – Энакин взялся за рычаг гипердрайва. – А ты, если хочешь поскорее вернуться к своему Рагадо, постарайся, чтобы наше путешествие прошло без приключений.

Дроидесса издала мелодичный сигнал, и Энакин понял, что переговоры, вопреки обыкновению, прошли успешно. А вокруг уже вился серебристо-голубой хаос гиперпространства.

***

- На помощь! На помощь! У меня угнали судно!

Расплатившись за топливо, Оби-Ван шёл к своему кораблю, когда услышал дикие крики. Он обернулся: метрах в тридцати от него отчаянно прыгал на руках и потрясал ногами даг с фенечками на лицевых отростках. Джедай мысленно посочувствовал бедняге, но не смог не удивиться: как такое могло случиться здесь? Насколько он знал, хозяева станции никогда не вели никаких криминальных дел и не привечали тех, кто вёл. И почему никто ничего не заметил? Угнать корабль – это не пять кредитов украсть.

Сила вдруг колыхнулась нехорошим предчувствием, и, потянувшись к ней, Оби-Ван понял, что чего-то не хватает. С трудом сдержав проклятье, он со всех ног кинулся на борт собственного корабля.

- Энакин!

Падавана и след простыл. Его плащ и снаряжение тоже исчезли, только на полке сиротливо лежал маячок. Подавив вполне естественное возмущение, Оби-Ван прислушался к Силе: стены маленькой каюты до сих пор дрожали от страшного напряжения. Что же случилось с Энакином, что привиделось, если он вдруг решился на такой отчаянный побег, не сказав учителю?

«Ну хитрец», - подумал джедай и, как всегда, невольно восхитился талантами ученика. Но тут же опечалился: «Где же мне тебя искать, Энакин?»

Связываться с Храмом – не вариант; что ты за учитель, если проморгал ученика? Нет, от Совета нечего ждать, кроме вполне заслуженных упрёков. Придётся искать самому.

Оби-Ван вновь коснулся Силы, ощущая недавние эмоции Энакина. Страх, бессилие, отчаяние, боль, ярость... Знакомые признаки. Но, если у падавана вправду было очередное видение, почему он ничего не рассказал ему?

В последнее время Энакин сделался скрытным, задумчивым. Его явно тревожило что-то, но говорить об этом он не желал. Разве что упомянул однажды, что видел сны о матери, но какие именно, умолчал. Почему бы и нет...

Оби-Ван прекрасно знал, что Энакин до сих пор скучает по матери, как скучал десятилетним мальчишкой. Ему самому трудно было понять и представить это, но он мысленно проводил параллель с собственной тоской по Квай-Гону. Во сколько же раз родственная связь прочнее ментальной? И если предположить, что с Шми Скайуокер что-то случилось, Энакин должен был ощутить это.

Верно ли он рассуждает? Сила звучала громче любых доводов разума: падаван был в отчаянии и решился на этот побег, не зная, как ещё поступить. Что бы ему ни привиделось, это было важно для него. Важнее Ордена, учителя, правил, миссий и прочего. А важнее всего этого для Энакина лишь привязанность к маме.

Оби-Ван горько улыбнулся и качнул головой. За минувшие годы мощь Энакина возросла стократно, и всё же он во многом оставался мальчишкой. Предпочитал сперва делать, а потом думать, и слушал своё горячее сердце, а не голову и не Силу. Зато теперь ясно, куда оно могло повести Энакина.

- Я найду тебя, - тихо произнёс Оби-Ван, задавая координаты для прыжка на Татуин.

***

Полёт до Татуина прошёл и впрямь гладко. Челнок оказался быстрым, а дроидесса CR-42, откликавшаяся на имя Сиэра, - довольно приятной собеседницей. Энакин посадил украденную «Д’лору» в доке 54 космопорта Мос Эспа, ещё раз пообещал Сиэре как можно скорее вернуть корабль хозяину и отправился на поиски.

Всё вокруг было знакомо до боли. Казалось, Энакин вновь сделался девятилетним, перенёсся в прошлое, вспоминая, как бегал по этим улицам, как гонял по ним, точно зная, где свернуть, где притормозить, а где ускориться. Солнца всё так же поджаривали сухую землю, ослепительно белели крыши синкаменных домов, улицы, несмотря на духоту, были запружены народом. И повсюду песок – Энакин вдохнул пару раз и ощутил скрип песка на зубах. Давно забытое, не слишком приятное, но такое родное чувство.

«Мама, я уже здесь. Скоро увидимся».

Так думал Энакин, шагая по раскалённым улицам. Некоторые прохожие оглядывались на него, но тут же отворачивались. «Теперь я – джедай». Эта мысль, как и рукоять светового меча на поясе, придавала уверенности, и ноги шли быстрее, спеша к знакомому домику среди множества таких же.

