ДАРТ ВЕЙДЕР.

ПОД МАСКОЙ.

Глава I.

Отвечающий за строительство объекта мофф корчился в красной пыли. Идеально сидевшая фуражка упала, обнажила клочкастую костлявую лысину, заблестел жирный пот. Серебро эполетов потускнело, щёгольский стальной мундир покраснел от глины. Из сдавленного невидимой хваткой горла слышались жалкие нечленораздельные хрипы.
Я смотрю вниз.
Здесь когда-то текли реки, шумели рощи, и до дальних горизонтов расстилались поля. Безжалостная звезда испарила воду, выпила силы тенистых зелёных дерев, выжгла степи до голых скал. Сегодня – уродливые наросты электроколонн и заводов, между которыми еле волокут ноги рабы – вуки, иторианцы и прочее разнообразие этносов лопнувшей Республики.
Надо было так испоганить планету...
Всё – ради демонстрации величия одного человека. Пусть даже всемогущего.
Мофф коснулся поломанной кистью моего сапога:
– Владыка... Вейдер...

Багрово-чёрная тень передо мной слушала тихий гул Тьмы, воцарившейся в комнате.
И во всём мире.
Звёзды на чёрном полотне за её спиной выступали ярче, тоже вслушиваясь в волю Силы...
– Вейдер, – твёрдо вывели расплавленные молниями губы. – Дарт Вейдер...

С тех пор имя стало ширмой. И маской.
Не той, что скрывает сожжённое пламенем и горем лицо. Той, что сковывает душу. Не выпускает из темниц чувства, эмоции, жизнь...
Маленького Эни с Татуина больше нет. А блистательный герой и пилот, возлюбленный Анакин Скайуокер, сгорел в пламени Мустафара.
Навсегда.
Он – горе, которое я не перенёс. И нет надежды, что он оживёт.
– Владыка...
Я разжал вытянутый кулак.
Мофф зашёлся в хлюпающем кашле. Казалось, он выплёвывает в пыль лёгкие.
Отлично. Рот у него занят – возразить не посмеет. А сказанное примет к сведению. Его страх развеется далеко не сегодня вечером за золотым бокалом коррелианского игристого.
– Что вы мне говорили в прошлый раз, мофф Суон?
Я задумчиво разглядывал уродливый пейзаж. И шевелил железными пальцами под кожаной перчаткой, мофф хрипел.
– Вы клялись, что к этому дню экватор станции будет пригоден для пребывания без скафандра. И?
– Простите...
– С меня тоже требуют, – равнодушно сказал я, – и поверьте, не так, как требую я с вас.
Горбоносый помощник моффа, длинный, тощий, с непропорционально крупной головой, поспешил защитить начальнbка.
– Левые коридоры и ангары уже вполне пригодны, владыка Вейдер. Недоделан только километр экваторного пояса. Как только его закончат, мы откроем шлюзы.
Я повернул маску в его сторону.
– Если будет по вашим словам, вам повезёт. Это последнее предупреждение. Думаю, вы знаете, что следует потом.
И развернулся к шаттлу. Штурмовики оттеснили помощника, шагая за мной. Мофф, пошатываясь, отползал на карачках как можно дальше. Сиренево-розовое лицо бледнело, застоявшаяся кровь отходила.
Он не осмелился бросить мне ненавидящий взгляд. Даже в спину.

«Исполнитель» опережал свет синеватого гиперкосмосического тоннеля.
Личный канал Императора, мощный, скоростной и точный, мог связать тронный зал стольного Корусканта или любой иной дворец с каждым передатчиком Галактики.
Учитель.
– Поднимись с колен, мой мальчик, – произносит Император. Нараспев, будто смакуя собственную власть и царственное величие.
Подлинное имя его знали немногие – Дарт Сидиус, что значило «коварный» на праязыке.
Золотой плащ солнечным ореолом окружал его. Император носил такой в особо торжественных случаях. Ало-пурпурный с траурным – по демократии?! – подбоем обычно красовался на иссушенном теле, когда Император клеймил предателей речами в Имперском Галактическом Сенате. Синий как ночь служил во время бюрократически-будничных дел. В чёрный, крадущий солнечные лучи, учитель надевал в часы служения своей великой хозяйке – Тьме.
– Как идут дела на объекте? – как бы между прочим проскрипел Император.
Я же понимал, он связался со мной по другому поводу.
– Как обычно, мой повелитель. Моффы тормозят проект, рабочие работают медленно и мрут как дрозофилы. Но ручаюсь, «Звезда смерти» будет построена к сроку.
Мой голос был ровным из-за маски. В то же время чужим. Неживым. Мёртвым. Пустым.
Это не ломанный голос Анакина, а механический бас. Он не выражает эмоции.

Сорванный крик на фоне пламенного моря. Разорванное сердце юнца, ещё ничего не знающего о жизни. Глубокие карие глаза, в которых скопилась влага.
– Джедаи отвернулись от меня. Ополчилась Республика. Хотя бы ты не делай этого.

– Величие Империи ныне подобно высокому зданию, а «Звезда Смерти» станет фундаментом. Всё идёт так, как я предвидел, – довольно прокудахтал учитель, раздуваясь от собственной гордости.
Это становится его любимой поговоркой.
Я знаю, это ложь. Пускание пустопорожней пыли в глаза песчаной крысе. На самом деле Император слаб. Его сердце – кладезь пустоты, тёмная пропасть, в которой одни бесплодные скалы.
Первобытные скалы, а не руины разрушенного очага и дома.
Ему легче, чем мне. Мне больнее.
Но с болью легче жить во Тьме.
Копить и воспитывать её в себе, преобразуя в мощь, в агрессию.
Я боюсь выйти на свет, уничтожить страдания, испепелить лучами и развеять по ветру.
Я боюсь.
Я боюсь, станет больнее.
Но не знаю наверняка.
– Вечером праздник. Годовщина становления Империи, – внимательно вглядывается в меня Сидиус. – Я жду тебя.
Улыбнулся, обнажил гнилой провал вместо рта.
И исчез.

Тронный зал. Блеск роскоши, чёрного мрамора, шёлка.
Под резные своды невесомой золотой рекой возливался голос Ярат Ненурут, звезды Императорского Оперного Театра. Дива, ещё пока не перешагнувшая порог тридцатилетия, куталась в блестящие алмазами меха и пела песню про спящее солнце.
Оркестр, искрясь мелодиями, работал целый день, но из-под струн не вылетало фальшивых нот.
Приглашённые гости, яркие как цветы. Краски радуги всех форм и расцветок струятся по обе стороны от меня. С далёкого потолка под ноги ссыпаются ленты и конфетти.
Мне нет места в этом празднестве, где никто по-настоящему не получает удовольствие. Но все умело изображают его.
Наверное, они ещё более мертвы, чем я, искалеченная полумашина, великий Избранный, ангел, которому метель обломала ретивые крылья..
Я прохожу от входа к возвышению, на котором стоит трон Императора.
Все веселятся, смеются, но отлетают от меня, как от прокаженного. Потом снова натягивают фальшивые улыбки и снова кружатся в танце.
– Владыка Вейдер, – сладко расстелился передо мной принц Ксизор, новый глава «Чёрного солнца». Он кажется лизоблюдом Императора, но это не так. Ксизор ведёт личную игру, и никто не знает, какие в ней правила. Но хозяин закрывает казино, и игра сходит на нет, а расчётливый игрок, какие бы карты не держал в руках, уходит.
Не отвечаю.
Продолжаю путь сквозь клубящийся радужный весёлый дым.
– Мой повелитель, – снимает шляпу с пером красивый плотный брюнет с аристократической бородкой.
Бейл Органа.
Он дружил с НЕЙ. Он догадывался о наших отношениях. ОНА доверяла ему как другу.
– Здравствуй, Бейл.
Органа, поклонившись, отходит к семье. Я чувствую в нём смущение. Его можно понять.
Кидаю взгляд на семью.
Цветущая герцогиня в закрытом чёрно-зелёном платье.
Две девочки. Одна – круглолицая, розовокожая с фиалковыми глазками и снежно-белыми волосами. Другая не сводит с меня испуганно-любопытного взгляда. У неё карие глаза и длинные тёмные косы.
Девочка очень похожа на ЕЁ племянницу.
Не помню, на старшую или на младшую – Рио или Пуху.
Как ни странно, но сами девочки не похожи на супругов Органа.
Я удаляюсь, но слышу шёпот герцогини к мужу:
– Это Анакин? ...Неужели?!
Боль просыпается в сердце, но приглушены нерадостные мысли – я стою у трона. Император всегда понимает, что у меня на душе. Лучше не давать поводов для грядущих нравоучений.
А проблемы семьи Органы останутся на моей совести. Ни к чему. Пусть пока будут счастливы. Пока. Бдительные сети Императора не минуют никого.
Снова опускаюсь на колено.
Золотой плащ плавится и искрится огнём праздника. Лицо Императора посвежело с момента связи и похоже на бессмысленную маску. Дряблость испарилась с щёк, разгладилась. Он моложе лет на сорок. Но это не сам Император, вернее, не совсем Император – клон. Копия.
Мара Джейд, воспитанница Императора, в чёрном платье с серебряными звёздочками. Она дичится и жмётся ближе к учителю. Голубые глазки ненавидяще обшаривают гомонящую толпу. Она хочет убежать. Но не убегает – потому что приказал Император.
Рядом, глядя на всех сверху вниз, царственно улыбается Роганда Измарен, единственная, если не считать меня, кто не в праздничном наряде.
Тугие бёдра отягивает комбинезон, грудь закрыта длинными русыми локонами. Некрасивое лицо светится счастьем от того, что она стоит по правую руку от Императора.
Она держит на руках ребёнка. Мальчика назвали Иреком.
Роганда – частая любовница учителя. Правда, на время утех Император, используя магию, переселяется в тело клона, более свежего и не разрушенного Тьмой, или в гвардейца, любого – на выбор самой Роганды. Конечно, не покалечь меня Оби-Ван и будь я менее восприимчив к Великой силе, подозреваю, постоянным «любовником» Роганды был бы я.
– Останешься ли на празднике, мой мальчик?
Император понимает, что мне здесь нечего делать.
– Нет, учитель. Простите. Я устал.
Император обвёл рукой сверкающий зал.
– Зря, Вейдер, зря... здесь собрался весь цвет моей Империи.
Моей... Раньше было бы «нашей».
Старик рассержен, или мягко говоря раздосадован, что не может поставить рядом личную игрушку. Вернее, пугало для слабонервных трусов, тех, кто сейчас радуется годовщине Империи.
ЕГО Империи. Уже давно не НАШЕЙ.
Но я равнодушен к такой патетике.
– Я устал, – повторяю покорно, но твёрдо. – Учитель. Отпустите.
Безликий шлем глядит в пол.
– Иди, – как от назойливой мухи отмахивается Сидиус.

Створка лечебной камеры беззвучно опускается подобно крышке гроба.
Манипуляторы ласково подняли шлем с головы.
Я расслабляюсь, привычное напряжение покидает тело – то, что уцелело – оно становится лёгким. Иногда мне кажется, что я парю, левитирую в воздухе в такие минуты. Это ни с чем не сравнимое чувство.
Но это не так. Я не могу левитировать. Чугунные ноги не позволят, потянут вниз. Так же я не могу теперь испускать слепяще-синие молнии Силы, которые обожает учитель.
Пусть. Это небольшая плата за спасение от огня Мустафара.
Странно, но в последние годы моя ненависть к Кеноби утихла, потеряла былую страсть. Она отошла с первого плана, уже я не вижу в мечтах, как мой меч – новый, с алым клинком, взамен забранного Оби-Ваном – проходит сквозь его тело, как бы завершая атаку, так и не законченную на магматической планете, царстве раскаленного обсидиана и адского жара.
Где же ты сейчас, старый Кеноби?
Когда-нибудь мы встретимся.
Чёрные полированные стены размывали свой блеск, мелкие алые огоньки превращались в ровно освещаемые матовые панели «Звезды смерти»...

– Владыка Вейдер, на станцию проник опасный диверсант!
Лейтенант бежал ко мне и боялся. Только чего больше?
Моего ли гнева из-за плохой вести?
Диверсанта, который выведет из строя ещё незапущенную станцию и лишит примерного семьянина жалования на неопределённый срок?
Я повернулся:
– Пошлите штурмовиков. Диверсанты – не повод отвлекать меня по пустякам.
Лейтенант побледнел так, что серый воротник под подбородком казался совсем чёрным.
– Это джедай.
Два слога. Тихих, словно имя, заклинание вызова главного демона Ада.
– Джедай?! – нет конца моему удивлению.
Это полностью меняет дело.
Но все джедаи уничтожены. Кроме одного.
Оби-Ван.
Мой голос отрывист:
– Где он?
Лейтенант с онемевшим языком дрожащей рукой махает назад. Энергоблок.
Полузабытый гнев и полустёртая рекой времени ненависть тихо, плавно, как дым в летнее небо, поднимались из глубин сознания.
Великая сила, подобная воде, залитой в калейдоскоп, завертелась, подобная лебедю в силке. Светящиеся нити, струны жизни, опоясавшие Вселенную воедино, меркли, как звёзды за тучей.
Меч, моё лучшее творение, прыгает в руку.
Шипение.
Алая полоса расплывается по гладкому полу.

Глава II.

Светлые серые панели задвинулись по четырём углам проёма.
Длинный мостик, минитрансформатор с работающими генераторами и бездна до самого двигателя «Звезды». Дверь в километровый коридор до следующего уровня. Пара недвижимых штурмовиков на полу.
Силуэт, закутанный в длинный, скрывающий фигуру плащ. Песчаная ткань не так ярка, как годы назад, затёрта до белых прорех.
Голубой луч цвета утреннего солнца холодным утром в опущенной деснице. Перчатка из рваной аспидной кожи обтягивает ладонь. Джедайская туника белеет на груди. Низкий капюшон закрывает лицо.
Сила путеводной кометой сияет в джедае, распускает лучи, пронзающие клубящуюся во мне Тьму. Но та проглатывает и гасит их. Сияние кометы притухает.
Световой меч джедая поднимается в вертикальное положение, силуэт принимает оборонную стойку. Мой меч по приказу полетел бумерангом к джедаю. Джедай изогнулся, точный блок отразил атаку, безвольно отскочивший меч вернулся ко мне в руку.
– Неплохо, джедай... У тебя прекрасная техника, но ты ничего не стоишь рядом с теми мастерами Ордена, которые пали от этого меча.
Алый огонь веерным горизонтальным выбросом метнулся к горлу джедая, но остановился у голубого лезвия. Джедай толкнул, высвободил меч, занёс для нового удара... Стоит сказать, он чуть было не стоил мне левого плеча. Меня снова спасла Великая сила.
Атаки сыпались градом, я легко отбивал их, не зная усталости, как и джедай. Он скользил дантуинской пантерой, отпрыгивая и ожидая, затем снова нападая. Стиль боя был уникален, но джедай не был уверен в нём. Он не мог взять инициативу в бою, как покойные Мейс Винду, Кит Фисто или Ади Галлия, в своё временя мне дававшие мастер-класс.
Это не был Оби-Ван. Здесь нет ничего классического, прямого и упрямого. Извороты, подколы, просечки, кружение... Разве что положение руки, которому я научил Кеноби, перед косым ударом наискось...
Тот самый удар наискось. Только мощнее.
Кажется, джедай знает все мои приёмы. Все мои мысли. Мне поневоле приходится сделать первый шаг назад.
Взгляд зацепился за правую руку противника.
Меч... Ребристая рукоять, косой торец, серебряное кольцо активирующей матрицы...
– Мой меч!!!
Мир взметнулся вверх, встав на дыбы. Великая сила отбросила меня, вонзившись острыми иголками слепяще-фиолетовых молний.
Глухой удар о пол, дикая боль сначала электрической волной прокатилась по всем клеточкам тела, потом засела тупой, но нестерпимой.
Шлем на затылке раскололся на две части, обнажив голову, захолодевшую от открытого воздуха. Кислород судорожно зашипел в искусственных трахеях, кое-где выходя наружу. Система жизнеобеспечения потеряла единство, разорвавшись на несколько несогласованных, автономных частей. Я чувствовал, что умираю...
Боль против обыкновения не призывала лечившую меня Тьму. А Великая сила исчезла, оставив гулкое эхо...
Я боюсь смерти. Поэтому всегда убивал не задумываясь.
Потому что в такие секунды из глубин памяти долетает обрывок...

