[X] Помощник

[Nefer-Ra]

Возможно я ошибаюсь, но в описании третьей части вроде бы упоминалась жена и любовница. Так вот - не Д*Арку ли наметили в жены?

[Алита Лойс]

Возможно я ошибаюсь

Возможно. Посмотрела аннотации в двух местах, не нашла такого...

Вообще, наспойлерила я, конечно, с этой Д'Аркой. Автор ее пока только обозначил, а я дала понять, что она еще не раз появится.

[Алита Лойс]

Глава 24

Нейтан Халлин с криками ворвался в спальню Люка. Ошарашенная Мара спросонья попробовала закопаться под одеяла. Люк даже не шевельнулся. Хотя он, вероятно, уже знал о надвигающемся вторжении.

- Просыпайтесь! Скорее! Вставайте! - Халлин, не останавливаясь, пронесся по комнате, собирая одежду Мары.

Рассудив, что он явно в курсе того, что она здесь, Мара прекратила тщетные попытки исчезнуть и начала наблюдать за развернувшейся в лучах раннего утра ирреальной сценой. Смотря, как невысокий, худой доктор мечется вокруг словно динамо-машина. Спящий на животе Люк наконец перевернулся. Послышался хриплый и подчеркнуто недовольный голос с сильно прорвавшимся акцентом Внешнего Кольца:

- Будет лучше, если это действительно важно...

- Канцлер Амедда идет сюда, - Халлин оглянулся вокруг, проверяя, что ничего не пропустил.

Этого было достаточно, чтобы взбодрить Люка; хотя он по-прежнему оставался спокоен. Сев в сбившихся вокруг одеялах, он свесил ноги с кровати и провел рукой по непослушным волосам.

- И что, я буду принимать его в своей спальне?

Халлин замер с кучей одежды Мары в руках:

- Ну, я рад, что кого-то из нас это забавляет.

- Подожди, почему Амедда идет сюда? - спросила Мара о первом помощнике Императора.

- И где он сейчас? - добавил Люк все еще хриплым от сна голосом.

- Пока еще в нескольких минутах от апартаментов, исходя из... - Халлин сделал паузу, старательно не смотря на Мару, - последнего оповещения.

Люк еле слышно вздохнул, и Мара поняла, что они думают одинаково: Халлин успел сказать и сделать намного больше, чем нужно. Мало того, что его действия говорили Маре, что он знал о ней и Люке этой ночью – и ему доверяли настолько, что он посчитал позволительным ворваться сюда и попытаться покрыть их, так он вдобавок к этому фактически признался, что Люк имеет информатора в офисах Кабинета.

- Отлично, Нейтан, - голос Люка стал более бодрым – и очень нетерпеливым. Он явно желал выставить Халлина из комнаты, пока тот не допустил очередную оплошность. - Мара останется здесь. Скажи Везу принести ее униформу. И она спокойно уйдет позже. А одежду заберет потом отдельно.

Мара продолжала хмуриться, ее не оставляла тревога по поводу такого совпадения:
- Амедда часто приходит сюда?

Люк полуповернул к ней лицо:
- Нет. Только по строго официальным поводам, как представитель Императора.

Мара подняла проницательный взгляд на Халлина:
- "Ваш друг" назвал причину прихода канцлера?

Прежде чем доктор смог ответить, вмешался Люк – он явно не хотел, чтобы натянутые нервы Халлина продолжали испытываться пристальным вниманием Мары:
- Если бы Палпатин знал, что ты здесь, он уже явился бы сюда сам, а если бы он только подозревал, то действовал бы тоньше, а не посылал с проверкой своего официального представителя. Навряд ли кто-то из нас напугается настолько, что все ему расскажет.

Не успокоившись, Мара покачала головой:
- И все-таки…

Люк повернулся к ней, и какую-то секунду она видела в его глазах желание сказать: «Это то, что ты хотела», но он сдержал себя и вернулся к Нейтану, голос прозвучал спокойно и размеренно:

- Пойди и скажи Риису проводить Амедду в Белую гостиную.

- Нет, подожди, пусть проведет его в Утренний зал, - исправила Мара, хорошо зная, что путь туда проходит вне зоны видимости частных комнат Люка.

Люк недоуменно взглянул на нее, и Мара напряженно попыталась придумать разумную причину своих слов. И так как это не удалось, ей пришлось признать правду:
- В складской комнате твоего Музыкального зала есть тайный проход, в задней стене. Если я доберусь до него, то смогу спуститься на три уровня.

- В помещения штата? - Люк старался говорить непринужденно, но она знала, что эта информация должна очень заинтересовать его.

Мара согласно кивнула, прекрасно понимая, что он обязательно воспользуется этим открытием в будущем, но это могло быть полезно и для них двоих.
- В коридор, прилегающий к кухням. Если ты сможешь незаметно провести меня через главный холл.

Люк тут же повернулся к Халлину, возвращая мысли в реальность:
- Кто сейчас на дежурстве?

- Клем и Вассиго. Вассиго на обходе, а Клем в главном куполе, - припомнил Халлин.

Куполом называли главный перекресток широко растянувшегося жилья Люка - и центральный пункт наблюдения, любимый охранниками за ясный и открытый вид по всем четырем направлениям широкого холла, расходящимся к самым дальним углам апартаментов. И это означало, что Мара не сможет выйти, какой бы путь она ни выбрала.

- Я могу пройти через твой кабинет, - предложила Мара, говоря о том пути, который обычно использовали, чтобы не идти по длинному и величественному главному коридору и не переходить огромный центральный атриум. - А потом... потом через Парадную Столовую и...

Но Люк уже несогласно качал головой:
- Тебе все равно придется пройти через Гранд Холл и Галерею и пересечь главный коридор, чтобы добраться до Музыкального зала. К тому же пересекать его надо будет близко к главному входу, а значит близко к Амедде. Слишком много непредсказуемых вариантов. – Быстро соображая и взвешивая риски, он обратился к Халлину: - Клему поступит конфиденциальный сигнал. Когда Мара будет готова, ты пойдешь в крыло штата и вызовешь Клема в комнату охраны напротив. Удостоверься, чтобы твою частоту не проследили.

Клем был одним из множества универсальных телохранителей, приставляемых ко всем высокопоставленным людям во Дворце; они никогда не работали за его стенами. Впрочем, они вообще обычно закреплялись только за одним человеком или за одной семьей.
В апартаментах Люка, как и в любых других квартирах высокопоставленных людей, всегда присутствовало беспорядочное число народа: телохранители, личные помощники, секретари, слуги. Мара помнила, как он негодовал на это, когда появился здесь: Люк рассматривая их присутствие лишь как способ открытой слежки за ним. И, по крайней мере, частично это было верно; не только в его жизни, но и в жизнях всех, занимающих высокое положение во Дворце. Теперь Люк больше не тяготился этим. За последние несколько лет он окружил себя людьми, которым доверял - и теми, кому нет; очень ясно и четко различая их для себя.
На мгновение Мара задумалась, в какую категорию попадала она...

Халлин понятливо кивал на слова Люка, но глаза его оставались широко раскрытыми. А из-за худощавого телосложения и оливкового оттенка кожи, их размер казался еще больше. Даже если бы она и Люк не паниковали, Халлин легко справился бы за них троих.

- И Нейтан, - добавил Люк, заставляя доктора нервозно остановиться в дверях, - попытайся держаться подальше, когда придет Амедда.

Халлин бросил испепеляющий взгляд и выскочил за дверь. В голову Мары пришла мысль, что за все это время он так ни разу и не взглянул на нее - вообще не говорил с ней. Только с Люком.

Люк наконец вздохнул, потирая переносицу:
- Видишь, почему мы не можем встречаться во Дворце: еще раз, и у Нейтана случится сердечный приступ.

Мара не сводила глаз с закрытой двери:
- Он утащил всю мою одежду...

Люк вскочил и рванул к двери, остановился рядом, и также стремительно помчался назад, чтобы схватить с тумбочки халат.

Мара вредно и озорно улыбнулась, поворачивая голову набок:
- Видишь, благодаря тебе этот переполох кажется гораздо приятнее. Наверное… из-за того что ты голый...

Он наградил ее сдержанным сердитым взглядом и отправился обратно, натягивая по пути халат.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 3.5.2012, 1:22

[Алита Лойс]

Как оказалось, визит канцлера был связан с официальной передачей приказа Императора о полете «Патриота». В отличие от ранее намеченного плана, корабль должен был отправиться в путь уже этим утром, в системы Внешнего Кольца – и с гостем на борту.

При первом рейсе нового флагмана на борту собирался присутствовать Палпатин. "Несравненный" и "Бесстрашный" брались в сопровождение.

Это резко вернуло Мару к реальности, заставляя понять, насколько глупыми они были прошедшей ночью; вдобавок к тому, что они сами были безрассудны и беспечны, позволив себе такой риск, еще и Халлин знал обо всем. И, если наученная Люком Мара умела скрывать свои мысли, находясь в присутствии Императора, то Халлин, вынужденный провести несколько следующих недель в непосредственной близости от Палпатина, чертовски понятно, на это был не способен.

Если Палпатин захотел бы предупредить, разубедить или просто напугать их, то лучше он бы сделать не смог.

Император расположился в большом, тяжелом кресле с изогнутой высокой спинкой, специально установленном для этого рейса на командной палубе «Патриота», и не обращал никакого видимого внимания на проходящего мимо нервного, перевозбужденного доктора, когда тот остановился для почтительного поклона, прежде чем продолжить свой путь едва не переходящим на бег шагом.

И, в общем, он был прав, что нервничал - у него были на это основания; доктор явно знал о Джейд и Скайуокере - его окатывала волна паники всякий раз, когда эти двое находились вместе под пристальным вниманием Палпатина. И, тем не менее, Халлин выбрал молчание – выбрал не говорить ни слова об их встречах Императору.

Император назначил Халлина на роль личного доктора Скайуокера после очень тщательного рассмотрения. Когда мальчишка только попал в руки Палпатина, тот искал кого-то, кому джедай смог бы достаточно доверять, близкого ему по возрасту и мышлению – того, с кем он, возможно, даже построил бы дружеские отношения. Тогда у Палпатина не было ясного представления, как мыслит его новый джедай, что точно тому нужно. Если бы Джейд оказалась непригодной для удержания Скайуокера, тогда, возможно, Халлин подошел бы на эту роль лучше. Кто угодно, лишь бы с его помощью контролировать мальчишку – любой, кого можно было бы легко забрать у него, кого можно было бы легко допросить, если нужны будут факты.

Конечно же, его джедай теперь прекрасно понимал все это - знал, что продолжительность жизни доктора была весьма условным понятием, что длительная дружба со Скайуокером не только защищала, но и приговаривала его. Несмотря на растущую мощь и расцветающие способности, Скайуокер позволял себе слишком много слабостей - и хорошо осознавал это.

Сейчас он стоял в передней части мостика, как можно дальше от Палпатина, в окружении трех старших офицеров и адмирала Джосса – спокойно что-то обсуждая – отлично зная о взгляде Мастера. Чуть поодаль, на тактичном расстоянии, держалась Мара.

Им всем было неудобно и беспокойно от того, что они не знали цели пути "Патриота"; корабль сделал прыжок, руководствуясь одними координатами – ни названия планет или системы, ни навигационных расчетов. Дело было не в том, конечно, что Император о чем-либо переживал - его флот сделал бы так, как он приказывал – а в том, что его джедай не знал о той вещи, что ждала их в пункте назначения. И Палпатин хотел держать его в неведении до конца – чтобы получить по прибытию подлинную реакцию. Он хотел эффекта неожиданности – чтобы не дать Скайуокеру времени скрыть свое настоящее мнение позади щитов; мальчишка становился слишком искусным в этом.

И до сих пор носил кольцо, Палпатин не мог не заметить этого. Хотя последние несколько дней помогли ему взглянуть на это обстоятельство чуть в другом ракурсе - как на незначительное инакомыслие. Крохотная ироническая улыбка тронула уголок губ: он всегда был осторожен, внимательно следя за связью Скайуокера с отцом, а проблема оказалась в матери - в девчонке, вскружившей голову Энакину и попытавшейся отвернуть его от Палпатина.

Однако она проиграла тогда, проиграет и сейчас. Ей не удастся вбить клин между ним и мальчишкой. По сути Палпатин должен поблагодарить ее: она, в конце концов, предоставила ему не только человека, помогшего создать Империю, но и обеспечила строительным материалом для последующего процветания на много поколений. Палпатин имел большие планы относительно сына Падме - те же, что когда-то были связаны с его отцом; и ничто столь тривиальное и незначительное, как своевольное желание мальчишки, не пустит их под откос. Великий план Палпатина осуществлялся, несмотря ни на что, и мальчишка по-прежнему следовал ему; этот полет служил прекрасным тому доказательством.

Едко желтые глаза повернулись к Маре, окидывая ее холодным взглядом. Некоторые задуманные им хитросплетения и планы требовали ее присутствия... некоторые - нет. Пока что он терпел их тайные дерзкие встречи, потому что это согласовывалось с его целями: ближайшими и долговременными. Но такая нескромность не должна выставляться напоказ внутри Дворца, где Палпатин вел более крупную игру.

В непосредственной перспективе Джейд должна обеспечить ему еще один способ контроля за Скайуокером, пусть и завуалированный. Полезное преимущество, учитывая обстоятельства. Она никогда не сбежит и никогда не предаст его. А мальчишка позволил себе привязаться к ней, хотя Палпатин много раз предостерегал его от подобных ошибок. Как иронично. Вопреки всем предупреждениям, игнорируя наглядную демонстрацию, к чему это может привести, Скайуокер допустил Джейд до себя – и сделал ее своей слабостью. Поэтому теперь, когда Палпатин наконец использует ее, мальчишке некого будет винить кроме себя. И, конечно же, Палпатин особо подчеркнет этот урок.

Вскоре ему будут нужны новые рычаги. Старые методы для сдерживания и контроля начинали терять свою эффективность, – но Палпатин всегда обладал гибкостью и готовностью к адаптации.

Неимоверно жалко было сознавать, что он больше не сможет использовать камеру в казематах Дворца в качестве действенной меры для установления власти над своим падшим джедаем, но мальчишка гораздо больше был теперь ситхом, и Палпатин очень сомневался, что эта комната сможет удерживать его и дальше. Бледные губы дернулись, и лицо тронула тень улыбки - при воспоминании, что происходило на том специфическом поле битвы, когда скидывались все маски цивилизованности - о да, очень жалко, он всегда наслаждался их... обменом любезностями.

Император откинулся назад, внимательно наблюдая за своим джедаем, который с дюрастиловой решимостью выдерживал его довлеющий взгляд, отказываясь запугиваться и отворачиваться. Это упрямое своенравие по-прежнему приносило Палпатину удовольствие. Да, мальчишку теперь сложно будет удержать взаперти - сложно подчинить силой... но, с другой стороны, возможно, он больше и не нуждался в этом. Резкие и категоричные действия Скайуокера при запуске "Патриота" удивили Палпатина.
Именно поэтому он находился сейчас здесь, его волк был готов к следующему шагу.

Наконец-то он шел у ноги своего хозяина... и даже если иногда рычал, что ж, это только увеличивало наслаждение от обладания волком.

Палпатин сощурил желто-крапчатые рептильи глаза, вспоминая о том, когда его дикий джедай был в той камере последний раз – и вновь жалея, что именно последний. Как бы добровольно его волк сейчас не припадал к ноге, он не станет больше терпеть подобное заточение, это было понятно с кристальной ясностью.

Мастер ситх отчетливо помнил, как стоял в мрачной опс-комнате, расположенной напротив тюремной камеры, глубоко под землей, на самом нижнем уровне монолита Дворца. Он наблюдал за изображением медленно приходящего в себя Скайуокера и очень хорошо понимал, какое серьезное испытание воли и твердости характера со стороны каждого ждет их впереди. Несмотря на то, что за последние годы камера была весьма значительно укреплена - с учетом возрастающих сил мальчишки - она уже находилась на пределе технологических возможностей, тогда как Скайуокер как никогда прежде осознавал свою мощь, возможности и способности разума. Поэтому время после его пробуждения от наркотического сна было решающим.

Причина, по которой он был брошен туда, заключалась в слишком частом неповиновении своему Мастеру; где-то наступил момент, когда Скайуокер зашел слишком далеко. Но очнувшись, естественно, он был бы далек от обдумывания своего поведения; единственное, что находилось в подобных ситуациях в его голове - это оскорбленное негодование запертого в клетку существа.

И всегда его ждало самое суровое наказание; много раз за все те дни, что Скайуокер оставался запертым для обдумывания глупости своих выходок - и их неизбежных последствий. Плата взыскивалась без устали и без милосердия… Как он часто говорил мальчику: чем жестче преподавался урок, тем реже его нужно было повторять.
Палпатин помнил, как не сводил взгляда с борющегося против действия наркотика Скайуокера; препарат оставался в организме, пока не вводился антидот, блокирующий его самовоспроизведение. Одно из средств для сдерживания его нового ситха.

Очнувшемуся Скайуокеру не потребовалось много времени, чтобы понять, где находится. Осознав это, он медленно и нетвердо встал, огляделся и остановил глаза на двери. Однако даже не попытался двинуться к ней; только выкрикнул в ее сторону и повернулся лицом к одному из узлов системы наблюдения. Если бы это была линза, мальчишка, безусловно, разбил бы ее - но узел был одним из многих чувствительных датчиков, разбросанных внутри толстых стен камеры и передающих сигналы в опс-комнату, которые, объединяясь, создавали единое голографическое изображение. Поэтому нацелиться на что-то конкретное, дабы выместить свое негодование, он не мог.

И довольно быстро признал это. Он отвернулся, от головокружения его качало, и крикнул снова. Никто не приходил, не отвечал ему. Тогда он присел на корточки, склонил голову и закрыл глаза…

Как только мальчишка призвал к себе Силу, Палпатин ощутил массовое движение энергии, всеобъемлющий наплыв неукротимой мощи, питаемой страхом, отчаянием и гневом. Бесцветные губы ситха разошлись в натянутой, выжидающей улыбке.

