Версия для печати темы

На планете Гаатен, среди мрачных шпилей некогда великого города стояли развалины сиротского приюта, куда давным-давно отправляли со всего сектора детей, которые лишились родителей во время Войн клонов, - до тех пор, пока для них не найдутся новые пристанища.

Только не все в приюте было благополучно. Среди детей ходили толки о темном ужасе, что является ночью: высокий, худой человек с острыми зубами и горящими глазами, который от времени приходит в приют и крадет детей. Он вытаскивал их из постелей и уволакивал через окно, заглушая их крики. И никто больше не слышал о детях, похищенных этим ужасным существом.

Дети пересказывали слухи испуганным шепотом под простынями или прикрывая рты сложенными ладонями, когда гас свет. Персонал же приюта, конечно, пресекал подобные разговоры. И хотя за многие годы некоторые дети на самом деле пропадали — наверняка всего лишь беглецы, недовольные своей судьбой и раздавленные потерей родителей, —слухи представлялись не более, чем дикими фантазиями беспокойных малолеток, воплощением их страха и боли. Тем не менее, слухи не прекращались, и персонал приюта мало что мог с этим поделать.

Все, кто оказывался в приюте, слышали рассказы об этом чудовище и с той минуты дрожали от страха, что они тоже могут стать следующими жертвами. Все, кроме одной.

Элиш всегда считалась выдающимся ребенком, еще со времен учебы в школе на Маллоране, где она поражала учителей своей уверенностью и способностями. Она была добра и ласкова, предпочитала заботиться прежде всего о других и тем самым расположила к себе как сверстников, так и детей младшего возраста. Как и ее мать – стражница в маллоранском дворце - Элиш всегда чувствовала глубокую связь со вселенной и всеми населяющими ее живыми существами. Эта связь даровала ей невероятное чувство покоя, и она, хотя и была наслышана об ужасах, отказывалась верить в какого-то там темного призрака, которого боялись другие дети. Для Элиш зло представляли не чудища, а люди, поскольку она понимала, что все те жестокости, которые совсем недавно опустошали галактику, свершились по воле отдельных людей, а не порождений мрака.

Так случилось, что после того, как Элиш прибыла в приют на одном из огромных имперских транспортников, она сделалась для других детей твердой поддержкой, помогала им отбросить свои страхи и, несмотря на тяжесть их потерь, находить покой в спальнях и классах ветхого здания.

Так прошло несколько месяцев, и, к радости сотрудников приюта, разговоры о призраке пошли на убыль. Дети, казалось, приободрились, и когда корабли с припасами прибыли вновь, некоторые сироты обрели дома и приемных родителей, готовых окружить своих новых подопечных любовью и вниманием.

Часто Элиш просыпалась по ночам от криков - некоторых детей в спальне мучили кошмары, которые вырывали их из дремоты, заставляя трястись в кроватках и обливаться потом. Никто из ночных сотрудников не пришел бы утешить бедных детей, и Элиш выскальзывала из постели, брала их за руки, и ее спокойных слов и утешительного присутствия бывало достаточно, чтобы прогнать кошмары и помочь снова уснуть.

Но однажды ночью, вскоре после прибытия Элиш, началось сильное волнение, и все вокруг нее будто зазвенело тревогой. Девочка вскочила с постели: в спальне стоял переполох, а дети говорили, что незадолго до рассвета приходило чудовище и украло маленького мальчика по имени Самил.

Его и вправду нигде не было, и ни сотрудники, ни дети не смогли его найти, сколько ни искали. Не было и никаких доказательств появления незнакомца - разве что окно тихо стучало на ветру, потому что защелка оказалась незапертой.

Закрыв окно, сотрудники приюта начали разводить детей обратно по кроватям, сюсюкать или шикать, когда те плакали от отчаяния. Детям говорили, что Самила найдут утром, или же он решил сбежать и бросить их, ускользнул в ночь, чтобы идти своей дорогой. Но Элиш видела, что под кроватью Самила остались его разбросанные вещи, - и она знала, что он никогда бы не оставил своих игрушечных героев, потому что не выдержал бы разлуки с маленькими самодельными фигурками.

Итак, когда другие дети, наконец, снова улеглись в кроватки, Элиш лежала без сна, обращаясь к своим чувствам, потому что могла ощущать Самила через его связь со вселенной - такую же, как у нее самой. Это отличало их от прочих детей - кроме, пожалуй, маленькой кессурской девочки по имени Джи'фар, которая как будто обладала похожим даром.

И все-таки Элиш, конечно же, не почувствовала никаких следов Самила ни в приюте, ни поблизости. Расстроенная, она пролежала без сна всю оставшуюся ночь, уверенная, что на следующий день его не найдут.

На следующее утро несколько сотрудников отправились в деревню неподалеку в надежде обнаружить, что Самил ночью сбежал туда. Они были уверены, что найдут его, продрогшего и смущенного, забившимся в чей-то сарай – и готовым вернуться в приют, согреться в теплой ванне и отдохнуть.

Но, как и ожидала Элиш, сотрудники вернулись через несколько часов, усталые и голодные. Нигде не было ни вестей о мальчике, ни следов - ни в деревне, ни на окрестных тропинках и дорогах. Он просто исчез, и они ничего не могли с этим поделать.

На следующий день слухи о темном ужасе вернулись. Дети шептались о скрипе окна, о шипящем дыхании чудовища, когда оно обходит кровати, о леденящем холоде - знаке его появления. Несмотря на все усилия персонала, ребятишки в страхе перешептывались друг с другом: что, если в следующий раз темный ужас схватит их?

В следующие несколько недель Элиш подружилась с Джи'фар. Кессурианка была почти на два года моложе Элиш, но, как и она, держалась не по годам уверенно. Вместе они долго гуляли по окрестностям, осматривали близлежащие развалины, читали, рассказывали друг другу истории о Войнах клонов и всяких ужасах, которые они видели, и вместе учились у суровой пожилой учительницы, которая возглавляла приютскую школу. Они поменяли койки, чтобы быть ближе друг к другу, и каждую ночь, когда Джи'фар засыпала, Элиш не спала так долго, как только могла, наблюдая за подругой - и за окном спальни: не покажется ли чудовище? Потому что после кошмарного исчезновения Самила Элиш начала задумываться, нет ли в жутких историях о желтоглазом призраке хоть доли правды.

Время шло, и жизнь в приюте понемногу наладилась. Вскоре должны были прибыть транспортные корабли с сезонными припасами, и приют пополнится новыми детьми - а кто-то уедет и поселится в новых домах, в других мирах, далеко-далеко. По мере подготовки к этому приют бурлил жизнью.

Элиш все еще раздумывала о бедном Самиле, но спустя столько времени снова начала сомневаться в рассказах о призраке. Возможно, Самил на самом деле сбежал - в конце концов, ему было несладко в приюте - и просто спрятался от поисковых групп. Может быть, он прятался где-то в развалинах старого города, устраивая себе новую жизнь по-своему. И все же Элиш терзалась сомнениями: если бы он был там, разве она не почувствовала бы его присутствие, как с Джи'фар, когда им доводится разлучиться днем?

Целыми неделями она неусыпно присматривала за младшей подругой, но со временем ночные бодрствования взяли свое, и Элиш устала до мозга костей. Так случилось, что, когда однажды ночью Джи'фар уснула, Элиш ощутила, что сама засыпает, не в силах больше бодрствовать и следить за подругой.

Элиш пробудилась внезапно. В спальне – ни звука, кроме тихого бормотания спящих рядом детей. Легкий ветерок коснулся ее щеки, и она потянулась, перевернувшись на бок, чтобы посмотреть в окно. Занавеска мягко колыхалась на ветру, мерцая в лунном свете. Элиш содрогнулась. Окно было открыто!

Девочка подскочила, судорожно дыша. Она повернулась к Джи'фар... и поняла, что опоздала.

Над спящей подругой нависла скрюченная, сутулая фигура призрака. Он был одет полностью в черное, со странным металлическим кругом, прикрепленным к пластине на спине. Глаза пылали ярко-желтым, и казалось, что по бледным щекам текут кровавые слезы. На серой безволосой голове виднелись странные красные отметины, образующие узоры на макушке. Высокий, худой, с длинными руками и тонкими пальцами, он наклонился ниже, схватил Джи'фар, крепко зажав ей рот, и посмотрел прямо на Элиш. В злобной улыбке сверкнули острые зубы.

А потом он ушел, так быстро, что Элиш едва сумела понять, что же она видела. Казалось, он порхал среди теней, легко перепрыгивал через детские кровати, пока не остановился прямо перед открытым окном, поставив ногу на карниз. Элиш будто приросла к кровати, не в силах двинуться или издать хоть один звук. Девочка отчаянно боролась со странной силой, что сковала ее, она отталкивала ее мысленно... и на миг ей показалось, что она вот-вот справится, сумеет освободиться и сделать что-нибудь, чтобы помочь подруге.

И тогда темный ужас остановился в открытом окне и в жутком сиянии лунного света посмотрел на нее, благодарно склонив голову, прежде чем шагнуть в холодную ночь.

Элиш тотчас ощутила, как к ней вернулись чувства, и закричала.

Загорелся свет и прибежали сотрудники, но ничего уже нельзя было поделать. Ни в окне, ни среди развалин внизу не было никаких признаков призрака. И Элиш ничего не оставалось, кроме как смотреть со слезами на пустую кровать Джи'фар.

Все в приюте знали, что Элиш - разумная девочка, и не сомневались в ее рассказе о желтоглазом человеке и его злой улыбке. В спальнях стало больше ночных патрулей, на окно поставили новый замок, но, по правде говоря, что еще оставалось делать? Дальнейшие поиски не принесли плодов, как и после исчезновения Самила. Джи'фар пропала, и Элиш больше не ощущала на Гаатене ее присутствия.

Жизнь в приюте продолжалась, но среди детей воцарилось угрюмое молчание. Без ласкового утешения Элиш они снова начали бояться, что злой призрак вернется.

Однако Элиш знала, что, если он придет, то его следующей жертвой непременно станет она. Ведь темный ужас почувствовал с нею странную связь, ощутил, как она оттолкнула его жуткую, удушающую хватку, и она понимала, что именно этого он и жаждал. Разве у Самила и Джи'фар не было такого же глубокого ощущения всего, что происходит вокруг них? Разве не поэтому их украли?

Нужно было что-то делать. С этого дня, каждое утро, когда прочие дети еще спали, Элиш выбиралась из спальни по гулким коридорам приюта и шла к развалинам храма недалеко от того места, где они с Джи'фар когда-то играли. Там она взбиралась на острые обломки храмового шпиля, усаживалась на карниз рядом с его вершиной и взывала сквозь ту огромную сеть, которую ощущала, моля о помощи кого угодно, кто может услышать ее.

Так продолжалось много дней, и Элиш начинала унывать, опасаясь неминуемого возвращения желтоглазого призрака. И все же ее крик о помощи получил ответ.

В тот день в развалинах приземлилась на ярко раскрашенном корабле незнакомка - темнокожая женщина по имени Кира Вантала, которая носила на поясе рукоять странного оружия и говорила столь властно, что, казалось, напугала даже персонал приюта. Не обращая внимания на их беспокойство, она разыскала среди детей Элиш и попросила ее рассказать, что же произошло в ту ночь, когда похитили Джи'фар.

Элиш осторожно пересказала свою историю, и когда женщина выслушала ее, то обеспокоенно нахмурилась. По ее словам, она поняла, чего хочет зло и откуда оно явилось. И ему немедленно нужно было положить конец.

Когда Элиш рассказала Кире, что боится, как бы ее не схватили, - она чувствовала, что может доверять женщине, - та объяснила, что тоже выжила, как и Элиш. И пускай повсюду уверяют, что войны закончились, сейчас как никогда важно бороться за то, во что веришь, и защищать невинных от зла, каким бы ужасным оно ни казалось.

Так случилось, что больше недели Кира Вантала каждую ночь стерегла детей, и те спали крепче, чем когда-либо прежде, утешенные присутствием своего нового стража. Все - кроме Элиш, которая знала, что станет следующей целью темного ужаса и что ей нужно отыскать в себе силы быть храброй и помочь Кире победить страшного врага. Может быть, тогда она сможет помешать призраку украсть других детей и как-то сгладить произошедшее той ночью с Джи'фар, когда она не сумела помочь своей единственной настоящей подруге.

Однажды, после того, как Элиш приготовилась ко сну, Кира шепнула ей, что призрак близко. Она почувствовала его присутствие на Гаатене и поняла, что он явится ночью в приют за новой добычей. Элиш тоже ощущала близость чудовища, словно в груди сделалось тесно, и знала: что бы ни случилось ночью, она будет сильной, потому что только так получится остановить чудовище.

Когда же сумерки, наконец, перешли в ночь и наступила холодная тьма, Элиш забеспокоилась: со стороны окна послышался шум.

Она медленно повернулась, затаив дыхание, ожидая увидеть, как страшный призрак заглядывает в окно... но с ужасом обнаружила, что он уже навис над ее кроватью, как тогда над Джи'фар.