Но там его постигло разочарование. В доме жили какие-то незнакомые люди, они ничего не знали о Шми, как Энакин ни расспрашивал их. В груди волной поднялась бессильная злость, но он сдержал её, ограничившись крепким ударом кулака по стене. На миг он растерялся - и тут же вспомнил ещё об одном месте, где можно справиться о маме.

«Надо было сразу туда идти», - твердил он себе, пока бежал к лавке Уотто.

Энакин с трудом узнал своё давнее рабочее место. Замызганный, но преуспевающий магазинчик превратился в никчёмную забегаловку. Огромные развалы всевозможной металлической рухляди исчезли, а тем, что осталось на их месте, побрезговали бы даже джавы. Сам же хозяин, постаревший и опечаленный, уныло гудел крыльями и ворчал, глядя, как три ржавых пит-дроида возятся с какими-то безнадёжными обломками.

- Здравствуй, Уотто, - заговорил Энакин без обиняков. – Где моя мама?

- У тебя есть мать, джедай? – вытаращился тойдарианец и знакомо захихикал. – Тогда ты не там её ищешь.

- Ты не узнаёшь меня? – Замечание Уотто показалось вдруг обидным. – Я Энакин.

- Что-о? – Уотто взлетел вверх на пару метров, словно получил пинка, и едва не врезался головой в навес лавки. – Ты – Энакин? Малыш Эни? – Синие крылья озадаченно гудели. – Да, это и вправду ты! Ну ты и вырос, скоро перегонишь ронто! Слушай, раз уж ты здесь, не мог бы ты помочь мне разобраться с парочкой криффовых должников...

- Я же спросил тебя: где моя мама? – Энакин вдруг испугался, что и Уотто ничего не знает. Вслед за страхом вспыхнул гнев, и Энакин едва сдержался, чтобы не вцепиться в толстую шею тойдарианца.

- А, твоя мама... Ты понимаешь, я продал её, уже почти пять лет...

- Как продал? – Энакин двинулся на Уотто, и тот шарахнулся назад, влепившись в стену лавки.

- Ну, ты понимаешь, дела, дела... – оправдывался Уотто, сползая по стене на землю. – Я не хотел её продавать, правда не хотел, но тот тип настоял... Или они сговорились...

- Какой тип? Кому ты продал маму? – «Нет, ещё пара секунд такого вытягивания по крупицам, и я его придушу!»

- Э-э... – Уотто поскрёб затылок. – Какому-то фермеру-влагодобытчику... вроде Ларсом звали, если не ошибаюсь...

- Где мне его найти?

- Ну-у... – Глаза Уотто подозрительно бегали. – Он живёт далеко отсюда, по ту сторону Мос Айсли... Но давай пойдём и поглядим в моих планшетах – вроде бы я записывал.

Рыться в записях Уотто пришлось долго. Энакин почти потерял остатки терпения, зато ожидание оказалось не напрасным: пять лет назад Уотто действительно продал свою рабыню Шми Скайуокер фермеру Клиггу Ларсу, проживающему неподалёку от Анкорхеда.

- Болтают, что этот Ларс освободил её и взял в жёны... можешь себе представить? – Уотто заискивающе хихикнул – похоже, он заметил злость Энакина и здорово испугался. – Ну ладно... ты, наверное, спешишь...

- Да, спешу. – Энакин развернулся к двери, взметнув пузырём длинный плащ. Но в дверном проёме он оглянулся. – Спасибо, Уотто.

Когда он выходил на палящий свет солнц, до его ушей долетел долгий, глубокий вздох облегчения.

***

- Придётся нам с тобой, Сиэра, ещё немного поработать вместе, - сказал Энакин, заводя двигатели «Д’лоры». – Надеюсь, что правда в последний раз.

- Я тоже надеюсь – у меня есть такая подпрограмма, - отозвалась дроидесса. – Куда летим?

- В Анкорхед. Думаю, там я разузнаю всё, что нужно.

Путь оказался недолгим, и в захолустном городишке Анкорхеде Энакину и впрямь повезло: первый же торговец подробно объяснил ему, как проехать к дому Клигга Ларса, и заодно подтвердил, что у фермера есть жена по имени Шми. Правда, Энакин заметил, что в глазах торговца промелькнула тень тревоги.

- А там... ничего не случилось? - спросил он, заметив это.

Торговец не ответил, только пожал плечами. Энакин поблагодарил его кивком и припустил к «Д’лоре». На сердце становилось неспокойно.