Тид, Пантеон Героев.
Широкая ладонь уже не юного Оби-Вана на плече. Оби-Ван тоже хочет заплакать, но сдерживается. Он джедай.
А я пока имею право открыто плакать, не стыдясь.
И, похоже, только я один.
Джа-Джа, притихший вопреки характеру, печально выпучивает глаза на похоронный огонь, охватывающий тело Квай-Гона Джинна, лучшего рыцаря Ордена джедаев.
ОНА с «плачущим» гримом на лице, в чёрно-фиолетовых одеждах. ЕЙ трудно соблюдать этикет в день похорон друга – но ОНА королева.
Сенатор от Набу, Палпатин, воздаёт дань памяти герою-спасителю родного народа. И одному из своих многих врагов.
Я не могу долго смотреть на пламя. Слезы текут сильнее, была бы моя воля, ими бы я затушил огонь. Но я не сдвигаюсь с места.
И слова Йоды тем вечером:
«Смерти нет, юный Анакин. Великая сила есть только».
Но это была только первая смерть.


Силуэт неспешно подходил ко мне.
Опустился на колени. Меч действительно был моим – когда-то моим. Его забрал Оби-Ван на Мустафаре.
Я с трудом повернул голову в ту сторону. Шея не повиновалась.
– Скажи... Кто ты?
Джедай протянул тонкие руки к моему лицу, поддел маску... Яркий свет затопил глаза. Я зажмурился. Мир расплывался, но я...
... Мог его видеть.
Собственными глазами.
Без защищающих экранов...
Ноздри робко втянули пахнувший пластиком воздух.
– Кто... ты...
Голос без микрофона только слабо хрипел. Но джедай услышал. Изящные руки откинули капюшон на плечи, рассыпали длинные тёмные кудри.
– Та, кто любит тебя.
Я не верил...
Нет.
Нет.
И ещё раз нет.
ОНА умерла. Навсегда. ЕЁ не вернуть. Никогда. Никакими силами. Невозможно...
Белые диковинные звери увезли ЕЁ на золотой колеснице в тихий склеп, где ОНА обрела покой.
Но...
Я каждый день помнил ЕЁ лицо, ЕЁ улыбку, пухлые губы, которыми упивался в редкие часы, лучистые карие глаза, где всегда читал любовь к себе, даже когда ОНА старательно её упрятывала, волосы – водопад, в котором хотел утонуть...
И ОНА передо мною наяву.
– Падме... Ты...
Горячая солёная слеза лизнула обожжённую кожу.
– Да, Эни, это я, – услышал я тихий шёпот.
Падме тоже плакала. Я видел перед собой её лицо.
Она ничуть не изменилась. Такая же прекрасная, как пресветлый ангел Иего.
Я по-прежнему продолжаю любить её.
– Эни, мой милый Эни, – Падме печально качала головой. – Я долго не могла поверить, что тем чудовищем был ты. Ведь в глубине себя ты по-прежнему маленький Эни.
– Прости...
– Не надо, это прошлое. Не вспоминай, не оглядывайся. Тебе будет хуже.
– Я... и... так... умира...
– Ты сильный, Эни. Загляни в себя, и увидишь, в тебе горит любовь. Она освещает и освящает душу. Она исцеляет. Любовь всегда исцеляет. Когда-то она спасла тебя. Спасёт и сейчас. Только верь и ничего не бойся...
– Да... я... люблю... тебя...
– Я не оставлю тебя, мой Эни. Никогда.

Глава III.

Боль снова жгучей искрой пробежала по нервам. Железные пальцы стиснули подлокотники. Я пытался удержать сон, но...

Шумят изогнутые в безмолвной молитве деревья Дантуина, одной из самых почитаемых джедаями святынь. Магистр Йода ловко карабкается между развалинами. Мне тринадцать, я ещё могу лазить по камням, а вот Оби-Ван пыхтит, пытается по нескольку раз взобраться с камня на камень.
– Долина Снов перед вами, друзья мои юные, – молвил Йода. Он обвёл клюшкой чашеобразную, залитую золотом местного солнца долину. – Древнее место Силы это. Тысячелетия назад падаванов учил здесь великий Водо-Сиосск Баас.
– А почему называется – Долина Снов?
Йода помолчал минуту.
– Не помнит никто. Но верят Дантари, что сны, увиденные здесь, сбываются.
– А хорошие сны или плохие?
– Всякие, говорят, любознательный падаван. Легенда это. Никогда сны не сбываются наяву, всякий сам творит их может в голове у себя, но жизни течение никогда не сможем контролировать мы.


Сминаемый пластик кресла трещал под пальцами. Зубы скрежетали. Боль не утихала, наоборот, атаковала, как раненная охотником анаконда.
– Нет... За что? – выдохнул я.
Неверной рукой жал все подряд кнопки на панели, пока камера не раскрылась. Манипуляторы едва успели опустить шлем.
Пошатываясь, я вышел на открытый балкон.
Корускант жил своей жизнью. Как всегда. Из окон Императорского Дворца безмятежный вид успокаивал душу.
Да, некоторые сны причиняют боль и заносят страх на мягких серых крыльях. Другие скидывают в спасительное забытье, где нет боли, нет страха. Но они не могут спасти нас, потому что коротки и не реальны.
Я ненавижу сны.
Они приносят горе.
Слезы кончились, остались только горящие после них дорожки. Анакину Скайуокеру позволялось плакать, пока он был джедаем, мужем, возлюбленным и будущим отцом...
Но он давно умер. Анакина убил Дарт Вейдер.
Потому что у него не было того, что было у Анакина.
Я распрямился.
Я – Дарт Вейдер. Повелитель Тьмы.
Мне так легче.

Я прячусь среди разрушенных мраморных колонн когда-то прекрасного Храма (именно Храма, не храма!), лёгкого, стремившегося к звёздам в дальние выси.
Меня и руины Храма отекает ленивая лава, похожая на тяжёлое ало-чёрно-золотое одеяло с пляшущими язычками-бахромой. Клубится жадно-туманная Тьма вперемешку с пламенем, танцует танец боли, страсти и умирания.
Сверкают синеватые молнии, не рассеивая мрак, но сгущая вечные тучи. Словно кто-то, коварный, чёрный, раздувает, укрощает, подделывает под себя пылающий костёр.
Я сижу на обломке бело-лунного камня. Под ногами соломенные переплетения засохших цветов. С плеч спускается рваный пончо-плащ, старый пояс тянет вниз верный световой меч, на запястье в шнурке болтается амулет из дерева джапор.
Между ладонями я прикрываю пульсирующий Свет, трепетный, новорождённый, слабый, но сильный...
Придёт время, я выпущу его, как белую голубку в небо. Звёзда вспыхнет ослепляющим потоком. Загорится сапфирное пламя меча в поднятой руке, могучие крылья взовьются за спиной.
И Тьма станет Светом.
В ясной синеве, воя, погибнут молнии-цепи. Зацветут белые лилии у бело-лунных мраморных кусков. Благоухание впитает воздух. Затвердевшая лава покроется сочным разнотравьем, побежит родниковая вода. Солнце освятит спасённое место.
А в цветущих колоннах будет ждать счастливая Падме. Златокудрый сын, похожий на меня, и тёмноокая дочь с лицом Падме выбегут навстречу.
Тогда я спущусь. Сложу крепко крылья цвета бури. Погашу навсегда меч – защитник обездоленных и рабов.
Меня заключат в тройные объятия. И я обниму всех троих здоровой правой рукой.

И я не Дарт Вейдер.
Моё имя – Анакин Скайуокер.


Эпилог.

Горбоносый мофф, блестя новыми эполетами, докладывал:
– Экватор и ангары для истребителей готовы, владыка Вейдер. Начаты работы по отделке нижнего полушария, заложен каркас коридоров...
Вейдер, чёрный призрак Империи, вселял страх даже в каменные души. Плащ широкими крылами тянулся к пыльной земле, доспехи с электроникой обтягивали тело, шлем с маской-черепом закрывал голову.
Но Дарт Вейдер стал непроницаемее, чем раньше.
– Прекрасно, мофф Авилинес. Доложите Таркину, у него для нас награда.
Развернулся и ушёл к челноку.
Горбоносый мофф вскинулся, подвёл ладонь к лаковому козырьку, провожая немигающим взглядом Вейдера, удалявшегося к шаттлу, и штурмовиков.
В засохшей глине, красноватой от железных солей и выплюнутой крови, ничком валялось мёртвое тело прежнего моффа.

Апрель 2007.

Сообщение отредактировал Aximas Velde - 16.8.2007, 12:59

Перво-наперво спасибо Алексу Маклауду за то, что заставил меня "поднять свою толстую попу" ((с) Моя историчка) и за свободные летние месяцы дописать черновики рассказов о Хане Соло и Лейе. О Хане - ниже, о Лейе - в скором времени.
Мне почему-то нравится стиль третьесортных приключенческих "энтертейментов", которые появились в низкокачественных переводах в 90-е. Перестрелки, интриги, секс, ноль смысла и облагораживающих идей...
Это мой первый опыт в таком жанре. Собственно, и забросил я его потому, что не был доволен написанным. Однако время лечит, идеи обновляются.
Всё же я понимаю,это не самое моё лучшее творение, но результата эксперимента многому меня научил.

Небольшое пояснение: Стикс, Ахерон, Эреб, Елисейские Поля - в древнегреческих трагедиях именно такой путь проходит герой по царству мётвых.
Пардон за кривое фото, у меня нет Фотошопа. Для концепарта Ревана и Изгнанницы использованы изображения Джерарда Батлера (Леонид, "300 спартанцев", Фантом, "Призрак Оперы") и Моники Белуччи (кто её не знает - вон из класса).

Хан Соло.

МАРЕНОВАЯ МГЛА.