С жуткой улыбкой он низко наклонился и вытащил Элиш из постели, взяв на руки. Его прикосновение было холодным и все же каким-то образом словно обжигало ее кожу. Элиш захотелось крикнуть - и она поняла, что не может издать ни звука. Какую бы власть он ни имел над нею, власть эта была сильной и гнетущей, и девочка обнаружила, что не может ни двигаться, ни говорить. Она попыталась мысленно оттолкнуть его, как и раньше, но, сколько бы она ни старалась, он был сильнее, и его хватка будто сжималась, пока Элиш не стало казаться, что его холодные пальцы сомкнулись вокруг ее сердца.

- Сила велика в тебе, малышка, - прошептал он, неся ее к окну, его теплое дыхание касалось ее уха. Он не оглядывался, когда перешагнул через карниз, и словно соскользнул к темным развалинам внизу.

Однако, Кира Вантала поджидала его, и когда темный призрак понес перепуганную Элиш в сторону древнего храма, она быстро последовала за ним, окликая чудовище. На мгновение Элиш испугалась, что он успеет сбежать на своих длинных ногах и унесет ее во мрак, где ее никогда не найдут. Но призрак вместо этого остановился, явно довольный, и повернулся к Кире с усмешкой на злобном лице.

Пока Кира приближалась, злодей бросил Элиш на землю, перешагнув через нее, и направился к женщине, которая, как поняла теперь Элиш, оказалась не менее устрашающей, чем темный ужас, но совсем по-другому - сильной, отважной и смелой.

- Кира Вантала, - прошипел призрак, точно змей. - Признаюсь, я удивлен. Из всех, кто выжил после чистки... Я и представить себе не мог, что среди них окажутся слабаки вроде тебя.

- Значит, ты ошибся, - ответила Кира, - ибо темная сторона вечно недооценивает меня.

Призрак рассмеялся и наклонился вперед, примериваясь вцепиться Кире в горло. Но она знала старые уловки призрака, и, когда он кинулся на нее, схватилась за рукоять своего оружия. Вспыхнул клинок, столь ослепительно яркий, что призрак съежился, отпрянул и зашипел, как загнанная в угол змея, вскинув руки к лицу, на котором застыло потрясение. Столь ярко пылал свет, что, казалось, он обжигает самую душу чудовища, и тот споткнулся, будто в невольном уважении, отброшенный силой клинка.

С суровым видом Кира махнула рукой, и чудовище отлетело в сторону и врезалось в осыпающуюся стену, подняв тучу пыли и мусора при падении.

И вдруг на глазах Элиш скрюченный призрак выбрался из-под обломков, злобно ухмыляясь. Он двигался быстро, порхал среди теней, как привидение, почти неразличимый для глаза. Кира с клинком наготове развернулась в поисках врага. Но не могла отследить его, и Элиш крикнула: «Берегись!», когда увидела, как он бросился вперед, сильно ударив Киру в спину. Женщина упала, рукоять оружия покатилась по земле, шипящий клинок погас. Злодей бросился на нее, сверкая зубами, но Кира успела перекатиться, вскочила на ноги и вытянула руку с раскрытыми пальцами.

Элиш видела, что рукоять меча Киры дергается на земле, словно отчаянно пытается повиноваться зову хозяйки. Но его прижало деревянной балкой, которая упала, когда Кира толкнула темный ужас в стену.

Тем временем, призрак вновь пошел в атаку и навис, высокий и зловещий, над своей жертвой. Элиш видела отчаяние на лице Киры, видела, что ей тоже страшно в присутствии зла. И девочка поняла, что делать. Ее сердце колотилось в груди, она вскочила на ноги и нырнула за рукоятью меча Киры, вытаскивая ее из-под балки. Едва Элиш успела схватить гладкую металлическую рукоять, она вылетела из ее руки и взмыла в воздух к Кире.

Элиш с трудом поняла, что же случилось потом. Как только пальцы Киры сомкнулись на рукояти оружия, как полыхнула вспышка шипящего света, и клинок взлетел по широкой дуге. Призрак зашипел от боли, схватился за грудь и упал на колени перед Кирой. Движением свободной руки Кира отбросила темный ужас назад, пробив остатки стены храма, которая, казалось, обрушилась на него, осыпая камнями.

Прежде чем Элиш осознала это, Кира уже стояла рядом с нею и помогала подняться. Ушибленная при падении нога болела, но девочка знала, что сыграла свою роль и была сильной, как научила ее Кира. Вместе они победили призрака. Никогда больше он не вернется и не станет мучить детей из приюта. Теперь они в безопасности, кошмару пришел конец. Элиш облегченно вздохнула.

Но когда они вдвоем решили осмотреть останки темного ужаса, то не нашли среди сливающихся теней ничего, кроме обломка круга, который он носил на спине. А когда они развернулись и медленно зашагали обратно в приют, Элиш была уверена, что слышит, как ветер уносит прочь его безумный смех.

На мой взгляд, было бы удачнее перевести название как"Остерегайся, покупатель" или "Будь осторожен". Но пусть остается официальное (прим. перев.)

Жил когда-то посол по имени Слокин, коллекционер древних сокровищ. Столь обширна была его коллекция, что он построил для нее специальное хранилище. Сам же он был настолько неразборчив, что наполнил ее сверху донизу и давно уже потерял всякое представление о том, что у него есть, а чего - нет. Часто он задумывался, не купить ли дроида, чтобы переписать коллекцию, как должно. Но столь же часто отметал эти мысли, ибо кредиты, которые ушли бы на дроида, наверняка было бы лучше потратить на еще большее количество сокровищ и тем самым улучшить коллекцию.

Так случилось, что, посещая планету Батуу во Внешнем Кольце, Слокин наткнулся в «Уголке древностей Док-Ондара» на маску и понял, что должен заполучить ее. Маска была черной и узкой, с тончайшей золотой филигранью, и напоминала, как показалось Слокину, не что иное, как череп. Такой маски - единственной во всей галактике - он никогда прежде не видел, а из всей своей коллекции он больше всего обожал именно такие редкости.

Как уважаемый торговец подобными товарами, Док-Ондар был рад услужить в этом деле — за приемлемую цену — и все же, несмотря на риск для собственного кошелька, он сделал Слокину грозное предупреждение насчет маски. По его словам, к подобному сокровищу нельзя относиться легкомысленно, поскольку, по слухам, оно проклято и может иметь серьезные последствия для неосторожных или недостойных, которые попытаются использовать его мощь.

Эти слова лишь укрепили решимость Слокина, ибо он не был суеверен, а если и желал чего превыше даже своих сокровищ, так это власти и влияния на других. Если эта маска погубила кого-то - значит, они оказались недостаточно сильны, чтобы владеть ею. И вот, маска перешла от Док-Ондара к Слокину - с последним предупреждением.

После покупки маски Слокину пришлось много дней выполнять свои официальные обязанности. Но посол не мог думать ни о чем ином – как и о тайнах, которые может раскрыть ему реликвия, когда он, наконец, привезет ее домой. Ожидание делалось невыносимым.

Так случилось, что, вернувшись наконец в свой роскошный особняк, Слокин велел своему помощнику Потниссу отклонять все звонки и принялся тщательно осматривать маску. Прошло несколько часов, и Слокин, вертя маску в руках, начал задумываться, не было ли предупреждение Док-Ондара всего лишь суеверным бредом, потому что он не ощущал ни капли той мощи, которой якобы обладала маска. И все же, когда он, запоздало сообразив, наконец надел маску, она, казалось, слишком поспешила раскрыть свои тайны.

Сидя в гостиной среди плюшевых подушек и глядя сквозь глазницы маски, Слокин сперва решил, что каким-то образом перенесся куда-то, потому что он видел сквозь маску внутреннее убранство огромного и роскошного дворца.

Озадаченный Слокин снял маску - и с огромным облегчением обнаружил, что по-прежнему пребывает в безопасности своих покоев. Но когда он надел ее вновь, то опять оказался в том далеком дворце, наблюдая за событиями, которые происходили при роскошном дворе. Он понял, что смотрит глазами первого владельца маски, ибо ему предстали события из далекого прошлого. Перед ним начала разворачиваться жизнь первого хозяина маски.

Заинтригованный Слокин удивленно огляделся. Зал для аудиенций, в котором он очутился, изумлял взор: позолоченные стены с самыми витиеватыми узорами, бархатные портьеры и огромные витражи, изображающие незнакомые ему сцены из мифологии. Придворные в изысканнейших нарядах - хотя и несколько старомодных по современным Слокину меркам – расхаживали вокруг и пили из узорчатых бокалов. А на возвышении в самом центре зала восседал на золотом троне человек, должно быть, король или император - столь прекрасны были его одежды и столь величественна корона, что венчала его.

Слокин зачарованно смотрел, как он - или, вернее, человек в маске - приближается к подножию трона, глядя на короля хитрыми прищуренными глазами.

- Итак, - промолвил он, и Слокин понял, что тоже шевелит губами, произнося эти слова, - я пришел заключить с королем сделку.

Король с удивлением посмотрел на него сверху вниз.

- И что же ты можешь предложить мне?

- Ваше величество находит меня смелым и забавным. И все же, по правде говоря, у меня есть ключ к его падению, и он поступит мудро, обратив на меня внимание.

- Это угроза? - прогремел король и знаком подозвал стражников.

- Что вы, ваше величество, - ответил хозяин маски, шагнул на постамент и наклонился ближе к королю, чтобы их не услышали. - Как я уже сказал, просто сделка. Я не стану говорить о тайном соглашении, которое вы заключили со своим врагом... если получу соответствующую награду за мою верность.

Теперь король побледнел.

- Что ты знаешь об этом?

- Все, что нужно знать, - ответил человек в маске. - Все, что вам хотелось бы утаить от своих подданных. - Он изящно поклонился. – Конечно же, я принял соответствующие меры для обеспечения своей безопасности.

Король открыл было рот, чтобы ответить, но не произнес ни слова.

- Надеюсь, у вас отыщется подходящий титул, а также земля, - сказал хозяин маски.

Король пристально посмотрел на него.

- Отыщется - и титул, и земля, и проклятие на твою голову за такую дерзость.

Но человек в маске просто рассмеялся и развернулся, не обращая внимания на слова короля.

Посмеиваясь, Слокин снял маску. Он не совсем понял, чему именно стал свидетелем, но был очень доволен своим сокровищем. Слокин поставил маску на специальную подставку в хранилище и, отпраздновав событие вином и пирожными, отправился спать.

Однако, всю ночь он не мог уснуть, думая об увиденной сцене. Смелость хозяина маски вызывала искреннее восхищение, и Слокин почувствовал, что завидует ему. Успех оригинальной уловки человека в маске подарил ему идею. Не пойти ли ему по стопам величия? Не раздобыть ли такое же состояние с помощью тех же средств?

На следующей неделе он должен был встретиться с послом планеты Хадрос, мира во Внешнем Кольце, богатого залежами руды, на которые еще не претендовал Первый Орден. Он слышал истории об этом самом после - истории, которые тот вряд ли пожелал бы обнародовать из-за страха потерять свое положение. Здесь и крылась возможность для Слокина. Если уловка сработала для первого хозяина маски, почему бы ей не сработать и для него?

Так случилось, что, когда посол с огромной пышностью прибыл, Слокин не пожалел усилий, чтобы тот чувствовал себя комфортно и при этом обескураженно: предоставлял только лучшую еду, напитки и развлечения, осыпал комплиментами, предлагал выгодные условия для ввоза товаров с его планеты. Казалось, все идет хорошо, были заключены торговые сделки - несомненно, выгодные для обоих миров.

Тогда-то Слокин и нанес удар. Он загнал посла в угол в его покоях после обеда и прошептал ему кое-что на ухо, шантажируя его почти так же, как бывший хозяин маски шантажировал короля.

Испытывая отвращение, но не в силах отрицать слухи, посол неохотно согласился на условия Слокина, и вскоре после этого тот получил небольшое состояние в минералах и драгоценных металлах.

Это убедило довольного Слокина в том, что рассказы Док-Ондара правдивы и маска на самом деле сохранила некую остаточную силу. Болтовня о проклятии ничего не значит – должно быть, это просто отсылка к словам старого короля. Его, Слокина, так просто не запугаешь. События в его жизни отражали события в жизни первого хозяина маски. В ту же ночь, когда Потнисс и другие слуги уснули, Слокин прокрался из спальни в хранилище, снял маску с подставки и снова надел ее.

Он вздрогнул от удовольствия, когда перед глазами возникло изображение. Он находился в апартаментах состоятельной женщины средних лет, которая, судя по одеянию и церемониальным цепям на шее, казалась каким-то политиком.

Человек в маске сидел на низкой кушетке, скрестив ноги, и потягивал из бокала что-то розовое и безвкусное. Он смотрел, как расхаживает туда-сюда женщина - взволнованная, явно недовольная его словами. Неужели он тоже пытался ее шантажировать?