Скромную ферму, окружённую цепью влагоуловителей, Энакин заметил издалека. «Мама, я пришёл, я уже здесь!» Он посадил челнок в сотне метров от фермы; сердце его колотилось так, что заглушало все прочие звуки. Ноги вдруг сделались ватными, закололо в висках. Недоброе предчувствие усиливалось.

Почти у самого входа в дом стоял недавно подъехавший спидер, и двое мужчин что-то выгружали из него. Энакин зашагал к ним, чувствуя, как стынет дыхание в груди, а по спине катится пот.

- Здравствуйте, - окликнул он их. – Мне нужен Клигг Ларс... вернее, его жена...

- Ты кто? – Один из мужчин, молодой парень примерно одних с Энакином лет, положил на песок свою ношу и хмуро глянул на него. Заодно Энакин разглядел, что именно они выгружали из спидера: репульсорное кресло.

- Я Энакин... – ответил он, и голос его дрогнул. – Шми – моя мама...

- А, Энакин. – Хмурый парень улыбнулся, хотя его улыбка выглядела натянутой. – Так вот ты какой. – Он включил репульсоры кресла и повёл его к входу в дом. - Шми много рассказывала о тебе. Она – жена моего отца, а мы с тобой – сводные братья. Меня зовут Оуэн Ларс.

- Где она? – Энакин догнал его. – Где мама?

- Я не знаю. – Оуэн вздохнул и опустил голову. – Её похитили тускены. Извини, мне надо идти к отцу.

Он завёл кресло в дом, а Энакин так и остался стоять у входа, потрясённый вестью. Так вот что означали его сны! Вот почему мама так отчаянно звала на помощь! И никто, никто не смог спасти её – ни муж, ни этот Оуэн. В сердце Энакина песчаной бурей зашевелился гнев, он с трудом сдержал яростный крик, но десять лет обучения всё же помогли ему обуздать себя. Что толку в напрасном гневе – сперва нужно всё разузнать.

С трудом заставив себя двигаться, Энакин вошёл во внутренний дворик. Там Оуэн и пожилой мужчина, владелец спидера, помогали усесться в кресло третьему человеку с печальным небритым лицом. Взглянув на него, Энакин невольно содрогнулся: у него недоставало ноги.

- Клигг Ларс – это я, - сказал он, ухватившись за подлокотники кресла. – Шми – моя жена. Я рад тебя видеть, Энакин, хотя радость покинула наш дом.

- Как это случилось? – с трудом выговорил Энакин.

... Они собрались здесь же, под навесом от солнц: Энакин, Клигг, Оуэн и пожилой фермер по имени Уайтсон. Круглолицая девушка, Беру, дочь Уайтсона и невеста Оуэна, подала на стол традиционный татуинский напиток – голубое молоко. Энакин стиснул в руках стакан и молча слушал.

Обычная история, каких на Татуине случалось много. Человек вышел из дома и не вернулся. Тускены опасались соваться в города, особенно после побоища десятилетней давности, зато жителей таких вот отдалённых ферм ничто не могло защитить. Зачем песчаным людям понадобилось похищать женщину, никто не знал, да и не мог знать. Но с тех пор – а прошло почти две недели – Шми никто не видел ни живой, ни мёртвой.

- Мы пытались преследовать их, - рассказывал Клигг Ларс. – Собрали всех, кого только можно было. Из тридцати вернулись четверо, а я сам остался без ноги. Хорошо, что помогли соседи, - он с благодарностью взглянул на Уайтсона и его дочь, - иначе я бы не выжил.

- Я сам её найду, - заявил Энакин и поднялся.

- Куда ты пойдёшь? – Оуэн тоже вскочил. – Где ты будешь искать? Говорят же тебе, прошло почти две недели. Если она...

- Это не так много. – Энакин отстранил протянутую к нему руку. – Моя мама очень сильная, она выдержит, обязательно. А я найду её и спасу.

- Пусть идёт, Оуэн, - раздался голос Клигга. – Вдруг ему повезёт больше, чем нам, он же всё-таки джедай. А ты, Энакин, можешь взять наш гравицикл, он хоть и старый, но крепкий.

- Спасибо, господин Ларс. – На глаза Энакина вдруг навернулись слёзы, и он прогнал их упрямым взмахом ресниц. «Не думай о себе, думай о маме и об этих людях. Они тоже страдают, как и ты». И он прибавил: - Обещаю вам, я привезу её.

Гравицикл оказался в лучшем состоянии, чем он представлял себе. Выслушав указания Оуэна насчёт тускенских маршрутов, Энакин завёл двигатели и умчался в пустыню.