I. Стикс.
Река-граница между живыми и ушедшими.

– Хан, мальчик мой, ты не представляешь, как этот фрахт для меня важен! Дело серьёзное и, не скрою, опасное. Видишь, Хан, как я с тобою откровенен и искренен...
Не иначе подменили моего родного Джаббу.
Соло постарался не раскрывать рот от восхищения и злорадства. Не каждое утро тебе щебечет райским воробушком король преступного мира.
Хатт ползал кругами, умоляюще заглядывал раскосыми красноватыми глазками Соло в лицо, безуспешно старался состроить честную физиономию, и лебезил, лебезил, лебезил...
Очень скоро стало противно.
– Ближе к делу. Что от меня требуется?
Аж передёрнуло слизняка от восторга.
– Чудесно, – всплеснул лапками Джабба, – знал, что не откажешь.
А у меня был выбор? удивился Хан. Странно, если учесть, что твои головорезы выдергивают меня сонного из тёплой постели.
И – к вящему сожалению – из очень приятного общества.
Плита из железа взлетела вверх. Открылся довольно широкий извивающийся проход, убегавший вниз. В жирном, синевато-чёрном дне звёздами горели огоньки.
– Пойдём, пойдём, - подтолкнул Джабба. – Не споткнись, ступенечки.
Хан торопливо перескакивал со ступеньки на ступеньку. За спиной шелестело по камню брюхо хатта и его тягучее пыхтение.
Проход вывел на площадку с каменными столбиками Хану примерно по пояс.
Со сводов свешивались цепочки с чашечками, где горели свечи. Пляшущие отблески освещали на столбиках узкие цилиндры длиной в полторы ладони – чёрные, серебристые, золотые, бронзовые... Слишком специфичные и слишком узнаваемые...
– Лазерные мечи погибших в Войнах Клонов, – возвестил Джабба.
Хан окинул взглядом помещение.
Около пятидесяти столбиков. Пятьдесят мечей в выемках – будто в колыбели. Пятьдесят убитых... Хотя, конечно, их в тысячи раз больше.
Говорят, смерть их была мучительной... Им всаживали ножи в спину, травили как тараканов, уничтожали как сорняки, убивали семьями.
Хотя про семьи наверняка брехня.
Но... Ведь корелианские джедаи имели жён, детей. Орден на Кореллии считался почти автономным.
– Хан, – вырвал из раздумий квакающий бас. – Скажешь веское слово?
Соло скривился про себя. Его Слизняцкое Величество никак не привыкнет к молчаливым восторгам.
Хан отлепил язык от нёба.
– Прямо как у Гривуса.
– В точку, мой мальчик, – расцвел розой Джабба. – Сие и есть толика коллекции покойного генерала. Уведена из-под носа Ксизора в относительно честном торгу. Мною.
– Думаю, Тёмный Принц был счастлив.
– Ну ещё бы. Потенциальная потеря. Что же он теперь преподнесёт «анониму с Бисса»? – позлорадствовал хатт.
Потом сообразил, что сболтнул не предназначавшееся ушам Соло и перевёл стрелки:
– Но есть в коллекции раритеты, от которых даже такой равнодушный пень, как ты, разинет рот.
– Ну-ну, давай уж, похвастайся игрушечками. А что за «аноним с Бисса»?
– Неважно, мой мальчик, забудь. Много знать тебе по рангу не положено. Лучше смотри внимательней. Раз в жизни такое увидишь.
Джабба подкатил к отдельно стоящему столбику.
Со статическим треском появился слепительно-белый луч. Его окружала малиновая корона, рассеиваемая в темноту до аметистового.
– Когда-то прекрасная Ади Галлия им крушила врагов Республики. А это, – зашипел красный клинок, – меч самого Дуку, графа Серенно. Им-то и срубил несчастную седую голову Анакин Скайуокер. Неймодианец, младший пилот «Незримой длани», продал мне меч за большие деньги.
Вспыхнуло жёлтое лезвие.
– Первый меч Пло Куна. Второй сгорел вместе с подстреленным хозяином в небесах Като Неймодии... Этот, – загорелся небесный клинок, – конфискован силами Конфедерации у Оби-Вана Кеноби на Геонозисе.
И так пока не был обойдён последний столбик.
Имена постепенно вводили в ступор. Вечно ворчавшая Дьюланна рассказывала маленькому Хану сказки об этих джедаях, воевавших за справедливость во всех звёздных системах. Они стояли наравне с героями, полубогами из легенд.
Но теперь Хан воочию видел их славу и останки.
Похолодел загривок, и там кожу противно защекотал пот.
Соло постарался сохранить невозмутимое лицо.
– Да, – протянул он, выдохнув застоявшийся воздух, – счастливец ты, Джабба. Только зачем тебе всё это? Для престижа? Или на старости будешь перепродавать Ксизору по штучке в год?
– Мне ни к чему, – развёл ручонками хатт, – это вроде подарка... Роскошный, щедрый дар, который не будет не оценён.
– «Анонимом с Бисса»?
– Хан, ну по-доброму просили не упоминать эти слова... Хотя бы ради твоей многострадальной шкуры.
– Понятно-понятно, убрал язык обратно. Дальше что?
– Видишь ли, Соло, коллекция перед твоими глазами не так уж и уникальна. Подобное имеется ещё у нескольких персон... Но у меня нет жемчужины, бесценного артефакта, который затмит всё и вся. Я хочу, чтобы ты её раздобыл. Любыми путями. Немедленно.
– Эээ... А у тебя нет другой кандидатуры, скажем, более подходящей, чем я? – Почему-то желание отвинтиться от сомнительного предложения с каждой минутой возрастает. - Но при чём тут такой шикарный парень, как я?
Джабба приготовился запеть соловьём.
– Потому что другого такого шикарного парня у меня нет. Ты мой самый лучший контрабандист. Этим я сказал всё. А запасную кандидатуру я никогда не рассматриваю, ибо Джаббе никто – даже шикарный Хан Соло – отказать не вправе.
Хан понурил голову.
А что поделаешь? С другой стороны поиск раритета побезопаснее тайного провоза специй или чехарды с имперцами. Но – как ни крути – невыразимо скучнее.
Ни тебе подозревающих глазёнок таможенников, у которых под ногами, прямо под люком лежат тюки «с секретом».
Ни тебе перестрелок в сочетании: пятьдесят импов-истребителей к одному «Соколу». А весело-то так... Адреналин из всех пор. И что рассказать есть. Порой и преувеличивать не приходится.
– Но, Джабба, – всполохнулся Соло, – где мне искать-то? Дантуин, Оссус и храм на Корусканте разграблены ещё до нас. На поиски уйдут годы.
– Эх, мой мальчик, – умилился Джабба, – кто о тебе позаботится так, как я... Тебе не придётся искать. Я скажу тебе, куда ты полетишь...
Благодарю, сир. Вы благосклонны к недостойному слуге.
Хатт пополз к выходу. Хан последовал за ним.
– Итак... Лететь не на край Света, не в гости к ситхам на заброшенную планету, а в систему Метанейра. Мне донесли кое-какие новости. В одной из горных цепей, там, куда добралась доблестная газопромышленность, спелеологи обнаружили запечатанную гробницу. Предположительно, там похоронена женщина-джедай, жившая три с половиной тысячи лет назад.
– Ничего не слышал, – вставил Хан.
– Она была известна как Изгнанница, – продолжал Джабба, неприличным жестом приказав Хану заткнуться. – Подлинное имя предали анафеме. Она исчезла после поединка с Тёмной Леди Дарт Трайей, покинув известные пределы Республики. Так или иначе, склеп отнесён в тот период. Ситхское происхождение его несомненно... Благодаря моим связям, раскопки заморожены. Распечатанная гробница в твоём распоряжении. Поройся, найди что-нибудь любопытное – у тебя глаз намётанный – и мигом сюда.
Прямо серебряная тарелочка с бриллиантами.
Хотя... Бывало и похуже!
– Можно я откажусь?
– Ты, кажется, ничего не понял!!!
Хатт встал на дыбы. Упёр усохшие ручки в мешки сала по бокам. Глухая ругань призывала все молнии – и выстрелы джаббовой свары – на тупую кореллианскую голову.
Хан успокаивающе растянул губы:
– Да понял я, понял... Пошутил... Глупо пошутил...
Хатт не разделил Ханова веселья. Впрочем, не удивительно.
– Чудненько.
Ещё раз скажет: «Чудненько», придушу...
– Чудненько. Теперь пошли наверх.
Наверху Соло не без помпезности вручили чип с на посадочное место 77915052 с инструкциями, а на выходе – вот радость-то!!! – pодной бластер.
Правда, на полпути к Мос Айсли – пришлось улепётывать от далёких воплей крайта – Хан обнаружил, что бластер разряжен.
Костеря на всех языках дорогого и любимого босса, Хан уже в который раз отметил, что дорога оказывается короче.
И – чего греха таить – и веселее...

Рубины-угли полыхали при каждом рывке серебряных переплетений скудной одежды белокожей, хрупкой фигурки. Танцовщица сливалась с мелодией, переживала чувства и боль, воплощала бурю и дождь в тропическом океане, которые рисовал оркестр. Полные, совершенной округлой формы груди вздымались, руки в ауродиумовых браслетах взлетали как крылья, серебристо-русые волосы под синим покрывалом были как ночные небеса за тучей. Лицо выражало такую кротость, что если бы девушка была одета и не исполняла танец одалисок, её бы приняли за воплощение невинности всей Галактики.
– Ваша Светлость, Тёмный Принц Ксизор требует высочайшей аудиенции.
Бибфорт`уна, тви`лекк-альбинос, протянул передатчик.
Глазки хатта недовольно моргнули, оторвавшись от зрелища.
Джабба рыгнул и запустил лапу в миску. Горсть мокрых жучков отправилась в бездонный рот.
Дремлющий Салациус плюхнулся с плеча хатта на подушки.
– Приветствую твоё высочество, – сказал Джабба передатчику.
– Джабба, – полился из динамика приятный баритон. Мёд, а не голос. – Что за дела ты ведёшь на Метанейре?
– Никаких, твоё высочество, а если и есть, то не твоего, прости, ума. Там моя территория.
Собеседник скользяще рассмеялся.
– Ах, Джабба, Джабба... Для «Чёрного солнца» не существует такого понятия как территория, уж тем более границ. Объяснять почему?
– Не утруждайся. Догадаюсь.
– Гробницу обследуют мои агенты. Уж не обессудь. Можешь отозвать своего человека.
Джабба громко фыркнул. Или отрыгнул:
– Но из нас двоих только я знаю координаты гробницы. Твои агенты будут искать о скончания веков.
– И именно поэтому я связался с тобой.
– Не удалось перекупить моего поверенного на Метанейре? Да? Я угадал, ха-ха... Понимаешь, со вчерашнего дня его не существует. В буквальном смысле, ха-ха-ха... Я знал, что ты не сам, так через посредников, выйдешь к нему на контакт. Поэтому принял определённые меры.
Ксизор молчал.
– Чтобы найти гробницу, – продолжил Джабба, – шпионы «Чёрного солнца» потратят несколько дней. За это время мой человек возьмёт то, что нужно мне. Прости, Ксизор, при всей нашей дружбе... Но бизнес это бизнес. Сам понимаешь...
– Посмотрим, Джабба, – ответил Тёмный Принц, бархатный тон прорвала ярость. – «Чёрное солнце» не любит оказываться проигравшей стороной. Потому что никогда ею не оказывалась.
– Грядёт время исключений, – хихикнул Джабба.
Салациус подкрался к передатчику и громко захохотал в динамик. Бибфорт`уна попытался выдрать микрофон из цепких лапок.
– Уйми свою макаку!!! – вконец вышел из себя Ксизор.
Джаббов кулачок смачно вмазал между мохнатыми ушами. Примат тонко хрюкнул и шмыгнул хозяину за хвост.
– Не стоит расстраиваться, твоё высочество, – как можно миролюбивее пропел хатт. – Слышал, ты нынче, скажем так, в разводе?
– Вроде, – Ксизор вроде бы взял себя в руки. – К несчастью, бедняжка Фтия упала с 1208 этажа, а шлейф зацепился за стропило между 759 и 760 этажами. На полной скорости её задел грузовик. Жуткая смерть. Утешает, что прелестница умерла от разрыва сердца ещё в полёте…
– Тогда позволь послать в утешение мой свадебный дар, – Джабба кинул взгляд на танец, – редкой красоты, в твоём изысканном вкусе.
– Позволяю, Джабба. Спасибо. Ты щедр… Желаю удачи в делах на Метанейре.
Огонёк на передатчике потух.
Джабба снова рыгнул и пошарил в миске. Потянул звякнувшую цепь.
– Как тебя зовут, милая?
Девушка подняла покрытые краской веки. Синие глаза ненавидяще осмотрели хата. Она молчала.
– Скоро станешь Тёмной Принцессой. Это тебя радует?
Снова ненавидящее молчание.
– Но сперва, – притянул Джабба цепь ближе, – утешь старика. Самым милым и приятным способом.
Красные губы выплюнули:
– Лудше умэрэть, – Невольница выговаривала слова с твёрдым акцентом.
Джабба нажал кнопку на курильнице.
Танцовщицу окружило ровное розоватое сияние. Все мускулы юного тела вздулись, из ноздрей показалась кровь. Ауродиумовые браслеты и пояс с цепью, шипя, прилипли к коже.
Но девушка не проронила ни звука.
Покрывало – единственная одежда её, не считая украшений – всполыхнуло и сгорело в один миг.
Джабба убрал палец с кнопки.
Невольница рухнула на пол в болевом шоке.
– Новый хозяин вряд ли будет добр к тебе, как я, – промурлыкал хатт и кивнул тви`леку: – Прикажи врачам привести её в порядок.
Салациус запрыгнул на хатту плечо, и с кряхтеньем Джабба уполз за ширму – в опочивальню.
Бибфорт`уна коротко раздал указания прибывшим меддроидам. Нагую невольницу подняли на носилках с песка и унесли.

– Придётся лететь, Чуи, – вздохнул Хан.
Чубакка – бедняга чуть с ума не сошёл, когда Соло утром исчез – рыкнул, вывел Хана из секундного транса.
– Ладно, – потянулся к компьютеру Соло. – Запускай, сейчас приму управление.
Вуки деловито уселся на место первого пилота.
Двигатели взревели.
Соло задумчиво глядел в темнеющее – от светлой, зеленоватой лазури до благородной, непримесной синевы – небо, проносившееся мимо иллюминаторов «Сокола».
Чуи, не веря подвалившему счастью, и сопеть перестал, боялся, что босс одумается. Ещё бы – любезно предоставил напарнику возможность взлететь...
Босс одумался, лишь когда серо-золотистая жемчужина Татуина пропала из бокового окна.
И впал в шок. Сначала в шок, потом плавно в праведное негодование. И резко в громкую словесную бурю.
Хитрый вуки не стал ждать, когда пинками сгонят с капитанского кресла. Миролюбиво, с извиняющимся оскалом уступил святое место.
Никогда не пущу, решил Хан.
Спину закололо от оставленных в кресле шерстинок. Даже голос пропал от ярости. Слава Богу, на этом злоключения после вуки-капитана мирно завершились.

– Я слушаю.
– Мой Принц, паролем назначено Канта дела Терра. Ответом – Сарай Куи.
– Прекрасно. Гури распорядится отпустить твоего сынка, Биб.
– Благодарю, Ваше Высочайшее...
– Линия прекращает существование. Компания «Связь-ГолоСеть» всегда рада...
– Желаю Вам сгореть в Аду, Ваше Высочество...

II. Ахерон.
Река огненная, круг Ада.


Хан опустил «Сокол» на минимальную высоту, чтобы полавировать над неровной поверхностью.
Местная звезда рвала в синих облаках отсветы, игравшие от нежно-розового до ярко-алого, из белого в холодно-фиолетовый.
Из спёкшейся лавы били гейзеры, вода стекалась в мутные заводи. Пар сгущался в завесы, щупальцами тянувшимися к небу.
Один за другим вырастали игольчатые утёсы – достопримечательность Метанейры. Веками ветер в них вытачивал причудливые фигуры. Непохожие друг на друга и уникальные каждая по-своему, изломы их кричали о страдании.
Невольно вспоминались легенды вуки о Героях, кого боги заточили в камень. Маленький Хан выслушивал сказания о них с замиранием сердца.
Судя по встревоженной морде, Чуи думал о том же.
Хан улыбнулся.
– Знаешь... Может, конечно, это глупо, но в детстве у меня просыпалось сочувствие к Героям. Они были слабы против богов, как я тогда - против всей грязи Нал Хутты. Но они бросили вызов... И поплатились за непокорство. Иногда возникает жгучее желание повторить их подвиг. Глупо, конечно...
Чуи фыркнул.
– Бесчувственная скотина.
Тут уж Чуи сполз с кресла от хохота.
Хан тоже засмеялся.
Фраза, столько раз повторявшаяся в Ханов адрес, не растеряла ни тени интонаций, которые так одинаково вкладывали в неё самые разные, незнакомые друг с другом губки.
– По курсу завод, – сказал Хан. – Видишь? Там, прямо над пропастью.
На расщелине, где в кромешном мраке сверкали огоньки, нависал город. По плавным очертаниям невозможно было поверить, что это добывающий центр. Скорее, орбитальный дворец Императора, опущенный на твердь. Вполне возможно, проект разработал именно архитектор, а не только инженеры-конструкторы.
Однако вблизи великолепие представляло жалкое зрелище. На сварочных стыках металл разъела ржавчина, стропила облепили лишаи, и на них весело колебалась трава. Лампочки на посадочных «блюдцах» раскололись, и кое-где ветер играл свешивавшейся вниз проводкой.
Осторожно посадив «Сокол» на более-менее надёжное «блюдце» с номером 77915052, Хан повернулся к Чуи.
– Посиди-ка тут, приятель. Разведаю окрестность.
Чубакка зарычал, увидев, что Хан прячет бластер в кобуру.
– Не волнуйся, постараюсь прийти не инвалидом. Ладно, цел буду. И тебя переживу.
Но как ни крути, мохнатый прав.
Хан запихал ещё и минибластер за пояс. Так надёжнее. И не забыл увесистый кошель – не менее безотказное оружие.
Под трапом вместо бетона оказался песок. Блестящая кожа сапог мигом потускнела. Чертыхнувшись, Хан нагнулся, чтобы отряхнуть, и пригляделся.
В выщербленной многочисленными шасси поверхности скопился перемолотый бетон вперемешку с серой вулканической пылью. Город стоял много дольше, чем казалось на первый взгляд.
Приведя сапоги в товарный вид, Хан направился к выходу с «блюдца» – круглой автоматической двери кирпично-карминного окраса. Ни камеры, ни голодатчиков вокруг не наблюдалось. Панель управления щерилась на весь несправедливый мир выжженными кнопками.
Немного подумав, Соло пнул дверь. С коричневой панели шлёпнулось несколько ошмётков. Но дверь с шуршанием убралась в боковой проём.
Хан как можно непринуждённее вошёл внутрь.
За полукруглым столом, под горой макулатуры восседал чиновник. Непонятно было, какую должность он занимает, но серый китель без погон на его расплывшемся торсе надевался явно для отвода глаз, хоть и чинуша имел остатки военной выправки. Над скошённым узеньким лбом топорщились жёсткие, ровно постриженные волосы. «Привратнику» от природы досталась недовольно-помятая физиономия, вдобавок он постоянно прищуривал правый глаз.
А Империей – и к Хановой радости, и к разочарованию – здесь и не пахло. Значит, судя по всему, любимый босс пока не подвёл.
Чиновник поднял глубоко посаженные глазки на Соло.
– Добрый вечер, – ослепительно улыбнулся Хан.
– Добрый вечер, господин... Эээ, – Чинуша заглянул в протянутый документ. С рекомендацией. – Йенос Иданиан. Чем могу быть... Эээ... полезен?
– Как видите, устраиваюсь на работу в вашем славном городе. По рекомендации.
– Прекрасно. Позвольте... так... поинтересоваться, кем?
– Ну, скажем, инженером по газодобыче.
Чинуша скривил рот.
– Нууу... – постучал он пальцем, – и в какую компанию?
– У вас их несколько?
– Торопиться, право, не стоит. Разошлите ваше... кхе-кхе... резюме, подумайте над предложениями. Здесь три серьёзные компании по газодобыче – «Метанейра&Co», «Леди Аркадия», «Сорос». У вас неплохой шанс устроиться, – открыл прищуренный глаз чинуша, – особенно при такой рекомендации. Советую пройтись на запад отсюда, к бару. Там найдёте нужного вам человека.
Хан заулыбался шире:
– Так ведь это прекрасно!
– А теперь перейдём к... Эээ... формальностям, – посерьёзнел чиновник. – К сожалению, простой вашего фрахтовика не может идти по обычной таксе.
– Понимаю, – кивал Хан, – понимаю.
– Просто он уже примелькался по всей Галактике. Могут произойти нежелательные для вас последствия, – говорил чиновник, постепенно выдвигая ящичек в столе. – Вам же этого не хочется.
– Понимаю, – Хан, улыбаясь, клал в этот симпатичный ящичек не менее симпатичный пук кредиток. – Понимаю.
– Вот и отлично, – засиял ясным солнышком чинуша, – проблем с кораблём не возникнет. Спокойно идите по своим... Эээ... делам.
– Да и ещё... Со мной вуки, – Хан протянул полпачки.
– Идите-идите, – кивнул на выход чиновник. – Тут не Империя, слава джедаям. Кого заинтересует ваш вуки-слуга?
– Действительно, кого... Если только вуки-служанку, – вздохнул Хан и обернулся возле двери. – Всего хорошего.
– Всего хорошего.

