Хотелось бы узнать, что кому снится? Мне часто снится, что я джедай, но ещё чаще, что я Супермен, спасаю людей (в основном девушек), потом правда интим, но это не по теме!!!

Обожаю сны, которые бывают в последнюю ночь перед экзаменами/сдачей курсовых. Образная система, подстегиваемая расшатанной психикой, работает на полную катушку.

Первый сон: глубокая ночь, роскошный отель с багровыми ворсистыми коврами в коридорах, мягким светом чуть ли не масляных ламп и бесчисленным количеством этажей. Корпусы стягиваются к центральному "колодцу", который кажется бездонным. И по этим багровым коврам, скрываясь в тенях, неслышимый даже в колодце, бродит маньяк-убийца, безжалостно убивающий постояльцев. На этот раз его цель - я, и мне тоже приходится скрываться в тенях, неслышно скользить по ковру, проникать из номера в номер, чувствуя, как смерть невидимо и неизбежно приближается. Вот убийца уже прямо за мной, и я бегу прочь от колодца. Но на другом конце корпуса обнаруживаются новые колодцы, чуть поменьше. Понимаю, что в этом - мой шанс на спасение, и прыгаю, чудом цепляясь за какой-то балкон справа от меня. Еще один прыжок, еще один балкон, выше, дальше. Понимаю, что убийце это расстояние точно не преодолеть. Спасен?

Как бы не так. Убийца вдруг начинает увеличиваться в размерах. Его ноги пробивают багровый ковер и уходят в малый колодец, его лицо приближается ко мне - и я с удивлением понимаю, что меня преследовал Пол Джиаматти. Правда, когда он обращается ко мне, он делает это голосом Хавьера Бардема, но, может, это просто показалось. Из колодца поднимаются другие великаны, и каждый из них говорит со мной - маленьким человеком, загнавшим себя на крохотный балкон над бездонной пропастью, лишившим себя спасения. Но что-то не так. Почему они не убивают меня? Почему продолжают говорить? И почему из их слов, которые мне сложно разобрать и еще сложнее вспомнить, следует, что я - часть их семьи?..

Второй сон: зима, предрассветный час - что, впрочем, в такое время года, может быть уже весьма близко к полудню. Определенно, прошло немало времени: снег на улицах засыпан пеплом и усеян ямами от разорвавшихся снарядов. И люди в потертых грязно-бурых шинелях лежат посреди этого черно-белого месива будто мертвые. Но нет, пока еще живы. Поднимаются. И я вместе с ними. Поднимают. Меня вместе с ними. Враг еще жив, и явно намерен встретить восход солнца в одиночестве: грязно-бурых выживших сгоняют в одну плотную группу перед ровным строем черных фигур с оружием наперевес. Черные что-то говорят - по-видимому, нам, но слова и сам язык разобрать сложно. Грязно-бурые не слушают и не смотрят на черных, там не на что смотреть: ряд вооруженных людей, забор, кустарник и высокая серо-бежевая стена, верхушка которой теряется где-то в тумане.

Рассвет приближается. Грязно-бурые переглядываются - и падают на землю. Все. Сразу. И поднимаются уже через несколько секунд. Кто-то один кричит "Ура!", но в следующий момент вся грязно-бурая толпа его подхватывает, вливает в свои окоченевшие тела и наполняется его простой, почти первобытной энергией. Ее не остановить, нас не остановить. Продвигаемся вперед, сминая на своем пути ряд черных фигур, забор, кустарник. Движения стремительны - и только лица, будто в другом времени или вовсе в другой реальности, медленно искажаются, пока из глоток рвется сильнейшее, бесконечное "Ура!"