***

Песчаные равнины, дюны, бурые скалы – всё это проносилось мимо со скоростью пятьсот километров в час. Энакин выжимал максимум из старого гравицикла, и машина повиновалась, словно – как бы глупо это ни звучало – знала, сколь многое сейчас зависит от неё.

Энакин летел вперёд, как будто след был обозначен глубокой бороздкой в песке. Или кровью – кровью его матери, пролитой этими вонючими мерзавцами. В голове всплыло давнее воспоминание о том, как он ещё мальчишкой подобрал в пустыне раненого тускена и помог ему. Если бы он тогда знал...

Если эти песчаные крысы искалечили его мать... или убили её...

Энакин знал, что тускены не берут пленных просто так. Им нужна либо свежая кровь, либо жертва для многодневных ритуальных пыток. Вряд ли они могли бы прельститься уже немолодой женщиной. Значит, остаётся одно.

Мама, держись, пожалуйста! Я уже еду, я скоро найду тебя! Да и как не найти, когда твоей болью и отчаянием полнится всё вокруг: песок, скалы, небо, воздух, сама Сила. Как бы ни были хитры проклятые разбойники, им не скрыться от меня. И им не поздоровится, когда я доберусь до них. Они ответят мне сполна за каждую секунду твоих страданий, за каждую каплю твоей крови!

След в Силе становился всё чётче, словно Энакин уверенно ехал на отдалённый крик. И всё же он не поленился расспросить попавшихся по дороге джав на песчаном краулере, и те подтвердили, что он едет в нужную сторону. Три луны Татуина стояли высоко в тёмном ночном небе, когда он наконец добрался до своей цели.

Тускенский лагерь укрылся в ложбине между скал: скопление хижин из бантовых костей и шкур, в стороне привязаны ездовые животные. Среди убогих жилищ посверкивали одна-две искорки красных костров. Порой в их тусклом свете мелькали тени, но тут же исчезали. А две тени казались неподвижными, но порой шевелились и перехватывали поудобнее свои гадерффаи. Слышалось тихое ворчание массиффов, не поделивших кость.

Всё это Энакин разглядел в электробинокль, лёжа на уступе над лагерем. Внимание его привлекли несколько хижин, у которых сидели двое часовых. Неспроста. Значит, в одной из них тускены держат пленницу. Осталось лишь подобраться поближе, а там Сила укажет нужную.

Энакин ловко приземлился у подножия скалы, раздув плащ; песчинки едва слышно зашуршали под его ногами. Он обошёл лагерь и остановился в паре десятков метров от костра и часовых. Щупальца Силы послушно зазмеились во все стороны и словно замерли у одной из хижин – как раз напротив костра.

Но чтобы войти в хижину, придётся включить меч и прорезать дыру в плотной шкуре. А у светового меча есть один-единственный недостаток: его характерное гудение не расслышит разве что глухой. Энакин задумался, как бы отвлечь часовых, и вдруг его осенило.

Два чешуйчатых массиффа, недавно дравшиеся за кость, сумели решить дело миром и теперь глодали её с двух сторон. Энакин потянулся Силой: угощение вылетело из зубастых пастей и откатилось на пару метров в сторону часовых. Массиффы зарычали и бросились в погоню за своенравным ужином.

Послышался недовольный окрик часового, похожий на скрежет камня по металлу. Но шума оказалось достаточно, чтобы заглушить гул синего клинка. Энакин быстро прорезал в стене хижины дыру и шагнул внутрь. Сердце его замирало.

И едва не остановилось, когда он разглядел внутренность хижины в лунном свете, проскользнувшем в прорезанную дыру.

Шми была привязана за поднятые руки к какому-то деревянному каркасу. Её одежда потемнела от засохшей крови, голова свесилась на грудь, а лицо... Энакин едва не зарычал: лицо было избито до неузнаваемости. И всё же она шевельнулась на шорох и звук шагов и сумела разлепить ссохшиеся от крови ресницы.

- Мама... – прошептал Энакин, голос его сорвался, скрежетнул болью в горле. Ноги отказывались повиноваться, но он заставил себя шагнуть вперёд.

В несколько секунд Энакин распутал хитрые узлы на кожаных ремнях. Мама бессильно рухнула ему на руки. Он заплакал, как ребёнок, не стыдясь и не думая ни о чём, слёзы стекали по щекам и капали на израненное лицо матери.

- Эни... – услышал он её голос, слабый, хриплый. Сила Великая, как же давно он не слышал этого голоса! И он ещё думал, что Орден джедаев и приключения на сотнях планет смогут заменить ему её!

- Да, мамочка, это я... – Голос вновь подвёл его, и лишь мысль о часовых неподалёку заставила сдержаться. – Я пришёл за тобой... Я заберу тебя отсюда...