Через безлико пролетевшие полчаса Хан с Чубаккой добрались до обитаемых кварталов.
Постояв минутки две, дабы обозреть пространство, Хан шепнул вбок:
– Как тебе чудо индустриализации в лоне первозданного хаоса?
Чуи поёжился.
– Согласен. Нар Шаддаа гораздо симпатичнее.
Вуки фыркнул. Правда, не совсем понятно – то ли издевается напарник, то ли всерьёз?
Ладно, пускай будет у мохнатого на совести.
«Тротуар» представляла ржавая сетка, обмазанная бетоном – ныне благополучно осыпавшимся – водружённая на две блестяще-алюминивые трубы. Внутри ревела неизвестная, но, видимо, очень горячая жидкость.
По бокам плотной серо-зелёно-жёлтой пеленой поднимался глубинный газ. Внизу угадывались силуэты других труб-«тротуаров», открывались капающие обломки и мерцали глазами чертей далёкие алые огоньки.
На перилах архитекторы решили сэкономить, поэтому Хан, чертыхаясь, махал руками, дабы не провалиться сквозь «тротуар». Тяжёлый вуки сзади даже не дышал, чтобы не пришлось знакомиться с трубами.
Один раз ошмёток бетона подпрыгнул и отскочил прочь. Вокруг труб вспыхнуло синей молнией силовое поле, а камешек превратился в горячую струю.
Хан переглянулся с Чуи и продолжил путь ещё осторожнее.
Сам путь завершился мокрой улочкой, где испускали искры и шипели разбитые фонари. Стены и трубы украшало рябившее разноцветье граффити, надписей и крови. Поднимался «аромат», конденсирующийся из испарений, блевотины, испражнений. Стоял давящий полумрак, не было ни души.
Но невдалеке играла приглушённая музыка.

За углом сверкал галогеновыми трубками бар или что-то в таком роде. Здесь ни на что нельзя было положиться.
- Встреча назначена здесь, Чуи. Постоим?
- Грх...
Карикатурно-красивая тви`лека, мигавшая на вывеске, то складывала пухлые губки бантиком, то игриво хлопала глазками. Правда, три-четыре лампы не горели, да и на «лоб» тви`леке свешивался лопнувший кабель.
Хан подумывал, а не зайти ли, но в это время на сцену вышли новые действующие лица. Дверь бара открылась, розовый отсвет изнутри отбросил два силуэта на мостовую.
Один – круглый со всех сторон, мокрый от пота и пролитого пойла. Глубоко сидящие глазёнки и сопливое рыло характеризовали его как удалого уроженца славной Гаммории – молодого хряка.
Но вот сопровождающий – вернее сопровождающая – представляла гораздо больший интерес.
Девушка в переливающемся «серебряном» сарафанчике – писке нижних уровней Столицы – из тех, которые больше раздевают, чем прикрывают. Мини-юбка с разрезами полностью открывала упругие загорелые бёдра, перетекавшие в «серебряные» же ботфорты на немыслимой платформе. Миловидное личико, раскрашенное – опять же – по последней моде окраин Столицы, и нелепо окаймлявший его зелёный парик с чёлочкой-«кирпичиком».
(Дальнейшее действие абсурдной пьесы «Двое и сераль» шло без участия Хана и Чуи.
Впрочем, никто не возражал).
- Ой, да вы, как я смотрю, настоящий герой, - чирикала «серебряная». – Да вы что? – округлила глаза она. - Ходили на крайта? С одним топором? Ах... Ма-ама...
- Хря! – гордо вздёрнулось рыло с соплями.
Настоящий герой. Бесспорно.
- А ведь здесь у вас тоже задание?
Подкрашенные глазки хлопнули ресничками.
- Ни за что не поверю, что вы здесь живёте среди этих неудачников, среди грязных труб и всё такоё... Настоящий герой, - засветилась на личике неподдельная мечтательность, - наверняка прилетел бы сюда ради приключений и разбитого сердца самой прекрасной обитательницы этой дыры...
Сейчас заплачет, подумал Хан, улыбаясь из-за угла.
- Хрю!
- Ничего я об этом не знаю, я несчастная провинциалка, - надулась зеленоволосая и топнула сапожком. – Просто обидно. Так и протекает всё мимо – и приключения, и жизнь... И... И мои герои...
Она шмыгнула носиком, капнула глазками. И пошагала.
Хряк догнал шаге на пятом. Что-то хрюкнул.
- Расскажешь?
Девушка просияла. Даже идиотский парик её не испортил.
- Неужели?
Гаммореанец захрюкал.
- На САМОГО Тёмного Принца? О... Как же... Как же интересно! И ты не один?
- Хрю-хрю.
- Целых семь тоже героев? А что же вы будете искать?
«Герой» похрюкал минут пять.
Не без взвизгиваний и подпрыгиваний.
Потом, видимо, запустил лапу под юбку.
- А вот этого тебе не светит!
Гамммореанец завизжал. Махнул вверх копытами и бухнулся в лужу. Броня по щелям дымилась.
А в руке девушки дымился бластер.
- Оставь на память.
На пятак упали зёленые волосы.
Появившееся тёмно-рыжее облачко кудряшек до плеч преобразили девушку до неузнаваемости.
Просто другой человек.
Она посмотрела на Хана и Чуи. Ничего хорошего взгляд не предвещал. Соло поспешил коснуться левого глаза. Старый кореллианский воровской знак «Ничего не видел».
Она кивнула и прошла мимо.
Одно из двух. Чтобы на это купиться, надо быть непревзойдённым психологом. Или же полной дурой.
- Чуи, она посмотрела на меня?
- Р-ры.
- Так и знал, - почесал Хан шею. – Что ж, пойдём на поиски «своего человека».
- Канта дела Терра, Хан Соло.
Пароль? Кто сказал пароль?
Хан заозирался. Никого не было.
Он обернулся.
Девушка, подбоченившись, улыбалась.
- А ты, Чуи, говорил, не смотрела. Сараи куи, - сказал Хан конец пароля. – Эээ... Простите, мой толстый босс не сообщил имени такой обворожительной красавицы как...
- Биннори. Просто Биннори.
Девушка, закатив глаза «как-мне-всё-это-надоело», подшагала и ухватила Хана за плечо.
- Нет времени на церемонии. Надо идти.
- Почему?
Хан с опаской глядел вниз. Ошмётки от «тротуара» летели на трубы при любом шаге. Опять к горлу подъехал завтрак.
- Вам ведь надо добраться к склепу? Я знаю, как.
- Э... У... А...
- Почему? Дело следует провернуть хотя бы до рассвета. Потому что Ксизоровы прихвостни, - Она скривилась, – всё-таки разнюхали местоположение гробницы... А вот, кстати, и они.
Что?
Хан перевёл глаза с её бедра на конец «тротуара».
В тумане, искрящемся разбитыми фонарями, вырисовывались два типа, чей способ трудов на хлеб насущный определялся прямо с физиономий.
Левый, длинноволосый кореллианский хмырь, наверняка по кличке Красавчик, затянут в чёрную кожу с пяток до макушки. На поясе внушительные бластеры. Из тех, которыми удобно крутить, а не стрелять.
Правый – пожилой иридонский забрак с роскошными рогами, лысой макушкой и выпирающим над ремнём брюхом.
- Негоже, Соло, - протянул забрак, - сначала подпоил нашего Хрюна, а потом пристрелил беднягу.
Хан округлил глаза.
- Я?
- Да что ты с ним болтаешь, - белозубо оскалился кореллианин. Бластеры крутанулись на измазанных пальцах. – Самого пристрелить, чтобы под ногами ну путался, вот и вся дорога... Вот и вся дорога, вот и вся дорога! – пропел он.
- И стреляй, коли такой умный, - Забрак по-видимому обиделся.
Хан в ответ улыбнулся. Пальцы потихоньку расстегивали кобуру:
- Не, ребят, давайте договоримся...
ПАХ!!!
ПАХ!!!
Хан зажмурился.
- А-А-А-А!!!
Неужели это я?
Нет, он не умеет так орать. Глотка не та.
Длинноволосый извивался на бетоне. Две вспоротые дырки на бёдрах источали пригорелый запах.
Забрак с плещущимся в глазах ужасом смотрел Хану за спину и дёргал напарника за плечи, стараясь поднять.
Тот корчился, изрыгая вперемешку вопли, ругательства и слюни.
Хана будто подтолкнули в спину.
Биннори стояла с бластером.
- Вон, - шепнула она и чарующе улыбнулась.
Головорезов как ветром сдуло.
- А тебе их не жалко?
- Они работают на Ксизора, - Биннори с притворным удивлением подняла брови.
А у неё милый лоб...
- О, - протянул Хан, - теперь понятно.
- А сейчас бежим, - И цапнула за запястье. – Остальных эти наверняка уже сюда вызвали.
О великие боги, мелькали глупые мысли в голове бегущего Соло, ну когда отучите вы меня доверять незнакомым свою драгоценную задницу? Сейчас любят убивать «через седьмые руки», но вот спасти жертву, а потом подстрелить... Фи, старомодно.
Хан поискал глазами Чуи. Вуки нашёлся – пыхтел, прикрывая Хану спину, и прижимал к груди любимый арбалет.
Хоть у кого-то ныне что-то драгоценнее собственного зада.
Воздух свистнул – шипящая трубочка звякнула о «тротуар»:
Зонк...
- Глаза! – толкнула Биннори. – Закройте глаза!
...И через веки вспышка резала чем-то ярко-белым, потом долго плясали пятна.
Чуи стонал. Не понравилось...
Понимаю, приятель.
- Что это за дрянь?
Биннори забросила остатки трубочки подальше. Синее силовое поле ничем не обнаружила себя. Или вырублено, или трубочка для него слишком хорошая.
- Световые бомбы, - пояснила Биннори, - и старый трюк с ослеплением. Ослепят так тебя и найдут тёпленького с сожжённой сетчаткой... Ещё одна!
...В этот раз добавилась и едкая вонь плавлёных проводов.
Зонк, зонк, зонк... Одна, две, три...
Они издеваются?! Хорошо, хоть в макушку не метят!
Хана зашвырнуло под невысокий навес, ободрав бока и ударив спиной о нечто живое, костлявое и волосатое. «Нечто» засопело – это оказался Чуи.
О навес лязгали бомбы.
Зонк, зонк, зонк... Зонк, зонк... Зонк...
От гари ломило виски. Пришлось прижать их локтями.
Лёгкая ладонь с колючим браслетом погладила колено: потерпи.
Лязг исчезал.
- Она нас не нашли.
Надо же, и голос у неё не дрожит после такого бега. Хотя утратил девчоночью звонкость, сменившись на тихий, от тембра которого бросало в дрожь.
- Можешь открывать глаза.
Под навесом клубилась и оседала пыль. Всякая: и серая, и ржавая. И больше чем на Соло, её было разве что на шкуре вуки.
Биннори глядела в дырку – через которую они, видимо, сюда упали.
Неверный свет далёких ламп не уродовал её, наоборот, она выглядела как-то... Как-то...
Хан отметил, что – на его обширной памяти – Биннори единственную не портила размазавшаяся косметика. И паук в кудряшках. И... кхе... легкомысленное разорванное платьишко.
Ещё отметил, что она всё ещё гладит ему колено.
- Кхм, - поелозил Хан, - нога...
- Ой, извини.
Она отдёрнула пальцы. В глазах мелькнули карие смешливые огоньки:
- Неприятно?
- Напротив, - Хан осторожно высунулся наружу, - просто предпочитаю, чтобы это делали проверенные дамы. Кстати, а кто вы, о прекрасная незнакомка? Всё, что я о вас знаю – вы спасли меня, вы не любите Ксизора, а мне с ним встречаться на одной дорожке нежелательно. Не поверю, если вы богиня, снизошедшая из рая до неправедного смертного?
Биннори рассмеялась.
- Тебе поэтом бы быть, а не у мешка с салом на посылках. Позже, милый, позже.
Она вылезла. За ней Чуи. Вместе выдернули Хана.
- У тебя же корабль, - повернулась Биннори, - и...
- Ну не на экспрессе я сюда прилетел.
- Где он?
Соло зачесал в затылке.
- Место 77915052.
- Отлично. Место куда лететь я укажу. Ксизоровы шкуры улетели осматривать ту фабрику. Надо выбираться отсюда ...
- Полчаса, чтобы смыться. Успеем.
Негостеприимный, однако, город.