- Это невозможно, - заявила женщина, скрестив руки на груди. - Моя позиция…

- Но подумайте о возможностях, госпожа секретарь, - посоветовал человек в маске, наклонился вперед и поставил свой бокал на стол рядом с другим, который, как предположил Слокин, принадлежал женщине. – Оцените выгоду.

- Но что проку в кредитах, если это означает бросить мой народ? Я не смогу этого вынести. И не стану. - Она подошла к окну, глядя на транспортные линии, которые гудели перед нею.

- И это ваше последнее слово по этому поводу? – спросил хозяин маски.

- Да. - Женщина не отворачивалась от окна.

- Отлично. – Человек в маске снова наклонился, как будто собираясь выпить, но вместо этого вытащил из рукава крошечную бутылочку. Он ловко отвинтил крышку и перевернул ее над бокалом женщины, в напиток полилась прозрачная жидкость. Затем бутылка исчезла столь же быстро, как и появилась.

Человек в маске встал, держа оба бокала. Он подошел к окну и протянул женщине отравленный напиток.

- Тогда на этом дело и кончится, - сказал он. - Выпьем за вашу честность. - Он чокнулся с ней, а затем осушил свой бокал. Женщина последовала его примеру, и на ее лице отразилось явное облегчение.

По крайней мере, на мгновение.

Слокин взволнованно и ошеломленно наблюдал, как женщина внезапно схватилась за горло, ее глаза расширились от потрясенного понимания. Она захрипела, наклонилась вперед, словно желая схватить хозяина маски, а затем упала на пол и умерла в мучениях.

Человек в маске опустился на колени рядом со скорченной женщиной. Он осторожно снял с ее шеи церемониальные цепи и взвесил их в руках.

- Я беру на себя тяжкое бремя, госпожа секретарь, но сделаю это в вашу честь.

Слокин молча снял маску. Этот человек продвинулся в своей тактике. Да он на самом деле смельчак! Он не только шантажировал короля, но и убивал, чтобы добиться политической власти и влияния. Слокин задыхался от восхищения. Этот человек просто брал все, что хотел, и никому не позволял встать у него на пути.

Маска показывала все это Слокину, чтобы своей мощью вести его к величию. С этого дня он решил, что, как и первый хозяин маски, будет брать все, что захочет, невзирая на последствия или цену.

Той ночью Слокин отправился спать, затаив самые мрачные мысли. Один раз уже сработало - маска привела его к огромным богатствам. Теперь же она показала ему путь к огромной власти. Он обдумал планы и на следующее же утро воплотил их.

И вот, переполняемый смесью трепета, волнения и ликования, Слокин занялся получением яда - прозрачного и смертоносного вещества, которое добывали из травы ахиниос с планеты Раут. На это ушло почти три недели, в течение которых Слокин все больше терял терпение, но, конечно же, Потнисс оказался верным слугой, и флакон вскоре очутился в потной ладони Слокина - всего за несколько часов до того, как он должен был встретиться со своим начальником, Горсоном, для официального рассмотрения предложений о строительстве новой космической верфи.

Пухлое, добродушное лицо Горсона раскраснелось, когда подчиненный вошел в его кабинет, поэтому Слокин предложил немного выпить на веранде, прежде чем обсуждать планы. Горсон был только рад услужить - по правде говоря, он был добрым человеком, который всегда заботился об удобстве своих гостей - и послал протокольного дроида за прохладительным.

Сердце Слокина колотилось в груди, и впервые с тех пор, как он придумал свой план, он усомнился в его мудрости. Неужели ему на самом деле хочется стать убийцей? И все же мысли о том, как хладнокровно хозяин маски взялся за свое дело, и обещания вероятной награды оказалось достаточно, чтобы он твердой рукой взял напитки у вернувшегося дроида и, стараясь действовать незаметно, опрокинул пузырек с ядом в бокал Горсона.

Затем он вынес напитки на веранду, передал начальнику отравленный бокал и отступил, чтобы посмотреть, как все случится.

Конечно же, теплая улыбка Горсона вскоре сменилась ужасной искаженной гримасой, когда яд подействовал, заставив свою жертву упасть на пол в судорогах. Старик умер, потрясенно глядя на Слокина и в ужасе хватаясь за горло и грудь.

Несмотря на весь кошмар происходящего, Слокин ощущал только ликование из-за всего, что за этим последует. Он удалился, сказав дроиду, что Горсон плохо себя чувствует и хочет немного побыть на веранде.

На следующий день Слокина разбудила весть о печальной смерти Горсона - от сердечного приступа - и вызов первого министра, которая, выразив Слокину искренние соболезнования в связи с печальной кончиной его друга, спросила, готов ли он принять повышение и взять на себя обязанности Горсона. Пытаясь скрыть улыбку, Слокин охотно согласился.

Итак, Слокин оказался на высоком посту в правительственной машине. Все его честолюбивые замыслы наконец-то осуществились, ибо ему были дарованы и богатство, и власть над другими.

Однако Слокин был алчен, и, несмотря на свои недавние достижения, в ту же ночь снова прокрался в хранилище и достал маску, надеясь с ее помощью получить еще больше богатства и власти.

Только на этот раз видение оказалось совсем другим — ибо Слокин стал свидетелем ужасной гибели хозяина маски от руки бывшего союзника. Хозяин маски сделался слишком богатым и слишком могущественным – и стал мишенью, вызывая зависть у окружающих, позволяя другим жаждать его богатств и влияния. И вот, союзник - неряшливый молодой человек, который когда-то был лакеем и выполнял множество поручений для хозяина маски, помогал и разделял его преступления, - пробрался в спальню хозяина и вонзил ему в грудь серебряный кинжал, прежде чем сбежать с маской, объявив ее своей.

В страхе Слокин сорвал с себя маску и бросился в свои покои, испугавшись, что увидел слишком много, что, повторив успехи первого владельца маски, он мог бы повторить и его гибель. Значит, это и есть проклятие? Неужели все это правда? Он запер двери и никого не впускал в свои покои, кроме Потнисса, своего самого доверенного советника. Ведь так он, конечно же, будет в безопасности?

Но столь велики теперь стали власть и влияние Слокина, что даже Потниссу больше нельзя было доверять. Слуга устал от требований хозяина и втайне возжелал его коллекцию. Так случилось, что он пришел к Слокину с серебряным ножом, когда тот отвернулся.

Обезумевший от мыслей о чем-то подобном - кому теперь можно доверять? - Слокин был готов бежать, но двери оказались заперты, и другого выхода не было. Потнисс продумал все. Сокровище достанется ему.

Слокин закричал при виде бывшего слуги.

Так закончилась жизнь Слокина, и сбылось предупреждение Док-Ондара о проклятии. Маска на самом деле представляла опасность для всех, кто ее недостоин, - а достойным не был еще никто из тех, кто ее носил. Вскоре Потнисса схватили и осудили за его преступление, а маска вернулась в коллекцию Слокина. А когда поместье продали - ибо у Слокина не было семьи — сокровища рассеялись по всей галактике. Что же до маски — она снова в магазине Док-Ондара и ждет следующего неосторожного покупателя, достаточно глупого, чтобы не прислушаться к совету продавца.

Была когда-то великая империя, столь обширная и успешная, что все многочисленные миры, которых коснулось ее влияние, процветали и стремились присоединиться к ней, ибо они понимали, что быть частью чего-то большего означает стремиться к величию.

Империя - ничто без своих подданных, и все они, будь то инженеры или пилоты, шахтеры или солдаты, играли свою роль, как крошечные винтики в огромной машине, безупречной и упорядоченной, работающей на всеобщее благо.

Так было на огромных звездных флотилиях, которые рассекали пустоту, возвещая об империи всем многочисленным мирам, которые еще не узнали о ее великодушии. Каждый знал свое место, и, как хорошо отлаженная машина, корабли двигались, а люди делали свое дело без вопросов и забот.

Вопросы, конечно, могут быть опасными, и экипаж таких судов не поощрял их. Но однажды, когда имперского офицера по имени Алджер Денхольм, служившего на звездном разрушителе «Взыскатель», вызвали к капитану корабля и немедленно повысили в звании, он оказался в некоторой растерянности.

Большинство имперских офицеров в подобном положении преисполнились бы гордости, узнав, что командование корабля так отметило их, и хотя Денхольм был готов выразить самую искреннюю благодарность, его, по правде говоря, озадачили столь внезапные и неожиданные перемены.

Не то, чтобы Денхольм не желал повышения, - просто он не понимал причины. Непохоже было, чтобы он снискал расположение капитана, - на самом деле он почти не разговаривал с ним до той встречи - и даже, по его собственному признанию, за все недавнее время своей службы он мало что сделал, чтобы получить право на столь внезапное изменение положения.

Несколько месяцев Денхольм служил под началом другого офицера, лейтенанта Марсдена. Офицеры имперского флота редко сходились со своими подчиненными или поддерживали с ними нечто вроде дружбы, но Денхольм всегда считал Марсдена достойным человеком, и, насколько ему было известно, на борту «Взыскателя» все шло гладко, а Марсден более чем удовлетворительно исполнял свои обязанности. Лейтенант на самом деле заслужил немалое уважение среди остальной команды и был на хорошем счету у товарищей Денхольма. Кроме того, корабль в последнее время не участвовал ни в каких сражениях или столкновениях, и не было никаких известий о переводе Марсдена на другой пост или другой корабль.

На вопрос о Марсдене - чин которого Денхольм и получил – новоиспеченному лейтенанту просто сказали, что тот ушел, и поэтому пост освободился. Встревоженный -поскольку было во всем этом деле что-то зловещее, особенно в том, как старшие офицеры явно избегали этой темы, - Денхольм, тем не менее, был вынужден принять новую должность без дальнейших вопросов.

И все же он не мог избавиться от ощущения, что произошло что-то непредвиденное и дело замалчивается. Куда подевался Марсден? «Взыскатель» давно не заходил в порты, значит, лейтенант вряд ли мог сойти с корабля. Денхольм предположил, что, возможно, Марсден пересел на шаттл или даже получил задание - какую-нибудь тайную миссию. Такие мысли утешали Денхольма - он предпочитал думать, что его бывший начальник занят чем-то лучшим и более важным. В конце концов, разве сам он не идет тем же путем, что и Марсден? Может быть, когда-нибудь ему тоже поручат важное тайное задание?

Но Денхольму не давала покоя неясность, поскольку он всегда отличался любознательностью и хотя понимал необходимость осторожности, его нынешнего уровня допуска было достаточно, чтобы получить хоть какое-то представление о судьбе бывшего начальника. Денхольм с неохотой признавался себе, что тоже нервничает, потому что, если Марсден чем-то рассердил капитана, не лучше ли ему знать об этом, чтобы не усугублять и не повторять ошибку Марсдена?

Ответом на вежливые расспросы новых коллег тоже стало молчание, и вскоре товарищи начали явно избегать Денхольма, сворачивать в другую сторону в коридорах, входить и тут же выходить из офицерской столовой, стоило им заметить его. Однако, Денхольм решил не бросать им вызов, полагая, что обязан, как недавно произведенный в лейтенанты, привлечь их своими делами. Возможно, решил он, они просто не знают о его умениях, о пригодности к командованию. Это было бы легко исправить.

Итак, Денхольм продолжал выполнять приказы, брал на себя новые обязанности, принимаясь за каждое новое задание. Он всегда старался представить себя окружающим в лучшем свете. В самом деле, когда он освоился в новом звании, он показал себя более чем компетентным, получив похвалу от капитана за то, что он так быстро преодолел притеснения команды. Денхольм полностью отдался службе, отказавшись от всего остального в пользу своих обязанностей. Он больше не просиживал ночами за письменным столом, выискивая сведения о флоре лесной луны Эндора для своего исследования, и не коротал время с бывшими друзьями – а теперь подчиненными – за перекусом или партией в сабакк. Вместо этого он предпочитал еще раз обойти корабль, еще раз проверить униформу членов экипажа или изучить инструкции по этикету, чтобы убедиться, что любое его общение с командованием корабля не вызывает никаких нареканий.

И все же, по мере того, как Денхольм поднимался по служебной лестнице, он ощущал, что с каждым днем становится все более одиноким. Его товарищи все так же чувствовали себя неуютно в его присутствии. Все так же его избегали подчиненные - недавние друзья. И все так же он не мог не думать о том, что стало с лейтенантом Марсденом.

Денхольм успел прослужить некоторое время в новом звании, когда произошел первый из странных случаев. Было уже поздно, и Денхольм заканчивал последний обход, когда в коридоре впереди он мельком увидел Марсдена. Тот шел словно в спешке, опустив голову. Денхольм удивился, но обрадовался. Он поспешил к бывшему начальнику, выскочил из-за поворота и окликнул его по имени... но, к своему смущению, обнаружил, что тот исчез прежде, чем он успел его догнать. Более того, штурмовики и другие офицеры смотрели прямо на Денхольма, осуждая его за явное пренебрежение приличиями.