Тянулись секунды, мальчишка продолжал тянуть к себе мощь, прижав подбородок к груди, полностью погрузившись в то, что делает, пока она не закружилась вокруг него подобно урагану, в поиске своего предназначения...

Тогда его руки опустились к полу, сжались в кулаки, сосредотачивая этот вихрь, эту немыслимую силу, и затем он отбросил ее от себя, ударив по сторонам. Невероятная, стихийная и безупречно точно направленная энергия…

Воздействие удара отозвалось в опс-комнате тяжелым глухим звуком, активировалось несколько аварийных сигнализаций, на экране статуса быстро сменялись цифры оценочных показателей. Палпатин вздрогнул от мощнейшего колебания Силы. И не сводил глаз с холо-изображения.

Пол под ногами мальчишки походил на выдолбленное блюдце идеальной формы, две ближайшие слегка выгнутые стены подпирали вжатый зеркально полу и покрытый трещинами потолок. Вместе все это формировало невидимую сферу, в центре которой сидел осматривающийся Скайуокер…

- Снижение общей целостности конструкции на шестнадцать процентов, Ваше Превосходительство. - Возбужденный опс-офицер нервно наблюдал прокручивающиеся вверх показатели, его рука нерешительно зависла над рядом отмеченных ключей, ожидая приказа Императора - но тот только улыбнулся.

- Нет, оставь его, - произнес довольный Палпатин, хотя он сомневался, что у мальчишки еще остались силы повторить тот же прием, особенно в том состоянии, в котором он находился.

Камера Скайуокера, не считая некоторых усовершенствований, практически в точности повторяла камеру на борту "Экзекутора", ту самую, где лорд Вейдер держал своего несговорчивого сына в самом начале, после того, как поймал у Беспина.
Это была сложная конструкция одного помещения внутри другого, с толстыми монолитными и укрепленными тросами стенами, между которых находился вакуум. Разработанная выдержать внезапное давление взаимосвязанная, перекрывающая конструкция стен увеличивала прочность за счет сопротивления их друг другу. То есть, если бы чувствительный к Силе пытался разрушить стены камеры, выталкивая наружу, комбинация сжатого вакуума и взаимосвязанной структуры увеличивала силу внутренней стены, а если бы он ломал их, притягивая внутрь, то взаимосвязанная внешняя структура и увеличивающееся вакуумное давление только бы усилило общую целостность. Фактически, чем больше он пытался бы разрушить стены, тем более прочными они становились. Если каким-то неслыханным образом конструкция камеры все же была бы разрушена, стабилизация вакуума вырубила бы любого внутри комнаты до бессознательного состояния.

Хитроумное и практичное решение проблемы заключения джедаев, используемое с большим успехом после войн Клонов и никогда неподводящее.

Скайуокер опустил голову, и резкий натиск Силы на сей раз был остер подобно ножу, поднятому в тяжелом, всеохватывающем размахе – тугом, как тетива; невероятная мощь, сходящаяся в единственную точку, где удерживалась и управлялась, приобретая точную фокусировку...

Палпатин затаил дыхание...

Выброс энергии был похож на взрыв бомбы; плотности ударной волны хватило, чтобы затряслась и загремела бронированная дверь и чтобы болезненно задрожали барабанные перепонки охранников снаружи, заставляя их нервно поднять бластеры в сторону камеры, не сводя глаз с предупреждающих сигнальных вспышек над дверью.

- Целостность нарушена еще на двадцать девять процентов. Многократные трещины по внутренней стене, три структурных перелома внешнего модуля. Система снижает давление для компенсации. - Человек был явно сильно потрясен, выжидающе поворачиваясь к Императору.

Палпатин оставался неподвижным, со склоненной в сторону головой (с тех пор как сплотил себя против взрыва), смотря на голограмму камеры - с нетерпением ожидая, когда рассеется пыль с потолка и узловые элементы, дающие изображение, перестанут сбоить, восстановившись от удара.

На стенах теперь виднелись глубокие выбоины в форме кратеров, описывающие по-прежнему совершенную сферу вокруг Скайуокера, длинные трещины раскалывали их поверхность, а вырванные куски кожуха обнажили более тяжелую конструкцию.

Мальчишка поднял голову, чтобы осмотреть повреждения, и Палпатин, сощурившись, чуть наклонился вперед. В этот раз изменение давления при ударе было достаточно большим, чтобы затронуть самого Скайуокера. Хотя тот, наверняка, оградил себя. Но, видимо, этого не хватило: нос был окровавлен, невыразительная светлая одежда, в которую его всегда одевали при заключении, забрызгана ярко-алыми каплями.

Если он и знал об этом, то не обращал внимания, он уже снова опускал голову в концентрации, и уровень его воздействия - по-прежнему питаемого непреклонной решимостью и неизмеримой мощью - вновь начал нарастать, ощущаясь в Силе подобно легко режущему дюрастил лезвию.

- Если он увеличит силу удара в той же степени, ВашеПревосходительство, конструкция и внешних, и внутренних стен будет разрушена... - Опс-офицер напряженно повернулся, все еще держа руку поверх трех тумблеров, зная, что их нажатие одним мигом воздействует на взрывоопасного заключенного до потери сознания.

Палпатин раздумывал несколько напряженно тянувшихся секунд, разрываясь между пленительным желанием и целесообразностью. С одной стороны, он страстно хотел увидеть то, к чему способен доведенный до предела своих возможностей мальчишка, с другой – ему было нужно, чтобы в представлении джедая камера осталась неразрушимой…

- Подождите, - спокойно произнес он, - я поговорю сним.

Человек кивнул, прикусывая язык, чтобы не сказать Императору поторопиться.

Скайуокер вновь сидел сгорбленный, сильно наклонив голову вниз, и уже фокусировал направление, когда раздалось легкое шипение выравнивающегося давления, и дверь открылась, вновь поднимая облако пыли, хорошо видимой на фоне яркого света наружного коридора, куда скосил глаза повернувший голову пленник.

- Остановись, - голос вошедшего Палпатина звучал преднамеренно безразлично, словно он не принимал происходящее всерьез. Дверь за его спиной скользнула обратно, зашипели гермозамки. Без всякой предосторожности, он небрежно прошел дальше, не оборачиваясь и не смотря на мальчишку. - Ты вредишь только себе.

Разъяренный Скайуокер рывком встал на ноги, но из-за резкого движения и сильнодействующего наркотика у него закружилась голова, и он отшатнулся назад, вскрикнув от досады. Палпатин остановился и повернулся наконец к нему лицом; едкие желтые глаза внимательно смотрели из темных теней тяжелого мрачнокрасного капюшона, неодобрительно и требовательно, что делало их еще более жесткими. Но мальчишка не собирался уступать:

- Вы больше не можете держать меня здесь! Хватит!

Палпатин ничего не ответил, он просто стоял, прислонившись спиной к разбитой стене, и снисходительно наблюдая за происходящим, словно отец за истерикой капризного ребенка.

- Это камера больше не удержит меня! Не сможет! Вы знаете это! – сдержанное спокойствие Палпатина только подпитывало яд в голосе Скайуокера. Его вновь повело назад, и он отступил на шаг.

- Ты прав, - признал Палпатин. - Но мы оба знаем, что эта клетка больше, чем просто стены и решетка.

Мальчишка резко затих, ход мыслей сломался, хотя по дикому блеску глаз и напряженному телу Палпатин мог сказать, что еще не держал полного контроля над своим Волком.

- Твоя клетка намного сильнее, и ты выстраиваешь ее вокруг себя сам. - Император покачал головой, указывая жестом на гермодверь. - Дверь там, открой ее.

По-прежнему качающийся, но не потерявший решимости Скайуокер повернулся. Поднял руку...

- Но знай, что это будет стоить жизни всем тем, кто окружает тебя. Всем. Прямо сейчас. Приказ уже выпущен, мне лишь нужно запустить его кодовым словом.

Зная, что угроза была реальной, мальчишка чуть замедлился. И, несмотря на то, что он стоял спиной к Императору, тот понял это и ухмыльнулся, зная, что добился своего.

- Видишь? Цена уже слишком высока, – издевательский, насмешливый голос и презрительное выражение лица. - Ты жалкий и слабый. Тобой ничтожно легко управлять.

- У вас даже близко нет того контроля, в который вы верите. - Голос был полон огня, мальчишка повернулся к нему лицом, в глазах, как и в присутствии в Силе кипела едва сдерживаемая ярость, и Палпатин знал, что это было правдой.

Больше не было легких побед, как прежде; стало меньше цепей, которыми его Волк сковывал себя - но при осторожном, аккуратном подходе их было пока достаточно.

- Тогда выйди.

- И что потом, Мастер? Что вы будете держать у моего горла в дальнейшем, если они все умрут?

- У меня есть другие средства, - заверил Палпатин. - Я не ослаблю хватку на своем Волке так легко.

Мальчишка молчал, грудь по-прежнему вздымалась от напряжения, ощущение в Силе было дико изменчивым, непостоянным, но Палпатин непреклонно стоял на своем:

- Ты думаешь, что можешь вырваться отсюда - что можешь убежать. Ты думаешь, что можешь скрыться от меня? Не будь наивен. Галактика уже не так велика. Ты больше никогда не будешь вне моей досягаемости, потому что я знаю точно, что ты согласен заплатить за свою свободу… и я знаю, что цена, которую тебе придется обдумывать, окажется слишком высокой. В этом твоя слабость; тебя можно купить, как любого другого – только не деньгами или властью, а жизнями. Существ, которых ты даже не знаешь. Именно настолько ты слаб.

Палпатин подошел ближе:

- У меня же нет такой слабости. Я выслежу тебя шаг за шагом и на каждом оставлю за собой смерть и разрушение, потому что знаю, что ты среагируешь на это - ты не можешь иначе. Я истреблю всех, с кем ты будешь разговаривать, всех, с кем будешь иметь дело. Каждую планету, каждую систему - всё. В каком пункте список убитых станет слишком велик? Где твоя решимость иссякнет?

Мальчишка резко вскинул голову, осознавая торжество Императора и пылая яростью в ответ:
- А что если я буду мертв?

Император сузил холодные глаза, взгляд стал жестче. В словах джедая звучал подлинный ультиматум, неявная, но настоящая угроза. Подобное должно было искореняться незамедлительно:

- Твоя смерть не остановит мою руку, джедай, она только увеличит мою месть. Я сдеру кожу с каждого, кого ты вообще когда-либо знал. Я посвящу себя этому. Я добьюсь, чтобы их жалкие крики были настолько громкими и мучительными, что ты услышишь их из преисподней. И будешь знать, что только ты виноват в них, что это ты зажег мой гнев на каждого из тех существ, что это твои действия приговорили их, вместе с их семьями и планетами. Моя месть охватит целые системы… Пройдет очень, очень много времени, прежде чем моя ярость насытится, это мое слово.

Мальчишка замер под силой этой страстной и неумолимо искренней тирады, безоговорочной ответной угрозы. Челюсти сжались в бессильном бешенстве. У него мало что осталось от старой жизни - благодаря усилиям Палпатина, давно разорвавшим ее в клочья - но что осталось, было драгоценно для него. Даже если воспоминания и действительность вращались в разных галактиках. И Палпатин хорошо знал об этом.

- Ты слаб, - обвинил ситх снова, когда Скайуокер опустил взгляд, изо всех сил пытаясь удержать концентрацию, адреналин упал, и влияние наркотика стало намного ощутимей. – Сколько раз я говорил тебе: если ты позволишь слабости остаться - ее всегда будут использовать против тебя.
Скайуокер ничего не ответил, только поднял голову, вернув горящий негодованием взгляд к своему мучителю.

- Ну, давай, скажи это, - пригласил Палпатин с крохотной сардонической улыбкой на бескровных губах, хорошо понимая, что скажет мальчишка. Их взаимодействие в общении, независимо от обстановки и обстоятельств, было преднамеренно установлено с самого начала, как только Вейдер приволок его сюда, задолго до того, как джедай был первый раз брошен в камеру.

- Сострадание - не...

- Сострадание - самая жалкая презренная слабость. Она всегда была уязвимым местом джедаев, - наполненные отвращением слова Палпатина резали не хуже клинка. - Спроси у любого из них. Ах да, это невозможно.

Ощущение Скайуокера в Силе дрогнуло, незначительно, но этого было достаточно, чтобы Палпатин наконец вскипел и набросился на него, зная, что победил:
- Ты думаешь, что это сострадание дало тебе силу осадить отца, думаешь, это сострадание наделило тебя мощью одержать над ним верх? Ты думаешь, что те, ради кого ты унижаешь и смиряешь себя, пытаясь защитить их, ответили бы тебе тем же, окажись на твоем месте? Они использовали тебя, и винить ты можешь только себя, потому что ты позволил себя использовать - позволил собой манипулировать. Это отвратительный, вопиющий недостаток, которому нет здесь места. Когда ты излечишься от него, любая дверь откроется перед тобой. Но до тех пор - кто-то всегда будет управлять тобой, и ты не выйдешь из тюрьмы, которую создал сам, - голос Палпатина под конец успокоился, и последние слова были больше продиктованы разочарованием, чем гневом. Он подошел близко к мальчишке, желто-испещренные глаза взглянули в бледно голубые… - Разве ты хочешь, чтобы тобой управляли всю жизнь? Ты не хочешь превзойти своего отца?

Скайуокер поднял подбородок, но промолчал. Тогда Палпатин произнес заключительное предупреждение:

- У истинного ситха нет никакой слабости. Избавься от этого недостатка или я сделаю это за тебя... самым убедительным способом.

Он еще несколько секунд смотрел мальчишке в глаза, давая понять серьезность своей угрозы, затем повернулся и прошел к выходу; тяжелые двери с шипением открылись, и гвардейцы-охранники вытянулись рядами вдоль коридора, держа наготове оружие.

- Я вернусь завтра, и мы продолжим.

Он вышел из камеры, прежде чем мальчишка сообразил, что его оставляют внутри. Первая дверь уже закрылась, гермозамки второй завершали свой цикл.

Мощь, которая хлопнула по ней, спустя секунду, была весьма значительной, но отражала лишь малую долю того, к чему джедай был способен; не более чем вспышка расстройства от понимания, как немного вариантов ему оставалось.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 4.2.2012, 18:28

[Алита Лойс]

Оказавшись наконец по другую сторону бронированных дверей командной палубы «Патриота», Нейтан Халлин облегченно вздохнул. Он торопился уйти как можно дальше от пристального взора Императора, сильно подозревая, что исчезнуть из мыслей Палпатина куда сложнее. И который раз Халлин задался вопросом, как Люк выдерживал быть постоянным объектом тщательного и строгого контроля Императора день за днем. Почему Люк вообще продолжал оставаться здесь?

С другой стороны, это было неудивительно. Палпатин был мастером манипуляций, использующим сложное соединение искаженной правды, завуалированных намеков и подталкиваний в нужном ему направлении – с тонкой непринужденностью и разрушительным эффектом. Некоторое представление о котором Халлин получил в одном из разговоров с Люком какое-то время назад.

Это произошло вслед за последним заключением Люка в камеру под Дворцом - около пяти месяцев ранее. В первый год нахождения Люка на Корусканте - когда у него не было никого, кому он особо доверял бы - никто не знал специфику того, куда он пропадал, часто на много дней или недель. Случались эти исчезновения всегда после какого-либо противоборства или вызова Императору со стороны Люка. Официальная версия - а Халлин быстро научился никогда не подвергать сомнению официальные версии Дворца - состояла в том, что Люк находится на засекреченном задании Императора и возвратится, когда оно будет закончено.

Тем не менее, Нейтан медленно понимал правду. Это было нетрудно. Секретные задания могут быть очень тяжелыми и даже опасными, но раны, с которыми возвращался Люк, выглядели так, будто получены давно и были слишком серьезными для того, чтобы не только выполнить задание, но и вообще суметь с него вернуться самостоятельно. И, хотя Люк никогда не позволял Нейтану осматривать его в течение многих следующих дней, даже издалека тот видел, что травмы носили слишком последовательный и своеобразный характер - чтобы быть... чем-то другим, кроме того, чем они являлись. Однако прошло несколько лет, прежде чем он посмел говорить об этом с кем-либо из близкого окружения Люка, спросить их, знали ли они тоже правду. Джейд знала – всегда; и Халлин предполагал, что она даже была как-то вовлечена во все это – пусть ни она, ни Люк никогда подобного не упоминали.

Наверняка Халлин знал только одно: когда Люк возвращался, он оставался тихим, замкнутым и необщительным в течение многих дней. Пока его одолевали истощение, раны и тяжелые мысли от очередного столкновения с Палпатином.

Но со временем эти бывшие некогда обычными испытания становились все реже и реже - Император находил новые способы для контроля и наказания. Последний случай с заключением Люка не отличался от остальных. Он появился спустя четыре дня после исчезновения. Избитый, потрепанный и шаркающий ногами Люк медленно и мучительно шел по широкому коридору от главного входа. Направляясь к своим личным комнатам, он неуклюже держался рукой за стену; однако всех, кто пытался подойти к нему и помочь, задыхаясь, резко отправлял прочь. Нейтан давно научился не подбегать, не помогать. Позволить Люку дойти самому, в каком бы состоянии он ни был; зная, что для него это был вопрос принципа – преодолеть остаток пути в одиночку.

С самого первого раза, когда Люка вернули в камеру для наказания, Палпатин установил прецедент: по освобождению находящегося без сознания Люка перенесли в апартаменты Императора, где он получил первое лечение от личных медиков Палпатина. Этот порядок стал стандартным. И Люку не разрешалось уйти, пока он не был способен сделать это самостоятельно – преодолев весьма внушительное расстояние от жилья Палпатина до своего. Иногда он пробовал слишком рано и неизбежно выбивался из сил. Изнуренного, неспособного больше стоять на ногах Люка возвращали обратно; и из-за перенесенного перенапряжения его восстановление затягивалось. Как подозревал Нейтан, это испытание было установлено исключительно ради развлечения Палпатина. Еще одно небольшое сражение их характеров.