- Таких снов не бывает... – произнесла Шми, её глаза стали закатываться, словно она сейчас вновь потеряет сознание.

- Нет же, мама, нет! – Энакин едва не встряхнул её, но опомнился и ограничился крепким объятием. – Это не сон, ты же чувствуешь, как я держу тебя. Я правда вернулся. Насовсем. Я больше никогда тебя не брошу...

С радостью Энакин увидел, что в глазах матери мелькнуло понимание. Она заулыбалась распухшими, окровавленными губами, даже попыталась погладить его по щеке, но не смогла – пальцы были переломаны.

- Твари... – процедил Энакин, заметив это. – Клянусь, мама, я их всех перебью за то, что они сделали с тобой...

- Не надо, Эни... – В глазах Шми мелькнул настоящий ужас, и гнев Энакина мгновенно рассыпался серой золой. – Они не желали мне зла, они всего лишь... – Она задохнулась и с трудом продолжила: - Всего лишь делали то, что велят им их обычаи...

- Ничего себе, не желали зла! Они столько дней издевались над тобой...

- Потому что они не знают, как можно по-другому. – Знакомый мягкий блеск глаз Шми и её голос успокаивали Энакина совсем как в детстве, когда он делился с нею своими горестями. – Они не такие, как мы... и на многое смотрят иначе...

Энакин медленно выдохнул. Ему невольно вспомнились слова учителя о том, что все народы разные и что джедаю стоит учиться понимать их, а не сразу кидаться в бой с мечом наперевес. Обычно он отмахивался от этих слов, но сейчас задумался. Какой ему прок в убийстве тускенов? Справедливая мысль «больше они не сотворят такого ни с кем» уплыла куда-то далеко, сменившись иной: мама ранена, ей нужна помощь, и поскорее. Кроме того, если он ввяжется в драку, кто-нибудь из песчаных людей может подобраться и убить пленницу, чтобы не дать ей спастись...

- Неважно, - сказал он, осторожно поднимаясь на ноги. Лицо мамы напряглось, она не смогла сдержать тихого стона, и Энакин почувствовал, что покрывается потом. – Потерпи, мама, сейчас я вынесу тебя. У меня здесь рядом гравицикл Оуэна, и к утру мы будем дома.

- Эни... – Казалось, силы Шми иссякли, и их хватало лишь на короткие ответы. Но сколько любви и гордости прозвучало в одном-единственном слове! Энакин сморгнул слёзы. Пора уходить.

Часовые не заметили ничего, как и их сторожевые звери. Энакин с мамой на руках быстро и почти бесшумно добрался до гравицикла, в несколько Силовых прыжков взлетев на вершину скалы. И ухмыльнулся мысленно: а вы ещё говорите, что привязанность мешает джедаю! Разве я смог бы сделать подобное, если бы не мама?

Энакин постарался устроить её как можно удобнее на узком сидении гравицикла перед собой и врубил двигатели. Обратный путь показался ему микропрыжком в гиперпространство.

***

На следующий день всё семейство Ларсов, включая юную Беру, переполошилось. При виде Энакина со Шми на руках Клигг застыл в своём кресле с таким видом, словно его хватил сердечный приступ. Оуэн, как видно, любил свою мачеху, но мало верил в успех Энакина. Зато теперь его мнение насчёт сводного брата-джедая полностью переменилось.

Мужчины много говорили, зато мало понимали, что теперь делать. С медицинской помощью в округе, как и на всём Татуине, было туго. У Энакина имелся при себе небольшой запас лекарств, но целительские способности его оставляли желать лучшего. И всё же он постарался сделать для мамы всё, что мог: перенёс её в комнату, осмотрел повреждения и сделал бактовые повязки на самые серьёзные раны.

Беру охотно разделила его хлопоты. Сперва она решительно выставила всех мужчин из комнаты и помогла Шми вымыться и переодеться в чистую свободную рубашку. Потом приготовила для больной питательный бульон и накормила её, а затем вместе с Энакином постаралась уложить в самодельные лубки сломанные пальцы и ногу Шми.

- Спасибо, - только и повторяла Шми, и хотя её признательный взгляд часто останавливался на будущей снохе, гораздо чаще она дарила ими Энакина. Казалось, ей причиняет физическую боль даже то, что он убирает руку с её плеча или отходит от её постели. Она смотрела на него почти не отрываясь, любовалась им и всякий раз говорила, как гордится сыном-джедаем.

Энакин же мучился от собственного бессилия. Если бы только он умел исцелять, хотя бы немного, хотя бы сращивать сломанные кости! Он бы поднял маму на ноги за неделю, и она стала бы прежней Шми Скайуокер-Ларс, а потом он бы... Что?