В замешательстве Денхольм выпрямился, его щеки вспыхнули. Не закончив обход, он направился к себе. Там он налил себе выпить и неуверенно пригубил, пытаясь избавиться от жгучего смущения. Неужели он всего лишь обознался? Неужели тот человек просто похож на Марсдена? Будь это Марсден, он бы отозвался на оклик. «Да, должно быть, так оно и есть», - заверил себя Денхольм. Обычное недоразумение.

Все еще чувствуя себя немного неловко, Денхольм отправился спать, уверенный, что к утру все образуется.

Он проснулся в темноте. В спальне было прохладно, но, когда Денхольм сел, плотнее завернувшись в простыни, по затылку его побежал холодный пот. Неужели ему что-то послышалось? Он был не совсем уверен. Просыпаться по ночам Денхольм не привык – ему было довольно мысли о штурмовиках, патрулирующих коридоры, чтобы хорошо спать, - но, возможно, напряжение последних недель оказало на него большее влияние, чем он думал. Денхольм глубоко вздохнул и вытер лоб. Наверное, не стоило ему пить на ночь.

Но как только он собрался снова улечься, из теней у изножья кровати раздался звук, словно кто-то откашливался. Вздрогнув, Денхольм вызвал свет, но, к его ужасу, автоматические системы не отвечали. Он оставался в темноте, сидя в постели, и ему казалось, что в комнате есть кто-то еще. Он окликнул: «Кто здесь?», но в ответ послышался другой звук, на сей раз похожий на бульканье, как будто кто-то задыхается и не может вдохнуть.

Денхольм в ужасе вскочил на ноги. Кто бы ни был в его комнате, ему трудно дышать. Нужно позвать на помощь. Он снова попытался включить свет, но ответа все не было. У изножья кровати виднелись очертания фигуры, схватившейся за горло. В отчаянии Денхольм бросился к двери и вылетел в коридор с криком о помощи.

Тотчас же в каюту Денхольма бросились несколько патрульных штурмовиков с оружием наготове на случай нападения. Но когда Денхольм, спотыкаясь, закутанный в простыню, вошел вслед за ними, то увидел, что свет ярко горит и в комнате никого нет. Штурмовики нерешительно обыскали каюту Денхольма, но не обнаружили никаких признаков незваного гостя.

Сбитый с толку, смущенный и опустошенный, Денхольм повел штурмовиков прочь, утверждая, что это, должно быть, дурной сон, хотя прекрасно знал, что, как только они окажутся вне пределов слышимости, то посмеются над ним. К утру над ним, наверное, будет смеяться весь корабль.

Злясь на себя за свою выходку, он плюхнулся на кровать, но и тогда не смог снова уснуть.

На следующий день, утомленный беспокойной ночью, Денхольм все же продолжал выполнять свои обязанности. Он был не настолько глуп, чтобы не замечать, как люди - в основном подчиненные - смеются над ним за его спиной, но решил не давать им пощады и оставался достойным во всем. Более того, в тот день он вел себя с экипажем чуть проще, чем в последние недели, словно хотел показать, что ему нечего скрывать и нечего доказывать.

И все же в течение дня у него несколько раз возникало тревожное ощущение, что за ним наблюдают. Он чувствовал на себе взгляд, холодный и расчетливый, отслеживающий каждое его движение, когда он шагал по коридорам, сидел на совещаниях и отдавал приказы подчиненным. В таких случаях Денхольм вздрагивал от внезапного озноба, его сердце бешено колотилось, а лоб покрывался потом. Он ощущал, что не один, что его преследует по всему кораблю некое зловещее присутствие. Порой он оглядывался, быстро поворачиваясь на месте, и, хотя это вызывало у проходящих по коридорам странные или озадаченные взгляды, он не мог разглядеть преступника. Денхольм предположил, что это агент его товарищей, приставленный неусыпно следить за ним и приносить любую пищу для сплетен. Но его угнетали одиночество и тревога.

Так продолжалось, и следующие несколько дней Денхольм ощущал присутствие почти ежечасно. Он привык к нему, стал вести себя по-другому, даже когда оставался один, пытаясь убедиться, что его не поймают ни на чем, что могло бы опозорить его в глазах капитана. Денхольм пытался догнать преследователя, возвращаясь по привычному маршруту по кораблю, неожиданно сворачивал в коридоры и нырял в кладовые или пустующие помещения. Но несмотря на все это, он так и не увидел преследователя.

Во сне его тоже продолжало тревожить то, что он принимал за ночные кошмары, - в которых он видел во мраке бледное, искаженное лицо и просыпался от звука удушья.

Вскоре состояние Денхольма привлекло внимание капитана, потому что следующее видение пришло во время одного из совещаний. Лейтенант Марсден шел мимо зала совещаний, склонив голову и заложив руки за спину. Пока Денхольм таращил глаза, Марсден повернулся и посмотрел на него сквозь окно, его остекленевший взор вспыхнул узнаванием. Денхольм, еще более встрепанный от недосыпа, тотчас вскочил на ноги, подошел к двери и вышел в коридор на середине речи капитана. Все в ужасе смотрели, как разочарованный Денхольм бегает по коридору взад-вперед в отчаянной погоне за человеком, которого, как все они знали, уже нет.

И вот, непривычно обеспокоенный капитан отвел Денхольма в сторону и велел явиться на обследование к дроиду-медику. Денхольм испугался, но исполнил волю капитана и сделал то, что приказали. Однако меддроид не нашел у него ничего плохого, кроме сильной усталости, и дал ему успокоительное, а затем два дня полного отдыха.

Впервые за несколько недель Денхольм крепко спал под присмотром дроида и в назначенное время встал на ноги. Он чувствовал себя отдохнувшим и готовым с новой силой приступить к своим обязанностям, желая только одного - позабыть все мысли о Марсдене.

Однако через пару часов после смены он снова увидел Марсдена, спешащего по коридору впереди него. На этот раз Денхольм подавил желание броситься в погоню. Это, рассуждал он, последствия снотворного, или же он все еще страдает от истощения и нуждается в дальнейшем отдыхе. Он стряхнул неловкость и продолжил свои дела, решив лечь сегодня пораньше и отчаянно пытаясь притвориться, что все будет в порядке.

Следующий день принес новые, похожие видения, но Денхольм, как и прежде, не обращал на них внимания, стараясь сосредоточиться. И все же в последующие дни он вел себя все более странно: то видения отвлекали его на полуслове, то он говорил в предполагаемом присутствии Марсдена, то странно дергался при звуке кашля рядом. Денхольм обезумел от мысли, что за ним кто-то следит и что его таинственный преследователь - сам Марсден. Возможно, бывший начальник пытается сказать ему что-то, поговорить с ним наедине или предупредить о жуткой задыхающейся фигуре, но почему-то не мог показаться, когда рядом кто-то есть. Неужели Марсден настолько опозорился, что не мог даже показать свое лицо? И вот, Денхольм стал скрываться один в укромных уголках корабля, надеясь на тайную встречу с Марсденом, но встречи этой не предвиделось, и, хотя он чувствовал холодное, скрытое присутствие, он понял, что может увидеть Марсдена разве что в самое неподходящее время.

Все на корабле держались подальше от Денхольма, и после того, как он попытался довериться одному из бывших друзей, рассказав о своих странных видениях, даже подчиненные стали избегать его, когда это было возможно.

Таинственная задыхающаяся фигура все чаще отравляла краткие, мрачные часы ночи, и Денхольм не спал до самого утра, пытаясь избежать жуткого посетителя. Однако он так устал, что в конце концов поддавался дремоте, но просыпался от страшного звука в изножье кровати и видел бледную фигуру, которая в ужасе хватается за горло.

Денхольм боялся, что сходит с ума - что стресс от новой работы и неясная судьба Марсдена довели его до галлюцинаций. И все же ему было не с кем поговорить. Он знал, что не справляется с работой, так как, измученный и напуганный, он не мог должным образом выполнять свои обязанности. И все же он должен был пройти через все это, чтобы не получить наказание и не отправиться под трибунал. Одно лишь оставалось стабильным в его жизни - работа, и он убедил себя, что если сумеет удержать ее, то сможет вернуть себе рассудок.

Вот так он и оказался - несмотря на очередную бессонную ночь, во время которой странное привидение показалось ему особенно жутким, - в главном ангаре корабля, в парадной форме, вместе с дюжиной штурмовиков в сияющей броне, и ожидал прибытия важного гостя. Денхольм желал одного - как можно скорее покончить с любезностями и передать посетителя коллеге. Его тошнило, он был не в духе и постоянно поглядывал краем глаза, не покажется ли бродящий по ангару Марсден или не появится ли рядом знакомое присутствие.

Он оглядел плотные ряды штурмовиков, чьи лица скрывали бесстрастные маски. О чем они думают? Знают ли они, кто следит за ним? Или это знают все на корабле? А может, им известно, что случилось с Марсденом? Возможно, подумал он, стоит спросить – припереть их к стенке, выспросить обо всем, что им известно. Его рука задрожала. Он шагнул вперед - и тут его заставил вздрогнуть и отступить гул приближающегося шаттла.

Корабль мягко проплыл сквозь мерцающий шлюз, развернулся и с шипением опустился на сверкающий пол. Денхольм выпрямился, сцепив руки за спиной. Скоро все закончится. Важный гость, вероятно, какой-нибудь старый тощий посол, который ждет – не дождется капитанского раболепия. Проводить его во временную каюту – и дело с концом.

С пневматическим шипением дверь шаттла открылась, вытянулся трап, пока не коснулся пола. В проеме люка виднелась фигура в черном, высокая и внушительная. Денхольм напрягся. Воздух вокруг внезапно похолодел. Он вздрогнул, на лбу выступил холодный пот.

Вновь прибывший начал спускаться по трапу, грохоча сапогами при каждом шаге. Черный плащ волочился следом. Тяжелое дыхание со свистом вырывалось из-под величественной черной маски. Лорд Вейдер во всей своей ужасающей славе.

Позади Денхольма кто-то задохнулся. Он почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом, когда его тела словно коснулись холодные пальцы.

Денхольм закричал. Резкий, пронзительный вопль эхом разнесся по безмолвному ангару. Денхольм корчился на месте, выпучив глаза при виде призрачного Марсдена; тот хватался за горло, словно от страшной боли, губы в ужасе и отчаянии шептали что-то. Все, что слышал Денхольм, был жуткий удушливый кашель, который заполнял его слух, его разум, заглушая все прочие мысли.

Вот что случилось с Марсденом. Вот что появлялось по ночам в его комнате, вот что он видел в коридорах корабля, вот что преследовало его шаг за шагом - призрак бывшего начальника.

Денхольм отшатнулся, спотыкаясь и дрожа. Он столкнулся со штурмовиком, но ему было все равно. Единственное, о чем он мог думать, - бежать как можно дальше от этого жуткого, кошмарного видения.

Чья-то рука схватила Денхольма за плечо и сжала так сильно, что он застонал. Он почувствовал, как его развернуло, толкнуло этой обжигающей хваткой... и обнаружил, что столкнулся не со штурмовиком, а с самим лордом Вейдером.

Темный лорд смотрел на него сквозь прозрачные глазницы маски, и Денхольм видел в них свое отражение. Из глаз его хлынули слезы, тело содрогнулось от отчаянных рыданий. Он пробормотал что-то неразборчивое, ткнув пальцем в сторону призрака. Но лорд Вейдер не ответил.

Денхольм в ужасе пытался понять, что происходит. Но лишь когда он почувствовал, как вокруг его собственного горла сомкнулись незримые пальцы, он понял, что призрак Марсдена пытался предупредить его. Слишком уж буквально он последовал примеру Марсдена. Судьба, постигшая его начальника, вскоре станет и его судьбой.

Тело Денхольма дернулось, оторвавшись от пола. Пальцы потянулись к шее, хватаясь за страшные невидимые руки, которые сдавили ему горло. Вновь послышался звук удушья, только на сей раз он знал, что этот звук сорвался с его собственных губ.

Последним, что увидел Денхольм, прежде чем рухнуть на пол, было его собственное отражение в страшной маске, а последним, что он услышал, - довольный хрип поврежденных легких лорда Вейдера.

На следующий же день молодого офицера по имени Саул Тотен вызвали к капитану, и он неожиданно получил повышение по службе.

В самых дальних уголках неисследованных краев Дикого космоса, вокруг умирающей звезды, чье сердце состоит из ядра чистейшего кайбера, вращается луна Лупал. Звезда стара, и воздействия неисчислимых эпох заставили кайбер расколоться, отчего из середины звезды извергаются мощные солнечные вспышки - мерцающие, гневно-алые струи, словно сам поврежденный кайбер истекает кровью в холодные глубины космоса.

В самом деле, в кантинах Внешнего Кольца говорят, что, если подлететь к вспышкам достаточно близко, можно услышать вопли звезды, кричащей в медленной, последней агонии приближающейся смерти.

Такова участь Лупала - когда сердце звезды, наконец, разлетится вдребезги, он утонет в пылающих выбросах взрыва и опустеет, и пламя уничтожит все признаки жизни, когда-либо обитавшей на его поверхности.