...Из рассказа Биннори на борту «Тысячелетнего сокола»:
«Кто я? Сложный вопрос. Первое воспоминание в жизни – запах гари, горький, чёрный. Темнота. Меня и мою сестру тащит на плече мужчина. Вроде он был рыжий и голубоглазый, хотя я отчётливо помню его бороду, как она кололась... Мы очнулись в комнатке, закутке одной из дыр Нижнего Корусканта. Нас воспитала бабка, совершенно выжившая из ума к смерти. За что-то её выгнали из джедаев. Хотя это неудивительно... Она и нас с сестрой кое-чему научила. Меня толкать предметы, её – трансовому состоянию... А спустя много лет сестра стала любовницей Ксизора. Недавно она погибла. Жутко... По приказу Ксизора. Хочу ли я его пристрелить? Я понимаю, что буду не первой и не последней. Но он ценит кое-что гораздо сильнее своей скользкой душонки. Нет, не своё мужское самолюбие. Но почти... Шёлковые простыни, шикарные женщины, изысканная еда, потолок с алмазами – и «Чёрное солнце»... Я не умру, пока эта паутина отравляет Вселенную... Начну хотя бы с сегодняшнего дела. Световой меч Изгнанницы будет у Джаббы, а не у Тёмного Принца. Да-да, возможно в гробнице всё-таки меч... Что особенного в нём? С той поры практически ничего не дошло до нас, до потомков. А меч Изгнанницы и тогда слыл уникальным. По летописям она похоронена при нём. Не знаю толком, кто она такая... Но джедаи изгоняли только предателей».

III. Эреб.
Царство подземное, серебряный дворец Аида и Персефоны.

- Это там в пещере?
Расщелина в пятисотметровой скале не оставляла выбора. Вокруг нет ни курганов, ни захудалых каньонов. И последний идиот додумается. Хотя таких скал на Метанейре миллионы.
Биннори в пассажирском кресле сзади тоже не сводила глаз с чего-то чёрного, нитеобразного, подбирающегося к вершине горы, как змея лезет к шее.
- Да. Нужно спуститься вниз, в самую глубину. Там и будет вход.
- А почему начали искать именно на этой скале? – Хан посмотрел на девушку.
В заношенном комбинезоне она стала ещё симпатичней, чем в блестящих тряпках. Их она тут же выкинула в топку двигателя. Она позволила кудряшкам разметаться по плечам, вынув зажимы. Теперь волосы были тёмными, а не рыжими.
Что и говорить про личико без раскраса...
- Здесь давно пропадали спелеологи... Посыпались заявки на полное обследование, расширение одного прохода, но случилось это только после десяти лет отказов. Непонятно почему сверху прислали резолюцию «Одобрить» и без проволочек выслали технику.
- Действительно странно, - скосил рот в сторону Хан.
- Будто был какой-то удобный момент. Для кого-то. Как только всплыло о находке, полетели слухи, и раскопки заморозили.
- Стараниями Джаббы?
- Джаббы? –поперхнулась Биннори. – Это он наплёл тебе?
- Я бы такое не придумал.
- Джабба лишь купил у меня информацию и обещание проводить. И всё. Этим деятельность его поверенного завершилась.
Пещера росла, проглядывались прожилки стен, песчаный пол.
- Чуи, ты глазастее меня, высматривай место для посадки.
- Р-рых, - донеслось с кресла второго пилота.
Хан повернулся к Биннори:
- Откуда у тебя сведения о гробнице?
- Удалось вызнать у одного спелеолога. Прежде чем все они начали исчезать.
- Сейчас, значит, работаешь на Джаббу. А вообще?
- Сама по себе, - отмахнулась Биннори, - и тебе советую.
Явно не хочет распространяться.
Её право.
«Тысячелетний сокол» шаркнул шасси. Он спрятался на одном из плато скалы. Вокруг поднимались отполированные ветром и дождями обломки и валуны.
Сапоги тут же провалились в серо-розовом пеплообразном песке, кое-где желтели кусочки серы.
Чуи обмотался верёвками, Биннори держала лопатку, Хан – кирку. На головах красовались шахтёрские фонарики.
Хан всех оглядел и остался доволен.
- Итак, мои дорогие исследователи, - принял он важную позу, - объявляю экспедицию в сердце Метанейры открытой.

Вниз сбегала тропинка – высохший ручей с растаявшего ледника или просто вымытая дождём. На поверхность она вывела прямо у пещеры.
Входом была огромная трещина, тоненькая как нить далеко вверху и расширявшаяся книзу.
Внутри – огромная площадь погрощала размерами и пустотой. Горки и валы из щебня свидетельствовали, что тут трудились бульдозеры и экскаваторы. Под ногами валялись лопаты, молотки, кирки. У стен ржавели бочки и гротескные запчасти для строительных роботов. В стенах красновато светлели искусственные «оконца».
- Никакого прохода нет, - Хан кивнул на горы щебня и мусора в глубине пещеры. – Всё завалили.
- Уловка. Рассчитанная на таких лентяев как ты. Проход замаскирован, Заберёмся на вал и увидим его.
Хану оставалось только вздохнуть. Горестно.
Вал оказался выше и дальше, чем виделся у входа. Собственно, он доходил до потолка. А ноги и руки так и вязли в раздробленной породе, тут же сдавливавшей увязшую конечность и медленно осыпавшуюся к подножию.
Наверху Соло оказался с содранными коленями, кровоточащими руками и испорченными сапогами. Тело тряслось в напряжении, лёгкие горели от пыли.
- Я упустила лопату, - обрадовала запыхавшаяся Биннори.
- Где?
Хан посмотрел вниз.
- Её уже не найти. Прости.
Она присела на корточки.
- Ладно, ничего страшного. Переживём.
Вуки не замедлил пожаловаться на «злые кусачие камни».
- Приятель, мне тоже досталось! – Хан развёл руками.
- Тут проход! – крикнула Биннори.
Она показала на тёмную полоску в стене. Слышалось, как гудит, втягиваясь туда, воздух.
Идти шагов двадцать, но балансируя на гребне вала. Шаг влево – скатишься, будет больно, ударишься об пол; шаг вправо – тоже скатишься, опять будет больно, но ударишься о стену. И очень хорошо, если останутся силы вскарабкаться снова на вал.
Но обошлось. Даже Чуи выступал изящнее балерины Императорского Оперного Театра.
- Обвязываемся, - отобрал Хан верёвку у Чуи, - я лезу первым.
Проход еле-еле годился для передвижения на коленях. Чубакка, замыкавший отряд, судя по грузному шороху, вообще полз по-пластунски.
Пятно от налобного фонарика плясало впереди, высвечивая только ближайшие камни, за которыми – плоская чернота.
Локти и колени, которым досталось ещё на валу, онемели и остались бесчувственными придатками, на которые приходилось опираться.
Хуже булыжников были противно-скользкий лёд на стенах, мигом прилипавший к коже, и лужицы, только на первый взгляд неглубокие.
Температура сходила с ума – если камни исходили паром и обжигали, то через три метра покрывались изморозью.
Опаснее всего в таких проходах не внезапные обвалы, а газы и испарения. Но голова не тяжелела, веки не слипались, а мозг вырабатывал лишь команду «Вперёд!». За подземных обитателей Хан не беспокоился, Метанейра молодая планета и безжизненная.
Разве что кишели паразиты всех этапов эволюции в городах-заводах.

Хан поймал мысль, что теряет чувство времени. Сколько они ползут? Час? Два? Пять? Тело гудело от усталости, двигалось на автомате. Если остановиться на привал – то потеряются многие часы. Биннори и Чуи это понимали и даже не заикались об отдыхе.
Вообще, дорога шла в молчании. Когда толща давит со всех сторон, не до болтовни.
Проход вёл себя непредсказуемо. Мог долго-долго тянуться ровно, на одном уровне, но потом резко уйти вбок, верх, вниз или загнуться зигзагом. Тогда приходилось выделывать чудеса эквилибристики, хотя неподготовленному вряд ли нравится, если у него задница выше головы, а спина изогнута дугой...
Сходил с ума и фонарик: то было светло как днём, то приходилось лезть вслепую. Хотя наверняка это от усталости подводило зрение...
Окончился проход тоже неожиданно, но на радостях Хан даже не удивился.
С трудом поднявшись на ноги и разогнувшись, он с наслаждением прокряхтел:
- Вот так буду чувствовать себя в восемьдесят.
Сзади вывалились Биннори и Чуи, совершенно грязные и мокрые. Только сейчас Хан заметил, что у Чуи на спине болтается арбалет.
Бедолага.
Хан помог встать Биннори:
- Лопата-то не пригодилась.
- Ааргх...
- И тебе помогу. Вот так, давай вставай. Ох, и отъел же ты бока...
Биннори сделала несколько шагов как зачарованная. Хан проследил, куда она смотрела.
В каменном мешке, куда они попали, сверхъестественными сполохами, бегавшими по малейшим граням и трещинам, играла арка. В то, что это природная прихоть, поверил бы только слепой.
Витые столбики-колонны подпирали полукруг, символического изображение Небесного царства – с облаками, звёздами, лунами, солнцами... Причём вырезано всё было с невероятной гармонией с грубой скалой – арка и стены казались одним целым...
Но колонны на ощупь ответили мягким золотым теплом, а не шершавостью, и заискрились ярче – словно вода в хрустальном кубке под полуденным солнцем. Да и воздух около них так и струился прохладой, испаряя пот с усталостью. Лёгкие тут же прекратили жжение, стоило только вдохнуть.
Хан осторожно ступил на порог. Запахи и сухое ощущение каменного мешка бесследно исчезли, оставшись позади. Ветер ласкал, как струи воды...
Биннори положила ладонь на плечо Соло:
- Ты видел в жизни хоть раз подобное?
Далеко впереди сияла точно такая же арка, но вместо бело-золотого сияла голубым и розовым. Словно солнце с полуденного сменилось на восходившее. Сделана она была в горе, резко уходившей ввысь.
К ней простирался мост – крестообразная плита из плотно подогнанных булыжников. На каждом, на обтёсанной, отполированной до блеска поверхности были вырезаны знаки-веточки.
Хан спрыгнул на мост. Под ложечкой возникло чувство, что плита – самое монументальное и нерушимое сооружение вселенной, а Хан, Чуи и Биннори – жалкие букашки на ней.
Пройдя до перекрестья, Соло свернул на левое «крыло» и обернулся.
Холод коснулся шеи...
Мост при всей монументальности и массе вообще не имел опор. Если Хан что-то понимал в базисах архитектуры, то такой шедевр обязан обрушиться, когда с него снимут леса...
Далеко внизу две горы, в которых вырезали арки, словно срастались в черноте пропасти, вверху же терялись в слепящей голубизне.
Это была явно не суховетренная Метанейра с красно-чёрным небом и скалами, вряд ли имевшим такой сочный кирпично-терракотовый оттенок.
Чуи недоверчиво принюхивался.
- Всё как сон, - восторженно крутила головой Биннори.
Похоже, она разделяла Хановы домыслы.
Соло подошёл к розово-голубой арке.
- В любом случае ответ там, милая.
И Хан коснулся колонны. Камень отозвался пятном непонятного цвета – красного, но не горячего, а холодного, как осеннее утро на Кореллии. Оно исчезало медленно, сворачивалось в глубину камня после того, как Хан убрал пальцы.
- Мареновый, - послышался позади голос Биннори, - удивительно точный оттенок. Редко удаётся такой достичь, даже художникам-гениям.
- Мареновый? – усмехнулся Соло. – Никогда не слышал об этом цвете. Нет друзей-художников.
- Цвет – символ оборванной на полуслове жизни. Цвет нежданной смерти и жестокости от боли...
За аркой простирался круглый зал. Шатёр терракотовых сводов источал – или отражал – ровный дневной свет. Помещение пустовало, но посередине произрастала ветка горного хрусталя, а напротив арки переливался огромный, в полтора роста вуки, кристалл.
- Меч! Вот он! – подбежал Хан к ветке. – Дело сделано!
С удивительной точностью и чувством резчик воспроизвёл безлистый сук, кое-где недополировал, кое-где ловко использовал изъян камня...
Резко выделялась среди серебристо-прозрачного хрусталя блестящая чёрная рукоять - в верхних ветках, как родной, лежал лазерный меч. Самый настоящий...
Хан протянул руку, но крик Биннори отвлёк:
- Подойди сюда.
Она и Чуи стояли перед тем огромным кристаллом. Хан встал у них за спинами.
- Кристалл – гроб, - тихо сказала Биннори, - приглядись... Видишь, фигура как из тумана? Это сама Изгнанница.
Неясно проступали в дымке граней склонённая голова с размытым лицом, руки, сложенные в молитве.
- Она под вуалью, - Биннори прислонилась лбом к поверхности, - не видно лица. Старая... Молодая... Красивая... Не видно.
- И как её сюда замуровали? – Хан постучал согнутым пальцем по кристаллу. – Похоже на алмаз. Ладно, - хлопнул он Чуи по плечу, - забираем то, что ей уже не понадобится, и выползаем.
Хан обернулся и... Он моргнул.
Меча не было.
Меч только что на ветке. А сейчас... Ничего нет.
Крик: «Где меч?» застрял в горле...
- ХАН!!!
Слышалось шипение где-то над головой. Скула горела от близости кончика раскалённого лезвия, слепившего правый глаз красным.
Нет...
...Мареновым.
Лицо Биннори и морда Чуи просто перекосились от ужаса. Нерешительно, шаг за шагом они подходили к Хану.
Шипение смолкло. Меч погас. Он поплыл на место – в хрустальную веточку.
Биннори прижалась лицом к Ханову плечу, Чуи зашёл за спину...
Терракота серела, бежали рекой тени.
Бежали к кристаллу, опутываясь паутиной.
Изнутри лилось свечение, вылуплялось будто бабочка из кокона...
Сиял не свет, а мгла... Но не мгла как в беззвёздную ночь, а скорее мгла тучи, скрывающей солнце, что прорывается сквозь клубы мареновыми шрамами.
Через миг это была уже не туча, а подрагивающая ткань, лёгкая, как воздух. Белоснежная ладонь изящно зацепила её за край и отдёрнула...
Густые волосы, блестящие антрацитовой чернотой, спадали до пояса... Высокий лоб, ясный и белый...
Соболиные полукружья бровей... Бездонные глаза, то ли синие, то ли чёрные, то ли зелёные, где плескалась... Насмешка? Похоть? Mудрость?..
Нос, благородный в своей тонкости... Чёткие, пухлые губы... Шея, чьей форме позавидовали фарфоровые сосуды... Покатые плечи и полная грудь, оттенённые сизыми перьями воротника и декольте... Талия... Руки в рукавах-крыльях, узких в предплечьях...
Изгнанница стояла на пустом месте своего упокоения. Не менее живая, чем Хан, Чубакка или Биннори...
Никогда Хан не видел такого воплощения Красоты... Само Совершенство, с лицом святой и телом богини любви, вызывающая желание у всех...
Чуть прищурившись и улыбнувшись – только приподняв уголок рта – Изгнанница сделала лёгкий шаг, глядя Хану в глаза...
Он ощущал себя голым под её взглядом. И морально, и физически... Словно он не сам себе хозяин.
Это категорически ему не нравилось...
Как ни парадоксально...
- Не любишь ускользать из своих же рук?
Он не сразу сообразил, что это говорит ОНА...
- Да, - не узнал он собственного голоса.
- Разве для тебя я недостаточно красива?
Красота вспыхнула ярче... Как обостряются все краски на изображении...
Хан молил всех богов заковать себя в цепи... Или хотя бы ослепить. А лучше – оскопить.
Это... Это было... Неправильно...
ОНА – воплощение Женственности, но...
Его любимый и верный загривок остро чувствовал опасность... Нет, не смерть...
Нежизнь...
Отрицание радостей его – пусть даже и бесчестной – жизни, которой прекрасно можно проживать и упиваться...
Шлейф, словно подхваченный послушным ветерком, налетел и закрыл ему лицо. Кислород перестал поступать в лёгкие, сменившись тонкими неживыми благовониями. Прикосновение шёлковой ткани возбуждало не хуже созерцания Красоты Изгнанницы...
Никогда в жизни он не испытывал такого влечения, как к НЕЙ... Это сводило с ума...
Но...
- Прекрати, пожалуйста... ПРЕКРАТИ!!! Я прошу тебя...
Не сколько вслух кричал он, но в мыслях...
«Изображение» зарябило – то оно было слепяще-ярким, нежным, прекрасным, то грязно-чёрным, ужасным в своей уродливости...
Улыбнулась.
Но не так, как прежде.
Просто рисунок скорбно поджатых губ заиграл по-другому.
Наваждение исчезло.
Веки были просто обжигающими. Закрыв глаза, Хан понял, как много слёз вытекло...
- Ты сильный, - Голос её потерял глубину и напоминал теперь журчание. – И сам не представляешь насколько.
Журчание безжизненное, пустое...
Даже голос Биннори был музыкальней...
Да и сама Изгнанница стала такой же прозрачной, как её дымка-шлейф... Красота не померкла, не ушла, но неравнодушен к ней был Хан, как к гармоничному, но неинтересному строению...
- Немногие способны поставить разум выше инстинктов. А ломались и более яркие личности, чем ты...
Хан взмок ещё больше от негодования.
Ну не привык он быть в очереди в постель. Даже к призрачной женщине.
- Да-да, - зашелестел смех, - я люблю поднимать муть со дна водоёма. В течение тысяч лет никто не меняется. Всё прежнее – не хуже, не лучше.
- Над вами она тоже надругалась? – Хан повернулся к Биннори и Чуи.
- Нет, - ответила за них Изгнанница. – Вуки верен тебе, его не сломить. А девушка...
Она вгляделась в Биннори. Ту забила дрожь...
- Оставь её в покое, - рявкнул Хан. – Ты кто – ситх, джедай?
Журчащий смех отражался отовсюду, как удары медного гонга.
- Почему ты решил, что я была джедаем? Или ситхом?
- Ты Изгнанница Ордена, осталась ли ты джедаем или превратилась в ситха?
Изгнанница покачала головой. Молчала долго.
- Зачем тебе это?
Хан вскинул брови:
- Ну как зачем? Если ты ситх, то мы умрём наверняка, если джедай – попытаюсь уговорить отдать меч на благое дело, - попробовал он пошутить.
На этот раз она не рассмеялась.
Снова качнула головой.
- Почему ты уверен, что если я ситх, то наверняка убью вас? Но и джедай всегда оправдает ваше убийство.
- Но... – замялся Хан. - Я никогда не видел ни джедаев, ни ситхов. Всё, что я о них знаю – сказки или пьяные россказни, что джедаи несли добро, а ситхи зло. Вряд ли кто-то разубедит меня, ведь Император уничтожил Орден.
- Он глупец! – Она смеялась. Билось противоестественно-пугающее эхо. – Глупец! Орден изничтожали под корень несколько раз, а он возникал снова. Знания утрачивались, но вместе с ними утрачивались и соблазны, которые они сулили, и обновленный Орден стоял крепче прежнего. Джедаи убивали ситхов, ситхи вырезали джедаев, но никогда им не уничтожить друг друга, - Прекрасное лицо её померкло. Сквозь проявилась терракотовая стена – Бессмысленная война, - Губы дрогнули, - как будто в других войнах есть смысл.
- Как тебя зовут на самом деле? – спросила Биннори. – Ведь Изгнанница - это прозвище.
- Так меня записали в летописях. Изгнанница... Это звучнее моего настоящего имени, - Она подошла к мечу и протянула его Биннори. – Возьми.
Биннори осторожно приняла рукоять из призрачной руки.
- Тут нет кнопки активации.
- Конечно. Он включается Великой силой.
Изгнанница встретила ошарашенный взгляд Биннори.
– Хочешь, я научу тебя?.. Покажется, протекут двадцать лет, но пройдут полчаса. Время относительно, и оно под моей властью.
- Я... Да, - внезапно охрипла Биннори. – Меня ничему не обучили. А Храм до сих пор снится в чёрном дыму... Да... Хочу...
Хан вытащил глаза:
- Ты росла в Храме джедаев? На Корусканте?
Биннори по-прежнему лепетала прерывающимся голосом:
- ...Всю жизнь искала уцелевших джедаев. Но находила обрывочные знания. И сюда я пришла в надежде найти записки, дневники... Или меч, - вытянула она рукоять. – В погоне за миражом... Искала судьбу, будущее, бегая за прошлым...
Биннори говорила и говорила, изредка всхлипывая...
Хан не сразу заметил, что она обращается к пустому месту.