Так что первую ночь после возвращения Люка к себе Нейтан провел в его комнатах, принуждая себя, как обычно, просто ждать, ничего больше не предпринимая. Ждать подходящего времени. И оценивать состояние Люка, насколько это возможно, с расстояния в несколько шагов. Желание и потребность подойти и смягчить боль, предложить утешение были невероятными, но он научился сдерживать себя, научился молчать. Люк вернулся далеко за полночь и прямо в одежде обессилено упал на кровать, и Нейтан оставил его так, как есть – не пытаясь ни раздеть, ни даже просто покрыть покрывалом. Вместо этого он устроился на кушетке у дальней стены очень немаленькой спальни. Только один раз Люк взглянул на Нейтана, провоцируя его высказаться, но доктор знал правила игры и отвел взгляд. Тогда Люк позволил себе закрыть глаза и уступить своему изнеможению, пока Нейтан оставался рядом, тихий и внимательный, всю ночь.

Халлин хорошо помнил, как сидел рядом еще несколько дней, терпеливо и предупредительно, стараясь поддержать своего подопечного хотя бы своим присутствием. Люк отвергал всякую заботу, как медицинскую, так и любую другую. Оставался молчаливым и замкнутым, явно прокручивая одни и те же мысли в голове. И все, что оставалось Нейтану – ждать, когда Люк захочет облечь их в слова, пусть даже не очень понятные. Для этого Люку потребовалось еще два дня.

Они сидели в тишине гостиной, наблюдая, как теплый оранжевый свет солнца медленно сменяется сумрачной медью. Нейтан тактично держался на расстоянии, гадая, придется ли ему переждать еще один долгий день в тишине - дожидаясь момента, когда Люк приведет в порядок свои мысли и решится высказать их вслух; как раз в этот момент Люк взглянул на него, и будто в продолжение уже начатой дискуссии спросил:

- Ты веришь, что возможно самопроизвольное создание жизни?

Нейтан моргнул, на мгновение озадаченный вопросом – по-видимому, тем самым, что изводил Люка в течение многих дней.

- Я предполагаю… - Нейтан задумался, сплачивая свои мысли, зная о смотрящих на него выжидающих глазах Люка. - Что с научной точки зрения я должен верить в это. В какой-то момент жизнь была создана от случайного взаимодействия определенных молекул, сумевших сохранить свою целостность. Возник одноклеточный организм. Каждая форма жизни - это еще одно выражение того произвольного взаимодействия, биологическое создание новой разновидности, движущая сила природы, стремящейся к эволюции. Вся галактика - это проявление самопроизвольного создания жизни.

- Но ты считаешь, что возможно так создать сложную жизнь - человеческую?

- Человеческую? Нет, в это я не верю. Если бы такое было возможно, подобные случаи были бы зарегистрированы.

- Но ты сам сказал, что природа стремится развиваться - чтобы раздвинуть границы своих возможностей. И даже человеческая жизнь начинается с деления одной единственной клетки.

- Но должен быть внешний катализатор, который стимулирует это деление. Такое не может произойти автономно.

- Есть разновидности, которые могут сами забеременеть.

- Но это не люди. Их физиология полностью отличается от человеческой; такая способность потребовала тысячи лет эволюции их видов. Человеческая же физиология требует внешнего влияния.

Люк попытался сесть поудобнее, чтобы уменьшить боль; на коже еще виднелись кровоподтеки и ушибы, ставшие из воспаленно красных фиолетово-багровыми.

- А что, если таким внешним воздействием стала бы Сила?

Нейтан склонил голову набок, согласный продолжать обсуждение – ибо эти мысли явно занимали голову Люка.
- Ты просишь меня прокомментировать то, что находится за пределами моей компетенции. Я полагаю, это ты скажешь мне, каким должен быть ответ?

Люк отвел взгляд, нахмурив в раздумье лоб - стараясь подобрать доводы для своего собственного заключения:
- Мы говорим о делении единственной клетки... Сила может действовать на молекулярном уровне внутри тела. Именно так мы излечиваем себя.

- То есть ты говоришь, что джедаи, возможно, могли создавать жизнь внутри самих себя?

- Мы можем использовать способность к исцелению и на других. Сила, на ее самом основополагающем уровне, есть ничто иное, как молекулярная сущность. Я не принимаю сознательного решения работать на молекулярном уровне и я точно не знаю, как это делается; но если я могу воздействовать на другое тело, управлять организмом изнутри на этом уровне, уничтожить вирусы инфекции или очистить кровеносную систему от наркотика, то при необходимых, несомненно, знаниях, я смог бы разделить отдельную клетку?

Чувствуя определенное неудобство, Нейтан слегка заерзал.
- Ты собираешься это сделать?

Люк поднял на него взгляд, в котором явно читалось потрясение от того, как Нейтан даже мог предположить подобное:
- Я? Нет, нет. Конечно, нет. Я просто… - он затих. И Нейтану осталось только беспокойно смотреть на него, пытаясь понять причину этой внезапной озадаченности.

Люк долго молчал, снова уйдя в себя, хотя понятно было, что его разум вовсю работал. Когда он наконец снова взглянул на Халлина, у него был другой вопрос:

- Если бы, теоретически, чувствительный к Силе был способен сделать это: управлять Силой так, чтобы она вызвала жизнь внутри другого человека…, эта жизнь имела бы какую-то реальную связь с ее создателем? Унаследовала бы какие-то его характерные особенности, черты, внешности или характера, неважно хорошие или плохие – ну, точно так же, как это было бы с физическим донором? Или эта жизнь стала бы исключительно созданием Силы - и если так, скопировала бы она отпечатки пальцев и склонности того, кто был использован для ее создания?

- Это слишком большие вопросы, - серьезно ответил Нейтан, но не отпускающий его взгляд Люка, вынудил обдумать это. - Теоретически, с медицинской точки зрения, такая жизнь унаследовала бы только гены человеческого родителя. При создании присутствовала бы только его ДНК, поэтому только его ДНК и была бы доступна для использования. Фактически ты говоришь о виде клонирования.

- Но могла бы сама Сила - мидихлорианы, вызвавшие расщепление клетки - стать вторым донором? Если так, созданный ребенок обладал бы беспрецедентным количеством мидихлориан и связью с Силой на более фундаментальном уровне, чем кто-либо до него…? И тогда та сторона Силы, что использовалась для его создания, стала бы стороной, к которой неизбежно настроена его жизнь?

Понимание того, о чем говорит Люк медленно дошло до сознания Нейтана – понимание, что это было более личное, чем казалось поначалу.

- Ты... говоришь о себе?

Люк чуть качнул головой в сторону:

- Нет... Нет, я говорю о своем отце - и Палпатине...

Нейтан потрясенно молчал, осознавая далеко идущее значение слов Люка.

Спустя какое-то время тот созрел для следующего логического вопроса. Ему явно не хотелось верить в эту возможность, но он чувствовал необходимость ее рассмотреть:

- Мог ли генетический след зачинщика передаться через Силу? Кто бы это ни был, мог бы он фактически стать биологическим донором?

- Я не думаю, генетическая конструкция каждого индивида невероятно сложна.

- Как и Сила. У нее есть способность воздействовать на сознание, влиять на восприятие и воспоминания, передавать мысли даже на большие расстояния. В самой основе человеческая ДНК это конструкция, имеющая математически точно воспроизводимые цепи. Могла ли та модель ДНК быть воспроизведена Силой - и если так, создало бы это биологическую связь?

Нейтан довольно долго не отвечал.

- Это… это лежит вне сферы моей компетенции, за пределами знаний. Все, что я бы тебе ни сказал, будет в лучшем случае догадкой. Без доказательной базы это все не более чем гипотезы и допущения, в любом случае.

Люк глубокомысленно кивнул и вновь затих на несколько секунд. Когда он снова посмотрел на Нейтана и заговорил, то был очень уверенным, словно выражал ответное согласие:
- Мне нужен образец крови Палпатина.

Нейтан на мгновение потерял дар речи.

- Что-нибудь еще? - справился он наконец нетипично высоким от шока голосом.

- Да. И Вейдера.

- Конечно! Пока мы тут разговариваем, почему бы тебе не начать и не сдать образец самому... - Нейтан запнулся, не зная, что добавить. - Я бы сказал что-нибудь еще более возмутительное, но думаю, ты уже побил все рекорды в этом вопросе.

- Я понимаю, что это будет трудно.

- Трудно?!

- Но это важно, Нэт, - в голосе Люка зазвучала сталь. - Для меня. Для всего, что я стремлюсь сделать.

- Почему? Что реально изменится, если это верно - помимо твоего самовосприятия?

Люк покачал головой:

- Я не буду следующим Палпатином.

Нейтан опустил глаза, почувствовав неловкость:

- Ты не Палпатин.

- Я становлюсь чуть больше похожим на него с каждым днем. Я вижу это. И навряд ли, Нэт, ты не замечаешь того же самого.

- Ты учишься, как действовать рядом с ним, как действовать внутри мира, в котором ты оказался, как использовать его в своих интересах, вот и все.

- Логически, делая вывод из твоего высказывания, можно утверждать: что для уничтожения Палпатина, я сам должен бы стать им, - спокойно возразил Люк. - Однажды… он однажды сказал мне - когда я спросил его, почему он не убил меня, как только увидел - он сказал: "Тьма признает то, что принадлежит ей."

Нейтан медлил, осторожно подбирая слова:
- Ты же знаешь, что это именно то, что всегда делает Палпатин. Что он будет использовать любые средства для...

- Нет. Это оправдание, бегство. Я не могу позволить себе быть несведущим в подобном вопросе. Когда… - Люк опустил глаза, нахмурился, - когда я был в камере несколько дней назад, Палпатин сказал мне, что единственной вещью, мешающей мне уйти, является моя слабость - моя совесть. Он сказал, что я могу открыть дверь, но заплачу за это жизнями. Жизнями всех вокруг меня.

- Это не слабость, Люк. Я думаю, ты понимаешь это.

Люк поднял голову и смотрел на Нейтана в тишине в течение долгих секунд:
- Я почти сделал это. Я серьезно думал о том, чтобы открыть дверь - просто пойти вперед и открыть ее, невзирая на последствия. Я не могу сказать тебе, насколько близко я к этому был.

Сейчас, когда его друг признавался в самом большом своем страхе, Нейтан видел, что именно эта тяжесть довлела над Люком в течение всех последних дней.

- Что, если это все кто я есть - все, кем я могу быть? Если Вейдер был создан Тьмой - как я могу быть чем-то еще? Палпатин пал на Темную сторону по своему выбору, но что насчет моего отца? В нем есть еще добро, я чувствую это - какая-то его часть до сих пор не затронута. Возможно, он по-прежнему думает, что просто ведет игру с Палпатином, так же как и я. Я должен знать, Нэт... Я должен знать, что когда играю в игру Палпатина, я могу все еще выйти из нее, отстраниться. Я должен знать, что не потерялся в этой игре.

- Ты не потерялся, - заверил Халлин. - И не сделаешь этого.

Люк отрицательно покачал головой:
- Так думал и мой отец? Что, если он сделал неправильную вещь по правильным причинам… Потому что он просто не способен был увидеть внутри себя разницу – и не смог отойти назад. И если он не смог сделать это из-за того, кто он... то, как могу я?

[Алита Лойс]

Прошло восемь дней с начала первого рейса «Патриота». «Несравненный» и «Бесстрашный» уже были оставлены позади, в мертвой зоне на краю системы Суллуст, перед тем как новый флагман ушел в последний гиперпространственный прыжок их довольно сложного пути. Основываясь на времени и неком неопределенном, смутном ощущении и умении ориентироваться в пространстве Люк предполагал, что они выйдут где-то в секторе Модделл или в Абладжеке; впрочем, с такой же легкостью это могли стать и сектор Спар, и сектор Вивенда.

На настоящий момент можно было сказать, что полет прошел на удивление гладко - с точки зрения нераскрытых тайн. Почти безупречно, учитывая ситуацию. Конечно, Люк и сам старался не искать неприятностей - фактически получалось, что чем больше он хранил секретов, тем меньше был готов раскачивать лодку. Но, как показывал опыт, его жизнь редко шла по тому пути, на который он надеялся, а если и шла, то, как правило, оказывалась лишь затишьем перед бурей.

Сейчас Люк шел рядом с Мастером по широкому мостику корабля. Палпатин в который раз анализировал события, отметившие запуск нового суперразрушителя, Люк углубился в собственные мысли - вспоминая как легко он поменял тогда решение, как легко повернулся против мятежников. Как легко обосновал необходимость их устранение тем, что оно отвечало их же интересам.

- Что здесь существенно, так это значительные изменения в их методах, - Палпатин чуть повернул голову к Люку в то время, как они неспешно добрались до начала мостика. Говорил он тихо, но в водворившейся тишине его слова все же звучали довольно четко. Впрочем, любой, кто мог их разобрать, слышал лишь обсуждение тактики между Императором и его Наследником, не больше. Более тонкая, лежащая позади этих слов игра была понятна только им. И Палпатин ожидал ответной реакции. - Они становятся более смелыми, идут на более серьезные риски... Какова причина, на твой взгляд?

- Честно? - произнес Люк. - Я думаю, что Мадин становится более значимой фигурой среди их лидеров, набирает вес. Раньше его сдерживала Мотма, теперь нет.

Он надеялся, что имя одного из офицеров Палпатина, давно перешедших на сторону Восстания, возымеет бо́льший эффект. Однако Палпатин промолчал. И лишь через несколько секунд небрежно спросил:
- Это мнение твоего шпиона?

Люк продолжил спокойно идти, смотря прямо, и так же спокойно, ровно ответил:
- Да. А что говорит ваш?

У него не было никаких доказательств, что его Мастеру удалось разместить очередного шпиона среди мятежников, но для безопасности Арго, Люку необходимо было выяснить это. Игра шла. Палпатин молча перевел взгляд к широкому обзорному иллюминатору, явно не желая вестись на эту уловку. Но отсутствие ответа являлось ответом само по себе.

Наряду с этим, Люк продолжал ощущать едва уловимое любопытство своего Мастера, когда тот попробовал подойти с другой стороны в стремлении разобраться со своими собственными негласными подозрениями.
- Возможно, дело в Лее Органе. В конце концов, это она возглавила Восстание.

Люк не колебался ни на миг, не сделал ни единого движения для ее защиты:
- Возможно. У нее более милитаристские взгляды на будущее, чем у Мотмы, и она, безусловно, чувствует необходимость упрочить свое положение.

В памяти, полыхнув огнем, кратко вспыхнули картинки лица Леи, в момент, когда он со всей мощью напал на ее группу, страх в глазах, когда удушливый дым рассеялся, и она уставилась на него в ужасе.

Где проходила черта? Пересек ли он ее во время той атаки? Пусть даже он знал, что мятежники, в любом случае, уже раскрыты. Или он просто купил Лее жизнь за счет тех, кто окружал ее - смотря при этом на бо́льшую картину. Приемлемые потери. Неправильная вещь по правильным причинам. Или все было наоборот?

Его страх больше не заключался в том, мог ли он вести эту игру - его страх стал гораздо глубже: поймет ли он, когда нужно остановиться.

Император говорил дальше, продолжая давить, пытаясь подловить Люка на какой-либо слабости, которую смог бы ощутить, и он постарался сосредоточиться - скрыть грызущие его сомнения от ментального поиска Мастера.
- По твоему мнению, она может быть зачинщиком подобных действий?

Люк пожал плечами. Он понимал, что Палпатин стремится прочитать его истинные мысли насчет Леи – особенно учитывая факт ее чудесно легкого спасения. Но Люк не собирался делиться ими.

- Прошло много времени с тех пор, как я разговаривал с ней последний раз. Время меняет людей.

- Однако ты хорошо знал ее.

Палпатин остановился перед обзорным транспаристилом, вглядываясь в водоворот световых линий, но по-настоящему не видя его. Люк сохранял на лице невозмутимое выражение, держа разум под плотными непроницаемыми щитами. Острые, ищущие чувства Мастера полностью были направлены в этот момент на него. Чем было в действительности это обсуждение? Лишь праздной беседой, колкостью, язвительным напоминанием о прежней наивности Люка - или Палпатин знал, что что-то не так, но не мог пока что выявить причины этого ощущения.

Что бы там ни было, разговор, конечно же, не был направлен на настоящее выяснение взгляда Люка на ситуацию; Палпатин всегда поступал так, как желал, независимо от мнений окружающих.

- Если основываться на опыте прошлого, то можно сказать, что она не избегала подобных действий, если их предлагали, - спокойно кивнул Люк, заставляя разум сконцентрироваться поверх отвлекающих его образов, запечатленных в памяти. - Все существа, что сейчас ей советуют, имеют или военный опыт или военное мировоззрение - так что неизбежно, что ее позиции должны стать более жесткими и агрессивными.

- Ты думаешь, я должен устранить ее?

- Я думаю, вы должны устранить все Восстание полностью. Но это, судя по всему, представляется слишком трудным, - аккуратно ушел от прямого ответа Люк. Что происходит? Он не мог разглядеть за дюнами пустыню? Что-то большее было скрыто за обычными, привычными проблемами Люка, позади того, что беспокоило его. Он волновался о Маре, о Нейтане, находящемся на грани нервного срыва, а Палпатин вновь и вновь возвращал мысли Люка к действиям мятежников. Это было отвлекающим маневром? Хитроумными манипуляциями? Или Люк не мог задать главный вопрос? И если да, то… какой?

Он нахмурился, разум раскалывался между тем, что говорил Мастер и поиском причины этого разговора. Конечно же, главный вопрос состоял не в значении слов Палпатина и не в том, куда он вел эту беседу, а в...

Почему Палпатин находился здесь вообще?

- Может, мне нужно назначить награду за ее голову? - не прекращал Император.

- Я буду очень удивлен, если вы уже этого не сделали.

Палпатин коротко хохотнул, прежде чем закинуть другую наживку:
- Что ж, может, мне нужно послать за ней тебя?

Люк не вздрогнул.

- Может, вам нужно сделать меня единственным ответственным за преследование Восстания в целом?

Палпатин снова рассмеялся, явно забавляясь прямодушной решимостью Люка.

- Ты давно хочешь этого.