Конечно, Лупал не всегда был почти забытым миром. В эпоху Старой Республики, до того, как звезда раскололась и появились солнечные вспышки, Лупал был настоящим раем, не имеющим себе равных. За тысячи лет на луне возникла и преуспела великая цивилизация с высокоразвитой культурой, почитавшая искусство и эстетику, философию и терпимость. Народ Лупала создал одну из величайших цивилизаций своего времени, но они были так довольны, так миролюбивы и устремлены внутрь себя, что никогда не стремились отправиться к звездам или основать колонии в других мирах. И вот, когда сердце звезды разбилось – как считают некоторые, при виде опустошения, вызванного войнами, которые раскололи галактику, - народ Лупала оказался не готов к грядущим ужасам.

Первых же страшных извержений раненого солнца было достаточно, чтобы поставить цивилизацию Лупала на колени. Луну заливал жестокий багровый свет, что предвещал приближающиеся губительные волны. Тем немногим, кто не погиб сразу от разрушения атмосферы и радиации, удалось бежать на эвакуационных баржах, присланных соседними мирами, но выживших было немного, и вскоре они рассеялись среди звезд, а их некогда великая культура сделалась всего лишь воспоминаниями и пеплом.

Нынешний Лупал - это руины, заросшие развалины великих городов, которые некогда покрывали его поверхность. Негостеприимный и пустынный, давно брошенный на произвол судьбы.

И все же столь притягательна оказалась его былая слава, что на протяжении многих лет соблазняла бесчисленных исследователей - от охотников за кладами до историков, от авантюристов до археологов - искать здесь сокровища.

И вот, на Лупал отправилась в такую экспедицию группа исследователей, намереваясь раскрыть тайны этого давно погибшего народа - а заодно вернуть то, что осталось от их сокровищ. Отправилась, невзирая на все предупреждения об опасности, жаждая только славы, знания и богатства.

Сперва казалось, что судьба на их стороне, поскольку руководитель экспедиции - женщина по имени Фионн Тукат – очень точно спланировала все, обозначив приливы и отливы солнечных вспышек, чтобы найти подходящий промежуток для подлета к Лупалу.

И вот, экспедиция во главе с Тукат и ее помощницей Роминой Фосс - вместе с наемной командой, состоящей из одноглазого ласата Борзула, тогрута по имени Кавроло Сис, шиставанена Кордуса Врака и двух дроидов для раскопок, HCT-10 и RF-U5 - приземлились на равнине на окраине разрушенного города Трасс и поспешно разбили лагерь.

Начало работ оказалось удачным, и вскоре дроиды произвели разведку и составили карту окрестных развалин. Из-за радиации, испускаемой поврежденным солнцем, большая часть оборудования экипажа не действовала: сканеры дальнего и ближнего действия давали ненадежные показания, а в комлинках слышалось только гудение статики. И все же команда ликовала, ибо до богатства, о котором они так долго мечтали, теперь было рукой подать. Несомненно, там, среди развалин легендарного города, они найдут сокровища, которые искали.

Однако, в ту ночь предсказания Тукат насчет приливов и отливов солнечных вспышек оказались ошибочными, и вспышки появились снова. Все небо осветилось красным, поверхность луны приобрела зловещий темный оттенок. «Дурной знак», - решила Фосс, поскольку слышала рассказы о багровых вспышках и знала, что они, как говорят, искажают сознание людей и наводняют сны ужасами. Многие предыдущие экспедиции на Лупал заканчивались катастрофой, и чаще всего неудачи приписывались странному влиянию красного света. Тукат и прочие тоже слышали эти рассказы, но еще раньше отмахнулись от них, как от страшилок. Их якобы распространяют такие же искатели, чтобы отговорить других охотников за брошенными сокровищами Лупала, которые они хотят приберечь для себя.

Но по мере того, как тянулся вечер, вскоре стало ясно, что вспышки принесли с собой нечто большее, чем просто зловещий свет, - ибо что-то в этом странном мерцающем сиянии, казалось, на самом деле влияло на общее настроение.

Все началось с растущего возбуждения среди членов команды, чувства досады на товарищей. Каждый из них начал сомневаться в мотивах и делах товарищей, бормоча себе под нос или отпуская за спиной других колкие замечания. Сперва это можно было списать на полное изнеможение, так как путешествие оказалось долгим и трудным, и они уже долго пробыли в обществе друг друга. Однако вскоре стало ясно, что причиной здесь нечто большее.

Острее всех это ощущал шиставанен Врак, потому что, несмотря на свою волкоподобную внешность, он был из всех самым мягким и спокойным, и в нем темные эмоции могли бы проявиться в последнюю очередь. И все же багряный свет пробудил во Враке нечто глубокое и первобытное, и, пока он обходил лагерь, ему пришлось бороться с дикими побуждениями, ибо он понимал, что нельзя выпускать на волю столь ужасные инстинкты.

Увы, когда команда собралась тем вечером на ужин, сгрудившись вокруг костровой ямы, которую они выкопали на равнине, пустячный спор Борзула и Врака насчет того, кто должен сторожить первым, обернулся страшным скандалом. Прежде чем остальные успели вмешаться, Врак жестоко оскорбил ласата, толкнув его через упавшую колонну. Борзул испустил злобный рев, который был бы слышен за несколько километров, будь на заброшенной луне кому слышать. Сису и Тукат оставалось лишь растащить враждующих товарищей, ибо ярость странного света обрушилась на них обоих, подталкивая к насилию.

Вскоре после этого ласат ушел спать, чтобы избежать дальнейших столкновений, и все согласились, что нужно хорошенько отдохнуть, - от нелегких приключений и нежданных солнечных вспышек на душе у всех было тяжело. Они сошлись на том, что к утру все образуется и можно будет всерьез заняться исследованием развалин. Врак, пристыженный и обеспокоенный своим нападением на Борзула, в конце концов согласился первым заступить на стражу и принялся обходить лагерь, пока остальные спали, сосредоточившись на том, чтобы сдерживать свои дикие порывы.

Однако, следующее утро не принесло облегчения: на краю лагеря обнаружились следы борьбы. Трава была истоптана, точно в яростной схватке, а на земле виднелись порыжевшие пятна, похожие на кровь. Рядом с грудой мелких камней валялся бластер Борзула.

Несмотря на поспешные поиски, Борзула нигде не нашли. Подозрение сразу же пало на Врака, но шиставанен спал на своем месте, передав ночью дежурство Сису, как и договаривались. Он понятия не имел, куда подевался ласат, и в конце концов все решили, что Борзул, должно быть, рано встал и отправился на разведку к развалинам или на охоту. Возможно, он страдал от воздействия солнечных вспышек и желал побыть один.

Нужно было разыскать его - просто чтобы убедиться - но сканеры все еще не работали, а среди развалин и зарослей нелегко вести поиски. Даже дроиды не смогли найти никаких следов ласата. Он просто исчез, и единственное, что от него осталось, это вырванный пучок травы на самом краю лагеря.

Оставшиеся члены экипажа сделались угрюмыми и подозрительными, и вскоре разгорелся жаркий спор о том, что же делать дальше. Тукат и Фосс предлагали расширить поиски, но Врак был задумчив, так как боялся, что прогнал товарища своей вчерашней злобой. Доверившись Сису, он объяснил, что злоба эта столь сильна, столь первобытна, что он боится потерять контроль, и, если вспышки на солнце будут продолжаться, экипажу придется связать его, чтобы избежать опасности.

Тукат и прочие знали мягкий нрав шиставанена и понимали, что он винит себя за произошедшее накануне вечером. Полагая, что он преувеличивает, и надеясь, что Борзул скоро сам вернется, они решили начать раскопки. Раз солнечная активность повышена, значит, покидать луну будет небезопасно, по крайней мере, несколько дней. А значит, надо продолжать миссию. И все же они договорились сдерживать себя и трудиться поодиночке, чтобы избежать роста напряжения, а вместе собираться, только чтобы сравнить находки и поесть. Таким образом, рассуждали они, любые возможные трения будут сведены к минимуму.

Но наступил вечер, а Борзул так и не вернулся в лагерь, и Тукат начала беспокоиться. Если ласат забрел в развалины Трасса, то не очутился ли он в ловушке или в опасности? Или, что еще хуже, где-то поблизости работает другая, менее щепетильная экспедиция, и они похитили Борзула прошлой ночью? А может быть, его съело некое неизвестное существо, что живет на луне?

О дальнейших же поисках не могло быть и речи, так как багровые вспышки появлялись все чаще, и развалины Трасса, как и лагерь экспедиции, тонули в красном свете, темном, как пролитая кровь.

Именно в этом красном сиянии Врак снова принялся обходить лагерь. С каждой волной, что исходила от гибнущего солнца, он чувствовал, как шерсть встает дыбом, а первобытные инстинкты угрожают сокрушить его. Как ни старался он гнать их, все было тщетно, и вскоре его чувства наполнились запахом свежей крови и теплой плоти, и та крохотная часть его разума, в которой еще оставалась какая-то цивилизованность, желала, чтобы друзья услышали и схватили его, ибо он не сомневался, что проиграет эту битву.

В самом деле, по мере того, как усиливались вспышки, то же самое происходило с его порывами. Не в силах больше сдерживаться, шиставанен запрокинул голову и издал ужасающий вой, его глаза в жутком свете сделались алыми и дикими. Как настоящий зверь, ведомый первобытными инстинктами, вызванными солнцем, существо, некогда бывшее Враком, в слепой ярости набросилось на лагерь.

Первой жертвой стал дроид HCT-10, чьи промышленные сервоприводы не могли сравниться с грубой силой Врака. Дикий шиставанен выдернул руки дроида из гнезд и колотил его по макушке, пока голова не раскололась, и HCT-10 упал в ливне искр и невнятных команд.

Следующим был Сис, который уставился на шиставанена широко раскрытыми от ужаса глазами, когда тот кинулся на него. Он понял, что должен был довериться инстинктам друга и связать его. В глубокой печали Сис уступил зверю, и все было кончено в считанные мгновения.

Разбуженная яростными звериными воплями, Фосс вскочила и достала бластер, который сегодня припрятала рядом. Она выскользнула из палатки, вглядываясь в красный свет в поисках того чудища, которое осаждало лагерь.

Когда она заметила Врака, то сперва ощутила волну облегчения, решив, что он тоже защищается. Но, услышав ее прерывистый вздох, он обернулся и посмотрел на нее алыми пылающими глазами. С его шерсти капала кровь, и Фосс в ужасе поняла, что это и есть тот, кого она искала, - ужасное чудовище, блуждающее среди них.

Врак с рычанием бросился на нее, оскалив зубы и сверкая когтями.

Фосс закричала и нажала на спуск. Бластерный выстрел угодил Враку в плечо, заставив его со воем рухнуть на землю, из раны повалил дым. Фосс развернулась и побежала, крикнув Тукат: «Беги!» Она устремилась к ближайшим развалинам, где можно было найти убежище и либо переждать последствия вспышек, либо защититься от нападений разъяренного шиставанена.

На бегу Фосс услышала, что Тукат тоже бежит в укрытие вместе с дроидом RF-U5. Хвала звездам, ее призыв услышали!

Перебравшись через полуразрушенную стену, что служила границей Трасса, Фосс очутилась среди руин некогда великого города. Даже теперь, в багровом сиянии, он сохранил большую часть своей былой славы, несмотря на обвалившиеся здания, рухнувшие крыши, заблокированные переулки и просевшие дороги. Фосс побежала по одной из улиц, перепрыгивая через груды камней, ныряя под упавшими балками и петляя между заброшенными зданиями, в которых когда-то жили целые семьи.

Позади все время слышалось дыхание Врака: обезумевший от света красного солнца, он вынюхивал ее, продолжал охоту, несмотря на раненое плечо.

Ночь тянулась долго. Некоторое время Фосс отдыхала, прислонившись спиной к стене старого магазина и сжимая в руке бластер. Она дышала тяжело и часто, сердце бешено колотилось в груди. Казалось, она должна была бояться, но на самом деле ощущала лишь сильнейшую злость из-за того, что произошло. Фосс поняла, что виной всему красный свет, проникающий в каждую ее мысль, искажающий видение. Неужели и она поддастся его проклятию, если пробудет здесь достаточно долго? Теперь ясно, почему эта луна осталась нетронутой, почему все предыдущие попытки исследовать разрушенные города потерпели неудачу. Красный свет был своего рода ядом, чье пагубное влияние обращает друга против друга, союзника против союзника. Тлетворная сущность, заставляющая сомневаться во всем и не доверять никому.

Но Фосс твердо решила победить в этой битве. Она не позволит злобе укорениться и вырасти. Она будет бороться с ней на каждом шагу. И сумеет выбраться с этой луны живой.

Из ближайших развалин вырвался леденящий душу вой. Фосс крепче сжала бластер. Слева от нее что-то шевельнулось. Она отстранилась от стены, подняла перед собой оружие... и тут из соседнего переулка появились Тукат и RF-U5. Фосс с облегчением опустила бластер и помахала Тукат. Та выглядела усталой, силы ее явно были на исходе. Тукат была безоружна и шла, прихрамывая: или подвернула лодыжку во время бегства по развалинам, или Врак все же догнал ее.