- А ты не гонишься за своим прошлым?
Жаркое дыхание у правого уха.
И тонкие белые пальцы на правом плече. Сверкнули чёрным ногти.
Изгнанница прижалась к Хановой спине грудью. Жаркой, упругой. Живой...
На сей раз он с ухмылкой понял – равнодушен...
- Не гонюсь, - Их губы почти касались друг друга. Хан до сих пор не разглядел ничего в её глазах. – Зачем?
- Чтобы найти себя.
- Мне и без себя неплохо, да, Чуи?
- Рры.
Он и она встали лицом к лицу.
- Сколько было таких, как ты, прекрасных в своей дерзости. Так, не хочешь найти своё будущее?
- Нет, тогда моё жалкое небокоптение потеряет прелесть непройденных путей, - покачал Хан головой. - Я контрабандист, без роду, без племени, терявший всё, что только можно терять – карьеру, дом, корабль, дружбу, любовь. Вот только Чуи ни терял, - Он обнял Чуи и насмешливо взглянул на Изгнанницу.
Она улыбнулась в ответ. Шлейф опал, слился с полом.
- Я тоже знала одного вуки. Его звали Большой З, Заалбар. Они с твоим Чуи очень похожи в преданности.
Изгнанница замолчала. За телом снова проступили стены.
- Заалбар был другом Ревана. Великий военачальник, бросивший вызов бюрократической Республике. Он ушёл из Ордена, и многие ушли вслед. В том числе и я. Орден не прощал отступников, и многих убили. Ревану, попавшему в плен, перелопатили разум, превратили в простого солдата... Со временем он становился прежним, сам того не сознавая... Но магистры Ордена знали об этом и бросили его Малаку... А ученик и наследник старого Ревана не смирился с новым Реваном. Они сразились на Звёздной Кузнице... Годы спустя я
искала Ревана. Мы встретились на Коррибане. Вокруг рос лес – единственное место, где растёт лес. Я окликнула его. А он убил меня... В доспехах Ревана был Малак. Последнее, что видели мои глаза – слезы на лице Малака, больше похожим на череп. И он кричал: «Лучше бы я погиб тогда вместо него»...
- Печальная история, - признал Хан.
- У Ревана не хватало того, что есть у тебя, - подняла горящие глаза Изгнанница. – Ты дерзок, хамоват, безшабашен... Никогда не дрогнет твоя рука. Именно потому ты здесь, потому ты добрался сюда.
- Н-не понимаю, - На всякий случай Хан отступил назад.
Она снова обрела плоть. Снова шлейф затрепетал под ветром.
Голос из журчания возрос до грома, тоже обрёл плоть и кровь. В нём плескалось страдание.
– Ты и твой вуки поможете Ревану решиться убить Малака...
- Н-но... К-как мы попадём в прошлое?
- Не спрашивай ни о чём... Сила не знает Времени и Пространств... Смерть дарует мир и небывалую мощь, непокоримую, невообразимую, всемогущую. О которой мечтаешь всю жизнь. Но любой променяет всё на секунды счастья, секунды настоящей жизни...
Её губы снова скорбно поджались, а глаза сфокусировались на Хановом лице.
– Ты решился? Я отдам тебе меч без сожалений... Мне он не нужен, а в тех руках, куда он попадёт, всё равно большого зла не принесёт...
- Если Малак погибнет, то изменится всё будущее...
- Нет... Не имело больше значения для мира, выживет ли Малак или Реван, и как пройдёт встреча в лесу Коррибана... Все цепи событий, смертей, поступков рано или поздно повернули бы к одному корню... Поступай по наитию, поступай, как ты бы поступил. Вот всё, о чём я тебя прошу... А потом вы будете стоять перед бывшим входом в гробницу, ибо, - усмехнулась она, - покоиться я буду не на Метанейре.
- Один вопрос, - тихо проговорил Хан и посмотрел в мерцающие звёздами глаза Изгнанницы.
Биннори спала. Мерно вздымается грудь.
Лицо совсем детское...
- Что будет с ней?
- Не беспокойся, - Голос Изгнанницы тоже притих, - как мечтала, она будет джедаем, а полыхающий Храм исчезнет из снов. Я передам ей знания... А теперь ступай... Ступай...