Люк чуть повернулся навстречу, теперь полностью погрузившись в разговор, хоть и промолчал в ответ. Он знал, когда нужно нажать, а когда дать Императору время почувствовать, что решение зависит исключительно от его воли.

Это было правдой, конечно, что он хотел, чтобы ответственность за повстанцев перешла к нему. Пусть и не по тем причинам, в которые он позволял верить своему Мастеру. Хотя Люк должен был признать, что обучение Палпатина повлияло на его взгляды, как иметь с этим дело.
Как любил говорить его Мастер, знание было властью, и если Люк намеревался изменить сложившееся положение вещей между Империей и Восстанием за последние два десятилетия, тогда он нуждался в двухстороннем обмене информацией с Восстанием через агентов, насколько скрытно он бы не происходил. Это был единственный способ сдерживать их. Направлять. Но глубоко укоренившееся презрение отца к мятежникам означало, что он никогда не позволит сыну держать с ними связь, даже ради достижения личных целей Люка. Фактически, опасаясь раскола лояльности сына, Вейдер бесспорно сделал бы все, что было в его весьма значительной власти, чтобы остановить Люка. Так что, несмотря на их установившееся недавно сотрудничество, факт оставался фактом: пока ответственность за Восстание лежала на Вейдере, Люк всегда будет зависеть от воли и благорасположения отца.

Люк по-прежнему не открывал свои главные стремления отцу и не испытывал никакого желания делать это. Потому что, даже сейчас, он вынужден был признать, что ни на миг не доверял отцу по-настоящему. Люк не мог зависеть от него, не мог рассчитывать, что тот не поставит свои собственные интересы превыше целей Люка, как он делал не единожды в прошлом. И пока это обстоятельство не менялось, Люк по-прежнему нуждался в получении контроля над антимятежным спецподразделением, занимающимся Восстанием. Это был единственный способ обеспечить себе личный доступ к ним.

- Я… рассмотрю твою просьбу, - наконец произнес Палпатин после затянувшегося молчания, вновь направляя взгляд к сверкающему великолепию гиперпространства. - У тебя вскоре будут новые обязанности - новые обязательства - и я не хотел бы, чтобы твое внимание отвлекало что-то еще. Но в перспективе эти задачи можно будет совместить... Да, я обдумаю это.

- Спасибо, Мастер, - пробормотал Люк и опустил голову, чтобы скрыть свое удовлетворение.

Меньше дня спустя, когда они наконец прибыли к своей цели, он стоял на том же месте, рядом с Мастером, и наблюдал, как ведущаяся Палпатином игра приобретает новый и ошеломляюще резкий поворот.






- Ты не одобряешь, - протянул Палпатин, стоя перед обзорным иллюминатором и не спуская глаз с полупостроенной боевой станции, похожей на серебристую жемчужину, висящую в бархатной темноте. Становившуюся с каждой секундой крупнее – и все более узнаваемой.

Он стоял неподвижно, направив все свои чувства к находящемуся рядом Скайуокеру, в поиске любого достоверного признака истинной реакции мальчишки. Но ничего не находил; тот стал слишком опытным теперь – не допуская даже в такой ситуации никаких щелей в своей броне.

- Я не вижу пользы от этого, - мягко проговорил Скайуокер, сжимая за спиной руки, готовый к подозрениям и недоверчивому вниманию Мастера.
Мальчишка говорил так обыденно, словно его вообще не сильно затрагивало то, что он увидел; хотя Палпатин был уверен, что его мысли сейчас кружатся вихрем.

Они спокойно маневрировали, подходя ближе к невероятной по размерам, частично завершенной боевой станции, висящей над зеленой планетой, чье название Палпатин никогда не старался запомнить.

Перед выходом "Патриота" из гиперпространства, после того, как прозвучало соответствующее объявление офицера, Император медленно прошел в начало мостика, чтобы встать рядом со своим джедаем – чтобы быть рядом в этот момент. Повинуясь инстинкту, все остальные присутствующие там офицеры тут же поторопились ретироваться, оставив их одних.

И сейчас Палпатин повернулся к своему джедаю и наблюдал как у того напряглась челюсть, когда пункт их назначения стал очевидным.
Огромная тарелка суперлазера была практически закончена, хотя в сущности станция представляла собой еще только скелет. Но Люк не мог не узнать эти формы. Воспоминания о ее предшественнике обжигали – о станции, которую он лично разрушил у Явина 4 – что и привлекло к нему внимание Императора.

- Всегда нужно средство для поддержания стабильности, - ответил, в конце концов, Палпатин, провоцируя реакцию Люка.

- Возможно, - допустил его дикий джедай, - но я не думаю, что средство в этом.

- Это демонстрация моего могущества и власти. Сила обеспечивает стабильность; одна воля над всеми другими.

- Слишком большое притеснение способствует инакомыслию, - мальчишка постарался скрыть все эмоции и в голосе, и в Силе, ясно понимая, что Мастер ищет эти чувства и отклики и не испытывая никакого желания открывать себя.

- С инакомыслием можно будет разобраться.

- Если вы знаете, что оно существует, - возразил Люк. - И знаете где. Это эффективное средство устрашения лишь при условии, что вы знаете, куда направить его. Вы предполагаете, что у вас единственный враг, а они по этой причине берут и рассеиваются.

- Ты найдешь цель, - уверенно заявил Палпатин.

Мальчишка оглянулся, осознавая сказанное, и Палпатин встретил его острым взглядом ядовито-желтых глаз.

- Тебе вменяется в обязанность закончить этот проект и обеспечить его работу, друг мой. Здесь нужна сильная рука для руководства. После твоего появления на Корусканте я стал нерадив и невнимателен в управлении этим строительством, у меня много других более важных дел. Но в то время как Восстание ушло из основных систем, оно остается слишком ощутимым в мирах Внешнего Кольца. Оглядываясь назад, я думаю, что возможно ты был и прав, когда утверждал, что можешь сделать то, с чем не справляется твой отец.

- Внешнее Кольцо - сложная область для патрулирования, - слова прозвучали фактически защитой отца, и Палпатин резко взглянул на мальчишку, но тот по-прежнему не сводил глаз с незаконченной Звезды Смерти и его следующие слова умерили подозрительность Палпатина, демонстрируя, что мысли Скайуокера находятся на поставленной задаче. - Даже эта станция может быть только в одном месте сразу.

- Этого достаточно - если ее правильно использовать. Любое средство устрашения эффективно ровно настолько, насколько позволяет направляющая его рука; если бы я отдал его твоему отцу, он использовал бы его без всяких терзаний, и как ты сказал, это породило бы только инакомыслие.

- Если не осталось ничего, что можно потерять, то почему бы не рискнуть и не бороться? – произнес мальчишка, осознавая парадокс. - Это всеохватывающее, обезличенное оружие, которое не сможет отделить невинных от повстанцев. Кара будет сплошной, неразборчивой.

Скайуокер слегка обернулся к Мастеру, зная, что тот хотел услышать и о недостатках, и о преимуществах, которые видел Люк.
- Но вы считаете, что в этом также и сила, потому что мятежники станут непопулярными - нежеланными везде, где бы они не попытались скрыться. Расправа стала бы абсолютной, безоговорочной и всеобъемлющей. Целый мир мог бы заплатить за ошибки одного существа. Повстанцев, находящих убежище на противоположной стороне планеты, перестали бы игнорировать, никто не захотел бы подвергать себя и своих родных опасности их присутствием на планете. Не будет больше никаких поблажек, никаких умалчиваний, если результат таких действий отразится на домах укрывателей. Каждое отдельное существо в каждом мире будет заинтересовано в устранении таких опасностей с их планеты, будет докладывать о них. Так что достаточно только одного существования этой станции.

Мастер улыбнулся: мальчишка хорошо выучил свои уроки.
Когда-то Палпатин намеревался вложить свои усилия в обучение его отца - во многих отношениях это вызвало бы намного меньше проблем – с учетом того, каким молодым был мальчик, когда Палпатин впервые встретился с ним. Но Вейдер потерял свои права, сам поставив на них крест, когда не смог сразить Кеноби. Он потерял мощь, которую Палпатин так долго культивировал в нем и стал - как любой другой ученик ситха в глазах Палпатина – только предметом потребления. Инструментом, который используют и отбросят. Печально - им было бы легче управлять, чем его сыном. Но опять же, учитывая этот фактор, теперь он получал удовольствие... и удовлетворение от того, что довел мальчишку до данного момента.

- Ты понимаешь тонкую природу такого оружия. - Он отвернулся назад, рассматривая находящуюся вдали боевую станцию, преемника первой Звезды Смерти, продолжая потакающим тоном: - Ты сам всегда был моим тонким лезвием.



Взгляд Люка был буквально прикован к фантому перед ним, настоящее и прошлое столкнулись и заставили его напряженно и нерешительно молчать; постигая то, что происходило – понимая, что ему не обязательно нужно соглашаться.

Хотя он не был настолько наивен, чтобы высказать свои мысли вслух – чтобы позволять даже их следу просочиться сквозь плотные щиты.

Поэтому Палпатин продолжал дальше, считая, что они достигли согласия:
- Когда она будет закончена, она будет прикреплена к твоему Флоту вместе с предписанием использовать ее против Восстания. Ты неоднократно просил у меня об этом назначении, и я всегда отказывал тебе, полагая, что ты не готов. Но твои действия на борту "Патриота" были весьма показательны и достойны поощрения. Я уверен, что теперь ты дорос до этой ответственности; и что ты выполнишь все обязательства, которые потребует от тебя эта задача.

- Я не нуждаюсь в этой станции. Предоставьте мне доступ к системам Внешнего Кольца, и я разнесу Восстание, в любом случае. Мне нужен хотя бы год для этого. Дайте мне год и контроль над антимятежным спецподразделением Вейдера...

Палпатин непреклонно покачал головой… но в заключение предложил награду, зная точно, как привлечь своего Волка - дав ему то, что он желал больше всего остального:
- Нет. Но когда ты закончишь это оружие… я дам тебе свободу для его использования везде, где ты посчитаешь нужным, друг мой.

Какое-то время Люк только смотрел перед собой, безмолвный…, но зная своего Мастера уже очень давно, он обдумал детали предложения, рассмотрел скрытый смысл и значения...

Палпатин давал ему то, что он хотел – прося заплатить цену.

Всегда и у всего была цена.

Люк поднял взгляд на полупостроенное чудовище, висящее в космосе, эхо его прошлой жизни, скоблящее в душе и оставляющее там глубокие опасения. Он помог разрушить его предшественника - он серьезно согласен помочь создать потомство? Был ли он готов отступить от того во что верил настолько...

Он прервал ход мыслей, взглянув на маленькую луну позади скелетообразной станции и на звезды вдали, пытаясь сориентироваться...

- Где мы? - он тут же разбавил вопрос другим, скрывая его истинное значение. - Можно гарантировать, что здесь безопасно?

- Да, - скрипучий голос Палпатина был исполнен свойственной ему самоуверенности. - Все время, что ведется строительство, подтверждает это; мы довольно далеко от проторенных путей, так что уединение и конфиденциальность здесь гарантированы.

- Планета обитаема? Выглядит вполне пригодной для жизни.

Император опустил взгляд, сморщился, приложив все усилия, чтобы вспомнить название планеты и с пренебрежением ответил:
- Эндор затерян во Внешнем Кольце, близко к границе Неизведанных Регионов. На планете нет никаких технологий и никаких минеральных ресурсов, поэтому она не связана с цивилизованной галактикой - но она обладает единственной вещью, в которой я нуждаюсь: энергией.

Люк едва слышал, его разум был охвачен не предложением Палпатина относительно разрешения свободно передвигаться за пределами основных систем, если он закончит новую игрушку Императора… а пониманием, что принятие этой задачи может потребовать намного более раннего послабления его ограничений. Он сохранял прохладно любопытное выражение на лице, но его мысли мчались галопом; Эндор… Во Внешнем Кольце.

Император продолжал, не замечая рассеянного внимания Люка:
- Я не оставил бы настолько жизненно важный проект незащищенным - с тайной базы луны проецируется защитное силовое поле...

Люк кивал, думая о своем, о вспыхивающих одна за другой возможностях. Эндор. Если он примет эту задачу, тогда он будет регулярно летать на территорию Внешнего Кольца – используя методы сокрытия, так как существование станции было, безусловно, засекречено. А обход всех официальных и неофициальных радаров мог позволить ему уклоняться и от тщательного строгого надзора Императора. И так же важно, что это обеспечит Люку то, от чего Палпатин его всегда очень бдительно ограждал - регулярный личный доступ не только во флот Основных Систем, но и во флот Внешнего Кольца.

Мысли мчались, обрабатывая открывающиеся перспективы. Он смог бы постепенно переслать сюда доверенных людей от обоих флотов под предлогом комплектования стройки необходимыми специалистами, установить ту вертикаль командования, которая даст ему здесь неограниченный контроль. Количество поставок ресурсов и техники должно быть огромным - будет легко приспособить и изменить часть их маршрутов; расширить и усилить 701-ых намного быстрее, чем он ожидал. Удвоить и разделить их между "Несравненным" и "Патриотом" и опять же между "Патриотом" и этой станцией. Он уже оставил на борту "Несравненного" тайно рассеянный доверенный контингент вместе с надежным командиром; если и когда он решит двигаться, они обеспечат ему лояльность предыдущей команды Люка.

Что давало ему "Несравненный", "Патриот", "Экзекутор"... и теперь это. Плюс надежных командиров разрушителей и командный состав многих других кораблей, совмещенных с оперативниками глубокого покрытия как 701-ого, так и 501-ого полка его отца, которые гарантировали бы, что те доверенные офицеры в нужное время выполнят то, что от них ожидается…

Его Мастер продолжал что-то монотонно говорить, и Люк время от времени кивал, но разум все еще раскачивался от внезапного шанса...

Он помнил, как смотрел когда-то на первую Звезду Смерти, помнил свои осуждающие мысли и убеждения... Но они исчезли в мгновение, сокрушенные идущими ему в руки возможностями. Он, в конце концов, не собирался помогать Палпатину. Он собирался воспользоваться шансом, который так желал в тех далеких воспоминаниях – низвергнуть Императора. В своем жестоком, слепом и безудержном желании получить больше власти, Палпатин стал архитектором всех потерь Люка; это было просто правильно и соответствующе, что предельное утверждение этой власти должно стать ключевым поворотом к его погибели.

Люк не мог отказаться от этого - все, что он теперь видел было открывшимися возможностями .

Его Мастер был прав; сила обеспечивала стабильность, одна воля над всеми остальными... Только не воля Палпатина.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 11.2.2012, 11:53

[vipiero]

Вааау, последний кусок - невероятно шикарный! Неожидно всплыла вторая Звезда Смерти, да еще заданием для Люка... после флэшбека о ломке... Хотя для этого фика так логично.
Повстанцев как-то давно не было... Интересно, как они теперь про Звезду узнают Х)

Сообщение отредактировал vipiero - 27.2.2012, 15:21

[Алита Лойс]

Вааау, последний кусок - невероятно шикарный!

Ну да, все ждали чего-то ужасного, а получили от Императора подарок, да еще такой своеобразный :)

[Алита Лойс]

Глава 25

- Кэрлион, Масса, - поприветствовал Хан на родном кореллианском директора разведки Тэж Массу, остановившись напротив нее в переполненной столовой "Дома Один".

Когда он вынужден был просить кого-либо об услуге, он любил подчеркивать нечто объединяющее их, некую общность, пусть даже не очень явную. И Хан допускал, что рождение на одной планете и разделение одного языка было самой расплывчатой связью из всех, но большего у него в запасе не было. Только это и дружба Массы с Леей, из-за которой он вообще был сейчас здесь, если уж на то пошло.

Выражение в глазах Тэж Массы, когда она настороженно взглянула на него, дало понять, что она явно думала то же самое. Слегка смущенный этим вычисляющим взглядом, он переключился обратно на общегал:
- Мм... здесь свободно?

- Присаживайся, - она вернулась к чтению датапада в руке.

- Что-то интересное? - попытался завязать разговор Хан.

Масса даже не посмотрела на него:
- Офицеру разведки интересно все.

- Да, я слышал об этом, - произнес Хан, гадая, когда уже можно будет вежливо перейти к сути. Он никогда еще не был так близок к политической жизни, как сейчас - если не считать стискивания Леи в объятиях - и все это было уже чересчур для него, чтобы чувствовать себя комфортно.
К счастью, Тэж облегчила его задачу - у нее была такая привычка, когда дело касалось немногих избранных:

- Я предполагаю, ты что-то хочешь, Соло?

- Почему это?

- Ну, ты только что вернулся с десятичасовой смены и даже не успел переодеть летный костюм, но уже хочешь провести время со мной. К тому же ты намотал несколько кругов по столовой, но так и не взял ничего поесть. А твой друг вуки сидит вон там, делая безнадежные попытки выглядеть скучающим. Ты всегда втягиваешь его в свои авантюры, а если нет, тогда сидишь с ним.

Хан поднял брови. Что ж, возможно "облегчила его задачу" было некоторым преувеличением.

- Вау, ты знаешь свое дело.

- Да, точно. - Она на секунду подняла взгляд, выжидающе поведя бровями. - А ты мешкаешь и тянешь время.

- Хорошо... понимаешь... здесь такое дело...

- Не попробуешь быть несколько точнее?

- Я уже начал, не торопи меня. - Хан изобразил свой лучший обиженно-оскорбленный взгляд, который нисколько не обеспокоил директора разведки.

- В самом деле, выкладывай. А то это становится мучительным.

- Я хочу в это дело на «Патриоте», - выпалил Хан.

Великолепно. Он заготовил целую речь, на которую потратил десять последних часов, сидя в тесной кабине А-крыла и уставившись на зад фрахтовика. У него были отработаны все подробности того, как его интересовала область деятельности разведки, и все такое… о желании сменить карьеру и поиске удобного случая...

- Что за дело на «Патриоте»? – Масса несколько секунд смотрела ему в глаза в полном замешательстве... Затем с сожалением вздохнула и отвернулась. - Ах, черт, не стоит даже пробовать это с тобой, да?