Фосс шагнула к ней, радуясь, что они смогут сбежать вместе. И тут с верхнего этажа соседнего здания метнулось существо, недавно бывшее Враком. Его силуэт вырисовывался на фоне ярко-алого света – дикий, неистовый зверь, сосредоточенный на одной лишь охоте.

Фосс закричала. Врак набросился на Тукат, которая и не думала сдаваться, но вскинула кулаки, пытаясь удержать чудовище на расстоянии. Фосс попыталась выстрелить, но бесполезно: переулок был слишком узок, и она могла задеть Тукат, если бы промахнулась.

С ужасом она смотрела, как чудовище приближается к Тукат, как сверкают в лунном свете его когти. Слезы защипали глаза, и Фосс услышала крик Тукат: «Беги!»

Ослепленная инстинктом выживания, Фосс побежала. Она неслась по разрушенному городу, что-то цеплялось за ее одежду и царапало руки и ноги, но она не обращала внимания. Позади летел на реактивных двигателях дроид, сжигая последние запасы топлива. Он отчаянно пытался догнать Фосс и уйти от шиставанена, который бешено мчался следом, требуя еще крови.

Единственной надеждой на спасение было добраться до корабля, рискнуть пройти между солнечных вспышек и покинуть систему. Пока она остается на луне, она в опасности - не только из-за Врака, но и из-за страшного воздействия солнца на ее собственный разум.

Вдалеке уже виднелся корабль - мерцающий маяк на равнине. Фосс слышала, что Врак приближается, и поднажала, заставляя себя двигаться вперед, шаг за шагом. RF-U5 рванулся вперед, угадав ее намерения, открыл дверь в корме корабля и запустил системы для взлета. Еще несколько шагов - и она добежит.

Фосс ощутила, что чудовище уже рядом, ощутила, как его когти задевают ее одежду... И тут из темноты донесся рев, заставивший ее броситься в сторону, - в тот миг, когда в бегущего шиставанена врезался Борзул, отчего оба рухнули на землю. Они катались по каменистой местности, скрежеща зубами и рыча друг на друга. Борзул пытался прижать шиставанена к земле, а тот намеревался лишь прикончить ласата, который однажды уже спасся от него.

Ошеломленная Фосс потеряла равновесие, упала, ударившись локтем о землю, и вскрикнула от боли. На четвереньках она поползла к кораблю, прочь от яростной битвы, что разворачивалась рядом. Она почувствовала выхлоп двигателей, когда RF-U5 включил управление. До открытого люка оставалось всего несколько метров.

Она услышала стон Борзула и обернулась. На ее глазах Врак вонзил клыки в предплечье ласата, так стиснув челюсть, что Борзул чуть не упал. Фосс перехватила его взгляд и увидела в его глазах решимость; он поднял свободную руку, указывая на корабль. Он выигрывает ей время! Фосс поднялась, прихрамывая, и заставила себя пробежать последние шаги к опущенному трапу. С кряхтеньем она забралась в трюм, задыхаясь, бросилась в кабину и упала в кресло пилота.

Рядом нервно тараторил RF-U5, уговаривая ее взлетать. Она схватилась за рычаги управления, и корабль двинулся, неуклонно поднимаясь с поверхности.

Внизу, на равнине, сражались в клубах пыли ласат и шиставанен. Иссохшая земля была забрызгана кровью, и сперва Фосс решила, что Врак одержал верх над ласатом. Но тот оказался сильнее и с последним рыком отбросил шиставанена. Вскочив на ноги, Борзул повернулся и побежал, а Фосс, несмотря на поток настойчивых гудков RF-U5, накренила корабль низко над равниной. Борзул рванулся вперед, ухватился за трап и забрался внутрь, как раз когда Фосс запустила двигатели и направила судно по спирали в атмосферу.

Когда корабль улетал, последним, что видела Фосс на роковой луне, был Врак. Он стоял на равнине один и грозил небу, его протяжный низкий вой был слышен даже сквозь рев двигателей.

Борзул, Фосс и RF-U5 - единственные уцелевшие в проклятой миссии – благополучно спаслись, вышли на орбиту и оставили роковую луну далеко позади, облетая пульсирующее, умирающее солнце. Но, когда они с явным облегчением собрались в кабине, на обзорном экране сверкнул багряный отблеск еще одной солнечной вспышки. Фосс вскинула руки к лицу, заслоняясь от странного красного света.

Борзул повернулся к Фосс, зажимая кровоточащую рану на руке. Его глаза сделались пугающе красными, губы растянулись в страшном, диком оскале.

Жил когда-то падаван по имени Сол Могра, учитель которого, Нил Идит, был таким образцом добродетели, что прославился на весь Орден, как самый достойный рыцарь-джедай своего времени.

Репутация мастера Идита была безупречна; за всю свою долгую и славную карьеру он ни разу не ошибся ни на шаг. С первых дней ученичества в Храме джедаев на Корусанте до получения статуса мастера он показывал себя исключительно с лучших сторон, и все в Ордене обращались к нему за советом.

В самом деле, юнлинги часто говорили о подвигах Идита и пересказывали сумасбродные истории о его величайших деяниях – таких, как освобождение ледяной луны Басат, победа над болотным призраком Фандаса и изгнание призрака-убийцы, который когда-то бродил по нижним уровням Корусанта. Это была лишь малая часть приписываемых Идиту побед, хотя, по правде говоря, большинство их осталось незамеченными, ибо он никогда не искал славы, предпочитая не делиться своими самыми смелыми достижениями ни с кем, кроме Совета джедаев. И все же, несмотря на скромность, Идит считался великим героем среди своих, и его репутация не имела себе равных.

Когда юный Сол Могра сделался учеником Идита, сердце падавана преисполнилось гордости, ибо он понял, что получит лучшую подготовку, какую только мог дать Орден. Одно лишь общение со столь добродетельным мастером принесло бы ему уважение среди собратьев-падаванов и юнлингов.

Конечно же, обучение Сола Могры оказалось суровым, но весьма полезным. Мастер Идит не стыдился скрывать от падавана все ужасы галактики, поощряя ученика сопровождать его в опасных миссиях по воле Совета джедаев и противостоять чудовищам как буквальным, так и метафорическим. Ибо Идит верил: для того, чтобы по-настоящему победить свой страх, нужно держать в сердце темное зеркало, чтобы осознать опасности дурно прожитой жизни, уклониться от путей, на которые не должно ступать, и от выбора, который нельзя делать. Только зная путь к темной стороне, можно научиться, как лучше всего избегать ее. И вот, Сол Могра познал путь джедаев и сделался столь же добродетельным, как и его учитель.

Шли годы, и Сол Могра впитывал все эти уроки – как и другие, стремясь лишь к тому, чтобы учитель гордился им и видел, что не зря верит в него. Совет джедаев хвалил юношу и с удовлетворением наблюдал, как он постепенно избавляется от своих детских привычек и превращается в достойного молодого человека. В самом деле, Сол Могра вскоре доказал, что готов самостоятельно выполнять задания, и Идит гордился учеником всякий раз, когда тот преуспевал, и поддерживал его в случае неудачи.

Именно по возвращении с миссии Сол Могра впервые услышал слухи о смерти учителя. Обезумевший, в тоске и недоверии он помчался по Храму, отчаянно надеясь, что слухи окажутся беспочвенными.

Но этому не суждено было сбыться, и когда он добрался до зала Совета – как был, в болотной грязи, с глубокой раной в левом бедре, - ему сообщили, что его учитель в самом деле пал в бою. И, что еще ужаснее, убийцей был наемник, подосланный - как полагал Совет джедаев - криминальным авторитетом, который хотел заполучить световой меч Идита в качестве трофея.

Сол Могра упал на колени, пораженный страшной утратой и потрясенный внезапным осознанием того, что Идит, в конце концов, не бессмертен – и что сам он, будучи падаваном, не дорожил каждым мгновением, как следовало бы, но верил, что учитель всегда будет рядом и поддержит его. Если даже лучшие из джедаев могут пасть, что делать таким, как он сам, - тем, кто еще учится пути настоящих рыцарей? Как смогут они защитить себя во вселенной, где нет Идита?

Все члены Ордена оплакивали смерть мастера Идита и делились воспоминаниями о его доблести. И все же в Храме было неспокойно, ибо Сол Могра, раздираемый горем, попросил Совет позволить ему найти убийцу учителя и вернуть пропавший световой меч. Но Совет понимал, что такая миссия была бы глупой затеей, потому что Сол Могра не только столкнется со страшным врагом, которого не смог победить даже Идит, но и, поддавшись эмоциям, собьется с пути добродетели, на который столь бережно направлял его учитель. Поэтому послали команду – не мстить, но как следует предупредить стоящего за нападением криминального лорда и вернуть пропавшие вещи мастера Идита. Самого же Сола Могру оставили медитировать в Храме, дабы он отыскал покой в Силе.

Джедаи не склонны к сантиментам, но Идит всегда носил при себе одну вещь – деревянный амулет на шнурке вокруг шеи, реликвию, которую передал ему, по его собственным словам, покойный учитель. Сол Могра давно восхищался амулетом. По форме тот напоминал глаз с радужкой из сияющего кайбера, глубоко врезанной в темное гравированное дерево. Идит никогда не расставался с амулетом – ни во время тренировок, ни на заданиях – и считал его тотемом древнего, вымершего народа, что населял галактику задолго до начала времен.

Идит распорядился, чтобы в случае его смерти амулет передали его падавану. И вот, после того, как посланные вернули вещи Идита с планеты Иксиликс, Сол Могра стал носить драгоценную реликвию.

Амулет служил напоминанием о наставлениях учителя, и Сол Могра нашел в нем некое утешение, ибо не чувствовал себя больше одиноким. Казалось, учитель всегда рядом с ним, придает ему силы и ободряет.

Вскоре, несмотря на тяжелую утрату, положение Сола Могры начало улучшаться. Все его миссии оказались поразительно успешными, и его часто хвалили за поведение и манеру держаться. Все в Храме говорили, что он хорошо усвоил уроки наставника и стал, подобно покойному Идиту, самым добродетельным джедаем.

Так продолжалось долгие годы. Звезда Сола Могры быстро взошла в Ордене. Вскоре он получил звание рыцаря-джедая и, следуя примеру учителя, на некоторое время покинул Храм и путешествовал по мирам Внешнего Кольца, дабы принести мир мятежным народам. Его свершения, как некогда подвиги Идита, стали известны как джедаям, так и злодеям. За это время Сол Могра разгромил преступную организацию, которая охватывала четыре системы, преодолел испытания Геракала и подавил восстание на священной луне Эремонт, не считая многих других достижений.

Минуло почти десять лет, когда Сол Могра вернулся в Храм на Корусанте, где его тепло встретили. Скоро он возьмет себе падавана и продолжит делиться наследием учителя со следующим поколением.

Однако примерно в это же время нижние уровни Корусанта начал терзать темный ужас - некто в плаще с капюшоном; незнакомец упивался насилием и бесчинствовал, оставляя за собой поток тел. Обитатели Корусанта жили в страхе, ибо не знали, когда злодей нанесет удар и что за извращенная цель руководит им. Нападения казались беспорядочными, все в разных районах, без видимой связи со временем, местом или выбором жертвы. Единственное, что объединяло их, - раздавленное у каждой жертвы горло, а еще сообщения о появлении злодея, который словно не имел ничего против, чтобы его видели на улицах рядом с местом нападения. Как будто злодей приманивал джедаев, действуя в открытую у них под носом.

И вот, Солу Могре поручили как можно быстрее захватить этого высокомерного злодея и узнать больше о том, откуда он взялся и зачем нападает, ибо джедаи понимали, что движущей силой столь ужасных преступлений должна быть некая темная мощь, и лишь самые проверенные из них смогут ее распознать.

Итак, Сол Могра отправился в самые недра города, к головорезам и наемникам, контрабандистам и мошенникам. Там он услышал разговоры о похожем существе – чудовище – которое много лет назад бродило по этим опасным улицам. Ему вспомнились рассказы о мастере Идите и о том, как он выследил и убил смертоносного призрака, прежде чем покинуть планету для медитативного уединения. Несмотря на победу Идита, слухи о чудовище не утихали, и людям не терпелось узнать, чем же они вызвали появление столь зловещего призрака, ибо они были убеждены, что существо в капюшоне и призрак - одно и то же.

Сол Могра вернулся в Храм и обратился к мастерам за советом, но мало кто помнил какие-либо подробности расследования Идита, поскольку тот в основном действовал в одиночку, и было это так давно, что правда переплелась с байками. Идит не вел дневников, не вел записей о своих миссиях, ибо в своей скромности считал, что мерить свою жизнь таким образом означает придавать слишком большое значение личности. Тогда как на самом деле джедай – не более, чем сумма всего, что было до и что будет после, сосуд Силы, в котором она обретет равновесие.