Лифт тащился ввысь. Сумрак развеивался, проявлялись, будто из пелены, решётки – сначала пол, стены, потом потолок... Шахта ровными пятнами красных ламп убегала далеко вниз – в сердце Звёздной Кузницы.
Вверху же скапливалась тень. Как смог над ночным мегаполисом.
Лифт со скрежетом вздрогнул. Остановился...
Тяжкое предчувствие. Нет, далеко не страх. Не знаю, как его назвать...
Предвидение убийства?
Запах крови?
Нет. Просто мне больно, потому что знаю – сейчас я убью близкого человека.
Я еле уберег Бастиллу, когда она подставляла шею под мой меч. Не выдержал...
...Прямая спина под туникой Тёмного Подмастерья, белые ладони на коленках, склоненная голова с каштановыми завитками и шёпот:
– Чего ты ждёшь?
Пришлось высказать то, что накапливалось последний месяц. Наверное, я полюбил её. Она единственная, кто искренне пожертвовала собой ради меня. Пусть не во имя своих чувств, но во имя присяги Ордену.
Страх... Нет. Его нет. Кто-то говорил мне про это... Не помню, кто... Воспоминание... Бесполый старческий голос вещает в ночи – страх не нужно уничтожать, как делают джедаи, не нужно впитывать, как делают ситхи, и то, и другое выведет из равновесия. Просто не замечать. Не испытывать.
Не дрейфить, приятель! Прорвёмся! Всё пока хорошо!
Что это было?
Мигрень? Или обрывок памяти?
А череп просто раскалывается от боли...
...Дверь. Там, за ней – моя будущая жертва.
Мечи в ладонях.
Руки поначалу опушены; потом плечи поднимаются и стягивают лопатки. Выпрямляется спина, чуть хрустит позвоночник, расслабляются мышцы. Стимуляторы убыстряют кровь и сердцебиение.
Великая сила проясняется – как небо после грозы; как слух, когда из ушей вынимают комки воска.
Шаг. Дверь – вбок.
Несколько очагов боли.
По стенам развешаны распятые джедаи.
Малак.
Поворачивается...
О мама дорогая!
... Последний раз мы встретились несколько дней назад. Была схватка.
Тогда же мои сны перешли в невыносимую явь.
- Ты – Дарт Реван.
Я знал.
Догадывался.
И что? Ничего.
Пустота не стала полной, а провалилась глубже после выходки Бастиллы. Самонадеянность тоже порок. И лишнее подтверждение тому, что «Мощь тёмной стороны сломит всё».
Малак зол. Из мимики, жестов, движений выплёскивается ненависть. Будто душу злобного ребёнка переселили в этого широкоплечего мужчину, прошедшего не одну военную передрягу.
Он никогда не повзрослеет...
- Отлично, Реван. Я был уверен, защитники Звездной Кузницы тебя уничтожат, но вижу, что ты еще не позабыл старые трюки. Ты сильнее, чем мне казалось. Сильнее, чем тогда, когда был Темным Лордом.
- Я всегда был сильнее тебя, Малак. И это я был повелителем.
- Да! В прошлом ты был сильнее меня, Реван. Но учитель всегда слабее своего ученика. Это эволюция... Неизбежно.
- Пустые слова, ты тогда боялся встретиться со мной лицом к лицу, Малак. И боишься сейчас.
- Нет! – Его глаза яростно сверкнули. – Хочешь, мы будем снова сражаться… И победитель станет вершить судьбы Галактики!
Резким рывком Малак активирует меч. И заранее проигрывает.
Чересчур длинное, нестандартное ярко-оранжевое лезвие – против моих двух. Это сделает его неуклюжим. Рубакой...
...В прошлый раз единственный меч не уберёг – я практически стоял в шаге от поражения. Сегодня подобрал меч одного из поверженных аколитов.
Ну, с благословением! Вперёд! Порви наглеца!
Клинки – снопы фиолетового и алого света. Атаро ведёт. Я быстр, силён и молниеносен.
Малак отступает, рвёт подкованными пятками свой шёлковый гиматий.
... Он был хорошим учеником хороших учителей. Перенял лучшее от меня, от мастеров Дантуина. Так двигаться быстро и без шума при такой мощной комплекции - дано не всякому.
Но вот однажды, как и все эгоисты-идеалисты, он свернул на неверную дорогу...
- Стой! – выкидывает руку. – Тебе запугать меня не удастся! Да, Сила на твоей стороне, но выигрыш сегодня мой!
С пальцев слетает огненная стрела и впивается в грудь ближайшему джедаю.
Что он делает?
Выкачивает жизнь из несчастного.
Кожа пленника серела, тугие мышцы расползались в складках... Через секунду вместо поджарого мужчины на пол упадёт разбитый старик. Он дрожит как от холода... Удар бронированным сапогом в череп прекратил ему муки.
Малак поднимает жёлтые светящиеся глаза. Тени в морщинах разгладились, нездоровая сероватая бледность перешла в матовую, блестящую.
Снова светит оранжевый...
Даже не думай.
А что ты предлагаешь делать?
Беги наверх, приятель. Надо облегчить участь Малаковских узников. Понимаю, негуманно, противоречит всему антивоенному, но поверь, смерти этих несчастных спасут, может быть, миллиарды, а в первую очередь – твою шкуру! Давай-давай, думаю, они будут не против!
Дельная мысль.
Клинок Малака прорезал воздух – я бросился бежать. Одного за другим убивал по пути пленных.
Мечом и молнией.
На верху, капитанском мостике он почти меня настиг. Летящий алый меч вспыхнул – Малак взорвал его.
Я прыгнул вниз.
Тело, подхваченное Силой, кружилось в сальто. Сапоги мягко встретили пол, бёдра, пружиня, выпрямились.
Фиолетовый луч пропорол грудину последнего джедая – девушки. Чем-то она напомнила Бастиллу. Роскошной каштановой шевелюрой или маской «умраю за Свет»? Она только всхрипнула, как зарубленный кааду...
Я знаю, Малак бежит по спуску. Решётка глухо подрагивает в такт топоту, пыль сквозь отверстия сыплется вниз и разлетается под струями вентиляционных люков...
Теперь ещё немного, приятель!
Да. Немного. Скоро сказка закончится.
Потные ладони сжали горячий металл меча.
... Его я собрал дня за два.
Магистр Жар Лестин только качал леками, наблюдая за моими руками. Система, сделанная наспех, оказалась надёжной и вроде как... Собранной автоматически, будто по врождённому навыку.
Первоначальный цвет я выбрал наугад. Просто, какой кристалл попадётся. Сердце Стража, Разум Советника, или Душа Воина?. Позже я влюбился в зеленое сияние.
А Ютара, обыскав тело Вина, подарила редкий кристалл турмалина. Камешек словно из стекла, но внутри таится манящая розово-фиолетовая сердцевина...
Малак ревёт от бешенства. Если можно реветь и скрежетать зубами без нижней челюсти... Я лишил его козыря.
...Он всё-таки не оригинален. Жизнь из пленников, из «мяса» высасывали и до него – Марка Рагнос, Экзар Кун и их ярые поклонники.
И так, напоказ, их вывешивать. Не видел большей глупости. Хотя я тоже хорош, принял за варварскую похвальбу.
Малак бьёт почти вслепую – еле ухожу от ударов. В этот раз отступаю я. Ещё немного, и проиграю, в Малаке нет ни тени усталости, а я не питался жизнью джедаев.
Отступаюсь... Досадно.
Падаю на колено, клинок еле защитил лицо от рубящего удара.
Чуи, твой выход!
Малак поднял меч. Пошатнулся и рухнул.
Выроненная рукоять подпрыгнула от тяжёлого сотрясения и скатилась в вентиляционный люк.
За моей спиной был косматый вуки с арбалетом наперевес, весь в колеблющемся коконе призрачного сияния.
Спасибо, мохнатый!
Вуки довольно рыкнул и исчез.
Малак лежал лицом к полу и выл. Долго, протяжно...
Я с трудом поднялся. Подвёл кончик лезвия к его шее.
- Поднимайся.
Бело-металлические перчатки попробовали упереться в пол, но подломились.
Да-а, юноша, арбалет вуки – это не шутка.
- Вставай, Малак. Неужто ты позволишь себе валяться перед всяким ничтожеством?
Малак прохрипел:
- Тайный встрел... Неблагородно, - Он попытался засмеяться. – Великий Дарт Реван действительно стал ничтожеством.
- Мы все учимся у своих учеников.
- Я был глуп...
- Это не оправдание, чтобы идти к сомнительной власти по костям близких...
- Неужели Реван всегда оставался лицемерным джедаем? Даже когда был Тёмным Лордом...
... Я – всего лишь человек.
Я был самим собой – чего не смог украсть у себя даже я.
Человеком.
А не ситхом. И тем более – не джедаем...
- Ответь на последний вопрос, Малак. Честно. Как ученик учителю...
- Как бывший ученик... – У него иногда пропадает голос. - Бывшему учителю...
- Бывший ученик остаётся учеником, даже став магистром или Лордом.
- Отвечу... Учитель...
...Учитель. Он примирился.
Я вижу и слышу прежнего Малака. Его, такого огромного, всегда можно было опрокинуть красивым пустословием!
О Великая сила, почему он не изменился?
- Помнишь, нас было двое... Мы правили вместе. Империя шагала вперёд под нашей дланью. Мне говорили, ты предал меня, не пришёл, когда джедаи поймали меня в ловушку. Почему? Почему ты отдал им меня?
Малак перевернулся. Кое-как уселся.
- Наши солдаты... Ххх... Гибли с твоим именем на устах...
И замолк.
- Вот оно что...
На душе поплыли тучи.
– Зависть. Как пошло... Ты знал, что со временем я отойду от дел и оставлю всё тебе... Всё только тебе, слышишь? – Горло горело от крика. – Но моя проклятая слава не давала покоя. Имя «Реван» будет первым... И ты чернил его, как мог. Верно?
- Отчасти... Да... Быть вторым – не быть первым... Но так или иначе... Я тоже в истории...
- Ты добился чего хотел?
Эти слова он еле слышал.
Жёлтые глаза потускнели.
- Не знаю...
Лысый, с иссиня-серыми татуировками, череп склонился к вывернутым ногам. У которых несколько минут назад валялась Галактика...
- Убей...
Делай, как он просит. Пусть уйдёт из жизни с достоинством, а не серым и надорванным подобием себя самого.Яркий фиолетовый луч, дрожа, поднимается, чтобы вновь обрушиться.
Прости, Малак. Видят Все Боги Этого Миры, я не хотел, чтобы всё так закончилось...
И не хочу сейчас. Нет.
Смерть станет для него избавлением и милосердием. Он хочет уйти таким, какой он сейчас. Если он останется жить, то только измельчает. Не раздумывай попусту. Делай, как он просит.
Бело-аметистовая вспышка...
Закрываю глаза... Слышу стук. Потом грохот. Это голова. Потом туловище...
Перед смертью он успел промолвить:
- В конце тьма подберёт меня... Я – Ничто...
Оживает электрическая тревога.
Вот и всё... Но что дальше?
Кромешную черноту закрытых век режет тлеющая мгла. Холодеет....
Переходит от оранжевого к зимнему...
Мареновая мгла.

«Я солгал, Реван. Да, солгал.
За жалкую жизнь я насквозь пропитался ложью, ибо... Никогда. Никому. Не говорил то, что горело внутри.
Особенно тебе, Реван.
Блестящий ученик скандально известной Крейи. Мне оставалось только следить за ним. Тогда я был серостью, фоном, одним из толпы младших учеников. Болото бездарей, откуда отобрали самородки.
Не меня. Ха-ха. Не меня.
Спокойный, уверенный в себе, кем руководят собственные мысли, а не догмы Ордена – это был будущий Дарт Реван, которого я увидел первый раз.
Кажется, старую дуру журили за проваленное дело.
А ты стоял позади.
Я же шёл – вернее, нас, янлингов, вели – на занятия и глазел по сторонам. Мельком окинул глазами открытую дверь Зала Совета. Несколько секунд хватило, чтобы ЭТО запомнилось на всю жизнь.
Во что бы то ни стало я захотел увидеть тебя снова. Меня колотил страх, что ты и твой учитель не с Дантуина.
Несколько сумасшедших дней в тревоге. И я вижу за дальним столом Библиотеки Крейю. Надежда вспыхнула звездой...
Я видел тебя потом много раз.
То ты шёл позади Крейи, то разговаривал с магистрами или падаванами.
Я был счастлив, прежние радости мои посерели.
Что общего было между нами – талантливым падаваном и отстающим янлингом?
А я следил за тобой в редкие свободные часы. Просто глаз не отводил. Смотрел, как ты тренируешься, беседуешь, фехтуешь... Хотел и сам так же...
Ненавидел всех, кто был с тобой рядом. Был готов их убить.
Почему не я, они говорили, смеялись с тобой???
Оглядываясь назад, говорю, что к счастью это желание сгорало как спичка.
Единственный раз, когда искра разожгла пожар... Ты и твоя брюнетка... Вы целовались в галерее... Такого голода и страсти не видел никогда и ни у кого... Вы думали, вас никто не видел.
А спрятавшийся мальчик дрожал от боли и ярости... И перед глазами его долго стояла твоя рука, гуляющая по бедру этой шлюхи...
На следующий день я превзошёл всех в своей группе. Наставница – плевать, что забылось имя – удивленно смотрела на меня. Ещё вчера y неё вместо меня было пустое место.
Успех рос день за днём, месяц за месяцем...
Однажды наставница куда-то вела меня. За ручку, ха-ха. В коридоре столкнулись с Крейей. Не помню, о чём они говорили, но я во все глаза смотрел на старуху. В первый раз она была на расстоянии вытянутой руки.
Потом подошёл ты, Реван...
Твой взгляд сверху... И я по пояс тебе... Взгляд равнодушный и цепкий одновременно... Я провёл часы перед зеркалом, пытаясь выработать такой же, но получалось слишком неестественно. И смешно.
...Помнишь первый наш разговор?
Жара стояла страшная. Река тянулась к Храму. Я случайно наткнулся на тебя – ты сидел на берегу, медитировал.
Я сказал:
- Привет.
Голос осипший как после пяти кусков льда.
А ты ответил – я этого не ожидал:
- Привет, - потом поглядел на реку, - не хочешь искупаться?
Я только кивнул.
...Ты первым вышёл из воды. Сложенный как бог, и солнце играло на мокрой коже. Начал разминаться...
Я же перевёл глаза на своё, только обраставшее мясом тело подростка и поспешил одеться...
Ты стал мне другом. Другом и братом.
Никогда мне не было так покойно, когда твоя рука лежала на моих плечах...
Ты выбил меня Крейе в ученики. Потом это превратилось в ад... Но игра свеч стоила.
Была вторая наша встреча.
Ты тогда еле узнал меня. Я был уже на голову выше тебя.
Потом ты был моим наставником. Но вместе с тем – другом и братом. По-прежнему.
Пережили мы многое. Словно несколько судеб.
Плечом к плечу шли через бесконечную войну. Над головами то жарило солнце, то нависали облака, а под ногами скрипел то снег, то песок. Вокруг то шумели джунгли, то безмолвствовал космос.
...Мы спасали шкуры друг другу, выдёргивали из ловушек. Ели из миски, откуда вытряхивали тараканов... Укрывались плащом, у которого прорехи с годовой бюджет Корусканта.
Помнишь, как однажды мы сняли двух шалав, и повели в номер?
...Я старался коснуться тебя то локтем, то коленом. И заводился так, что скакавшая на мне шлюха визжала в экстазе...
И жуткие месяцы на Телосе...
Ты валялся в коме среди изрубленных стонущих солдат, голый, грязный, жалкий. Тогдашняя твоя пассия билась в истерике у изголовья, а я вынужден стоять почётным караулом в ногах.
Почему, спрашивал себя, почему я не могу также орать, пускать слюни и брызгать ручьями слёз?
ПОЧЕМУ???
Я имел на то больше прав.
...Меддроиды распотрошили на меня одного все запасы успокоительного.
...Ты стал Тёмным Лордом.
Я благоговел перед тобой. Почти ниц.
Даже когда ты изуродовал мне лицо. Ненависть к тебе умерла, толком не родившись.
Мертворождённая ненависть... Ха...
Я хорошо помню того Дарта Ревана, который каялся, проклинал себя и мир и ждал, когда я очнусь...
Нет, мой Дарт Реван, я ненавидел не тебя.
Я ненавидел тех подлецов-джедаев. А особенно ублюдка, который ожил в твоём теле...
Последние месяцы, шаг за шагом, я преследовал его, чтобы убить его, как убили тебя, и оживить тебя, как оживили его...
Пока не понял сейчас... Всё было напрасно.
Но ты, Дарт Реван, мой великий друг и брат, умер...
И я хочу уйти к тебе...»

Прощай, Реван. Приятно было познакомиться. Ты очень помог мне.
Ни о чём не сожалей.