Эта мысль терзала Энакина ещё сильнее, чем страдания матери. Что ему теперь делать? Оби-Ван, конечно, поворчит на него за самовольную отлучку, а потом простит и прикроет перед Советом. Но как это отразится на их дальнейших отношениях? Ведь он сам показал своим побегом, что не слишком-то доверяет учителю. А станет ли тот доверять столь ненадёжному падавану?

И как быть с мамой? Да, сегодня он успел вовремя. Но Татуин не станет другим, и тускены тоже не станут, как и прочие местные бандюги. Как сможет он вновь уехать, зная, что этот кошмар может повториться?

И нужно ли ему уезжать?

- Ты не уедешь, Эни, правда? – спрашивала мама, как будто слышала его тайные мысли. И он, меняя ей повязки или просто сидя рядом, отвечал с улыбкой:

- Нет, мама, не уеду.

Наконец, после полудня Шми задремала. Энакин незаметно проделал упражнение на растяжку связок, чтобы не затекала рука, лежащая на её плече. В дверях появилась Беру с очередной миской, но он махнул ей:

- Она спит, потом.

- Может, ты тоже пойдёшь поешь? – робко предложила девушка – несмотря на дружную совместную работу, она явно стеснялась его. – А то ты сидишь здесь с самого восхода первого солнца.

- Я останусь с ней. – Энакин поглядел на спящую мать. – Но не откажусь от перекуса.

- Сейчас принесу. – Беру исчезла за дверью и вскоре вернулась с миской бантового рагу с овощами и неизменным стаканом голубого молока. – Держи.

Орудуя ложкой в левой руке, Энакин покончил с едой, а потом просто сидел и смотрел на лицо мамы. Она спала неспокойно, порой вздрагивала и тихо стонала. Отголоски пережитых истязаний ещё тревожили её, вновь вздымая волны гнева в душе Энакина. Но гневался он не на тускенов, а на себя. Как он мог её оставить? Как он сможет её оставить?

Тихий разговор за стеной казался едва слышным гулом. И вдруг заметно оживился: до ушей Энакина долетели ставшие уже знакомыми недоверчивые нотки в голосе Оуэна. А потом он услышал ещё один голос, который меньше всего ожидал услышать. И едва не свалился со стула.

Дверь мягко прошелестела, в комнату вбежала слегка встревоженная Беру, следом Оуэн. А за ними с привычно бесстрастным выражением лица вошёл Оби-Ван.

При виде лежащей на кровати израненной Шми и сидящего рядом Энакина маска спокойствия мгновенно испарилась. Оби-Ван уставился на них, не находя слов, потом с усилием сглотнул, и с его губ слетело: «Пресвятые звёзды!» По паузе Энакин понял, что учитель собирался сказать нечто покрепче, но сдержался.

- Учитель, я... я всё объясню... я должен был улететь, чтобы спасти маму... Я едва не опоздал...

- Вижу, - ответил учитель, стремительно подходя к кровати. В глазах его Энакин заметил ужас, сочувствие и что-то ещё, похожее на возмущение. И адресовано оно было вовсе не ему.

- Учитель, тускены похитили маму и две недели жестоко пытали её. Я сделал, что мог, но тут с медициной плохо, и...

- Я понимаю. – Оби-Ван порылся в карманах пояса и вытащил собственный запас лекарств. – Сходи на корабль, там есть ещё. И не бойся, я постараюсь помочь ей.

Энакин заколебался, не решаясь оставить маму, и учитель тотчас понял причину его промедления.

- Ничего страшного не случится, если ты отойдёшь на пару минут.

Когда Энакин вернулся с аптечкой, то увидел, что Оби-Ван стоит на коленях у постели Шми, держа её заключённые в лубки руки в своих. Сила клубилась и сверкала, и, ощущая её тёплые, мягкие движения, Энакин в который раз почувствовал зависть. Он многое умел гораздо лучше своего учителя. А вот исцелять не умел.

Наконец, Оби-Ван отпустил руки Шми и поднялся. Его посеревшее лицо казалось таким усталым, словно его самого пытали неделю. Он ободряюще улыбнулся Энакину, и тот вздрогнул от дружеского хлопка по плечу.

- Можешь возвращаться на свой пост. Когда твоя мама очнётся, ей будет приятнее увидеть тебя, чем меня, незнакомца. Я подожду на корабле. – С этими словами он направился к выходу мимо стоящих столбами Оуэна и Беру, остановился и вновь зашарил в карманах. – Возьмите, - сказал он изумлённой девушке, протягивая несколько походных пайков. – Как я понимаю, вы, юная барышня, временная хозяйка в этом доме...