Разведка вела крайне тщательное наблюдение за «Патриотом» с момента его запуска, желая знать, куда Наследник направит свое новое супероружие. Поэтому когда разрушитель впервые исчез без следа в гиперпространстве, на борту "Дома Один" можно было лицезреть много нервных лиц. Но Наследник до сих пор был определенно спокоен, никак не проверяя инновационное оружие корабля - что во многих отношениях тревожило еще больше, чем если бы он пошел на охоту.

В результате, задействовав уйму ресурсов и израсходовав кучу средств, разведка получила несколько наборов фальшивых документов и идентификаторов личности и теперь разрабатывала небольшое окно в реестре служащих «Патриота», прежде чем запустить все в движение.

- Давай, Тэж, отправь меня туда, ты можешь это.

- Ты знаешь, сколько у меня тайных опытных оперативников, ждущих такого шанса?

- Да? А сколько из них имеют опыт службы имперским офицером?

- Тебя выгнали.

- Потому что мне не нравились там порядки, а не потому что я не знал их, - решительно защищался Хан.

- Тебя выгнали за неповиновение, Соло. - Масса указала на себя: - Я офицер разведки, помнишь?

Хан развел ладони в стороны:
- Эй, я собираюсь придерживаться своей версии. За то, что мне не нравились порядки, а не за то, что я не знал их.

Она вздохнула, кладя датапад на стол.

- Почему ты хочешь пойти туда, Соло? На самом деле?

Он пожал плечами:
- Я думаю, у меня есть способности...

- Я сказала: на самом деле. - Она остро взглянула ему в глаза. - Не лги мне.

Хан какое-то время молчал под ее пронизывающим взглядом.

- Ты знаешь почему.

- Да, я знаю. И именно поэтому не могу позволить это тебе. Ты подвергнешь опасности всю миссию. Знаешь, сколько ушло на то, чтобы достать эти документы?

- Вот, и не трать это впустую, отдай их мне. Тэж, я смогу получить результаты.

- Для Альянса. А не для твоей собственной компании.

- Да ладно, Тэж, отдай их мне. Я – хорошая ставка, ты же знаешь.


Тэж Масса откинулась на жесткую сетчатую спинку металлического двуногого стула и окинула Соло долгим размышляющим взглядом, прокручивая собственные варианты в голове.

Факт состоял в том, что он был прав: у него был опыт, он сохранял хладнокровие в сложных ситуациях и знал свое дело. Если она отвергнет его просьбу с ходу, это не принесет ей никакой пользы. Но она не была глупа и понимала истинную причину желания Соло, почему он хотел пойти именно на эту миссию – и, что по тем же причинам вся операция могла пойти кувырком во многих отношениях. Поэтому Тэж не торопилась, продолжая молча сидеть и раздумывать, прекрасно зная о сверлившем ее взгляде Хана. Если он думал, что это окажет на нее какое-то психологическое воздействие, он очень ошибался.

Тем не менее, в конце концов, она вздохнула, не особо желая отчуждать его; он входил в одну из задач ее миссии здесь, и это было единственной причиной, почему она взяла время для обдумывания. К тому же руководитель явно имел своего рода привязанность к нему, хотя никогда не признавался в этом вслух.

И это было причиной, почему она не могла сама принять решение; информация должна быть передана наверх.
«О, чтобы быть там лично», подумала Масса, «Видеть лицо шефа, когда он услышит это».

Что, несомненно, сильно позабавит его... Да, ей нужно несколько дней, чтобы выяснить, как точно она должна поступить; но она поставила бы последний кредит на то, что он скажет дать Соло добро. Она позволила рассеянной улыбке чуть приподнять уголки ее губ, обдумывая эту мысль, и Соло вопросительно вздернул бровь, что тут же заставило Тэж сесть прямо и начисто стерло улыбку с ее лица.

- Мне нужно время для размышления - я не могу бросаться такими решениями.

- Конечно.

Тэж сощурила глаза:
- Я не дала согласие, Соло. Я подумаю об этом. Это все, что я могу тебе сказать.

- Отлично, это все что я прошу. - Хан поднялся, чтобы уйти, повторно завязывая рукава своего мешковатого костюма вокруг талии. Он часто скидывал верх, оставаясь в нижней рубашке. - Может, если я достану что-нибудь полезное, Мадин наконец отцепится от меня.

Тэж сухо улыбнулась:
- Думаю, для этого тебе фактически нужно вернуться с Наследником.

- Держу пари, что он и тогда найдет предлог, чтобы накинуться на меня. Вероятно, схватит за задницу за нахождение рядом с врагом. Знакомство с ним - однозначное доказательство, что я имперский шпион.

Тэж пожала плечами, нисколько не тронутая его язвительными остротами.

- Доверие - странная вещь, Соло. Иногда, несмотря на факты, лежащие прямо перед тобой, тебе трудно разглядеть их. В конечном счете, ты или веришь, или нет. Но даже тогда, если кто-то продолжает толкать свои суждения в твою голову, довольно трудно не отказаться от своих убеждений.

Соло сложил руки на груди, очень уверенный:

- Нет, это не так. Доверие - самая легкая вещь в мире. Как ты говоришь: ты или веришь, или нет. Не имеет значения, кто что говорит, ты знаешь правду своим нутром и следуешь своему чутью.

- Ты именно так и поступаешь?

- Каждый раз. И не говори мне, что у тебя по-другому.

- О, точно так же, - признала Тэж, возвращая свое внимание к датападу. - Больше, чем ты думаешь.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 3.3.2012, 2:41

[Алита Лойс]

С вежливым поклоном головы Нейтан поспешно вошел в рабочую рубку Люка на борту "Патриота", зная, что у него мало времени. Яркий искусственный свет верфей в скоплении Коорнахт создавал резкие тени внутри.

Меньше чем через день им надлежало вновь тронуться в путь к Внешнему Кольцу, их третий подобный рейс за последние два месяца. Люк уже проводил долгие часы, детально изучая документацию, касающуюся "проекта" у Эндора, который носил теперь кодовое название "Восстановление", почему - Нейтан не знал.

Что он действительно знал, так это сколько времени уже было вложено в обеспечение работы этого проекта восстановления, в обеспечение продвижения менее очевидных целей Люка, которые он разделял лишь с немногими. Они все видели перспективы и возможности, конечно – и теперь искали изъяны: подводные камни и капканы, тщательно скрытые ловушки. Только когда все будет расчищено, они смогут начать работу.

Поэтому сейчас было точно не подходящее время, чтобы добавлять Люку проблем, особенно такого щекотливого плана, - но Халлин был бы недобросовестен в своих обязательствах и как союзника и как друга, если бы не захотел сообщать об этом просто потому, что это трудно.

Он послал Люку короткое сообщение, достаточно невинное на первый взгляд, но в нем была одна из нескольких заранее определенных фраз, сигнализирующих о необходимости освободить комнату, назначив Маре, выполняющей обязанности телохранителя этим утром, задачу в другом месте.
Люк поднял взгляд от широкого рабочего стола, острый, напряженный, в глубине которого читался невысказанный вопрос.

И Нейтан перешел сразу к сути:
- Я подслушал несколько разговоров в медцентре, среди техников, пересказывающих слухи.

- Продолжай, - тяжелый тон Люка указал, что он уловил состояние Нейтана.

- Они говорили о Джейд - о Маре. Слухи о том, что она держит у себя несколько пузырьков глиттерстима... для своего развлечения, разумеется, - сухо произнес Нейтан, говоря о популярном наркотике. - Я... сложил дважды два. Не в ее характере пользоваться глиттерстимом... но есть один препарат, который она могла бы по-прежнему хранить, хотя я уверен, что она заверяет тебя в обратном.

Нейтан сунул руку в карман своего бледно-серого медицинского кителя и достал четыре маленьких, размером с полмизинца ампулы.

- Я взял на себя смелость и проник в ее каюту с утра, когда она ушла на дежурство.

Поставив локти на стол, Люк обхватил голову руками. Нейтан, вероятно, наделал кучу всяческих ошибок в своем тайном походе - шпионаж едва ли был его сильной стороной - и хуже того, Мара сейчас была неизвестно где на борту. Если любое из нарушений Нейтана было синхронизировано с ее комлинком, то она уже знала о вторжении к ней, и у них не было никакой возможности все исправить...

Нейтан подошел к столу и положил перед Люком четыре маленьких, знакомых ампулы, полностью прерывая ход его мыслей. Глаза неотрывно следили, как они чуть покатились вперед, слегка звеня и постукивая друг о друга.

В течение долгого времени он молчал, уставившись на крошечные пузырьки, наполовину заполненные мутной коричневой жидкостью... Наконец, он протянул руку и поднял один из них на уровень глаз.

Не было никаких сомнений, что внутри.

Тот самый наркотик, который с таким эффектом использовал против него Палпатин; уникальный, специально изготовленный препарат. Который, попадая в его организм, воспроизводился быстрее, чем Люк удалял его Силой. Именно этот ослабляющий и изнуряющий его наркотик позволял Палпатину вновь и вновь швырять Люка в камеру под Дворцом, когда решал дисциплинировать и обучать его, наказывать и обвинять. Этот препарат держал его там, в любом состоянии, которое выбирал Палпатин, от подавленного и апатичного до парализующего или совершенно бессознательного. Всякий раз, когда Люк выходил за границы дозволенного.

Наркотик, образец которого он так давно пытался получить.

Наркотик, про который Мара сказала, что его у нее больше нет.
Она смотрела ему в глаза и уверяла, что у нее больше ничего не осталось. Что означало, что она лгала ему... Что означало, что она могла лгать ему.

Вспышку гнева быстро сменила холодная логика. Ему не стоит удивляться. В конце концов, он сам научил ее, как делать это. И он знал, что обучая ее способности лгать Палпатину, он также учил ее лгать себе.

Люк на мгновение взглянул на Нейтана - тот нервно потупил взор, явно ощущая неудобство от того, что ему пришлось сообщить Люку - и затем вновь посмотрел на ампулы, хотя в действительности, все его мысли были заняты значением и выводами, связанными с Марой. Лишь только раз он едва заметно кивнул крепко стиснутой челюстью…

И затем вернулся к реальности, крутя в пальцах и рассматривая тонкую ампулу.

- Можно как-то извлечь образец, не ломая наконечник?

Нейтан отрицательно покачал головой.
- Нет, не разрушив ампулу это невозможно. Они специально сделаны так, что для забора содержимого пневмопоршнем, их нужно переломить у горлышка. Стандартная система для инъекций. Все медицинские ампулы разработаны полностью непроницаемыми для любых внешних факторов, защищенными от неумелого обращения и стороннего воздействия.

Люк изучал ампулу, чувствуя, как колотится его сердце, реагируя и на выпавший случай, и на обнаруженное предательство.

Он так давно ждал этого шанса. Этот наркотик был тенью, нависающей над ним с тех пор, как он прибыл сюда – единственной вещью, пугающей его, потому что с ее помощью любой мог остановить его полностью. Распределение наркотика строжайше контролировалось Императором, учитывался каждый отдельный пузырек; и Люк понятия не имел, кто, откуда, и в каком количестве их брал. Он вновь покрутил ампулу в пальцах, раздумывая... Как бы он ни хотел получить этот образец, не была ли стоимость получения его прямо сейчас слишком высока?

Он держал в руках свою уязвимость. Которая определенно не нравилась ему. Но не слишком ли он преувеличивал ее? Палпатин тщательно управлял раздачей препарата, зная, что Люк потратил очень много времени, пытаясь получить его образец, но факт состоял в том, что было очень мало людей, которые могли бы находиться достаточно близко, чтобы применить этот наркотик против него. Очень мало людей, которые могли бы скрыть свои намерения…. хотя, судя по всему, он должен добавить к этому списку еще одно имя.

Однако, Мару в сторону, о ней можно будет подумать потом. Чем в действительности было вызвано его беспокойство по поводу существования этого наркотика? Обоснованной реакцией на его реальную уязвимость или просто отвращением на то, что это использовал Палпатин? Разве этот наркотик хоть когда-нибудь останавливал его на самом деле от делания того, что он задумал - или он просто делал последствия тяжелее? Которые наступали в любом случае.

Люк постучал пальцем по тоненькой ампуле, переворачивая ее и наблюдая, как темная жидкость растекается по внутренней части стекла... Затем протянул руку к комлинку на столе, взглянув одновременно на Нейтана:

- Вез уже встал?

Нейтан не посчитал нужным отвечать, так как Люк уже нажимал кнопки, и голос Веза послышался через несколько секунд:
- Риис.

- Вез, ты нужен мне здесь. И узнай точно, где Джейд - сообщи мне.

Большего Люк не объяснял, он знал, что Везу это не нужно, что тот уже в пути. Он вновь обратился к Нейтану:

- Это все пузырьки, что ты нашел?

- Да. Они были в маленьком металлическом футляре. Я оставил футляр на месте.

- Опиши его.

- Это просто... просто маленькая металлическая коробка. В ней специальная вставка для фиксирования ампул...

- Были пустые полости?

- Да, две.

- Возможно, эту вставку можно как-то вынуть - и под ней находятся ампулы с антидотом?

Лицо Нейтана озарилось пониманием.

- Нет, не думаю – футляр слишком тонкий.

- У тебя есть что-нибудь на складе, что было бы в точности похоже на эти ампулы? Все равно что.

- Нет, такого цвета нет.

- А оборудование, чтобы запечатать эту жидкость таким же образом в ампулу?

- Нет, здесь нужна специальная установка. Содержимое загружается в полностью стерильной среде.

- Это не имеет значения. Все, что тебе нужно сделать - запечатать ампулу так, чтобы не было заметно, что содержимого стало меньше.

Нейтан заерзал от неловкости:

- Нет. Нет, я не могу.

Люк снова замолчал, рассматривая варианты.

- Для начала нам надо вернуть их в комнату Мары точно туда, где ты нашел их.

- Ты не возьмешь одну? Антидот...

- Это не антидот. И если мы возьмем одну для передачи химику Каррде, в надежде, что он создаст противоядие, Мара будет знать, что она потеряла ампулу и сообщит об этом Палпатину. Даже если она не сможет объяснить, куда подевался наркотик, я чертовски уверен, что она посвятит себя выяснению этого. В то же время Палптин поведет себя очень осторожно - наркотик долгое время был слишком удобен для него, чтобы рисковать тем, что я получил образец. А значит, он отдаст приказ слегка изменить его формулу. Незначительно. Но достаточно, чтобы то, что мы сделаем для его нейтрализации, не даст эффекта. Это при условии, что химик Каррде вообще окажется способен сломать химический код и создать антидот в короткие сроки. Что бы мы сейчас ни сделали, чтобы скрыть факт, что наркотик попал к нам в руки, если Мара не досчитается ампулы, Палпатин изменит наркотик. К тому же, если мы не сможем получить образец, не вернув ампулу неповрежденной, она поймет, что кто-то был у нее в каюте, а ты находишься сейчас на всех записях службы безопасности корабля, показывающих, как ты входишь к ней. Это значит, что мне нужно обеспечить удаление каждой подобной записи, прежде чем она посмотрит их или сделает копию, потому что, если она получит хоть одну запись неповрежденной, даже я не смогу защитить тебя от Палпатина. И, наконец, кроме всего этого, она поймет, что я знаю о ее способности лгать мне. Сейчас она уверена в обратном, и я хотел бы, чтобы это так и оставалось. Мне нужно сломать ее щиты; я должен знать, когда она лжет мне - это так же важно, как и наркотик.

- Но образец... - попытался спорить Нейтан, зная, как Люк ненавидит эту дрянь.

Но тот решительно покачал головой:

- Теперь мы знаем, что она хранит наркотик. Мы всегда сможем вернуться за ним, Нейтан. Когда будем лучше подготовлены и когда сможем замаскировать то, что забрали ампулу. Заменить ее дубликатом – возможно даже, заменить их все. Сейчас есть кое-что важнее моего дискомфорта от существования…

Люк был прерван стуком в дверь. Вошел Риис, глаза молниеносно окинули комнату и остановились на ампуле в руке Люка, немедленно понимая, что это.

- Джейд находится в навигационной, проверяет все регистрационные записи для гарантии, что система полностью стерта из памяти, командующий. Очевидно, вы послали ее туда.

- Ты говорил с нею?

- Нет, сэр. Но я знаком с замом главного техника там. Я связался с ним и спросил, что она делает.

Люк передал ампулу Риису:

- Необходимо минимизировать ущерб. Вернуть все в ее комнату, и удалить все следы, оставленные там Нейтаном. Включая записи безопасности.

Риис только кивнул, понимая, что сейчас не время для вопросов, и осознавая, в каком плотном графике им предстоит действовать.

Нейтан протянул руку, чтобы собрать остальные ампулы - с них в любом случае будут удалены отпечатки пальцев - и повернулся к Риису, уже направляющемуся к дверям.
- Одну секунду, только секунду, пожалуйста?

Оглянувшись на Люка, который чуть заметно кивнул, Вез повернулся и вышел.

- Что бы это ни было, это может подождать, Нейтан.

- Это важно.

Люк вздохнул и чуть откинулся назад, уже зная, что скажет Нэйт и, несмотря на правду этого, ощущая, как поднимается внутри защитная реакция.

Нейтан чуть помедлил, нерешительно, затем тихо заговорил:
- Мне хотелось бы знать... учитывая факт, что Mара по-прежнему хранит у себя эти ампулы и по-видимому готова использовать их, если это будет поручено Императором...

- Давай к сути, - кратко вмешался Люк.

- Быть может... - Нейтан шел к своей цели, неспособный отступить, - возможно, настало время, чтобы... переоценить твои отношения с коммандером Джейд.

Люк хранил молчание, стараясь не встречаться с доктором взглядом. По мере осознания действий Мары, в нем возрастали гнев и раздражение, а Нейтан своими словами подливал масла в огонь, задевая за самое живое. Не понимая этого, Халлин лишь усугублял положение, продолжая говорить спокойным, но очень твердым и подчеркнутым тоном:

- Она сказала тебе, что у нее больше ничего нет, и ты поверил ей. Не ища никаких дальнейших доказательств, ты верил ей. Быть может... эта своеобразная игра зашла довольно далеко. Я думаю, что ты признаешь…

Люк резко поднялся, хлопнув руками о стол. В словах Нейтана не было ничего нового, однако, непримиримые, рвущие изнутри эмоции от последнего предательства Мары были слишком остры - и Халлин надавил чертовски сильно в очень неправильный момент.