IV. Элизиум.
Елисейские поля, остров Блаженных.

Пот намертво прилепил рубашку к спине. Дышать труднее и труднее по мере углубления в проходы. Тени – чёрнее, жирнее и будто срываются с пола и стенок, мухами бьют в глаза, где мерно расходятся круги.
Хан поминал добрым словом каждую лужицу по пути. Надежды, что на обратном пути дорога будет казаться знакомой, растаяли, как хорошее настроение на свадьбе.
Сзади пыхтели сначала Биннори, потом Чуи.
Хан догадывался, что они думают о своём проводнике.
Так как время от времени в заднюю часть попадал острый камешек, и слышалось хрюканье вуки.
Ну погодите, шипел про себя Соло,вот выберемся... Придушу.
От нарастающей злости Хан заработал быстрее локтями. Правда, один раз пребольно въехал затылком в потолок.
И скатился по валу вниз – на площадку. Пещера резко переросла из прохода в хорошо знакомый грот. Взгляд упал на угол, где сиротливо ютилась тачка с киркой и ржавый сломанный робот-тумбочка.
Спину саднило.
Хорошо, хоть штаны целы.
– Эй, вы там, – крикнул Хан, – чего копаетесь? Всё уже.
Из завала донёсся обрадованный вопль Чубакки.
Через минуту и Биннори, и вуки съехали по горке к Хану. Шелест камешков в каменном мешке – как далёкий обвал.
– Не потеряла? – спросил Хан.
– Нет, – глянула на пояс девушка, – обижаешь.
– Отрадно слышать, – Хан достал из кобуры бластер. – У меня плохое предчувствие, что он тебе скоро понадобится. И уже вижу почему.
За выходом, метров за пятьдесят, из тёмно-синего вечернего фона вырисовывались шесть шкафоподобных силуэтов.
– Ну, Чуи, – горестно вздохнул Хан, сдёргивая предохранитель, – готовь-ка свои сюрпризы. Нас пока не видно в темноте.
- Фрх.
Вуки вскинул арбалет.
Хан потянул тележку. Облепленное бетоном колёсико гуляло во все стороны света, но где-то час обещало продержаться.
– Спрячься лучше за угол, Чуи, будешь прикрывать нас. Их шестеро, хватит ненадолго. Милая, в прикрытии нуждаешься?
Биннори пожала плечами:
– Не знаю. Но троих, наверное, смогу успокоить.
Белая полоса на полировано-чёрной рукояти жадно впитала свет, когда ладонь девушки коснулась меча.
– Лучше спрячь, – показал глазами Соло. – Мало ли... Может, удастся поводить за нос бугаев.
– Вряд ли, – вздохнула Биннори.
Хан не без вызова направился к наёмникам. Сзади громыхала тачка Биннори.
Наёмников действительно оказалось шестеро, по крайней мере, никого другого Хан не увидел. Но неподалёку стояло только шесть спидеров.
Парни всегда состояли в одной команде, как беглым взглядом определил Хан.
Да, они изо всех сил и возможностей хотели казаться друг на друга непохожими, причисляя себя к разным культурным пластам. Даже разным расам – это были двое корелиан, деваронец, тви`лекк, забрак и трандошан. Но бластеров одного мастера – да и, видимо, одной партии – не скроешь. Как не скроешь одной и той же боевой школы тёрас каси в непринуждённых, невольно-ленивых жестах.
Главный – Хан не знал его, зато увидел за его спиной уже знакомых корелианина и забрака – тоже оказался уроженцем Кореллии, её южных стран, краёв золотых побережий, лазурного моря и знойных красоток. Правда, природа щедро обделила его их прелестью – малый имел вполне нормальное лицо, но испорченное ожогами и жестокой, тупой миной. Только совсем безмозглые девицы назвали бы его красавчиком, хоть он и имел правильные, но резкие черты.
Из туловища в ранкоровой коже обнажены лишь тугие, накачанные плечи.
Классический самолюбующийся пижон.
– Привет, ребятишки, – мило улыбнулся Хан, – какие-то проблемы, а?
Вот всегда так... Ничего умного и на этот раз в голову не пришло, поэтому разговор потечёт к далеко не светской беседе. Но дурную голову и длинный язык, будем надеяться, и сегодня спасут быстрые ноги и жгучий бластер.
Жестокий и тупой красавчик-главарь улыбнулся Хану ещё ослепительнее...
– Разумеется, Соло, имеются проблемы. Твои проблемы. Но поскольку мы «ребятишки» добрые, мы избавим тебя от них... Только отдай нам меч.
Какой шустрый, однако, парень! И мозгами не блещешь. Я бы сразу понял, что меча сами не отдадут, пострелял бы и обыскал, а ты лясы точишь...
С другой стороны – спасибо за беседу...
– Очаровательно! – возникла Биннори в амплуа «возмущённая кретинка». – Лазаем по занюханным пещерам мы, видим всякие пакости тоже мы, а потом приходят незнакомые дядьки и заявляют: «Давай!» Сейчас, раскрой шире варежку! Не на тех напал!
Главарь на свою беду Биннори игнорировал:
– Соло, по-хорошему просим. Просто не хочу огорчать Джаббу из-за того, что его лучшего контрабандиста пристрелили с поличным. А без меча он сам тебя пристрелит.
– Вообще-то, – ухмыльнулся Хан, крутя бластером, – меч не у меня.
На бластер банда вскинула: посох, копьё, карабин...
– Тогда у ко...
– У меня! – крикнула Биннори.
Главарь еле успел отпрыгнуть от багрово-мареновой волны, но был сбит ударом бедра в живот. На пути у Биннори возник деваронец с двумя короткими катанами, сделал широкий боковой замах и – замер будто замороженный.
Его развалившая пополам голова источала шипящий звук. К Ханову горлу подкатил обед.
Биннори стояла в твёрдой стойке, склонив голову, перед поверженным деваронцем. Две ладони плотно – как священную реликвию – держали рукоять, откуда вырывался подрагивающий луч, алый от восходящего светила... Её волосы рассыпались, играя тёмным золотом.
Потом она улыбнулась. Обычной улыбкой, в которой, как не было ничего особенного... Но... По коже от неё бежал мороз.
Она медленно развернулась в правую стойку, приблизив к себе меч. Открыла глаза... Которые не предвещали ничего, кроме жестокой игры...
Тачка опрокинулась набок, Хан нырнул под защиту её толстого днища.
Дальнейшее происходило быстро, будто ускоренная голограмма. Один за другим падали, вскрикивая, головорезы, стреляя или делая финт...
Но их разрубал меч ученицы Изнанницы.
Быстро, точно, жестоко, милосердно – она летала над ними, как древняя кореллианская богиня войны и смерти.
Которую тоже звали Биннори...
...Когда всё окончилось, среди страдальчески изогнутых охотников плясала позёмка алой пыли. Посередине, спиной к Хану, широко расставила ноги Биннори. В опущенной правой руке горел активированный меч, потом погас. Она, тяжело дыша, обернулась.
Хан пинком отправил прожженную тачку-укрытие под откос. Где та благополучно развалилась, поцеловавшись с валуном.
Восхищённо рыча, вышел из пещеры Чуи.
– Что он сказал? – спросила устало Биннори.
– Ну, – не сразу к Хану вернулась речь. – Он сказал, что видел такое только у Главы старого Ордена... А сейчас он говорит, что мы тебе практически не понадобились...
– Неправда, – засмеялась Биннори, – я перенаправила выстрел Чубакки в лицо тому тви`леку... А твоя очередь в трандошана вывела того из равновесия и облегчила мне верхнюю атаку...
– Ох ты, – протянул Хан, – так кому стоит сказать: «Спасибо»?
Биннори покачала головой:
– Пока рано... Она сказала мне...
- Милая – жёстко отчеканил Соло, - внизу мы договорились, что ничего не было... Мы получили что хотели... И всё!
- Но она правильно сказала... Месть может быть смыслом жизни, но не самой жизнью... Но не мешало бы и насолить Ксизору.
– Много ему чести. Он сам до нас доберётся, – Хан оглядывал поле боя.
Раз. Два. Третий, четвёртый... Так, это пятый. А где шестой?
И углядел за серо-розовым валуном обтянутое чёрной кожей колено.
Соло выстрелил туда.
Конечно, был громкий хлопок, камешки спеклись в слюдяной плевок, но для здоровья выстрел опасения не представлял. Так, ерунда, пустяковый ожог...
– Ну.
Из-за камня вылез главарь.
Хан рот разинул от такой перемены. Первый раз в жизни дар речи пропал.
Красавчик шёл на подогнутых коленях, со слезливой рожей нашкодившего мальчишки.
Даже вуки открыл рот и захохотал.
– Ну, – повторил Хан. – Выбирай, как мне с тебя спустить шкуру? В этом-то опыта у тебя побольше.
– Э... Я..., – залепетал красавчик. Потом – видимо, дошло сказанное Ханом – бухнулся вниз, завопил: – Только не убивайте! У меня...
– Дети, мать, тёща, любимый хомячок и гизка, – посочувствовал Хан и вытянул руку с бластером. – Какое же ты всё-таки дерьмо...
– Подожди, Хан, – Биннори положила ему руку на запястье.
И улыбнулась красавчику. Просто плотоядной улыбкой.
– Скажи мне, родимый... Не ему, злому дяде с бластером, а вот мне, такой красивой и доброй... Ксизор тут? Неподалёку?
– Д-дд-д... Д-да...
– Что ж... будет ему сюрприз...
– О мои глаза... Чуи, что она делает!!!
– Рыггрррррррхы!

Сапфирово-голубые глаза сверкнули – отразили красный сигнал передатчика.
Девушка выгнулась назад, крепко сжав бёдрами голый живот Ксизора. Серебристые волосы, подобные свету тысячи лун, открыли её изящный нагой стан во всей красоте.
Пальцы Ксизора невольно коснулись её талии.
Восхитительно-юное, упругое тело... К нему не подходят никакие сравнения. Разве что с источником, к которому приникает усталый путник... Раз за разом. Раз за разом. Пока не придёт изнеможение.
Передатчик мигнул ещё раз.
Ксизор поморщился. Десять к десяти, важное дело...
Причем приказано беспокоить только по одному поводу.
Значит... Меч на яхте!!!
Сердце застучало чаще. Морщины на лбу исчезли.
Ксизор улыбнулся. И ощутил на лице пухлые мягкие губки.
Девчонка приняла это за результат своих стараний. Что ж, не хочется её разочаровывать...
– Прости, Фтия.
Он ответил на её жадный поцелуй.
– Но сейчас дела.
Тихо спустился с ложа, поднял с пола халат из переливающегося шёлка.
Девчонка не без страсти в синих очах рассматривала, как он расправляет на себе скользящую чёрно-серую ткань.
Не делая ни малейшей попытки прикрыться.
– Я Делайлах, – прозвенели в голосе капризно-холодные нотки. – Я нэ Фтиа.
Ксизор оглянулся. Растянул губы в рассеянной улыбке.
– Делайлах... Да. Конечно. Прости.
Сердце продолжило прежний размеренный ход.
Зрелище, которое он узрел на капитанском мостике, заставило притормозить в дверях. Собственно, он никогда не был так изумлён.
В окружении Ксизоровых охранников стоял Локи.
И надо полагать без меча.
Чтобы не потерять контроль над собой, Ксизор сосредоточил внимание на Локи. Точнее, на его виде.
Локи – полностью голый – и поэтому стоял перед Тёмным Принцем в самом подавленном состоянии, в котором только можно было его вообразить. По пыльному лицу стекали грязно-мокрые разводы, губы дрожали, как у сопливого подростка. Он едва сдерживал всхлипы.
Разбитая почерневшая ладонь прикрывала промежность. Ксизор не стал опускаться до злорадствования, что для этого понабилась
только одна ладонь.
Он внимательно, словно товар, оглядел тело Локи. Мускулистое, поджарое, с редкими чёрными волосками на груди. Можно сказать, не лишённое своеобразной мужской красоты.
Правда всё портил контраст между бронзовым торсом и болезненно белыми, лишёнными загара ногами, покрытыми курчавыми завитками.
Но ничего... Там, куда Ксизор его отправит, такие тонкости никто не заменит.
– Мой принц, – У Локи дрогнул голос. – Я...
Поднятый перст заставил его умолкнуть.
– На Нар Шаддаа, – как можно тише приказал Тёмный Принц, – к Дурге Хатту. Прямо в таком виде.
Локи побелел.
– Ваше высочество, нет! Я... я... я ведь ещё нужен вам!
– Нет, мой милый Локи, – печально покачал головой Ксизор, – мне ты не нужен. И я тебе больше не нужен. Скажи... Фтие в твоих объятиях было лучше, чем со мной?
– А?.. Ч-что?.. – выдавил Локи.
– Тогда всё встало на свои места. Прощай, Локи. Надеюсь, однажды ты вновь получишь моё доверие. Если не наложишь на себя руки после общения с Дургой Хаттом.
Ксизор развернулся и ушёл, под аккомпанемент истерики Локи. Он потушил свою злость. И больше к этому – хотелось бы верить – не возвратится.
Дальнейшее он обдумает завтра.
А сейчас... Чем развлечёт его эта... Как её звать-то?!... Фтия?
А, нет, Делайлах!
В облаке из нечто бежево-розового, она восседала перед зеркалом. Расчесывала волосы и даже не взглянула в сторону господина.
И томно опустила веки, когда сорочка, не устояв под его нежными губами, соскользнула по плечу...

Два чёрных силуэта бредут по коридору Великого Императорского Дворца. Время – полночь, свет загашен. Струится звёздный свет, блёкнет мареновое зарево столицы.
Их двое; первый – высокий, сильный, в закрытых доспехах древнего воителя, с тяжёлой походкой; второй – сгорбленный, покачивающийся, похожий на тень – размытый клочок мрака. Ничтожество рядом со спутником на первый взгляд.
Но, конечно же, только на первый взгляд.
– Мне неясен смысл вашей затеи, учитель, – говорит воин.
– Какой кхгм... затеи? Ххх...
Тень захлёбывается в кашле. Натягивает капюшон глубже на лицо. В мерцающем свете белеет костистая узловатая рука.
– С «анонимом» с планеты Бисс и гробницей Изгнанницы.
Жалобно стукается об пол серебряная палочка – опора тени...
– Проклятая болезнь, – вырывается хрип из капюшона, – что, говоришь, Вейдер? Не ясен смысл?.. Нет здесь смысла. Нет, нет, нет, – зашелестел шёпот.
– Нет смысла? – сказал воин. – Вы столкнули лбами главу всей организованной преступности и короля подполья и контрабанды.
Тень засмеялась. Судорожно сглотнула комок.
– Болезнь пока не коснулась моего разума, Вейдер, как ты только что посмел подумать... Смысла нет. Это был запасной ход, к слову сказать, мною блистательно осуществлённый.
Я знал, что Ксизоровы прихвостни – да и сам Ксизор – любят жар, загребённый не их лапами, а у Джаббы прозябает много талантливых личностей...
В итоге, как я и предвидел, слизняк отыграл более удачную позицию. Поэтому Ксизор перебёрется в столицу, поближе ко мне, где будет бороться за куски пожирнее с моего стола. Его «Чёрное солнце» станет ещё одним инструментом у Империи.
Ну, а Джабба Хатт будет единовластным правителем двух столиц преступного мира – Татуина и Нал Хутты... Он меня... Кхе-кхе... Устраивает...
К слову сказать, жажду обе коллекции; они пополнят мои сокровищницы на Биссе и на Вейланде...
Сиплый смех сгорбленной тени ещё долго носился среди опустевших залов.

Хорусет пускал червонное золото по небосклону, будто навевал художнику картину, где девушка в золото-пурпурных одеждах льёт из белой амфоры молодое вино... Коррибан готовился ко сну.
Пологие скалистые холмы у горизонта, поросшие редким бурьяном, мерцали серебристыми ниточками ручейков. Если уместно сравнивать пейзаж с музыкой, то здесь было высокое, чистое, грустное сопрано мальчика под неслышные хрустальные переливы арфы.
Это единственное место, где растёт лес на Коррибане. Древние создали святилище под открытым небом, где возносили хвалы солнцу.
Шесть лучей – шесть дорожек, умощённых камнем – сбегаются к центру, к кругу. Родниковая гладь плещется об их бока, открывая чистый речной песок.
Мужчина в просторной тёмно-коричневой хламиде стоит на этом символическом изображении Хорусета. Военный мундир на мускулистом теле бывалого солдата. Маска с прорезью для глаз вкупе с мешковатым капюшоном покрывает голову. Руки в боевых рукавицах перебирают цепь-пояс.
Лёгкая тень возникает из дымки уходящего дня и обрисовывается в женский силуэт. Туманным шлейфом её играет ветер. Узкое закрытое платье чёрного шёлка обрисовывает соблазнительные изгибы. Покачиваются вороновы перья на воротнике, открываются фарфоровые плечи спадают локоны цвета ночи. Глаза звёздами мерцают на лице ожившей статуи святой, прекрасной и в радости, и в скорби.
– Здравствуй, Реван, – Голос её мягкой и трепетной птицей окликает воина. – Ты позвал меня, и я пришла.
Маска повернулась. Грубые кольчужные рукавицы поддели шлем. Открылось обожженное ветрами и солнцами лицо.
Шлем ударился о камень, отскочил и плюхнулся в искусственную заводь. По спокойной воде пошли круги.
Реван сделал несколько шагов.
Лица сблизились...
Его глаза испытующе заглянули в её душу:
– Что мне сделать, чтобы ты простила меня?
Она улыбнулась. Солнце озарило ставшее божественным лицо, позолотило чёрный антрацит волос.
– Поцелуй, – едва слышно пропела она. – Пока мои губы ещё алы.

...Соло ухмылялся:
– Чуи тебя смущал. Я его выгнал, как ты попросила. И несколько раз убедился, что он больше не подслушивает. И? Ну?
Биннори мялась.
Кажется, ей нравится, когда слова не идут на язык.
– Наверное, всех берёшь измором, негодяй, - Она вконец порозовела. - Конечно, ты совсем не мой идеал мужчины, но мне ты... ну... нравишься.
Сияющий Хан растянул губы до ушей:
– Я знаю, Биннори. А кто-то сомневался?
Сто к одному, она намерилась было съязвить, что слова мало что значат, ведь она «девушка непостоянная», поэтому Хановы губы быстро заткнули ей рот.
Биннори ничего не оставалось, кроме как сомкнуть руки на загорелой шее кореллианина.
А мареновая мгла улетала из иллюминаторов, раскрывая ворота новому дню.

Июнь-ноябрь 2007.
Июль 2008.

Сообщение отредактировал Aximas Velde - 17.8.2008, 19:10