- Это моя невеста, - шагнул вперёд Оуэн, но его хмурый взгляд разбился о любезную улыбку:

- Что ж, вам повезло. – Оби-Ван вновь обратился к Беру: - Не знаю, как надолго нам придётся задержаться здесь, поэтому с нашей стороны было бы невежливо пользоваться вашим гостеприимством и объедать вас. Всего доброго. – Он коротко поклонился и ушёл.

«Не так уж много я съел», - подумал Энакин и посетовал, что эта мысль не пришла в голову ему самому. За десять лет он привык жить на полном довольствии и подзабыл, как порой достаются простым людям самые обычные продукты.

***

- Спасибо вам, мастер Кеноби, мне намного лучше, - говорила Шми, сидя в постели, когда Оби-Ван вечером пришёл навестить её – и ученика. – Вы так похожи на своего учителя...

- Это для меня комплимент, госпожа Ларс, - ответил Оби-Ван, скрывая лёгкое удивление. Энакин ещё днём успел рассказать матери о многом, что приключилось с ним за минувшие годы. – Я рад, что вы поправляетесь, и надеюсь, с вами всё будет в порядке. А сейчас, если вы не против, я бы хотел немного побеседовать с Энакином.

- Вы заберёте его? – прошептала Шми, глаза её заблестели.

Оби-Ван молча отвёл взгляд. Шми с печальной улыбкой посмотрела на Энакина, и он кивнул ей в ответ.

- Мам, я быстренько, правда.

- Хорошо, иди. – И она прибавила с затаённой грустью: - Мне кажется, я уже начинаю скучать...

Энакин и Оби-Ван вышли из дома и остановились у периметра влагоуловителей. Заходило второе солнце, окрашивая небо во все мыслимые цвета. Энакин долго искал подходящие слова, чтобы начать разговор, но учитель опередил его:

- Почему ты не рассказал мне?

- Учитель, я...

- Ты давно уже видел сны о матери – и всё это время молчал.

- Неправда, я говорил вам! – вспылил вдруг Энакин, ожидая словесной дуэли и привычно выбирая тактику «лучшая защита – нападение». – Я говорил, что мне снится мама, а вы меня не слушали, только читали нотации про привязанности и всё такое...

- Возможно. – Оби-Ван не поддался на провокацию. – Но признайся: разве ты хоть когда-нибудь рассказывал мне, что именно тебе снится? Я был уверен, что в твоих снах всего лишь грусть и тоска, но никак не видения будущего. Ты мог бы быть более откровенным со мной.

Энакин повесил голову, сражённый правотой. Что верно, то верно, он ни разу не говорил учителю о своих видениях. Ему было страшно даже вспомнить их, не то, что пересказать! А слова «мне часто снится мама» и вправду можно понять по-разному.

- Да, учитель... – Энакин набрался смелости и посмотрел наставнику в глаза. – Я правда виноват. Но это был просто ужас! Я сразу понял, что случилось что-то страшное, угнал корабль у дага и примчался сюда. А потом... вы же сами видели, что эти звери сотворили с мамой! Только представьте, что было бы с ней, если бы я опоздал на неделю, на две! Я не мог поступить иначе. И пусть Йода и Совет ворчат сколько угодно.

- Твоё счастье, падаван, что они сейчас не слышат тебя, - усмехнулся Оби-Ван и мгновенно посерьёзнел. – Но, думаю, им стоит тебя услышать.
- Что вы хотите сказать?

- Лучше подумай, что хочешь сказать ты сам, Энакин, - произнёс учитель, и Энакин почувствовал, что сердцу в груди становится тесно, а губы и подбородок дрожат. – Да, я всё вижу и многое понимаю. Ты хочешь остаться.

- Да! – выпалил Энакин и тут же осёкся. Оби-Ван молча смотрел на него, призывая продолжить, и нужные слова нашлись: - Учитель, я много думал... и понимаю, что не могу так больше. Вам хорошо, и всем прочим джедаям тоже, вы не знали своих семей. Но я знаю... и понимаю, что не смогу больше оставить маму здесь одну.

- У неё есть муж и пасынок, - напомнил Оби-Ван.

- И как ей это помогло? – свирепо отпарировал Энакин. – Они не защитили её, они не спасли её. Я её спас! И буду спасать и защищать всегда. Мне никто не нужен, кроме неё! – Он помедлил, заливаясь краской стыда, и прибавил: - То есть, никто мне не нужен так, как мама...

- Ты тревожился о ней все эти годы, думая, что она всё ещё рабыня. Но теперь это не так. – Оби-Ван оглянулся на почти скрывшееся за горизонтом рыжее солнце. – Знаешь, когда я летел сюда, я боялся, что найду здесь что-нибудь, э-э, крупномасштабное... вроде войны за освобождение рабов.