- Не читай лекции мне! Не стой позади безопасной безвестности своей маленькой жизни, читая мне лекции о разумных решениях, Нейтан. Когда ты находишься здесь - когда живешь этим существованием, всегда в наступлении, всегда под огнем, ты можешь... – голос Люка осекся перед лицом покорного принятия Нейтана. Вспышка погасла почти так же быстро, как возникла, на лице Люка отразилось сожаление.

- Прости меня, - с чувством произнес Нейтан, потупив глаза и понимая как всегда то лезвие ножа, по которому так долго шел его друг. - Но... ты рискуешь всем для чего-то, что по большому счету совершенно невозможно. И каждый день, который ты продолжаешь это, ты подвергаешь себя все большему риску. Ты же знаешь - ты сам говорил мне об этом. Она никогда не станет той, какой ты хочешь ее видеть, она никогда не будет достойна доверия. Пока Император жив, она отдаст свою преданность прежде всего ему... и пока это не изменилось, она представляет опасность. Для твоих планов, для твоих союзников.... и для тебя. - Нейтан открыл ладонь, ампулы звякнули. - Вот реальность, это – правда. Границы ее верности тебе. Я сожалею, но...

Нейтан затих. И тон его голоса, и ощущение в Силе были неподдельно сожалеющими. Слова, сказанные им кротко и мягко, смогли перерубить все несогласие и непринятие Люка; холодная реальность окатила его волной, не давая вздохнуть. Резкое понимание того, что он делал - что он просил у тех, кто окружал его. Он подставлял опасности все, не только собственную шею, но и тех, кто уже и так много рисковал… ради чего?

Поскольку он не знал больше, не знал, где была ложь. Его бурные отношения с Марой всегда были не более чем шатким затишьем, неудобным соглашением, границы которого были отмечены его знанием ее преданности. Теперь даже это было не так. Как он мог расценивать то, что узнал? В лучшем случае, как сознательное отрицание своей причастности, в худшем – как опасную ложь, манипуляции в их самой холодной форме.

Если она хранила эти ампулы... Если?... Если!

Она хранила эти ампулы, держала их у себя. Она лгала ему - чему еще он может там доверять? И настоящим обманом был тот, который он добровольно создал для себя сам, и если бы он подвергал этим опасности только себя, возможно, он все еще закрывал бы глаза...

- Ты должен покончить с этим, - тихо сформулировал Халлин, и Люк знал, что в отличие от отца, Нейтан говорит только из искреннего беспокойства. - Это становится слишком опасной игрой.

- Я знаю.

Нейтан молча кивнул, повернулся и вышел.




Оставшись один, Люк долго и совершенно неподвижно стоял на месте, пытаясь не думать... зная правду...

Она предаст его.
Ампулы были ничто по сравнению с этим - ерундой. Что бы она ни собиралась сделать, этого еще не случилось. Чем бы это ни было – оно представлялось неповоротливым темным и плотным узлом. Словно черная дыра в Силе, непроглядная, неодолимая, затягивающая все вокруг. Ничто не могло спастись от ее влияния - ничто. Ни он, ни она, никто. Линии последствий расходились наружу, далеко за пределы дыры, затрагивая и изменяя все...

Как, он пока не знал; кроме этого единственного момента - все было темнотой. Не было ничего.

Забвение... Что могло быть настолько плохо?

Потому что он чувствовал себя беспомощным, чтобы остановиться; несмотря на все, он все еще хотел доверять ей – хотел, чтобы она была рядом.

Снова слова его отца, сказанные так давно, зазвучали под тяжестью этой сокрушительной правды:
"Ты не можешь находиться рядом с кем-то – и не можешь позволять другим быть рядом с тобой. Неудача неизбежна, и последствия выйдут из-под твоего контроля."

- Я не ты, - прошептал Люк, все меньше уверенный в этом с каждым днем.

[Алита Лойс]

Когда Мара, легонько постучавшись, вошла в каюту Люка той ночью, он был еще одет, несмотря на позднее время. Последнюю пару часов он провел сидя за полированным круглым столом возле огромного обзорного иллюминатора с колодой чип-карт в руке.

- Еще не спишь? - спросила Мара, проскальзывая внутрь и закрывая дверь.

- Жду тебя, - ответил Люк без улыбки, беспокойно постукивая картами о стол.

Мара взглянула на них, затем обратно наЛюка, на лбу появилась маленькая хмурая морщинка, отразившая попытку понять его настроение:

- Ну, это очень кстати, потому что я здесь.

Она наклонилась к нему, нежно отодвигая его волосы и желая поцеловать, но он опустил лицо к картам, не столько уклоняясь от нее, как пытаясь справиться с угнетающим и только усугубившемся от ее прикосновения чувством, что это будет последний раз.

Мара чуть заколебалась, и, поцеловав его вместо губ легонько в лоб, плюхнулась в кресло напротив.

- Так что думаю, мы можем теперь пойти лечь спать.

Люк криво и натянуто улыбнулся:

- Я еще не устал. Сыграй в сабакк со мной.

- А я чересчур устала, чтобы играть в сабакк, особенно с тобой, - ответила Мара непринужденно. – Пойдем в кровать. Если ты не устал, мы придумаем что-нибудь другое.

Люк поднял на нее взгляд, в глазах промелькнули веселые искорки, даже сейчас… но он не поддался.

- Несколько партий. Мы уже давно не играем.

Мара опустила голову на стол, опираясь подбородком на сложенные ладони и усмехнулась:

- Ну как же, играем. Просто не в сабакк.

Но Люк уже раздавал карты.

- Что, боишься, я побью тебя? Вот, держи подсказку: одна из моих карт шестерка палок. Как можно победить с этим?

Ее голова все еще покоилась на столе, но когда Люк запустил маленький импульсный генератор, пододвигая его ближе к ним, Мара вздохнула и потянулась к своим картам.

- Тебе лучше не побеждать, Скайуокер, - проворчала она с азартом.

И он победил десять партий подряд. Хотя самого Люка это не удивляло, он использовал Силу.

Maра же сидела к этому моменту натянутая как струна, приведенная в бешенство его полосой побед, и Люк прекрасно осознавал это.

Пять партий ее мысли были ограждены, но пока они длились, она обеспечила базу для сопоставлений внутри Силы, поэтому он просто продолжил выигрывать, толкая ее ко все большему подозрению и усилению защиты.

Десять партий подряд он сохранял одну ставку, пока не понимал, что держит выигрышную комбинацию, или же начинал блефовать, взмывая ставку настолько, что Мара вынуждена была отступать, думая что потеряла хорошую «руку». И он не переставал наблюдать за ней, непрестанно читая ее каждый раз, когда генератор менял значение карт, каждую новую вытянутую карту, каждую ставку, которую она делала, каждое повышение и каждый пас. Он был полностью настроен на нее, чувствуя и воспринимая каждую мелочь, определяя и устанавливая шаблоны ее мыслей и намерений, постепенно улавливая любые колебания и изменения, отмечая малейшие различия. Упорно ища трещины в ее броне, ослабления в ее щитах. Сотни вариантов пробегали в ее голове, всегда хорошо скрытые, но легко сравнимые друг с другом. В результатах своих наблюдений Люк убеждался, когда переворачивались чип-карты.

Он обучил ее системе против Палпатина - как использовать Силу для ограждения своих тайн, как поставить экраны, чтобы скрыть мысли, а затем скрыть сами экраны. Это была его система... и если он создал ее, то мог и сломать. Но незаметно. Шаг за шагом, проверка за проверкой, он установил решетку с уровнями и значениями и передвигался по ней по мере каждого изменения, сравнивая с тем, что уже узнал. Отмечалось каждое мелкое несовершенство, каждое сомнение, любой блеф, каждое мгновенное ликование, все использовалось для модификации его техники, для кроя и моделирования его чтения.

Он взломал ее защиту за семь партий, дальнейшая игра стала просто формальностью.

Она полыхнула на него сердитым взглядом:

- Ты используешь Силу?

Люк слегка расслабился в кресле.

- Я никогда не обманываю тебя, Рыжая.

Мара сощурила зеленые глаза, его уклонение от прямого ответа было подозрительным.

- Ты все время делаешь это.

- Я блефую, - исправил Люк. - Есть разница.

- Я не про сабакк.

- Я тоже, - ответил он спокойно, пользуясь возможностью повернуть разговор в нужное ему русло и проверить свои знания. - Спроси меня что-нибудь.

Мара откинулась назад, все еще недовольная и расстроенная, чтобы так легко переключиться:

- Почему мы играем в сабакк в два часа ночи?

- Потому что я давно не играл в него, - сказал он. - С тобой.

И прежде чем она смогла заговорить снова:

- Мой ход. Ты переставила камеры в коридоре так, что тебе стало легче входить и выходить отсюда?

Ничего слишком спорного для начала. Только то, что ему было уже известно, но она об этом не знала.

Мара наконец встряхнулась, начав опасаться этой странной игры в «вопрос-ответ».

- Я не соглашалась на то, что это будет двухсторонним обменом.

- Затем будет твой вопрос, - Люк знал, что она не сможет отказаться от приманки.

Она колебалась - но лишь секунду...

- Да, я переставила их. Зачем тебе это?

- Затем что я хочу правду.

- Это не ответ, а уход от него!

- Затем что я хочу правду и думаю, что лучший способ получить ее - предложить ее же взамен.

Люк снова опередил ее, не дав говорить дальше:

- Моя очередь. Ты по-прежнему носишь оружие, когда приходишь сюда ночью?

- Я всегда ношу оружие, ты же знаешь.

- Да, знаю - так зачем ты скрываешь его? Что еще ты скрываешь, Мара?

- Это уже два вопроса.

Люк чуть пожал плечами, уступая. Не имело значения, что она отвечала вслух - ее мыслей было достаточно.

Она медлила, более осторожная теперь, начиная понимать, что у этого разговора была какая-то цель.

- Чего ты добиваешься?

- Я хочу знать, лжешь ли ты мне. - Он немного помолчал, давая ей время понять, что задает свой следующий вопрос: - Ты лжешь мне, Мара?

- А ты лжешь мне?

Крохотная улыбка коснулась его израненных губ:

- Ты уже спрашивала это.

- Ты не ответил.

- Почему ты лжешь мне, Мара?

Мара покачала головой, все больше напрягаясь - понимая, что их подтрунивание принимает опасный оборот:

- Почему ты лжешь мне?

Люк откинулся назад, дистанцируясь мысленно и физически - вынуждая себя принять игру за чистую монету; и он умел играть в эту игру очень хорошо.

- Потому что ты не оставляешь мне выбора. Если бы ты могла честно сказать, что не передашь все, что я говорю и делаю Палпатину, я не лгал бы тебе. Если бы ты дала слово, что все что ты видишь и слышишь, когда мы вместе, находится за пределами круга твоих обязанностей, я не должен был бы предусматривать каждую секунду с тобой. Но ты не сделаешь этого. Поэтому я лгу - чтобы защитить себя. В той единственной ситуации, в которой по идее не должен этого делать, единственному человеку, которому я лгать не хочу.

Он замолчал, и затем повторил свой вопрос:

- Почему ты лжешь мне?

Несколько долгих секунд в комнате стояла гробовая тишина, Мара была ошарашена взрывом режущей правды - целого минного поля, по которому они очень подчеркнуто даже не пытались раньше ходить. А теперь Люк сознательно и расчетливо поставил ее в самый центр, совершенно выбивая из равновесия.

Голос Люка стал более резким, вся его поза выражала очевидное требование:

- Почему ты лжешь мне, Мара?

Какое-то время он наблюдал за ее внутренней борьбой, как приходит к ней осознание того, куда ведет этот разговор.

- Иногда... я должна.

И как бы сильно Люк не хотел остаться сердитым, он не мог; не в этой ситуации, не со всей этой историей, которая связывала их. Он получил то, что хотел - он знал, как сломать ее защиту. Все остальное было направлено только на то, чтобы утолить его чувства разочарования и досады. Он мог бы, наверное, обосновать продолжение этого разговора, как средство для скрытия его настоящих намерений, или оправдать себя чем-то другим, правильностью своего выбора - но на самом деле это было просто промедление, чтобы было легче. Ему, если не ей.

Он вздохнул, отведя взгляд в сторону и вновь откидываясь в кресле. Осталось только одно, чему он должен положить конец, и он должен сделать это сейчас, быстро, пока еще достаточно зол.

- Это... такой подход не сработает, Мара. Было глупо верить в обратное. Нам нужно достойно отступить, пока это еще... по крайней мере, довольно честно. - Мара покачала головой, но Люк продолжал, сохраняя самообладание. – Это все станет слишком сложным, Мара. Я удивлен, что так не случилось до сих пор.

- Почему? Что может измениться?

- Что ты собираешься делать в следующий раз, когда Палпатин прикажет тебе вновь действовать против меня - чтобы обеспечить мою доставку в камеру? Потому что, в конце концов, это произойдет.

- Только если ты вынудишь его.

- Он сделает это, Мара. Он отдаст этот приказ, так или иначе. И я думаю, что ты выполнишь его. - Люк затих, давая ей время, чтобы обдумать его слова - чтобы опровергнуть их. Но она промолчала, и он покорно вздохнул. - ...И что в результате? С чем мы остаемся, с чем остаюсь я?

- Мы остаемся с тем, что есть сейчас, ничего не изменилось.

- Хочешь знать, что у нас есть сейчас? Я не доверяю тебе, Мара - я не могу доверять тебе. - Он еле сдержал себя, чтобы не выпалить: "Ты до сих пор носишь с собой наркотик, от которого я вырубаюсь, и меня запихивают в ту камеру... Ты!" - Так скажи мне, что я должен делать?

- Что... почему сейчас... что вызвало все это?

Люк недоверчиво поднял брови:

- Это не имеет значения! Это не изменит ничего из того, что я сказал тебе.

Люк поднялся с кресла и отошел, устанавливая расстояние между ними.

- Почему именно ты, Мара? Ты когда-нибудь задумывалась… Почему именно ты должна была находиться со мной каждый день, всегда рядом? С самого начала, когда я был совсем один? Ты - ассасин, агент глубокого внедрения, не телохранитель.

- Потому что я знаю, как иметь дело с джедаями, - ответила она, словно это было само собой разумеющимся.

Люк покачал головой, отказываясь от такого объяснения:

- Что насчет Вейдера?

- Палпатин не доверял Вейдеру, ты же знаешь.

- Он не доверяет и тебе.

- Конечно же, он доверяет мне, он всегда доверял мне.

- Тогда почему у тебя есть наблюдатель, Мара?

Она пропустила этот вопрос, не желая размышлять об этом слишком категорически.

- Вейдер действовал бы ради собственных целей, Палпатин понимал это.

- А что делаешь ты, находясь здесь - сейчас?

- Он не знает об этом. Ты сказал, что он не узнал про нас во Дворце, ты сказал, что ему ничего не известно.

- Я был неправ. Известно. Я думаю,он всегда знал об этом. Он спроектировал это, Мара.

Она встала и направилась к нему, но он шагнул назад, останавливая ее.

- Люк, он не знает.

- Он знает. Возможно, только возможно, мы смогли избежать неприятностей, когда были вдали от Корусканта, возможно даже в ту ночь во Дворце… Но когда он был на «Патриоте»?! Когда Нэт был там, периодически впадая в панику и теряя голову?

Мара отрицательно качала головой, выстраивая защиту из сотни тщательно созданных оправданий и отговорок. Люк поднял руку, пресекая ее слова:

- Он закрывает глаза, потому что это выгодно ему.

- Что он может получить от того, что мы вместе?

- Все. Все, что он хочет... что ему нужно.

- "Все" это не ответ, Скайуокер. – Мара не желала принимать таких объяснений, когда столь многое было под угрозой. - Это увиливание.

- Ты хочешь подробностей? Отлично. Ему нужен способ управлять мной, и он знает, что может сделать это через тебя - потому что, в конечном счете, ты всегда будешь оставаться преданной ему, Мара. Ты никогда не пойдешь против прямого приказа - против его приказа; поэтому он всегда держит рядом со мной кого-то, кого сможет повернуть против. Потому что как ни старайся оставаться бдительным, дружественные отношения ослабляют защиту.

Люк не стал опускаться до упоминания, что их близость позволяла ей узнать о нем то, к чему она никогда не получила бы доступ в ином случае. Но они оба знали, что он думал об этом, и не в последнюю очередь из-за того, что это было правдой - потому что как бы он ни пытался сохранять свою защиту, это получалось не всегда.
Однако Люк прошел мимо этой мысли, озвучивая другие причины.

- Он держит тебя, как прямой метод контроля, Мара. Он уже использовал тебя против меня.


- Что это значит, как он использовал меня против тебя?

- Угрожая, Мара, - ответил Люк спокойно. - Делай то-то... или они заплатят за последствия.

- Он называл мое имя?

- Ему не нужно было этого делать.

Мара покачала головой, не желая верить, что Палпатин использовал бы ее таким образом:

- Он не знает.

Однако Люк твердо стоял на своем:

- Он позволяет это - он закрывает глаза, потому что знает, что это ему только на руку.

- О чем ты?

Люк вздохнул, не желая причинять ей боль, но понимая, что должен сказать это:

- О ребенке, Мара. О чувствительном к Силе ребенке. Продолжении его драгоценной династии.


Мара воззрилась на него... просто уставилась на Люка, безмолвно открывая рот. Потрясение было сродни физическому удару, заставившему ее чувствовать себя больной. Долгое время она молчала, не в силах произнести ни слова, впитывая значение и понимание слов Люка. Ребенок… он забрал бы его у них. У нее. Спрятал бы и держал у себя, коверкал бы его разум и...