Сол Могра размышлял об этом, пока патрулировал по ночам нижние уровни, теребил амулет на шнурке вокруг шеи и желал лишь одного – услышать мудрый совет учителя. Но озарения не случилось, и преступления продолжались. Каждую ночь злодей наносил удар, и каждый день докладывали о наблюдениях, но ни один из джедайских патрулей не мог отследить движения злодея или заметить его в пестрой толпе.

Никогда прежде Сол Могра не ощущал себя так остро в тени учителя, ибо знал, что Совет джедаев ждет от него прекращения ночных кошмаров, как ждали раньше от мастера Идита. Впервые молодой рыцарь задумался, так ли хорошо быть учеником прославленного героя Ордена. Разве его не сравнивали постоянно с учителем? Разве каждый его поступок не считали признаком хорошего обучения? Всю свою жизнь он пытался соответствовать примеру Идита – и даже превзойти его, - но он начал задумываться, не взял ли призрак учителя всю заслугу себе. Ибо о Соле Могре всегда говорили, что наставник хорошо обучил его, что он стал отпрыском Ордена по образу и подобию учителя. Но где же теперь его учитель? Если Сол Могра не найдет злодея в капюшоне, не сочтут ли его неудачником, недостойным памяти наставника?

Он знал, что подобные мысли недостойны джедая, и размышлял над ними, черпая поддержку в амулете на шее, чтобы его присутствие успокоило разум и даровало ясность. Учитель доверил ему сокровище, символ своей веры в то, что Сол Могра окажется достойным его. А разве не так? Разве его поступки – не достаточное доказательство? Он посвятил свою жизнь помощи другим, следовал пути джедаев, стал живым воплощением всего, что ценно для джедаев. Как показал ему Идит, Сол Могра взглянул во тьму и был отвергнут ею, отверг темный путь, отбросив все искушения и привязанности к кому-либо, кроме самого Идита. В глубине души он знал, что чист, и, пребывая в созерцании, прижимая к груди амулет, он позволил всем своим темным мыслям улетучиться, пока не осталось одно лишь спокойствие.

И все же Сол Могра не мог отрешиться от глубокого разочарования из-за того, что не сумел опознать злодея. Он хотел лишь поймать его, чтобы положить конец злодеяниям, и понял, что для этого ему понадобится помощь других джедаев. Возможно, рассуждал он, он взвалил на себя слишком большую ношу, сосредоточившись на подражании учителю, вместо того, чтобы найти собственное решение. И вот, он заручился поддержкой двух джедаев – Кьюса Андрота и Петано Дрета.

Несколько дней продолжалось их расследование. Ничто другое не занимало мысли Сола Могры. И все же убийства не прекращались, и появлялись новые трупы. Несмотря на помощь других джедаев, ничего не складывалось. Сол Могра понимал, что упускает что-то жизненно важное, некую зацепку, которая могла бы указать верный путь к личности злодея. Он устал, и, хотя поначалу считал, что дело всего лишь в утомлении и разочаровании, не мог отмахнуться от странных снов, которые мучили его в часы дремоты.

В этих снах он бродил по ночным улицам и выслеживал фигуру в капюшоне, всегда оставаясь на шаг позади. Сила в злодее была велика, она исходила от него волнами ненависти, точно пылающая аура, заражая весь город. Сол Могра старался не отставать, тянулся к плечу злодея, но всякий раз оказывался отброшенным и безуспешно сопротивлялся темной мощи, что сдерживала его. Он смотрел, как злодей – человек, насколько он теперь понимал, - выбирает жертву и протягивает руку, применяя Силу.

А потом он просыпался, с криком, весь в поту – зная, что произошло еще одно убийство.

После одного из таких снов Сол Могра проснулся и обнаружил, что его одежда оказалась порвана ночью. Во время вчерашнего патрулирования он не сталкивался ни со злодеем, ни с другими негодяями и не мог припомнить, где же он умудрился порвать одежду. Возможно, он сделал это во сне, вцепился в ткань, охваченный кошмаром. Сол Могра встал и отправился узнать, нет ли новых известий о похождениях злодея.

Вскоре стало ясно, что неизвестный нанес новый удар, и, поспешив на место преступления, Сол Могра обнаружил, что во время ночного патрулирования был убит джедай Кьюс Андрот. Налицо был почерк призрачного злодея - раздавленное горло Кьюса - но еще обнаружился оторванный от джедайского одеяния лоскут. Петано Дрет так огорчился, что, казалось, не заметил в канаве грязной тряпки, но Сол Могра сразу же узнал ее - это был обрывок его собственного одеяния. Рука тут же потянулась к амулету на шее, и он содрогнулся, когда мелькающие образы из сна словно заметались в его сознании, взор на миг затянуло алым. Он увидел фигуру в капюшоне, надвигающуюся на Кьюса в переулке, увидел, как глаза товарища расширились от удивления, увидел, как вытянутая рука сжалась в кулак, когда Кьюс вцепился в одежду незнакомца... и с ужасом понял, что это его рука.

Мысленным взором Сол Могра увидел, как путается в собственном плаще, бросаясь в провал темного переулка; ощутил первобытный страх убегающей жертвы; услышал пронзительный крик, эхом отдающийся в ночи. Он зажмурился, пытаясь отгородиться от потока жутких образов, от ужаса того, что он видел. И все же атака продолжалась – видение светящихся желтых глаз в затемненном окне, звук испуганных шагов, адреналиновая буря погони. То, что он видел во сне, - вовсе не видения, а искаженные воспоминания, воспроизводящие его собственные злодейства, когда он преследовал своих жертв на улицах. Хотелось закричать, отрицать все, но он знал, что это правда. Все это время злодеем был он.

Сол Могра в ужасе отшатнулся и выпустил амулет. Тьма мгновенно рассеялась, разум прояснился, и он понял, что в страшном разрушении его души виновна эта реликвия со сверкающим глазом из кайбера.

Так вот в чем была тайна учителя - амулет стал хранилищем всего гнева и страха Идита. Вместо того, чтобы воспринимать их так, как полагается джедаю, Идит похоронил их в реликвии, показывая вселенной лишь свою добродетельную сущность. Пока его превозносили, как идеал Ордена, все эти темные эмоции кипели и становились еще темнее, пока не достигли такого напряжения, что вырвались наружу. Так, днем Идит нес свое служение бескорыстного джедая, каким его все знали, а по ночам превращался в исчадие тьмы, бродившее по нижним уровням города. Вот что за призрака Идит якобы победил, прежде чем улететь на другую планету, где больше не было бы никаких вопросов.

Взяв на себя роль учителя, приняв и амулет, и уклад жизни Идита – ибо разве Сол Могра не заглядывал часто в это темное зеркало, отталкивая свои самые темные порывы? - падаван воистину последовал по стопам учителя, стяжал славу и признание днем, а ночью погружался в глубины самых темных эмоций.

После столь мрачного и поразительного открытия, осознав истинный ужас неудачи – собственной и учителя – и совершенных ими злодеяний, Сол Могра понял, что никогда не сможет взглянуть мастерам-джедаям в глаза, ибо стыд уже начал поглощать его и сжигать изнутри, превращая в нечто ненавистное. Вместо этого он стиснул амулет, прижал к сердцу, позволяя тьме внутри выплеснуться наружу и вечно властвовать над ним. Он скрылся в ночи, поддавшись самым жутким своим страхам и ярости.

Говорят, что он все еще где-то там – порождение теней, вечно сжимающий в руке амулет, что запечатал его судьбу, и движимый лишь инстинктами, ведущими на темную сторону.

Жил-был повелитель ситхов по имени Дарт Калдот, который за время своей долгой и богатой событиями карьеры сумел нажить множество врагов. Во всей галактике нашлось немало таких, кто имел все основания ненавидеть Калдота и его злобные замыслы, - от рыцарей-джедаев до серулианских убийц, от малдорианских криминальных лордов до семи королей Илмута. Но никто из всех этих достойных врагов не был более коварен и мстителен, чем Ночные сестры Датомира.

С давних времен у Ночных сестер было принято мумифицировать умерших и помещать их в коконы из звериных шкур, которые они подвешивали к конструкциям в виде деревьев и украшали кисточками и костями животных. Во времена крайней нужды этих мертвых Ночных сестер можно было воскресить, и они выходили из коконов, как кошмарные тени, на защиту своих живых сестер.

Когда Дарт Калдот, намереваясь узнать секреты процесса воскрешения, дерзко проник на кладбище Ночных сестер на Датомире и унес оттуда кокон с мумией погибшей сестры, ведьмам это увиделось актом войны.

И все же Ночные сестры были терпеливы и знали, что рано или поздно настанет время свершить месть. Поэтому они строили козни и выжидали, пока не убедились, что Дарт Калдот оказался в беде, недавно потерпев ужасное поражение от джедаев.

Калдот узнал, что джедаи обнаружили осколок редкой фрески, относящийся к древним народам и их Силовым техникам, и перевезли его в свой храм на Баторисе. Так случилось, что Калдот начал атаку на храм, намереваясь хорошенько отвлечь внимание, чтобы в суматохе скрыться с артефактом.

Внезапная атака удалась - джедаи не ожидали столь дерзкого шага – и Калдот был близок к своей цели. Отряды храмовой стражи пали вместе с несколькими рыцарями, но среди них был один джедай по имени Бран Ат'Морат, который стоял твердо, не пуская Калдота во внутреннее святилище, и сдерживал его отчаянным поединком, пока не подоспели прочие джедаи, и Калдот был вынужден отступить или же оказаться в плену.

Калдот был потрясен как своим поражением от рук Брана Ат'Мората, так и тем, что ему не удалось заполучить столь желанный предмет.

Видя это – ибо за Калдотом почти все время следили – Ночные сестры приступили к первому этапу своей мести.

Было созвано собрание, во время которого шестерых избранных сестер подвергли испытаниям, дабы проверить их ментальную и физическую стойкость. После ночи тяжких испытаний - привязанные к каменным столбам, они подверглись нападению призраков мертвых сестер, страдали от жутких галлюцинаций и вновь переживали воспоминания о тех, кого одолели, - одна сестра вышла победительницей. Эту сестру, Зельдин, отвязали от колонны и забрали для подготовки ко всему, что последует.

Зельдин была еще молода, едва достигнув совершеннолетия, но она была сильна и давно отмечена старейшинами клана за свои заслуги. Тем не менее, придя в себя после пережитых испытаний, она спала беспокойно, страдая от мучительных снов - но не от призраков, которые напали на нее, а от своего рокового врага, Дарта Калдота, которого она боялась больше всего на свете. И все же она знала, что пути назад нет, потому что месть Ночных сестер была делом решенным, и неудача привела бы к ужасам иного рода.

Уже на следующую ночь шабаш собрался вновь, но на сей раз чтобы поддерживать Зельдин, пока она совершает ритуал погружения в глубокий транс, преобразуя свои мысли в Живую Силу. Ее задачей было проникнуть в сознание Дарта Калдота, разрушить его ментальные барьеры, чтобы она могла воздействовать на него издалека, заставляя выполнять приказы Ночных сестер. В конечном счете их цель была проста: уничтожить Дарта Калдота изнутри и со временем подтолкнуть к гибели.

Ночные сестры прекрасно знали о грозной мощи Дарта Калдота и строили соответствующие планы. Влияние Зельдин - как только она ослабила щупальца своих мыслей в разуме Калдота - должно было напоминать легчайшее касание. Нельзя допустить, чтобы он заметил хоть одно движение, ибо выдать себя было бы равносильно гибели - как для замыслов, так и для клана. Навлечь на себя гнев Дарта Калдота означало бы опустошение Датомира.

Затем осторожно, ободренная поддержкой клана, но все же не без трепета, Зельдин расширила свои мысли. К радости сестер, первые робкие попытки воздействия оказались более чем успешными, и управлять Дартом Калдотом оказалось легче, чем предполагалось.

Некоторое время Зельдин продолжала в том же духе, направляя в сторону случайные решения и незаметно меняя течение жизни темного повелителя. Со временем влияние Зельдин росло, как и ее уверенность в себе, потому что даже когда она решилась на более активное вмешательство, Калдот, казалось, ничего не заметил, оставаясь отстраненным. Вскоре пришло время для более согласованного шага.

И вот, клан собрался, дабы совершить пророческий ритуал, - обращаясь к Силе, они заглянули в будущее, чтобы определить те иные пути, по которым они могли бы направить Дарта Калдота, подводя его все ближе к гибели. Именно так Ночные сестры отыскали юного тви'лека по имени Рай Нимбис, который мог бы показаться Калдоту идеальным кандидатом на роль нового ученика, но который, как догадались ведьмы, в конечном итоге отвернется от учителя и попытается завладеть его мощью.

Так и вышло, что Зельдин устремилась в мысли Калдота, намеками и подсказками мягко подводя его к юноше. Довольные своей работой, Ночные сестры издали наблюдали, как ученик познает темную сторону, учится обуздывать свой гнев и страх, помогая Калдоту в поисках новых знаний о древних искусствах.