- Глупости, учитель, - отмахнулся Энакин, чувствуя, что щёки пылают сильнее, точно у нашкодившего ребёнка. – Я тоже так думал. Но, как только узнал, что мама свободна, я понял, что никакой войны мне не надо... и никогда не надо было. Мама была для меня всей галактикой – и осталась ею, и я всё воспринимал через неё. И сейчас ничего не изменилось. Эта привязанность сильнее меня.

Оби-Ван долго молчал, так долго, что Энакин терялся в догадках. Он чувствовал, что обидел учителя, но разве мог он сказать по-другому? Ох, не умеет он говорить и, наверное, никогда не научится. Несколько раз он открывал рот – и снова закрывал, не находя слов.

- Значит, - медленно произнёс Оби-Ван, - ты больше не хочешь быть джедаем?

- Я сам не знаю, учитель. – Энакин вновь повесил голову. – Я вроде хочу... но понимаю, что не смогу. И вас мне тоже жаль, но... мама мне дороже всех на свете. Вы научили меня многому, и я всегда буду вам благодарен. Теперь, если вы правда меня хоть чуть-чуть любите, просто отпустите меня и позвольте идти своей дорогой.

- Выходит, - голос Оби-Вана дрогнул от слёз, и Энакин, как никогда, пожелал провалиться сквозь землю, - смерть и завет Квай-Гона были напрасны?

- Нет, учитель! – горячо воскликнул Энакин. – Ни за что! Мне кажется, Квай-Гон бы понял... и отпустил...

Оби-Ван вновь умолк, очевидно, борясь с собственными эмоциями, отголоски которых Энакин ощущал в Силе.

- А как же тот, второй ситх? – сказал он наконец. – Ты не забыл о нём?

От этих слов Энакина бросило в пот, вечерняя прохлада вызвала дрожь. Но он собрался с духом и ответил:

- Хорошо, что напомнили, учитель. Пусть только сунется! Вы всё же неплохо обучили меня, так что я сумею справиться с ним, если он явится.

- Какой же ты всё-таки ребёнок, Энакин! – в порыве воскликнул Оби-Ван и обнял его, что позволял себе крайне редко. Энакин чуть не задохнулся от изумления, но крепко стиснул учителя в ответ, безуспешно борясь с упрямыми слезами.

- Но ты прав, - продолжил Оби-Ван, разжав руки. – Квай-Гон бы отпустил. Хотя... он был так убеждён, что ты создан для жизни джедая...

- А вот тут он ошибался, - подхватил Энакин. – Ну какой из меня джедай? Терпения у меня – ни чуточки. Все вопросы я решаю силой... или Силой, а не словами, как полагается. Я слишком привязан к маме и не могу без неё. А ещё я едва не поубивал тех тускенов, которые держали её в плену, только мама удержала меня... Не знаю, что бы со мной было, если бы я это сделал...

- Ты слишком строго судишь себя, Энакин, - сказал Оби-Ван. – Но сами твои суждения говорят о зрелости. И всё же я не стану тебя неволить – не тащить же мне тебя насильно в Храм. Ты твёрдо решил?

- Да, учитель, твёрдо. – Энакин отстегнул с пояса световой меч, стряхнул с плеч плащ и вручил всё это Оби-Вану. – Мне очень жаль расставаться с вами... да и в Храме у меня есть друзья, пусть и немного. Я никогда вас не забуду. А если я вдруг вам понадоблюсь, вы только скажите...

- Непременно. – Оби-Ван улыбнулся, но по щекам его прокатились слёзы. – А теперь ступай к маме, она ждёт. Мы и так задержались.

- Тогда я пошёл, учитель... – выдавил Энакин и махнул на прощание рукой.

- Иди, - отозвался Оби-Ван, развернулся и зашагал к кораблю. Рядом с ним стояла забытая «Д’лора», и Энакин тотчас встрепенулся.

- Учитель, учитель! – закричал он. – Если не трудно, верните этот челнок на станцию, ну, ту самую, где я его... э-э, украл, дагу Рагадо...

- Конечно, Энакин. – Оби-Ван тоже помахал ему и продолжил свой путь. А Энакин сделал первый шаг своего пути – пути, который он выбрал сам. И вёл он под кров скромной фермы, где ждала его мама.

***

Прекраснее заката на Татуине может быть только восход. Так думал Энакин, глядя на медленно всплывающее из-за ясного горизонта второе солнце. Он держал маму на руках, она обнимала его за шею, а на губах её цвела улыбка.