Она запнулась, делая шаг назад, отчаянно ощущая нехватку воздуха и пространства, провела руками по лицу. Мысли кружились в смятении. Он действительно сделал бы это? Он действительно все запланировал? Это было верно, что ее учитель хотел установить династию ситхов. Для этого не обязательны были два форсъюзера - но она хорошо знала его, знала, как работает его разум и понимала, что он захотел бы нечто исключительное, уникальное...

Мара резко остановилась и повернулась к Люку:

- Это была бы не его династия… А династия Вейдера.

Люк отвел взгляд, на лице отразились некая неловкость и беспокойство:

- Он хочет Династию Ситхов, Мара - свою драгоценную династию ситхов - и именно так он получит ее. Только это имеет значение для него - ради этого все здесь и затеяно. Ради этого он играет в свои игры внутри других игр, и все принимает то направление, которое он устанавливает. Здесь не бывает никаких совпадений, ты же знаешь это. Все ради его проекта. И когда он поймет, что ты не дашь ему то, что он хочет, он дождется очередного раза, когда я слегка зайду за границы дозволенного, и ты исчезнешь - в качестве наказания. Потому что он знает, что это причинит мне боль. - Люк покачал головой. - Я больше не буду делать это, я не могу. Я не могу давать ему такой контроль над собой - и я не буду.

- Он имеет контроль, только если ты позволяешь ему, - сказала Мара. - Ничего не изменилось с тех пор, как мы вместе.

- Да, не изменилось, - согласился Люк. - Я не доверяю тебе, Мара. Ты лжешь мне, поэтому я лгу тебе... и я не буду больше заниматься этим.
Mara вздернула подбородок, но гнев не приходил к ней; злиться было бессмысленно, и они оба понимали это.

- Я не лгу тебе ни о чем, что имеет значение.

- Это имеет значение для меня.

- Это просто Палпа...

- Я знаю точно, что это, Мара. Что я никак не могу понять, так это почему ты считаешь, что все в порядке. Как ты думаешь, я должен относиться к тому, что ты работаешь на моего врага? Как, черт возьми, ты можешь считать все это приемлемым положением вещей.

- Он не твой враг, Люк.

- Нет? Человек, который держит специальную камеру для меня, не является моим врагом? Человек, который оснащает окружающих меня наркотиком, разработанным исключительно для управления мной? Он разрывает меня там на части, Мара - в случае, если ты не заметила этого. Я ни разу не выходил из той камеры на своих ногах - потому что был не в состоянии. Как я могу думать о человеке, делающем это со мной, как не о своем враге?

Мара не сдавалась:

- Те дни закончились, ты же знаешь.

- Откуда?! Откуда я знаю это?

- Он сказал мне.

Люк почти рассмеялся:

- Ты не можешь верить ему, Мара! Ты не можешь верить ничему, что он говорит. – В разочаровании от ее слепой веры его голос стал выше.

- Я могу верить ему, - твердо отстаивала Мара. - Он не лжет мне.

- Тогда, почему... – Люк осекся, убирая волосы с лица. Он молчал довольно долгое время, потупив глаза и качая головой, и Мара подготовила себя для следующего раунда… Когда он наконец заговорил, в голосе звучало принудительное спокойствие: - Почему ты называешь его мастером?

- Что? - явная увертка, чтобы потянуть время. Но Люк не позволил ей этого, продолжая со спокойным сдержанным выражением лица, скрывающим все, что бы он ни думал на самом деле:

- Он заставил тебя называть его мастером, но он не преподает тебе ничего, кроме того, что приносит пользу лично ему.

Мара посмотрела в сторону, не желая отвечать, но Люк молчал, поэтому ей наконец пришлось заговорить.

- Он научил меня всему, чему мог, - заявила она очень уверенно. Палпатин объяснял ей много раз: у нее была некая связь с Силой, некое взаимодействие, дающее возможность слышать его голос и так же отвечать ему, но эта способность была пределом ее одаренности. Для большего у нее попросту не было тесной связи с Силой. Он сказал ей это. - Он не может преподавать мне то, чему я не могу научиться.

- Я научил тебя большему - разве это было так трудно для тебя? Он не преподает тебе совсем - и глубоко внутри, я думаю, ты понимаешь это. - Он ступил вперед. - Мара, дело не в том, что он не может обучить тебя большему... дело в том, что он не хочет. Прямо сейчас тобой легко управлять, и ты никогда не станешь угрозой для него - зачем ему рисковать, продолжая учить тебя?

- Ну, тогда, почему он обучал тебя?

- Потому что я... - Люк осекся, отведя взгляд.

- Что ты?

- Потому что я уже знал слишком много. Потому что он видит силу и хочет управлять ею. Поскольку он верит... неким утверждениям, в которых у него личная заинтересованность.

Мара покачала головой в смятении, зная, что Люк что-то скрывает от нее - что есть более глубокие причины, которыми он не хотел делиться.

Люк вздохнул, испытывая неудобство:

- Он убежден, что я другой... что мой отец другой. Что наша линия отличается от других.

- Отличается чем?

- Я не знаю.

- Ты знаешь.

Она внимательно смотрела на него, пытаясь извлечь ответы из сказанного им, и он опять отвел взгляд, качая головой и сжимая челюсть.

- По крайней мере, скажи мне хотя бы это, - надавила Мара. - Ты хочешь, чтобы я ушла... что ж, тогда, я думаю, я заслуживаю этого.

Люк молчал, сопротивляясь и не желая говорить большего, но она продолжала тихо ждать…

- Мне известны лишь отрывки, - ответил он наконец. - То, что было... пророчество. Сделанное давным-давно джедаями… Что-то... я не знаю. Наша линия связана с ним, сплетена. Так утверждает Палпатин.

- Что за пророчество?

- Посмотри на нас, наша линия... у нас дурная кровь, Мара. Испорченная. - Было что-то в его тоне: сердитое и смущенное, отчаянное и полностью убежденное. Она понимала, что он пытается оттолкнуть ее, но вместо этого он только притягивал ее к себе. Она подошла к нему и протянулась, чтобы убрать волосы с его глаз, но он отстранился, поднимая руку - отказываясь от такого проявления близости.

- Не надо, - тихо произнес он. - Мы не можем быть вместе, Мара. Я не могу доверять тебе, и ты определенно не можешь доверять мне. Мы играли в игру, вот и все. Это была просто игра, которая вышла из-под контроля...

Она вновь протянулась и ухватилась за него, вопреки тому, что он напрягся против ее объятия, положив руки ей на плечи и отодвигая.

- Люк, это все неважно – это все не имеет значения, разве ты не видишь? Мне нет дела до этого. Мне нет дела до пророчеств и ситхов, императоров и наследников - мне плевать. Мне есть дело до нас, до тебя. Я хочу быть с тобой... и я чертовски уверена, что и ты хочешь быть со мной. Поэтому ничто иное не имеет значения, разве не так?

Он молчал, руки продолжали лежать на ее плечах, однако он прекратил пытаться отодвинуть ее. Мара крепко обнимала его, прижимаясь к груди - чувствуя, как она поднимается и как бьется внутри его сердце. И ничто во всей галактике больше не имело значения.

- Скажи да и поцелуй меня, - прошептала она, тянясь к нему.

И он подался навстречу, обхватив пальцами плавный изгиб шеи Мары, и поцеловал ее.

Но он не сказал "да"...

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 3.3.2012, 14:20

[Алита Лойс]

Мара с прищуром взглянула на световой сигнал двери. Она только недавно пришла к себе, после ночи с Люком, чтобы переодеться и вернуться обратно, уже на службу.

Медленно повернув замок, она обнаружила за отъехавшей в сторону дверью спокойно стоящего Халлина.

- Коммандер Джейд.

Его нахождение здесь было уже весьма подозрительно, а то, что он явился спустя буквально несколько минут после нее говорило само за себя. Понятно, что он собирался ей что-то сказать, и заставлять его делать это в коридоре, было мелочно.

Поэтому Мара отошла, позволяя ему войти и собирая в кучу мысли, чтобы сосредоточиться. Несмотря на спокойные и добродушно-веселые манеры доктора, она давно пришла к выводу, что Халлин весьма сообразителен и прозорлив. И может доставлять проблемы даже в лучшие времена. Проведя ладонью по замку, она прошла мимо него в комнату, и доктор молча последовал за ней.

- Если ты хочешь что-то сказать мне, Халлин, то говори.

Он долго и внимательно смотрел на нее и наконец произнес не свойственным ему резким голосом:

- Наследник не знает, что я здесь.

- Ты просишь, чтобы я не говорила ему о твоем приходе?

- Я просто ставлю вас в известность, коммандер. Ваши дальнейшие действия являются только вашим выбором. - Он окинул ее сверху вниз быстрым взглядом. - Выбор это такая... любопытная вещь. Разоблачающая и откровенная.

Мара настороженно сощурила глаза. Халлин всегда высказывался прямо и никогда не скрывал своего недоверия к Маре, но это не было случайным язвительным замечанием при встрече в пустом коридоре - он специально искал ее, чтобы донести свое сообщение. Конечно же, она понимала, что вчерашние сомнения Люка должны были откуда-то взяться, и Халлин был вполне правдоподобным вариантом. Но вот так - прийти в ее каюту и говорить подобным образом - это было слишком даже для Халлина. Неожиданно.
И Маре оставалось лишь пойти на прямой разговор.

- Кажется, если я хочу что-то узнать, мне нужно просто спросить.

Халлин медленно кивнул:

- Интересный подход для человека, чья жизнь строится на обмане.

Брови Мары взмыли вверх. Она неуловимо подвинулась навстречу к нему, гадая, понимал ли худощавый доктор, что она могла свернуть ему шею быстрее, чем он даже начнет реагировать на ее движение... понимал ли, что только Люк останавливал ее от этого...

- Если ты собираешься продолжать говорить загадками, Халлин, тебе лучше уйти и не тратить впустую наше время.

- Уйти? И куда? - Халлин преднамеренно истолковал ее слова по-другому. - Это мой дом, коммандер. Мой долг и преданность находятся здесь.

- Хочешь сказать, что мои нет?

- А разве да?

Это был неожиданный вопрос, который содержал только это - вопрос.

- Мои интересы находятся здесь, Халлин, - язвительно уверила Мара.

- Интересы… интересы очень преходящи, коммандер. Они имеют свойство меняться и становиться слабее… а кто-то должен потом это расхлебывать.

Мара вздохнула, удрученная вновь вспыхнувшими взаимными претензиями.

- Ты так хорошо знаешь его. Неужели ты считаешь его настолько слепым?

- В некоторых вещах мы все слепы. И тогда нам нужен кто-то, на кого мы можем положиться для своей защиты.

- Я никогда не вредила ему.

- Да, вы уже говорили это. И все же вы по-прежнему с ним… и мы оба знаем почему.

- Может, скажешь мне?

- Я уверен, что нет никакой необходимости разъяснять, где в действительности находится ваша преданность.

В голове эхом зазвучали слова Люка, так похожие на то, что сейчас говорил Халлин.

- Я никогда не делала тайны из этого.

- Как и я, коммандер, - ответил доктор. - И уверяю вас, моя преданность столь же горяча, как и ваша.

- Рада слышать это.

Халлин покачал головой, внимательно смотря на нее, тон стал вежливым и искренне любопытным:

- Мне трудно представить, как можно быть так близко к нему столько времени и совершенно не понять его, вообще. Кажется, вы просто не способны на это. Не способны понять, как близко к краю он действует каждый день. Под каким давлением существует...

- Ты думаешь, что я не вижу разногласий и надломов в нем? Это не так.

- Тогда мне остается предположить, что вы испытываете их с какой-то целью - или игнорируете ради эгоистичного потакания своим слабостям.

Подбородок Мары гневно вздернулся:

- Ты понятия не имеешь, как близко к краю ходишь сейчас сам.

- А вы понятия не имеете, чего стоит Люку выживать здесь. Никакого представления, сколько сил он тратит на то, чтобы вырваться из цепкой хватки Палпатина, из-под его постоянного контроля и манипуляций. Люк сделал бы все - все, - чтобы освободиться от этого. - Серьезные и глубокие карие глаза Халлина стойко смотрели на Мару, с тяжелым мрачным выражением. - До такой степени, что если ему нужно будет для этого разорвать себя на части, он заплатит и эту цену.

- Он не сделает этого, - не согласилась Мара, лишаясь присутствия духа от зловещего предсказания.

- Ему и не нужно, - ответил Халлин беззлобно. - Вы делаете это за него.

Она несогласно качала головой, но доктор продолжал дальше:

- Вы делаете это каждый день, коммандер. Просто оставаясь рядом с ним - я уверен, что вы понимаете это.

- Я думаю, что он может позаботиться о себе, Халлин.

- Да, несомненно. Но это не уменьшает стремлений и посвящения тех, кто окружает его - и поверьте мне, я не одинок в своем обязательстве защитить Наследника.

- Что это значит?

Доктор держался очень спокойно теперь, твердо и хладнокровно.

- Вы думаете, что мы не наблюдаем за вами - думаете, что вам все сойдет с рук?

В ответ на невозмутимую убежденность его слов вспыхнуло первое тревожное подозрение:

- Кто "мы"?

- Мы не позволим вредить ему, - продолжил Халлин со спокойной, безусловной уверенностью. – Считаете, что вы здесь с разрешения Императора? Что ж - это правда. Но, верите вы или нет, еще и с нашего. И как только вы пересечете границу, коммандер, как только мы увидим, что он колеблется из-за ваших действий… - Доктор посмотрел ей прямо в глаза и пообещал с абсолютной окончательностью: - Мы устраним вас. Надолго. Я сообщу об этом Люку сам… и понесу ответственность за содеянное, уверенный в том, что поступил правильно.

Мара была и очарована и растрогана этим безоговорочным обязательством, этой защитной лояльностью. То, что ей угрожали, представлялось в эту минуту несущественным. Важно было то, что Люка окружала и охраняла такая глубокая преданность. То, что Люк вдохновлял на нее.

Тем не менее, уверенность в словах Халлина была красноречивее самих слов, как и то, что он вообще стоял перед нею и смел говорить это. Его завуалированное заявление о других верных Люку, его утверждение об их способности разобраться с любой угрозой, его вера, что он останется неприкосновенным, его положение близкого союзника Люка, ставящего Халлина на один уровень с Марой - Рукой Императора.

Снова слова, сказанные Люком прошлой ночью, зазвучали в ее голове:
”Это все станет очень сложным, Мара...”

Тогда они показались ей просто брошенным вскользь комментарием, теперь же, в свете позиции Халлина...

Мара понимала, что по мере того как Люк продвигается вперед и укрепляет свои позиции, растет и делает успехи, все претерпевает изменения. Сейчас его поддержка была еще скрытой и мало заметной, но она явно становилась крепче с каждым днем - и не без причины. Но впервые ей пришло в голову, а что будет, когда Люк, в конечном счете, придет к власти… Сам Палпатин медленно втягивал его в это, принуждая играть в игры власти, двора и политики и собирать себе свиту надежных доверенных лиц для защиты. И впервые ей пришло в голову, а было ли ее положение в этой развивающейся элите таким же прочным, как ее положение Руки Палпатина. Смогут ли те, о ком говорил и на кого полагался Халлин, подорвать ее позиции и незаметно исключить из этого круга - отодвинуть ее от Люка.

- Я не стану вредить ему, Нейтан. Я не стремлюсь к этому, – произнесла Мара от всего сердца, впервые ощущая, насколько это верно. Осознавая, как неважно все остальное в сравнении с этим.

Нейтан Халлин медлил, слыша перемены в голосе Джейд. Но его выражение оставалось каменным, потому что был один вопрос, перекрывающий то, что он вдруг в ней увидел: уступчивую мягкость и беспокойство в глазах.

А можно ли этому верить?

Заботилась ли Мара о Люке хоть немного? Боролась ли между своими привязанностями или играла роль перед Нейтаном? Хотя если бы она хотела обмануть его, ей проще бы было объявить полную лояльность Люку и отвергнуть Императора... Но она по-прежнему металась в ловушке.

- Ты просишь слишком много у него, - ответил наконец Нейтан, всматриваясь в ее глаза.

Как она не понимала, как не видела, почему то, что ее преданность принадлежала не Люку, имело такое большое значение? Что попытка найти путь между отношениями с ней и его собственными намерениями раздирала Люка. У него было мало слабых мест, и самую большую уязвимость Император не знал…, но он в этом и не нуждался. Достаточно было Мары.

- То, чего требуешь ты, сломало его отца, и он знает это. Я не позволю тому же разрушить его.

- Я тоже.

Нейтан медленно кивнул:

- Ловлю на слове.

Предостережение по-прежнему не уходило из его глаз, но в них было и кое-что еще: готовность отказаться от осуждения… на данный момент. Ради Люка. Поэтому он повернулся и прошел к двери, на сегодня этот разговор был закончен.

- Я только хочу прояснить...

Нейтан оглянулся, и Джейд склонила голову, в зеленых глазах вновь вспыхнул огонь, и она вернула ему слова, которые он сам когда-то давно сказал ей в медцентре:

- Я делаю это не из-за тебя.

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 3.3.2012, 3:19

[Алита Лойс]

Глава 26 (1)

К тому времени как Хан направлялся на борт флагмана Наследника, «Патриот» готовился к своему пятому рейсу, неведомо куда и зачем, на верфях в секторе Фарлакс. Он подозревал, что вместе с ним с поддельными документами туда летело еще двое, и несколько беспокоился, что те могли опознать его, вопреки правилу, что посланные не должны ничего знать друг о друге.

Тем не менее, судьба благоприятствовала им - каждый раз, когда новый суперзвездный разрушитель вновь появлялся в центральных системах, внутри флота происходило перемещение кадров, что и помогло с относительной легкостью попасть на "Патриот"; хотя думы по поводу причин таких изменений в экипажах приносили Альянсу много головной боли.

Как и то, где пропадал новый флагман каждые три недели из четырех, начиная со своего запуска. Ответ на этот вопрос был главной задачей шпионов, пробравшихся на его борт. Шаттл с новым пополнением приземлился в широко растянувшемся главном трюме «Патриота». По мнению Хана, такие трюмы были очень удобной вещью в звездных разрушителях. Огромные ангары огромного корабля, плотно укомплектованного техникой и людьми, что могло быть лучше, если ты не хотел привлекать внимания к своему появлению.