Но по мере того, как Рай Нимбис рос, возрастало и его честолюбие, пока - как и ожидали Ночные сестры - тви'лек не возжаждал мощи своего учителя. И вот, к вящему удовольствию Зельдин, Рай Нимбис похитил ритуал из книг учителя, заманил Калдота на одинокую скалу и применил древнее заклинание.

Однако ритуал дал осечку, сработав на заклинателе и превратив Рая Нимбиса в камень. Калдот, позабавленный просчетом ученика, оставил окаменевшую фигуру там, где она стояла, как предупреждение всем тем, кто мог попытаться перейти ему дорогу в будущем.

Ночные сестры пришли в ярость, так как их терпение не принесло плодов. И все же они не отказались от своего плана, ибо память их была долгой, а жажда мести – еще дольше. И вот, был совершен еще один пророческий ритуал, и на сей раз старейшины клана мельком увидели в тумане возможность еще одной ловушки, которую Зельдин вскоре и поручили устроить.

Хорошо известно было стремление Калдота к знаниям древних - ибо он искал в этих знаниях, как достичь давно позабытого владычества над другими, - и он посвятил много лет своей жизни поискам реликвий, оставленных теми расами, чьего духа давно уже не осталось в галактике. Такие находки были чрезвычайно редки и часто опасны, защищенные проклятиями, ловушками или хранителями. Ночные сестры узнали об одной такой реликвии - тотеме, датируемом многими тысячами поколений, - который, как они знали, лежит среди развалин храма на разрушенной бурей луне Обсидии. Более того, видение показало, что реликвию защищает дух-хранитель одного из древних монахов, когда-то служивших в храме, и дух этот столь силен, что если Калдот явится на луну, то рискует погибнуть от его рук.

И снова Зельдин осторожно потянулась своей мощью, ведя Калдота к открытию, - ибо план Ночных сестер сработал бы лишь в том случае, если темный повелитель на самом деле поверит, что узнал о реликвии посредством собственных гаданий и исследований. Много времени прошло, пока она вела его этим путем, вызывая страсть к поискам, побуждая вести изыскания определенными способами, и вот, наконец, свершилось - Калдот нашел древнюю табличку, в которой говорилось о существовании реликвии. Вне себя от радости, он тотчас решил отправиться на Обсидию, чтобы забрать ее. Однако, он не обнаружил ни единого упоминания о духе-хранителе, которого видели Ночные сестры, поэтому Зельдин принялась подстрекать повелителя ситхов, надеясь, что он наконец-то попадет в ее ловушку.

И вот, Калдот отправился в нелегкое путешествие по пустошам Дикого космоса. Он вел свой корабль глубоко в Неизведанные Регионы, через потоки Хибрата и дальше, пока, наконец, не увидел Обсидию.

Маленькая луна вращалась вокруг буйного газового гиганта, который, в свою очередь, вращался вокруг меркнущего, раздувшегося солнца, умирающего от старости. Гравитационное давление медленно разрывало газовый гигант на части, и вызванные этим бури заставляли луну, образованную из блестящего черного камня, постоянно содрогаться. Ее орбита медленно разрушалась, и она клонилась к своей родной планете.

Там и был спрятан тотем, который видели во время ритуала Ночные сестры, и именно туда Зельдин привела Калдота, дабы тот погиб, пытаясь добыть реликвию.

Показав недюжинное мастерство пилотирования, Калдот провел корабль к поверхности луны и посадил его среди обширных руин храма - он подошел к поискам со всем тщанием и знал, что и где искать. Зельдин слишком хорошо понимала, как опасно позволить Калдоту заполучить столь могущественную реликвию, но она знала, что как только Калдот попытается завладеть ею, явится дух-хранитель и сразит неосторожного повелителя ситхов.

Конечно же, тотем находился в украшенной нише внутри здания разрушенного храма, где буйствовала растительность, сдвигая с мест каменные плиты, словно желая захватить все здание. Калдот шел беспрепятственно, заставляя лозы и ветви расступаться; когда же он приблизился к тотему, глаза его просияли.

И тут Зельдин ощутила: что-то не так. Калдот, добравшись до хранилища, развернулся на месте, вытащил из-под плаща большой сосуд и произнес на древнем языке Ночных сестер слова таинственного ритуала связывания - ритуала, который не мог знать никто, кроме самих датомирских ведьм.

Появился дух-хранитель - огромное фантастическое существо с крокодильей мордой, сотканное из клубящегося тумана. Скрежеща зубами, он просочился сквозь потолок храма и материализовался позади Калдота, протянув к нему лапу в тот самый миг, когда темный повелитель собирался схватить тотем. Но тварь оказалась застигнута врасплох и поймана в ловушку связующими словами ритуала Калдота. Дух завыл, втягиваясь в сосуд в руках повелителя ситхов, за стеклянными стенками заклубились пары. Калдот с улыбкой заткнул сосуд пробкой и снова сунул его за пазуху. С добычей он вернулся на корабль, так и оставив древний тотем в нише.

Зельдин бушевала от отчаяния, ибо Дарт Калдот вновь обманул ее ожидания, устремив поиски не на реликвию, а на духа-хранителя, которого он мог бы допросить, дабы отыскать ключи к его первоначальному виду и заставить выполнять свои приказы. При этом Калдот использовал ритуалы Ночных сестер, хотя Зельдин никак не могла понять, откуда ситх узнал о них.

Нетерпение Ночных сестер становилось все слабее, ибо сила и могущество их заклятого врага продолжали расти, несмотря на постоянное вмешательство. И свершился последний ритуал, дабы заглянуть в возможную судьбу Калдота, и Ночные сестры с радостью узрели темного повелителя, пронзенного световым мечом. Оружие принадлежало не кому иному, как рыцарю-джедаю Брану Ат'Морату, одному из немногих на памяти Ночных сестер, кто сумел победить Калдота.

Тогда решили, что Зельдин попытается направить темного повелителя к последней ловушке. Если Ночные сестры сумеют заставить джедаев невольно отомстить за них, тем лучше. Все, что оставалось Зельдин, - внушить Калдоту желание уничтожить джедая, который много лет назад победил его в храме на Баторисе.

Это оказалось несложной задачей, ибо Зельдин знала все, что можно было знать о мести. Она проникла в сны Калдота, разжигая огонь ненависти, заронила семена мести, которые не успели расцвести.

Вскоре Калдот придумал план. Он выманит Брана Ат'Мората с Баториса, обрушив свой удар на соседнюю планету, Кизан. Если будет ясно, кто стоит за этим, то конечно, Бран Ат'Морат придет искать его, дабы закончить начатое много лет назад.

И случилось так, что Калдот поспешил на Кизан, где сверкающие башни городов достигали облаков, и все было спокойно, ибо это было средоточие знаний, куда прибывали студенты со всей галактики, чтобы изучать философию различных культур. Там Калдот начал устраивать свою ловушку для джедаев, и через несколько часов после его прибытия от Пандита, центрального города на субтропическом полуострове, не осталось ничего, кроме сверкающих обломков. И все же Калдот старался, чтобы его не заметили во время этого ужасного нападения, поскольку знал, что весть об этом скоро достигнет Храма джедаев на Баторисе, - и знал, кто будет готов отозваться первым.

Конечно же, на орбите вскоре появились корабли джедаев, и Калдот, который поджидал их среди руин Пандита, ухмыльнулся, зная, что настал час его мести. Втайне Зельдин тоже позволила себе улыбнуться, убежденная, что смерть Калдота неизбежна. Ибо разве не видели Ночные сестры, как Бран Ат'Морат пронзил повелителя ситхов световым мечом?

Четверо джедаев бросились в атаку, и троих вскоре сразил алый клинок Калдота, ибо они не могли сравниться ни с его мастерством, ни с мощью его гнева, ни с пылающими вспышками яростной энергии, что срывались с его пальцев. И все же одного из них оказалось не так-то легко поймать в ловушку, ведь Бран Ат'Морат для того и прибыл на Кизан, чтобы встретиться лицом к лицу со старым врагом, и в своих навыках ничем не уступал повелителю ситхов. Калдот кипел ненавистью, которую разжигал в нем противник и подпитывала мощь темной стороны. Когда оба мастера схлестнулись среди сверкающих руин, их будто увлекли фигуры сложного танца, и они кружились и разили световыми мечами в судьбоносной битве, и все вокруг них словно дрожало от выбросов их мощи. Силы их были настолько равны, что поединку не было видно конца. Они ныряли и взмывали среди разрушенных крыш, сталкивались в узких переулках, петляли между развалинами зданий.

Когда свет начал меркнуть и день сменился сумерками, Зельдин поняла, что смертельный удар близок, ибо и ситх, и джедай начали уставать. Она тоже устала, как будто одно лишь наблюдение за битвой лишило ее силы и стойкости - как будто Калдот каким-то странным образом подпитывался из ее собственного колодца ненависти и страха.

И все же Зельдин не могла предвидеть, насколько глубок гнев Калдота и насколько он уверен в своем превосходстве. Когда темный повелитель понял, что битве не будет конца, если он не сумеет застать противника врасплох, он опустил меч и бросился вперед, напоровшись плечом на желтый клинок Брана Ат'Мората.
Джедай потрясенно посмотрел на свой световой меч, торчащий из спины Калдота, но это было последним, что он увидел, ибо Калдот ожидал потрясения джедая при виде мнимой победы и одним взмахом алого клинка отсек Брану Ат'Морату голову, прежде чем упасть навзничь - раненым, зато живым.

Зельдин на Датомире завопила от отчаяния, и Ночные сестры столпились вокруг нее, утешая, ибо они знали, что нужно сделать и каких усилий это будет стоить их сестре.

После битвы на Кизане Зельдин и ее сестры приготовились. Все это время маленькая часть самой Зельдин обитала в сознании Дарта Калдота, как легчайшее присутствие, наблюдая, подталкивая и влияя. Но терпение Ночных сестер истощилось, и настало время для более решительных мер. Она попытается усилить свое присутствие в сознании Калдота и установить полный контроль над его разумом и телом через акт обладания. Она сделает его пленником Ночных сестер и окончательно погубит.

Итак, ритуал начался, и весь клан собрался в пещерах, чтобы отдать свою силу Зельдин. Она мысленно потянулась к нему, сперва осторожно, потом сильнее, проникая глубоко в трещинки мыслей Калдота, пока он отдыхал в своем плавучем лабораторном комплексе на Атамаре.

Но разум Дарта Калдота был стойким и сильным, и Зельдин пришлось давить все сильнее и сильнее, чтобы достичь своих целей, до такой степени, что она почти полностью отрешилась от собственной физической оболочки, чтобы лучше влиять на него. Он сопротивлялся, втягивая ее в поединок чувств, пытался оттолкнуть, но Зельдин хорошо знала Калдота и понимала его слабости даже лучше, чем свои собственные. Медленно она стремилась к господству, и, к ее облегчению, Калдот начал сдаваться, и его ментальные барьеры рухнули. Зельдин возрадовалась, когда его разум, наконец, подчинился ее воле, и она полностью завладела его телом и разумом.

И все же триумф Зельдин был недолгим, потому что, заполучив контроль, она почувствовала, что все не так, как кажется. Мысленно Калдот криво усмехнулся, и Зельдин отпрянула.

И вот теперь за дело взялся он, ибо, по правде говоря, все это время Дарт Калдот знал о присутствии Зельдин, с тех самых пор, когда она впервые вступила с ним в контакт много лет назад. Он брал ее силу и знания - сначала воспользовался ритуалом связывания, что таился глубоко в ее сознании, чтобы поймать дух на Обсидии, а потом черпал ее силы для подпитки во время битвы с джедаем. Темный повелитель на самом деле манипулировал ею, позволяя ей сделаться увереннее и проникать все глубже в его сознание, пока она не стала уязвимой. Ибо Дарт Калдот владел Силой намного лучше, чем Ночные сестры, и с ее помощью он сотворил вокруг бестелесного присутствия Зельдин в своем сознании золоченую клетку, и поймал ее туда, отделенную от тела и неспособную влиять на своего ужасного хозяина.

Зельдин закричала в панике и страхе, отчаянно пытаясь вырваться, вернуть свое сознание в собственное тело на Датомире. Но узы оказались разорваны, и бежать было некуда. Охваченная ужасом, Зельдин рассвирепела, но Калдот крепко держал ее, и она больше не могла влиять ни на его мысли, ни на его тело. Она очутилась в ловушке, в тюрьме собственного изобретения, и не было для нее надежды когда-нибудь вновь обрести свободу. Все, что она могла делать, это кричать.

С того дня Зельдин пришлось жить в постоянной тюрьме разума повелителя ситхов, отрезанной от сестер и внешнего мира. Сестры Зельдин не пришли ей на помощь, настолько напугала их ужасающая мощь Дарта Калдота. Тело же ее поместили в кокон и повесили на том самом сооружении, откуда Калдот когда-то похитил мумию Ночной сестры. С тех пор никто ничего не слышал о Зельдин, кроме Дарта Калдота, который время от времени прислушивался к ее крикам и улыбался.