Кажется, что своей силой звук рассеивает туман над нами; крик словно пытается пройти вверх по стене на самый верх, к восходящему солнцу. И мы стремимся за ним: первые ряды еще не успели оказаться у уходящего в небо препятствия, как задние передали им разобранные лесенки из того, что раньше было забором. Поднимаемся, слой за слоем, вдоль серо-бежевого, по бесконечной лесенке из людей и заборов, сквозь туман - к солнцу, на самый верх. Кто-то из грязно-бурых уже добрался до крыши и готов помочь отстающим, и вовремя - лестница вдруг заканчивается. Я хватаю предложенную мне руку, кто-то снизу хватается за меня, а за него уже держится следующий. Неделимая человеческая цепочка, на краю пропасти, у самого солнца. Остается сделать лишь последнее усилие, подтянуть себя на крышу. Но "Ура!" больше не слышно - крик ушел выше, освободившись из заточения в грязно-бурой массе. Больше нет его энергии, больше нет сил. И если человек на крыше поднимет меня, то спасутся все. Если же я признаю свое поражение, то все, кто находится подо мной, исчезнут в тумане, в снеге, в земле...

Третий сон: яркое солнце, чистое небо - здесь, кажется, и не бывает по-другому. Уже которую ночь я оказываюсь здесь, в этом крохотном дворе. Он стерильно чист, несмотря на мусорные контейнеры. Он все еще белоснежен, хотя его не могли не испачкать машины, которые заблокировали все выходы. Он снова удивительно спокоен - словно каждую ночь кто-то стирает ему память и заставляет забыть о том, что происходит. Том, что неизбежно произойдет сейчас. Снова.

Из машин выходят люди. Первая волна - самая простая, и после стольких попыток их убийство происходит почти в автоматическом режиме: ушел в укрытие, высунулся, выстрелил, попал и снова ушел в укрытие. Менее, чем через минуту, они "мертвы". Крови снова нет - запачкать чистоту, царящую вокруг, было бы преступлением. Разогревшись, готовлюсь ко второй волне, которая каждый раз преподносит сюрпризы, вынуждает адаптироваться... Сегодня не успел - она подошла совершенно бесшумно и оплела мою голову своими руками. Крепкий захват, из которого так просто не вырваться. И хотя пошевелить головой я теперь не могу, мои ноги все еще свободны. Отступаю назад, вынуждая ее двигаться спиной вперед. Разгоняюсь - и заставляю нас врезаться прямо в один из мусорных контейнеров. Столкновение заставило ее потерять координацию, но лишь на мгновение: вырваться я не успел, она же разозлилась и решила ускорить процесс. Давление ее правого запястья на моем горле усилилось. Левой же она потянулась к своему оружию. Застрелит, стало быть?..

Руку удалось перехватить. Теперь она пытается вырваться, но в своем желании победить мы друг другу не уступаем. Я вижу, как в напряженной, но удивительно тихой борьбе за оружие мне все таки удается завладеть им и развернуть его так, чтобы дуло смотрело на нас обоих, скованных убийственным объятием. Нажимаю на спуск, даже не задумываясь о том, что могу ошибаться. И не ошибаюсь: раздается грохот выстрела, оружие падает на землю, а захват на моей шее ослабевает. Оборачиваюсь, чтобы увидеть своего убийцу, но тело будто провалилось сквозь асфальт - двор убирает за нами мусор, словно за шаловливыми детьми. Без осуждения и упреков, будто так и надо. Шалость за шалостью, дети убивают, умирают и возвращаются - каждую ночь.

Наконец, вернулся и третий сын, последний. Он не скрывается: мы видели друг друга столько раз, что с закрытыми глазами способны описать себе черты друг друга. Лицо, напоминающее то ли Джета Ли, то ли Тони Люна. Стройное тело. Как всегда, черные одежды. Меняется только оружие - впрочем, меняется ли? Оружие остается оружием в любом своем виде; если что и меняется, то только тактика. Рано или поздно любому становится скучно повторять одни и те же движения каждую ночь - и тогда происходит смена тактики, смена оружия. Я нападаю первым: подхожу и предлагаю поговорить.

Разговор оказался весьма увлекательным для нас обоих. Попрощались, до следующей встречи, до новой тактики, до очередного оружия. До следующей ночи.