Хану потребовалась почти неделя, чтобы убедить Массу отдать один из поддельных идентификаторов ему и затем почти столько же, чтобы получить согласие Леи. Иногда нахождение твоей второй половины в позиции лидера Альянса серьезно затрудняло работу. Но, в конце концов, его сомнительная слава о бывшей службе в имперских рядах – пусть он и был позорно оттуда уволен – дала Хану преимущество. Как никак, он был знаком с рабочими процессами и порядками на борту ИЗР.

Или так он утверждал… На самом деле, все это было очень давно и он в те времена обращал крайне мало внимания на подобную ерунду.
Тем удивительней было то, с какой волнующей ясностью возвращалась к нему память о ней в течение девяти дней, проведенных им в ожидании на одной из баз Фарлакса. Что сделало и пребывание там, и последовавший перелет на «Патриот» довольно пустячным делом. Теперь ему лишь оставалось, как можно дольше продержаться на борту, чтобы иметь возможность тайно понаблюдать за Люком; посмотреть, как он действует здесь, как работает и общается с людьми. Это не входило в круг задач Хана, конечно… Его основной целью было заложение в систему последовательного ряда ошибок, необходимого для сбора информации - но он полагал, что любой мог сделать это. А вот «прочитать» малыша мог только Хан. Он был единственным, кто хорошо раньше знал его и мог бы основывать на этом свои суждения и кто был бы искренне непредвзят в них.

Со времени запуска "Патриота", да нет, черт, со времени, как малыш отпустил его, запихнув на "Сокол", Хан отчаянно пытался понять, что происходило в голове Люка. О чем он думал, когда помешал покушению на жизнь Палпатина, а затем повернулся на 180 градусов и спас Лею?
Хан сказал себе, что он сделает это для Альянса - что это важная и необходимая информация, понимают там это или нет - но какой-то маленький, тихий голос придирчиво продолжал спрашивать: было ли то, в чем он убеждал себя правдой? Или он просто хотел увидеть Люка - хотел взглянуть ему в глаза и... И что?

Он понятия не имел. Возможно, ему хотелось взглянуть Люку в глаза и все. Возможно, только в этом Хан и нуждался.

А, может, это было последнее, что ему было нужно. Следует признать, что их последняя встреча точно не отличалась приветливостью. Она подняла больше вопросов, чем дала ответов, и ни один из них не был приятным. Но на сей раз Хан был настроен более оптимистично. Ясно, что он больше не собирался позволять Люку застать его врасплох, не собирался ослаблять бдительность или терять самообладание или как-то еще загонять себя в угол. Нет, его планом было держаться в стороне от пути Люка, подальше от прямого контакта. Наблюдать из укрытия. Наблюдать, узнавать и ждать подходящего случая, чтобы объявиться.

Да, это имело смысл. Насколько трудно это будет осуществить?

Хан твердо кивнул, уверяя себя, что справится. Он спускался по трапу в огромный, гулкий служебный ангар, наполненный ревущим эхом невероятного шума. Повсюду виднелись войска и различные грузы снабжения, все во впечатляющем количестве. Он огляделся вокруг, чувствуя себя окостеневшим и чопорным в своей приталенной форме петти-офицера. Вытягивая шею, Хан попытался отодвинуть пальцем край высокого воротника, продолжая успокаивать себя, что все будет легко. Ему нужно лишь вступить в должность. Хан ухмыльнулся…



Они все стояли строем в ангаре неподалеку от офицерских кают. Хану жилье уже было назначено, комната восемь на восемь метров с прикрученными к полу столом и кроватью и, что радовало, приличным иллюминатором. Зашифрованные данные его допуска прошли проверку без каких-либо проблем. Таким образом, он прошел прямо мимо контрольного пункта службы безопасности, пронося с собой большой рюкзак с пятью передатчиками дальнего действия и отваживаясь подмигнуть тощему блондину, кивнувшему ему в качестве разрешения. Передатчики, которые ему надлежало установить, были пока спрятаны - настолько хорошо, насколько позволяла скудная обстановка каюты. Едва успев расположиться, Хан вернулся в ангар в соответствии с приказом, чтобы слушать хронически затянувшееся разъяснение различных деталей установленных на корабле порядков. О часах, в которые работали смены, о времени приема пищи и прочее, прочее, прочее. В основном все то, что Хан игнорировал раньше и за что с позором был выгнан из флота. За это и за спасение Чуи...

Подняв брови, Хан чуть пожал плечами: это была их потеря, а не его. Он вернул взгляд к наставлявшему их начальнику отделения, понимая, что давно не слышал ни слова из того, что тот говорил...

- Несколько правил, связанных с тем, что Наследник находится на борту. - Хан навострил уши: наконец его заинтересовало то, что гундосил офицер. – Маловероятно, что кто-то из вас встретит его при своих ежедневных обязанностях, но есть определенный протокол, установленный на случай, если это все-таки произойдет. И вы будете придерживаться его так, словно от этого зависит ваша жизнь, потому что, если я узнаю, что офицер, служащий под моим командованием, нарушил его, я лично разжалую эту задницу до рядового, понятно?

"Славный парень, с приятными навыками общения", - сухо размышлял Хан, заново вспоминая, за что ненавидел вооруженные силы.

- Итак, правила, запоминайте. – Дюжий, дородный офицер медленно шел вдоль строя. - Вы должны обращаться к командующему каждый раз по соответствующему званию. Его личные штатские помощники, находящиеся на борту, обращаются к нему по его гражданскому титулу - "Наследник". К вам это не относится. На борту - и всякий раз, когда вы носите форму имперского Флота - вы будете помнить его военное звание – Главнокомандующий. В том маловероятном случае, если вы окажетесь в его присутствии, вы будете помнить, что он предпочитает просто "командующий". Когда вы обратитесь к нему так один раз, дальше вы будете называть его"сэр". Вы должны делать так всякий раз, когда встречаете его: сначала "командующий", потом "сэр". Никаких попыток втянуть его в свою пустую болтовню, он не ценит этого. Вы не должны подходить к нему ближе, чем на четыре шага, если он не обратится к вам и не кивнет головой. Даже если нужно будет что-то передать ему, вы будете стоять и ждать, когда он кивнет и позволит подойти. Если он войдет в комнату, в которой вы находитесь, вы отдадите вначале шейный энергичный поклон, а затем щелкните каблуками и вытянетесь по стойке "смирно". И вы должны тренировать и оттачивать это движение беспрестанно - чтобы когда настанет необходимость в нем, оно не выглядело небрежным. Если вы находитесь в помещении вместе с командующим, вы не можете уйти без его приказа или разрешения. Если вам нужно будет отойти от него, вы поклонитесь, сделаете четыре шага назад, щелкнете каблуками и только потом посмеете отвернуться. Если я увижу, что кто-то из вас поворачивается спиной к нему в пределах четырех шагов, вы будете возить мусор в ночные смены весь жалкий остаток вашей карьеры. Позади него также запрещено находиться ближе, чем эти магические четыре шага. Если он повернется к вам спиной, вы продолжите стоять, как стояли. Вы не будете сидеть в его присутствии, если вам не будет сделано недвусмысленное приглашение, в чем я очень сомневаюсь. Вы не будете есть в его присутствии, если вас не пригласят. Вы не будете пристально смотреть на него. Вы не будете заводить разговоры с гражданскими членами его окружения – помните, что во всех аспектах, не касающихся задач флота, они превосходят вас, и вы должны обращаться к ним в соответствии с их рангом и званием. Вы выучите их ранги и звания. Вы не будете просить у них введения в круг главнокомандующего, это не поможет вашей карьере; они потратили много лет, чтобы занять свои места и верьте мне, черта с два они помогут кому-либо из вас заменить их.

В этом пункте Хан начал «отключаться», частично бессознательно, частично начиная впервые реально понимать, до кого он пытался добраться. Вплоть до этой минуты он хотел добраться до Люка. И внезапно до него стало доходить, насколько сильно изменился его мир. Хан больше не пытался урвать несколько минут с гиперэнергичным малышом с Татуина, который только случайно оказался на борту звездного разрушителя, нет, он пытался добраться до Наследника Императорского Трона. Кого-то, кто жил той жизнью. Этой жизнью. Все эти поклоны и сэры и сопровождающие лица. Никто не смотрит, не подходит и даже не думает начать разговор...

Наконец, словно удар по голове, до него дошло, что Люка Скайуокера может просто больше не существовать - того Люка Скайуокера, которого он знал. Пять лет... чертовски долгое время для такой жизни, полностью отрезанной от всего нормального, окруженной людьми, заставлявшими тебя соблюдать все эти правила, потому что таков протокол.

Хан также начал постигать, что малыш не был больше малышом - он был Главнокомандующим Центрального Флота и следующим в очереди к управлению Империей. Недоступным и обособленным.

Было ли это его выбором? Или он действовал под принуждением?

Начальник отделения ненадолго замолк, отвечая на вызов по комму, и Хан понял, что снова не слышал ни слова… Вероятно, это было неважно...
Отдернув китель, старший офицер вновь поднял сердитый взгляд на стоящий перед ним строй:

- Поэтому рассматривайте это как свою возможность выделиться передо мной, а не главнокомандующим. Я заверяю вас, что он даже не знает о вашем существовании. Но все что вы будете делать с этой минуты, отразится на мне, поэтому только я решаю, чем вы будете заниматься следующие двенадцать месяцев и только я определяю остальную часть вашей карьеры. Не облажайтесь.

Хан приподнял брови, вслушиваясь в слова: может, и важно…

Несколько секунд спустя, гермодверь ангара отъехала в сторону, и дежурный старшина подал сигнал – три свистка.

- Командующий на палубе! - прокричал с военной четкостью их болтливый, напыщенный офицер и лихо вытянулся по стойке «смирно». Все тут же последовали его примеру, щелкая в унисон каблуками…

И Люк вошел. Руки позади спины, нейтральное, нечитаемое выражение на травмированном лице.

Он выглядел... другим, отметил Хан, старше. Глупо, конечно же он стал старше. Но... дело было не в этом. Каким-то образом Хан никогда не совмещал окутанного тенью человека из тюремного блока "Ярости" с... ну… с Люком, малышом. Хан просто мысленно заменял тот образ с "Ярости" тем Люком, которого знал, настоящим Люком. И все холоизображения, которые приносила разведка, ну.. в общем, на них тоже был не реальный Люк. А какой-то парень, Наследник, враг. Не Люк.

И теперь он был здесь снова, эта странная тень Люка. Но в ясном «дневном» свете.

Подтянутый, аккуратный, одетый в безукоризненную форму темно-серо-синего цвета, он казался выше ростом и шире плечами. Таким… совсем взрослым. Волосы, слегка вьющиеся и непослушные, падали почти до плеч, темные - заставляющие кожу казаться бледнее… а шрам на лице глубже.

Ломаная линия шрама пересекала всю правую сторону лица, идя от брови через щеку и губы и затрагивая подбородок. Один адский шрам... Почему он до сих пор не избавился от него?

С другой стороны не Хану было это говорить: он сам сохранял старый шрам на подбородке. В качестве памяти, напоминания о тяжело выученном уроке. И по-новому глядя на грубый, толстый рубец, он задавался вопросом, какие еще шрамы хранил малыш.

Люк махнул затянутой в черную перчатку рукой в сторону тянущейся за ним группы старших офицеров и помощников – ни один не шел ближе четырех шагов, с сухой иронией отметил Хан - приказывая остановиться. Оставшись один, он медленно пошел вдоль длинного строя, равнодушно осматривая новый призыв...

Мысли Хана вращались с бешеной скоростью, Люк подходил все ближе. Что ж, это было полной неожиданностью, как гром среди ясного неба, кто мог подумать, что Наследник Империи бродит по нижним палубам? Кореллианин смутно помнил свой расчет – что ему только нужно оставаться в стороне от Люка, не давая застать себя врасплох, и тогда все будет прекрасно. По всей видимости, этот план только что вылетел в трубу.

Если бы Хан был более умным человеком, то он, вероятно, потел бы к этому времени.




Люк шел неторопливым темпом вдоль строя, уже зная, что Хан был в дальнем конце ряда. В последнее время он выработал привычку приходить сюда под предлогом личной проверки каждый раз, когда новобранцы прибывали на борт - для того, чтобы когда ему действительно это понадобится, его приход не казался неуместным. В конечном счете, среди новичков должен был оказаться Хан, в числе пяти шпионов Восстания, четверо из которых уже были отмечены. Последнего же Люк выискивал для себя. Это было личное дело.

Замедляя шаг, он остановился перед Ханом и в полной тишине начал рассматривать его с ног до головы. Тот выглядел слегка позеленевшим, однако твердо держал прямой взгляд.

- И вы? - спросил Люк, в конце концов.

- Лейтенант Солин, сэр, - энергично отсалютовал Хан и затем заколебался, явно сомневаясь, должен ли отдать поклон. Офицер позади Люка резко кашлянул, и Хан запоздало понял, что также использовал неправильное обращение. - Командующий! - исправился он быстро.

Люк продолжал пристально смотреть на него, будто не заметил эту оплошность, сужая глаза в раздумье и медля. Он чертовски хорошо знал, насколько от этого было тревожно и неудобно. Спустя долгие-долгие секунды он наконец заговорил:

- Мы не знакомы?

- Нет, сэр, не думаю, что мы встречались.

- О, а я уверен, что да, - быстро возразил Люк. - Очень уверен.

Снова повисла долгая тишина, пока Люк внимательно смотрел, как Хан неловко переступает на месте - частично от общей трудности ситуации, а частично от беспокойства, что вообще было не свойственно Соло. Возможно, он осознавал, что изменения в его старом друге были чем-то бо́льшим, чем внешность. Люк тянул время… позволяя Соло немного вспотеть за свое безрассудство, за то, что так опрометчиво надеялся избежать здесь неприятностей.

И потом затянувшаяся минута была прервана:

- Это было... на открытии галереи на Корусканте. Мы обсуждали искусство, одну картину... По-моему "Ночное сражение" Инего.

Соло позволил себе вздох. До этого он даже не осознавал, что сдерживал дыхание.

- Да, сэр, я думаю, вы правы. У меня до сих пор есть... копия.

- Серьезно? Я предполагал, что вы уже продали ее.

- Нет, сэр. Она дорога моему сердцу.

- Думаю, вы слишком высоко ее оцениваете, - произнес Люк с пренебрежительной уверенностью. - Я пришел к выводу, что потерял пристрастие к работам Инего, со временем. Он был всегда таким наивным - пытаясь писать картины, которых в реальности больше не существовало.

- Видите ли, это как раз то, что я люблю в картине, которая есть у меня - каждый раз, когда я смотрю на нее, мне кажется, я встречаю старого друга.

Люк улыбнулся, Хан не потерял свое остроумие - хотя оно было бесполезно, если он думал, что мог что-то изменить... или вернуться к прошлому.

– Возможно, пришло время идти дальше. Я иду.

- Спасибо, сэр, но думаю, что я буду беречь ее… Мм, художник, может, и не в почете в тех местах, откуда я родом, но это не изменяет мое собственное представление о нем.

- Возможно, общепринятое мнение право.

- Это лишь поверхностное суждение о том, кого они никогда не знали. - Хан прочно стоял на своем. – Не так, как я.

- Вот именно, знали. Инего мертв, лейтенант Солин.

- Может... - попытался возразить Хан, но Люк обрезал его решительным голосом:

- О, верьте мне, его больше нет. Нельзя вернуться из мертвых.

Хан нерешительно помолчал и предпринял последнее усилие:

- Это печально, сэр. Я всегда думал, что у нас много общего.

Люк шагнул назад, с резким умышленным пренебрежением заканчивая разговор:

- Вам нужно позаботиться, чтоб это была не ваша кончина, лейтенант Солин.

Он удерживал взгляд Хана еще секунду, и затем хладнокровно отвернулся, начав идти обратно, ни разу не оглянувшись назад.



Хан чуть высунулся вперед, провожая взглядом спокойно шагающего вдоль строя Люка, бесстрастного и уверенного. По мере того как он проходил, каждый в линии поворачивался самую малость вслед, чтобы также смотреть на него, а когда двери ангара закрылись, в едином движении повернули головы в противоположном направлении - чтобы уставиться на Хана.

Тот тут же выпрямился, выравнивая дыхание. Теперь он потел.

[Лейтиан]

Спасибо за Вашу работу! Пожалуйста, не бросайте перевод. Я думаю, многие читают, хоть и мало кто комментирует..

[Aoi]

Зарегистрировалась только ради того, чтобы поблагодарить вас за великолепный перевод. Присоединяюсь к Лейтиан, не бросайте его, пожалуйста. Лично я каждый день проверяю, есть новая глава или нет. 

[Лейтиан]

Интересный фанфик, каждая часть как полноценная книга. Не удержалась, подсмотрела в конец оригинала, но от этого еще больше хочется на русском прочитать, как к тому все пришло. Очень приятно читать качественно переведенный текст

[Алита Лойс]

Лейтиан, Aoi, очень рада, что вам нравится фик. И спасибо, что не поленились и написали. Это всегда приятно.
Продолжение, к сожалению, смогу выложить только в начале апреля. Сейчас уезжаю в отпуск и текущую главу доделать не успела.
Но зато наберусь сил на последние кульминационные главы:)

Сообщение отредактировал Алита Омбра - 21.3.2012, 21:38

[sky walker]

Очень интересный фан-фик,получше многих книг будет.Огромное спасибо за перевод,так держать.Хорошего отдыха Очень жду продолжения... )

[Алита Лойс]

sky walker, спасибо, буду стараться :)

В принципе, мой интерес к ЗВ сохранился, благодаря чтению фанфиков. С первыми книжками, что я читала, мне как-то не очень повезло.

[Элейн Эванс]

Огромное спасибо за перевод этой замечательной книги. Я совершенно потрясена тем, как хорошо это написано. Перечитываю уже во третий раз с прежним интересом и все время нахожу что-то новое.
Отдельное спасибо за прекрасное качество перевода.